Здесь лапы у елей дрожат на весу

Она доверяла ему не только своё тело, но и свою жизнь. Причём без оговорок и условий. Не игра, не условная передача контроля для собственного удовольствия, а именно полное доверие. Сам же он уже не помнил, когда был в последний раз столь же открыт и уязвим, разве что в далёком детстве. Но как ни странно, это же и придавало ему сил. Он не понимал, как так вышло, что эта девушка стала оказывать на него столь сильное влияние. Сейчас она легко могла бы уничтожить его, если бы только захотела. Понимала ли она это? Отчасти должна была, но вряд ли в полной мере. И главное заключалось в том, что ей не было это нужно. Ей нужен был он. Именно он, его желания, его чувства. Он не был для неё ни целью, ни средством исполнения своих желаний или решения проблем. Даже сейчас. Только это было ценно и это имело значение. Вирэль первая вновь поцеловала его, увлекая продолжить прерванные ласки. Было очевидно, что мужское тело ей незнакомо, и она заметно стесняется, но совсем не боится его. Он не хотел причинять ей боль, пусть и естественную, поэтому не спешил, неоднократно доводя её до исступления и вновь отступая. Но даже несмотря на это в последний момент предложил: — Если хочешь, я могу обезболить. Магически. — Нет, не надо никакой магии. Я хочу, чтобы всё было по-настоящему. Хочу всё чувствовать и знать, что это только мои настоящие чувства, а не навязанные. Понимаешь? Он кивнул. Как раз он прекрасно это понимал.

***

Маг лежал на спине, крепко обнимая прильнувшую к нему девушку. Хотелось забыть обо всём кроме друг друга. О том, где они, и что ждёт их обоих впереди. Сейчас, ночью, можно было попытаться поверить в иллюзию абсолютного счастья от обладания друг другом. — Это стандартные татуировки магов? — она провела рукой по его плечу, исписанному разными символами — Да. — Как ты и говорил, скрытые одеждой от посторонних глаз. — Ну справедливости ради, правила не вполне чёткие. Присвоение уровня магу должно быть выбито у него на руках. Почему-то принято считать, что это должны быть кисти. Но нигде нет запрета на предплечья и плечи. — И ты решил этим воспользоваться? Кто-то ещё так делает? — Не знаю, вполне возможно. — А это что значит? — она указала на выцветшие символы на его груди. — Эти руны набивала мне мама. После смерти отца она очень переживала и пыталась меня защитить всеми доступными средствами. От негативного магического воздействия, отравлений. Не то чтобы, они защищают от всего, но от чего-то точно работают. Возможно, из-за них на меня-то и не действует обольщение. — Это значит, у твоей мамы были выдающиеся магические способности! Я никогда не слышала о подобном. Расскажешь о ней? О своих родителях? Кириан задумался. Он никогда и ни с кем не поднимал этих тем, кроме как с опекуном в детстве. Но ей сейчас хотелось рассказать всё. Открыться. Он уже начал делать эти шаги и не мог развернуться обратно. — До моего рождения они вместе путешествовали по миру, — начал он рассказ, — Изучали магию разных мест, вместе практиковались. Когда они прибыли на материк, родился я, поэтому они задержались здесь надолго, решив не отправляться в дальнейший путь с маленьким ребёнком. Отец был впечатлён тем, насколько активно на тот момент здесь развивались магические институты, в сравнении с другими землями, где почти не было организаций магов и только одиночки стихийно передавали знания от одного к другому. Как сильный маг, он легко вошёл в состав лидеров магического сообщества. Но он был идеалистом и далеко не сразу понял, что большинство его соратников создавали ордена и школы вовсе не с образовательной целью, а с целью укрепления собственной власти. Родители считали, что обучать магии следует всех хоть сколько-нибудь способных к ней, потому что даже низшие ступени полезны окружающим людям, такой маг мог бы стать хорошим лекарем, аптекарем, знахарем. Однако, не все разделяли этот подход, отбирая в ученики только самых потенциально сильных, способных к боевой магии и к ментальному управлению людьми. Те маги, кто был на стороне мирного подхода к магическому ремеслу, старались не вмешиваться в политику и молча поддерживали такой порядок, если при этом никто не мешал их затворнических кабинетным исследованиям и работе. Почти никто кроме отца не пытался активно сломить зарождающийся агрессивный курс развития. И хотя его мало кто поддерживал открыто, было понятно, что такие настроения вредны сторонникам милитаристского подхода. И если бы ему удалось заручиться поддержкой всех пусть и пассивных, но не согласных с такой повесткой магов неизвестно, к чему бы это привело. Поэтому, когда отец внезапно скончался от стремительно развившейся лихорадки неизвестного ранее типа, мама была абсолютно уверена, что его отравили. Она пыталась расследовать его убийство, найти доказательства именно отравления. Но ей всячески препятствовали. Сперва пытались выставить сумасшедшей, спятившей от горя. Когда стало ясно, что это не работает и её не остановить, то отравили уже и её. По официальной версии она умерла от той же неизвестной болезни, что и отец, заразившись от него. Хоть я и был тогда ребёнком, мама мне всё старалась объяснить и рассказать. Поэтому, когда она умерла, я ни на секунду не поверил, что это болезнь. Но я уже знал, что никому об этом лучше не говорить. — Какой ужас… А ты не хотел отомстить? — Да, сперва я так и думал, что вырасту и буду мстить. Но чем старше я становился и больше узнавал об устройстве мира магии, тем больше понимал, что это бессмысленно. Даже если бы я нашёл конкретных людей и, предположим, убил бы их, это бы ничего не изменило. — Почему? — удивилась Вирэль. — Потому что не важно, кто конкретно это сделал. Не было бы одних, нашлись бы другие. Проблема в системе, исполнители не важны. Чтобы отомстить по-настоящему, пришлось бы разрушить всю систему. Но во-первых, на это у меня до сих пор недостаточно сил и средств. А во-вторых, я не хочу этого делать. Потому что от революций страдают все без исключения, и правые, и виноватые. — То есть, ты смирился? — Не совсем. Я часто оказываюсь в оппозиции. Но только внутри системы. Если у меня не получается провести непопулярные решения, я никогда не иду против большинства, и соблюдаю все формальные правила, поэтому не представляю угрозы для системы и не являюсь её открытым врагом. — И тебя это устраивает? Нравится так жить? — Не важно, нравится мне это или нет. Это мой единственный способ жить и оставаться хоть как-то в ладах с собственной совестью. — И поэтому ты делаешь вид, что ко всему равнодушен? Хотя на самом деле ты вовсе не циник. Просто не показываешь своего истинного отношения ко всему, — понимающе проговорила Вирэль. — Я никогда никому не рассказывал ничего этого, — признался Кириан, — Ни про родителей, ни остального… — Спасибо, что открылся. Я ценю это. Правда. Мне кажется, что сама я сейчас могла бы тебе рассказать про себя всё… Но это не имеет смысла — ты уже итак всё про меня знаешь, — она развела руками, смущённо улыбнувшись. — Это вряд ли, — возразил маг, — Нельзя всё знать о другом — на то он и другой. Вирэль поколебалась немного в нерешительности, но в итоге всё же не смогла удержаться от беспокоящего её вопроса. — Что за отношения у тебя с Дивэль? Ты её любишь или любил? — Ты правда хочешь сейчас говорить об этом? — Кириан поморщился, — Зачем? Её здесь нет и ей здесь не место. Зачем приводить её сюда и ставить между нами, пусть и только на словах? — Когда любишь человека, то не хочешь его ни с кем делить, — ответила Вирэль и невольно вспомнила про Хэлен. — Да, ты права, это так. Но я люблю только тебя, и никого так не любил раньше. Да, у меня было всякое. Но только увлеченность, страсть, может даже одержимость, но не любовь. Теперь я точно это понимаю, — он вгляделся в лицо Вирэль, — Тебя что-то опечалило, и почему-то мне кажется, что это не мысли о Натадин. О ком ты сейчас подумала? — Ты прав, я вспомнила одного близкого мне человека, — Вирэль на несколько мгновений задумалась, но всё же продолжила ответ, — В институте у меня были отношения. С девушкой. — Кажется, я знаю о ком ты, — понимающе кивнул Кириан, — Это всё объясняет. — Что объясняет? — Не важно, сейчас это уже не имеет значения. Она тебя любит. Ты скучаешь по ней? — Она мне очень дорога, — призналась Вирэль, — Но я люблю её совсем не так, как тебя, а всё же больше как друга. Я теперь чётко понимаю, что скорее позволяла ей любить себя. А ей всё время приходилось делить меня с тобой, пусть даже всё это время тебя и не было рядом. Я ужасный человек, — она закрыла лицо руками. — Это не так. Посмотри на меня, — он отнял её ладони от лица и аккуратно стёр мокрые дорожки слёз, — поверь мне, как человеку, который тебя тоже любит. — Я обманывала её! — Нет, уверен, она знала достаточно. И она точно не из тех, кого легко обидеть или обмануть. Поверь мне, я всё-таки немного разбираюсь в людях, — он притянул девушку к себе, успокаивающе поглаживая по волосам. Почему-то он совсем не ревновал, чётко понимая, что несмотря на эти переживания, сейчас она с ним и душой и телом, и этого более чем достаточно. — Расскажи, какой у тебя план? Куда мы отправимся? — Вирэль решила сменить тему, как только немного успокоилась. — Завтра к вечеру собери всё, что хочешь забрать с собой, и жди меня. Я смогу незаметно вывести нас из замка и подготовлю двух лошадей. Остальное расскажу уже в пути. — Почему не сейчас? Ты просишь моего доверия, но сам мне не доверяешь? — Как раз наоборот. Поэтому и не хочу говорить всего сразу. — Ты пугаешь меня. Я тебя не понимаю. — Просто сделай то, что я попрошу. Я не могу обещать тебе, что всё пройдёт успешно, но я обещаю, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы ты никак не пострадала. — А ты? Ты не пострадаешь? — Пора спать, — он как будто не заметил вопроса, — завтра будет тяжёлый день. — Останься. Пожалуйста, останься со мной до утра. — Я и не думал уходить.