Позволь мне пригласить тебя

Теперь эта мысль, как заноза, не даст мне покой, несмотря на все доводы рассудка: ну, спит он с кем-то, мне-то что? Ни черта это не изменит, можно подумать, мне от этого станет легче – скорее уж наоборот… Встаю с кровати. Ищу свои вещи. Единственное правильное решение – уйти. - Я ухожу, - поднимаю с пола рубашку и набрасываю ее на плечи. - Отлично, удачи, - оборачивается. Больно? Да. Но терпимо. Можно поспорить, попробовать настоять, убедить, надавить... Но он все равно это сказал. Забытое чувство – холодно и колет, там, где солнечное сплетение. И ладони становятся влажными. Быстро надеваю нижнее белье, хватаю брюки и пытаюсь быстрее их натянуть. Тело влажное. Брюки узкие. - Есть не хочешь?- Улыбается, прищуривается и ждет. – Ты такой хрупкий. - Обойдусь, - в неравной борьбе натягиваю брюки и, не застегивая ремень, наклоняюсь чтобы взять обувь. - Извини, пожалуйста, извини... я не должен был... – обхватывает со спины горячими руками, разворачивает, смотрит виновато, облизывает губы. - Ты сказал уйти. Я уйду, - брыкаюсь, не давая себе возможности передумать. - Прекрати, – большим пальцем по моим губам. Замираю от этого секундного движения. - Адам... Тяжелое выдыхание – обхватываю губами его палец – тот самый – и осторожно веду языком. - Что. Ты. Делаешь? - сипло. - Тоже, что и ты, - выпуская. - Хочешь? Кушать? – говорит, а я гипнотизирую его измученные покрасневшие губы. Картинка такая яркая, будто цвета вывели в настройках на максимум – почти нереальная. Губы эти блядские, обхватывающие, ласкающие. Не палец, совсем не палец был десять минут назад у него во рту. - Блять, – тихо, проводит ладонью по лицу, - Я закажу в номер. Отпускает из своих объятий. Заказывает. Устало опускается на кровать. Прикрывает глаза. Молчание долгое. Слишком долгое. И нужно что-то сказать, потому как Адам начинать не собирается. - Адам, ты гей? Сажусь рядом, поджав под себя ноги. Рубашка расстёгнута. Пояс болтается. Улыбается, и сразу становится ясно, что вопрос я задал глупый. - Да, - не медлит с ответом, - с мужчинами проще. Поэтому мужчины - прежде всего. Открывает глаза и откровенным взглядом осматривает так, что кажется: меня опять раздевают. - У меня никогда подобного не было,- ложусь на бок, подложив руку под голову, - я даже и не целовался с парням… до сегодняшнего дня. - Почему тогда ты здесь? - протягивает руку, касается рубашки. - Захотелось почувствовать, как это перейти все границы дозволенного. - А для тебя секс с мужчиной - это непозволительная роскошь? – придвигается ближе, и я снова чувствую запах мускуса. - Я об этом никогда не думал, - прикрываю глаза, - пока ты не подсел ко мне за столик. Адам, почему ты здесь? - Это мой номер, - слышу, как он усмехается. - Нет, почему ты в этой гостинице, в этом городе? - Чем меньше мы знаем друг о друге, тем проще нам будет расстаться утром. - Скоро утро, - перехватываю его руку и сплетаю наши пальцы, - но ты не позволил мне уйти. - Еще не рассвело… Аккуратный стук. Пытается встать. Рукой удерживаю Адама на месте. Прикрываю его наготу. Открываю. Забираю поднос с едой. Даю на чай. Поворачиваюсь. Адам уже сидит в халате на постели и, немного наклонив голову, изучает меня. Замираю. - Ладно, садись, поедим, пока не остыло. Хмыкаю, сажусь рядом, невольно придвигаюсь ближе, но не касаясь. В молчании быстро уничтожаем поздний ужин, не забывая подливать в стаканы спиртное. - Вообще-то я редко пью, - констатирует, делая большой глоток виски. - Повезло твоему парню. - Повезло, - утвердительно кивает. - Расскажи о нем, - поднимает на меня неуверенный взгляд и отрицательно машет головой, - я не прошу тебя называть мне его имя или где он сейчас. Я просто хочу знать больше о человеке, который с тобой просыпается каждое утро. - Он любит меня. Холодею. Глоток холодного чая прокатывается твердым комком по внутренностям и почему-то задерживается ниже пупка. - Откуда такие выводы? На взводе. Как пружина. - Я тебе заказал десерт, - уходит от ответа, протягивая мне тарелку. - Я не ем сладкое, - складываю руки на груди демонстрируя свой отказ. - Это вкусное пирожное. Попробуй. - Я не ребенок. Меня не надо кормить сладостями. - И я не ребенок. А оно все равно вкусное. Я бы сам его съел, но у меня диета. - Диета? – усмехаюсь. - Просто попробуй. Ковыряю ложкой – назло терзаю десерт. Размазываю по краям блюдца. Адам берет выживший кусочек аккуратно пальцами и смакует, не скрывая удовольствия. И еще один. Тот, что поменьше. Нестерпимо хочется облизать его пальцы, но он вытирает их салфеткой. - Зря, – облизывает губы, - это просто пирожное. Я тебе яду туда не подсыпал, не бойся. - Чего мне уже бояться? - Возможно, ты думаешь, что я маньяк, который прикрывается личиной добропорядочного гражданина. Я не обижу тебя. Приятно. Словно ему и вправду не все равно. - Нет. Я ничего о тебе не думаю. Чтобы что-то думать о человеке его нужно хоть немного знать, а я о тебе знаю только то, что у тебя сладкие губы. - А что тогда, Том? - пирожное отправляется в рот. – Если я тебе о себе расскажу, что от этого изменится? В глазах вызов. Вдыхаю глубоко и как-то глухо, заставляя себя отвести взгляд. Блядские глаза, блядский рот. Язык – и тот блядский. - Я не хочу быть тебе чужим, – признаюсь, – уже не смогу. Зачем говорю ему об этом? Необходимость. - Это тяжело Том. Я не привык открываться незнакомым людям. Поджимает губы и тяжело вздыхает. Задеваю ложкой краешек десерта и отправляю себе в рот. - Ты был прав. Вкусно, - улыбаюсь, пропуская ответ. - А ты не хотел. Не жалеешь, что я съел половину? - Нет, - хитро смотрю на него. - Я бы удивился, если бы ты сказал «да», – выгибает бровь. Его телефон снова вибрирует – реальность не тут - в границах этой кровати, а в несколько сотен километров больше. - Ответь. - Если я отвечу, ты опять захочешь уйти, - даже не двигается с места, удерживая меня взглядом. - Да, - осознанно говорю правду. Если он сейчас поднимет трубку, я уйду, тихо прикрыв за собой дверь. - Том... Мне необходимо ответить. Прошу тебя, не двигайся с места, – касается моего плеча и встает с кровати, откидывая одеяло. - Мне так будет спокойнее, хорошо? Кусаю нижнюю губу. - Хорошо. Берет телефон. Выходит на балкон. Уйти. Послать этого дурного нахуй и уйти. Зачем это терпеть? Ради чего? Всего несколько минут. Не успеваю принять решение. Резкое касание. Не верю. Поворачиваюсь, всматриваюсь в уже ставшими родными глаза. Два шага, кровать, дергает за рубашку на себя. Шепот в губы: - Кофе хочешь? – прижимает сильнее, касается губами подбородка. - Нет, спасибо. - Тогда я в душ. – отстраняется. - Постой… - смотрю на него завороженно и рукой провожу по его пояснице. - Я скоро. - Адам… - цепляю ногтями кожу на ягодице, спускаюсь ниже. - Да? – его это возбуждает не меньше чем меня, - плевать на душ… Кладет руки мне на бедра и притягивает к себе, утыкается лицом в изгиб моей шеи. Обнимает. Нежит. Чуть тянет за волосы назад. - Хрупкий… Будешь моим… Поддых – будто с ноги. Ничего нового вроде бы. Это тоже можно было предвидеть. И даже хотелось. И «все по обоюдному согласию» – уже более уверенное. Похожее на пробитый щит – прикрываться еще получается, но уже не стопроцентная гарантия. Сколько еще выдержит? Выдержит ли вообще? Дело не в Адаме – он ближе всех прочих, которые когда либо были. Дело во мне. В моих границах-линиях. Адам топчется у самой кромки – он слишком быстро миновал барьеры, которые кажутся остальным непреодолимыми. Мягко освобождаюсь. Опускаюсь на колени. Тяну за собой. Его пальцы все крепче сжимают мое плечо, и каждый нерв, как бикфордов шнур - огонь бежит по ним, пугая неотвратимостью взрыва. На языке вертится вопрос. Последний вопрос, самый-самый последний. - Ты до рассвета меня не отпустишь? Правда? - хрипло, вперемешку с поцелуями, - Скажи мне это… Просто скажи… - Не отпущу, - сердито отталкивает меня, - только попробуй сейчас сбежать – догоню и изнасилую… Обмен взглядами – как обмен правдами несколькими минутами ранее – больно и неизбежно. Взрыв. И кто из нас глупее, уже не важно: рубашка летит в неизвестном направлении. Опускаюсь на пол между его колен и покрываю поцелуями грудь и живот. Быстро. Жадно. Откидывает голову на спинку дивана, разрешает все – почти кусать его кожу, стискивать пальцы на талии. Касаюсь рукой его возбужденного члена. Какой, к черту, душ – он так пахнет мускусом, что меня начинает колотить от возбуждения. Чуть медлю, сглатываю, обнажаю головку и резко забираю ее в рот. Шипит сквозь зубы. - Больно? – тут же пугаюсь. - Дурак. – Обхватывает член у основания и сильно сжимает, задыхаясь. - Я сейчас кончу, как малолетка, если ты будешь так продолжать. - Почему нет? - Не спеши. Расстегивает молнию моих брюк, чуть спускает их, и медленно гладит мой член, обхватывает яички, возвращается… Еще и смотрит вниз, на то, как появляется и исчезает в его ладони блестящая темная головка, и мне становится совсем невыносимо. - Адам, перестань… Я хочу не так… - Да, я знаю. Вскидывает глаза. Синева ночи. Горячий, старательный, отзывчивый. Слежу за его движениями. Поворачивается спиной, ложится грудью на сиденье. Руки трясутся, когда я поглаживаю его ягодицы. Мну дрожащими пальцами шелк кожи, резко наклоняюсь, касаюсь языком его входа. Тихо вскрикивает, и я чувствую, что все – настал мой предел. Не могу готовить его, не могу ждать. Упираюсь в него членом, прижимаюсь грудью к спине, обнимаю, слушая его стонущее дыхание, и – толкаюсь вперед. Осторожно, чуть-чуть, но в голове грохочет, и тело буквально сводит от попыток сдержаться. Молчит. Плечи напряжены. Дыхание сбито. Еще толчок. Цепляется пальцами за кожаную обивку, приглушенно хрипит, но не сопротивляется. Нет, это невозможно! - Адам, ты сумасшедший… - зажмурившись, стискиваю его изо всех сил и замираю, - Я же так тебя изувечу… - покрываю поцелуями спину, стараясь успокоиться, - Так нельзя… Отодвигаюсь. Разворачиваю его к себе лицом, убираю волосы, провожу большим пальцем по морщинке между сведенных бровей. - Том… - Нельзя так. Хорошо должно быть двоим. Давай на кровати, а то, что мы как дикие… Второпях перебираемся на кровать. Целую его. Не боюсь. Не сомневаюсь. Не спешу. Адам хочет быть со мной оставшиеся нам часы – я позволю ему это. Наверное. Упиваюсь каждым прикосновением и ловлю его реакцию. Провожу губами по шее, целую ключицу и плечо, пробегаю пальцами по боку и касаюсь выступающей тазовой косточки. Часто дышит, чуть приоткрыв рот, глаза с поволокой следят за моими движениями. Глажу его соски, облизываю, втягиваю в рот. Стонет негромко, едва слышно, и легким движением прижимает мою голову к своей груди, путаясь пальцами в волосах. Осторожно накрываю ладонью яички – резко вдыхает, обхватываю член – сжимает пальцы на моих плечах. Медленно запрокидывает голову. Глаза закрыты. Язык облизывает пересохшие губы. Не могу удержаться. Наваливаюсь на него, вжимаю в постель. Трусь об него всем телом – и членом о член, изо всех сил стараясь не кусать его губы. С каждым движением он непроизвольно все шире разводит ноги, сгибает их в коленях, стремясь мне навстречу. Снова слышу его стоны – Боже! Соскальзываю вниз, облизываю пальцы и – ласково, чуть-чуть – внутрь. И сразу ртом принимаю головку, обхватываю, тру языком. Отчаянный всхлип. Вцепляется мне в волосы, пытаясь остановить, но я не уступаю, только добавляю еще палец, двигаюсь настойчивее – и рукой, и ртом. Потерпи, мой хороший, ты почти готов… - Хватит, Том. Иди ко мне, - и я иду. Поднимаю его ноги выше и начинаю медленно входить. Понимаю, что прямо сейчас сойду с ума. От того, какой он узкий, и от того, какое у него сейчас лицо – запрокинутое, исступленное, с прикушенной губой, зажмуренными глазами и дрожащими от боли ресницами. - Адам, я хочу тебя... Я хочу быть с тобой… Хочу быть в тебе…- черт знает что я шепчу, что плету, чувствуя, что он уже впустил меня всего, на всю длину, и начинаю двигаться. Он подо мной. Горячий. Открытый, Мой… Мне этого мало. Хочу, чтобы он не просто разрешал – хочу, чтобы так же сходил с ума, до судорог, до рычания, до крика. С первым резким толчком он распахивает незрячие глаза и прогибается в моих руках: - Еще! Повторяю так же, и еще, еще… Не очень глубоко и сильно. Сжимает коленями мою талию. Мечется головой по подушке. Стонет взахлеб. Держусь из последних сил, и буду держаться, пока... - Быстрее… Томми… черт, быстрее! Да! Ничего не соображая, не сдерживаясь, сорвавшись со всякого контроля… Чтобы он выгибался все сильнее, задыхался, стонал, и бился подо мной, со мной, и вместе со мной кричал… Не думать. Просто двигаться, смаковать каждый толчок. Близко. Слишком близко для тех, кто не желает стать близкими людьми. Глаза в глаза. Наслаждение слишком острое, на грани боли и безумия. Потеря благоразумия и цели. Каждый толчок почти чересчур. Мысли и желания, какофония сладостных звуков, кажется, это может длиться бесконечно… Резко начинает насаживаться сам, увеличивая амплитуду движения, пальцы сами собой сжимаются, впиваются, оставляя ногтями набухающие кровью отметины на сильных плечах снова и снова. Крик невозможно заглушить. Последний толчок. Оба замираем. Позволяю себе скользнуть вниз до упора. Мне кажется, что лечу в пропасть. Оргазм накрывает одновременно, удовольствие партнера чувствуется так же остро, как свое собственное. Замираю, уткнувшись в шею Адама. Ловлю губами соленые капельки пота, слизываю, как край бокала с текилой. Продолжаю крепко прижимать его к себе, почти не давая дышать. Отпустить не хочу. Вообще ничего не хочу. Тело как бы разобрали на молекулы. - Адам… - Ммм? - Тебе тяжело? - Нет, ты же пушинка… - касание к груди. - Ты в душ хотел… - Чуть погодя. - И кофе. - Кофе? Кофе - хотел, - его пальцы осторожно перебирают мои волосы. Вставать нет ни малейшего желания. - Адам, а я хочу спросить тебя. - А я хочу ответить, - трется щекой о мою грудь. - Почему ты подсел ко мне за столик? - Ну, если ты не заметил, я тебя спросил не занято ли… - И что? - Я дал тебе право выбора. Если бы ты ответил мне, что ожидаешь кого-то, я бы сел за соседний. Он был свободный. И тогда бы ничего этого не было. - Ага. За дурака держишь. Ладно. А потом, почему пригласил меня в свой номер… Поднимаюсь на локтях, чтобы заглянуть ему в глаза. - Тебе не кажется, что момент не совсем подходящий? - Почему? - Эээ… Затрудняюсь с ответом. И потом, мы только кончили, а ты опять с расспросами. - Подумаешь… - Ложись-ка ты спать, а то вон уже глаза красные… - До рассвета совсем немного, - сильные пальцы в моих ладонях, пойманы в плен, прижаты к щекам. – я не хочу упускать эти часы. - Тогда горячего чаю и перекур. - Да, точно. Эти отношения, что сейчас между нами, кажутся мне естественнее, чем дыхание, не считая моментов, которые смело можно назвать сверхъестественными. Еще сравнительно недавно я считал себя натуралом, а оказалось, синие глаза и рваная челка меняют ориентацию…