Позволь мне пригласить тебя

Идеальная жизнь - мир иллюзий. Самообман. Ощущение не реальной реальности, поглощающей до последней живой клетки. Работа. Дэйв. Мысли… И все по замкнутому кругу. Позволять себе слабости, только когда совсем не остается сил для самоконтроля. Работа. Кофе. И дым с тоской. Курю иногда. Изменился... Стал другим. Улыбка стала маской. Всё больше фальши. И страшно, что почти всегда - все равно. В комнате неприятно холодно. Запах пыли и апельсинов. Ежусь, кутаясь в махровый плед. Подойти и закрыть окно – лень. Повернуть голову к окну. Закрыть глаза. Втянуть ноздрями, до ощущения головокружения. Все еще саднит там, где воздух насыщает кислородом кровь. Иногда, болит так, что кажется если сплюнуть, но можно будет увидеть на белой раковине кровавые мазки. Душа кровоточит. Чаще всего - затишье, тогда и воздух кажется сладким, и дождь в конце декабря – теплым. В такие моменты пить жизнь большими глотками, лишь бы успеть до нового приступа. Бояться, что однажды боль вернется и снова разорвет залеченное временем сердце на части. И неважно какой день это будет, неважно, какая будет играть музыка в машине и кто станет новым кумиром молодежи… - Чего так холодно? Ты не замерз? – тёплые руки крепко обнимают сзади. – Давай я тебе кофе сварю, или что покрепче налить? - Чего это ты такой заботливый? – поворачиваюсь. - Соскучился… Так что насчёт кофе? - Нет, давай, что покрепче, – откидываюсь на спинку кресла. Жду. В два шага пересекает кабинет, открывая дверцы бара. - Виски или ром? - И того, и другого, и водку! – Смеюсь. – Дэйв, ты же знаешь, что я пью только виски. - Да, - отрешённо соглашается, - прости, детка. Смотрю с недоверием. Что-то не так. Делает вид, что увлечен выбором алкоголя. - Странно, что ты такой ласковый и заботливый сегодня. - Сегодня мне хочется быть таким! – протягивает стакан. Пытаюсь заглянуть в глаза. Отворачивается. - Что случилось? Я знаю его. За три года выучил. - Все хорошо, – чмокает в уголок губ. Отстраняюсь. - Врешь. - Пей давай, – гладит по мои волосам. Садится рядом. – У тебя завтра есть важные встречи? Может, день проведем вместе. Что-то не так. Что не так? - Прости, - осушаю стакан до дна, - с утра австралийские партнеры прилетят, нужно их встретить лично, а после обеда собрание директоров. - Значит, не сможешь выспаться опять… - Ничего не поделаешь, - пожимаю плечами, - а тебе что, дали на завтра выходной? - Нет. Ради тебя хотел взять отгул. Хочется сказать, что пора бы и «для себя» что-то сделать. Молчу. Холод в голосе и виноватые глаза. Нужно отвлечься. - Поцелуй меня… - необходимость нежно коснуться губами, а потом языком. - Дэйв, пожалуйста, согрей меня… - Согрею! Горячий шепот на ухо и касание рук. Плед беззвучно отпускается с плеч. Легкие домашние штаны снимаются незаметно. Холод ласкает обнаженное тело. Целует шею, немного прикусывая ключицы. Поглаживает раскрытыми ладонями мою спину. Прикрыв глаза наслаждаюсь прикосновением к чувствительно коже. Нежусь. Лащусь. - Любимый мой... сладкий, маленький мальчик. Ложусь спиной на небольшой диван, утягивая за собой парня. Быстро раздевается под моим взглядом. Улыбается, прикусив нижнюю губу. Кажется, я сейчас начну мурчать. Красивый. Темпераментный. Раскованный. Поглаживаю сильные руки, царапаю ногтями плечи, ощупываю мышцы. Хочется вечно касаться его, целовать, прижиматься к нему, утопать в его объятиях… - Дэйв… - выгибаюсь, когда он ложиться на меня почти всем телом. Дэйв тяжёлый, но сейчас это не ощущается. Все ощущения сосредоточены на мягких губах на шее, которые постепенно спускаются к соскам. Хочется подчиняться, отдаваться, упиваться. Но, при этом, нежить и ласкать хочется не меньше. Везде! Шершавая ладонь скользит по груди, животу, обхватывает напряжённую плоть. Каждый раз рвать нервы, сгорать дотла, сливаться в одно целое. Быть так близко, что ближе уже невозможно. Язык нежно чертит дорожку от пупка к основанию члена. Немного играет. Вбирает до основания. Закрываю рот рукой, приглушая всхлип. Слишком неожиданно. Перехватывает за запястье, отстраняет. - Томми, прошу... Убери руку. Я хочу слышать... Слушаюсь и тут же стону в голос от резкого наслаждения, когда язык проходит по уздечке. Тягуче медленно... - Что ты творишь? Не мучай… Откуда эта нежность и осторожность. Она пугает. Она манит. Затягивает. Хочется еще и еще. Когда-то так не было. Не было любви, был трах. Мы трахались: сильно, жестко, дико, старались загнать друг друга до смерти, хотели друг друга до остервенения. Наш мир сужался до одной комнаты и - тел друг друга. Мы стонали, подгоняли друг друга к оргазму так, что на следующий день я не мог безболезненно сидеть. Дэйв всегда сжимал мое горло, когда мы подходили к разрядке, а я ногтями раздирал его спину, продолжая задыхаться. Днями или ночами не имело значения. Нужно было просто ощущение наполненности, непустоты в закромах души. Так было легче. Загонять тело до безумного бессилия, лишь бы душа не трепыхалась. Лишь бы забыться, хоть на мгновение, и стать собой. Снова. Пугающая игра, ставшая привычкой. Необходимость быть слабым. Скользкий, горячий, толстый член входил свободно, а я стонал с каждым новым рывком. Сильно толкался навстречу так, что ныла поясница и сводило судорогой ноги. А после, часами лизаться и сосаться, как полоумные подростки – проникая языком глубоко и на совесть. Эти моменты были необходимостью для обоих. Заряд жизненных ресурсов, переустановка системы, очистка сознания. До следующего замыкания в жизненно важных проводах. Или уже просто по привычке. Кто знал? Я не знал. На краю сознания улавливаю звук мобильного. Своего. Раздражение появляется моментально: какого хрена? Какого, мать его, хрена? И нужно ответить, но чужие руки с силой сжимают бедра. Не отпустит. - Дэйв, подожди, - хватаю рукой его за запястье, - это срочно. - Перезвонят, - шепчет, обдавая разгорячённую головку прохладным дыханием. Выгибаюсь. Неосознанно подаюсь вперед. Заглатывает так глубоко, как может, вызывая у меня всхлип восторга, и новый прилив электричества. Но, реагирует только тело, разум уже перебирает возможные варианты темы звонка. - Да стой ты, - хватаю за плечи, сжимая крепко. – Дай ответить. Злится, резко отстраняется. Смотрит прямо в глаза, и от этого прошивает льдом до кончиков пальцев. Отвожу глаза. Знаю, что виноват. - Отвечай, - вытирает тыльной стороной руки губы, – а я иду спать. Смотрю на удаляющуюся в дверной проеме фигуру. Обидел. Опять. На сожаление времени нет. Мало кто может позволить себе позвонить мне ночью, да еще и в выходной. Саймон – может. Значит, очень срочно. - Что? – рявкаю в трубку. - Система безопасности подверглась атаке, – голос громкий. Командирский. - этажи с седьмого по шестнадцатый обесточены. - Что с пропускной системой? - Заблокировалась. Мы уже все проверили – никого нет. Но система заблокировала твой этаж. Нужно проверить и его, а у нас доступа нет. Ты должен приехать. - Все так серьезно? - Пока не знаю. Шум на заднем плане и тихий мат. - Специалистов вызвали? - Да. Уже едут. - Я буду через двадцать минут. Нажать отбой. Одеться под пристальным взглядом серых глаз. Выйти из квартиры, ничего не объясняя. Выдохнуть горячий дым, запах табака, унять пульсирующую в висках кровь, запахнуть пальто. Запах холода и бензина. Проскальзываю мимо дремлющего охранника парковки, чуть не споткнувшись о бордюр, запрыгиваю в машину. Вызванивать водителя в его законный выходной, да еще и ночью, не позволяет совесть. Давно сам не сидел за рулем. Ощущения свободы нет – тревога. Как, одна из лучших систем безопасности на мировом рынке могла дать сбой? Немцы лажанулись? Моя охрана напортачила? Саймон никогда не ошибается. Холодный и расчетливый начальник охраны всегда действует по инструкции и только по протоколу. Война. Горячие точки. Армейская выправка и отсутствие семьи – робот, но не человек. Одно жаль – Дэйв обиделся. Я не хотел. Мог плюнуть на все и до утра оставить все проблемы на плечах охраны? Мог. Но разве так поступает человек взрастивший свое детище с крупинки? То, что созревало на крови и поту должно оберегаться и ценится превыше всего. Но что делать, если на твоих плечах не только заботы о финансовой стороне, но и о личной жизни? Сидеть в кабинете охраны аэропорта, когда допрос в самом разгаре, а твой самолет летит в Сингапур, но без тебя. На работу можно было не возвращаться - провальный контракт обеспечен. А он стоял и смотрел. Выжидал. Напарника попросил выйти и открыл окно в душном помещении. Не торопил. Пытался понять. Серые глаза и тело одетое в костюм. Ничем не примечательный. Обычный. Но специальный агент Дэйв Кросс улыбнулся. Такой обаятельный мужчина, наверняка впечатление, которое он производит на людей, существенно помогало ему в работе. Это и умение пользоваться игрушкой в кобуре. Я молчал. Долго. Пил горячий кофе большими глотками и надеялся, что адвокат приедет с минуты на минуту. Но он не ехал. Я задыхался. В груди комкало и ныло, сердце заливало кровью, а на лице не одной эмоции. Мог ли я говорить службе внутренне безопасности о том, что происходило в номере гостиницы? Мог ли я рассказывать подробности своего безумия агенту? Смог. Рассказал. За десять минут до прихода адвоката выплюнул весь яд отравляющий организм. Не поднимал голову. Говорил много и сбивчиво. Рассказывал об эмоциях и чувствах, рассуждал и задавал риторические вопросы. Казалось, что с каждым новым словом я вырывал из себя куски плоти. Зачем незнакомому человеку это зрелище: как другого выворачивает наизнанку? А он успокоил. Провел ладонью по волосам и тихо заверил, что такое тоже проходит. Я поверил. Сразу. Две недели каждодневных свиданий в личном кабинете и неожиданное предложение сходит на ланч, определили дальнейшие три года моей жизни. Живой. Симпатичный. Открытый. Другой. Когда он смеялся – запрокидывая голову – хотелось коснуться подушечками пальцев беззащитной шеи. Хитрые глаза, чуть раскосые, мутно-серые. Часто небрит – педантично так. Над верхней губой родинка. И родинка на шее под кадыком. И на мочке уха. Если бы не был агентом, мог бы стать профессором в университете. Но не стал. Он давал всё и ничего не хотел взамен. Совершенно ничего. Никаких обещаний, никаких клятв, что «только он и никто другой». Попросту ничего. Это был достоинство наших отношений. Он их не прятал. Просто, не распространялся. У такой жизни — много граней. Внешне — счастливый человек. В офисе я удивлял подчиненных непоколебимой силой и настойчивостью. Дома, ночами, выключая компьютер, нервно курил в окно, пил горький чай и надрывно молчал в подушку, потому что плакать – это роскошь. Дэйв пытался помочь. Это было трогательно и больно. Мучил обоих. Ненавидел себя. За слабость, которая на одном дыхании выворачивала душу; за безнадежность обнажающую жалящую тоску мира; за ничем не прикрытое, острое, как первый снег, как чистый лист, желание снова увидеть Адама, а потом… Я спал с женщинами или мужчинами, мыслями буравил прошлое или в алкогольном забытье мечтал об будущем, сутками пропадал на работе, по кусочку строя свою империю, или без причины бродил по ночным улицам. Дэйв ничего не говорил. Не показывал, что ему тоже может быть больно. Что может быть больше муки, чем мужчина, который так верен, так любит, такой неповторимый и который не ждет никаких клятв, молча страдает и проклинает тебя за то, что ты появился в его жизни? Он просто существовал и давал уверенность, что так будет вечно. Вот только вечность эта — без всяких стандартных обетов — должна была быть короткой… Серьезный разговор, плевок из обвинений и предложение съехаться. Он согласился. Заполнил вещами пустые полки в гардеробной, в ванной поселил зубную щётку и в первую совместную ночь задал лишь один вопрос: «Ты его забудешь?». Я не ответил… не в ту ночь, ни в последующие другие, когда в порыве страсти сильные руки придушивали, а затуманенный рассудок вместо серых глаз видел лазурь в обрамлении длинных ресниц. Для меня ответ был очевиден – «Никогда не забуду». Я прятал все эмоции за новой личиной успешного человека. Офис, партнеры, деньги. Когда я в кротчайший срок попал в списки самых богатых людей страны. Все ликовали, а я страдал, как ребенок, которого отдали на неделю в приют, а потом забыли взять. Когда не с кем разделить минуты радости – это нестерпимо больно. И не потому что нет людей рядом, а потому - массовка. Это была просто одежда, внутри которой не было людей. Я тосковал. Невероятно. Я любил свое прошлое. Не мог желать ему плохого и оттого еще больше страдал. Через некоторое время в отместку я перестал его вспоминать. Потом — в отместку — решил, что полюбил Дэйва. Потом — в отместку — выкупил ту самую гостиницу и сровнял ее с землей. Я возненавидел все, что было до несостоявшегося отлета в Сингапур… Кроме одного. Адама. Потому что на самом деле я не способен был мстить. Только не ему. Парковка здания перекрыта. Первый этаж освещается полностью. Охрана у входа расступается пропуская в изолированное помещение. Саймон у главного пульта охраны наблюдает за работой электронщика. - Что узнали? - протягиваю руку для приветствия, - В чем причина? - Это не автоматика, мистер Ретлифф, - щуплый электронщик смотри на меня сквозь очки, - это локальная поломка. Смотрю с прищуром. Парень спешно себя поправляет. - Если сбой происходи в самой системе, то она начинает самостоятельно искать поломку, это как автопилот. А тут, - парень кивает на огромный монитор, - она включила защиту. Значит, кто-то из вне попытался проникнуть в здание, но оказался не так хорош. - Что-то украли? - Нет, в компьютерную базу не проникали. - Тогда что было нужно человеку, который попытался взломать систему безопасности целого здания? - Не известно. Мои люди проверили все этажи – никого. База данных не тронута, но что-то же произошло. Оборачиваюсь и смотрю на мониторы камер слежения. - И никто ничего не видел? - Нет. Камеры не зафиксировали ничего подозрительного. - Ладно, - нервно прикусываю губу, - пошли проверим, что там у меня на этаже произошло. - Мы сами, – сильная рука сжимает плече, - жди здесь. - Это мое здание, и ты сам сказал, что отключить защиту могу только я. Возражаю. Не могу сидеть и ждать. Лифт. Этаж. Восемь цифр вбитых в подкорку головного мозга и отпечаток правой руки. Защита отключена. Охрана за несколько минут прочесывает весь этаж и отчитавшись сухим «Все чисто» удаляется из святая святых знания – моего кабинета. - Саймон, а ты чего ждешь? Все твои люди уже ушли, – смотрю на начальника охраны, стоящего у двери. – я хочу остаться наедине. - Тебе не безопасно находится одному. - Я не один. На первом этаже десяток вооруженных до зубов мужчин, которые наблюдают за мной в камеры. - Если что-то случится, мы не успеем среагировать. - Вы прочесали все здание, заглянули под каждый стол… Саймон, если я не сомневаюсь в своей безопасности, тогда почему в ней сомневаешься ты? - Это моя работа. Тяжело вздыхаю, включая компьютер. - Хорошо. Поставь человека у дверей в кабинет. - Он уже стоит. - Вот и славно. Иди Саймон, иди. Не отвечает. Дверь закрывается не слышно и быстро. Несколько минут сижу с закрытыми глазами. Ситуация банальная, но не выходит у меня из головы. Зачем лезть в хорошо охраняемое здание и ничего не взять? Конкуренты? Воры? Не успели сделать свое дело или их спугнули? Поднимаюсь с кресла. Бар спрятан за картиной какого-то пафосного художника и служит хорошей точкой концентрации внимания. Наливаю стакан виски. Залпом, до дна. Плевать что за рулем. Еще один стакан. Ехать домой нет смысла. Дэйв все равно обиженный, да и спит давно. Подремать можно и на огромном кожаном диване. Душ – не проблема. Современные проектировщики при постройке офисов учитывают желание клиентов и делают в кабинете у директора еще одну дверь в зону отдыха. Хорошо иметь деньги. - Что же ты такого натворил, что за твою голову дают два миллиона? Вздрагиваю. Содержимое стакана выплескивается на новомодную картину. Оборачиваюсь. Застываю, не смея шелохнуться. Сердце бьется в районе горла, руки дрожат, в голове пустота, словно сознание отключилось на время. Какой-то слишком реалистичный сон. От Адама пахнет горьковато-будоражащим мускатом, стоит совсем близко. Улыбается. Своими лазурными глазами. Теми, что сводили с ума. Длинными пальцами небрежно забирает стакан с остатками виски. Выпивает в два глотка. - Где же я не уследил? – облизывается. Надо что-то ответить и перестать пялиться на губы. На глаза. На острые скулы. На длинную шею и выглядывающие из-под расстегнутого ворота рубашки ключицы. Блять.