Позволь мне пригласить тебя

От чего человек становится черствым и циничным? От того, что его предавали, бросали или меняли на других людей, за которых он мог отдать если не все, то очень многое. Так случается, что человек ломается... Внешне – все, как и раньше. Как у всех. А внутри стержень сломан... Никто и не заметит изменений в образе. Всем будет плевать. Жестокосердечные и эгоистичные. У каждого свой мир. Тишина. Лазурные глаза налиты свинцом. Надвигается, словно загоняя свою добычу – медленно и с расчетом. Одним резким движением оказываюсь зажатым между Адамом и барной стойкой. Буравит глазами. Не смею шелохнуться. Внутри холодеет от ужаса. Никогда раньше Адам не был в таком состоянии. Невольно сглатываю. И что делать? Попытаться вырваться? Подчиниться? Чувствую себя виноватым и был бы даже рад, если бы Адам мне сейчас хорошенько врезал. - А теперь ответь мне, что это было? - Ты только не ори на меня. В морду можешь дать, если хочется, - не могу спокойно смотреть в глаза Адама, слишком больно, - но, это был мой выбор. Встряхивает, как котёнка. Ужасно обидно, что вся эта сила вот сейчас уйдёт в гнев, в крики и неизбежный мордобой, в переломленную жизнь и злобные от бессилия попытки убедить зажить нормально. - Какой к черту выбор?! Ты так дешево ценишь свою шкуру? - Не твое дело, – отвожу глаза. Хватает за подбородок, больно надавливая пальцами. - Смотри на меня, - в приказном тоне. Подчиняюсь. Нехотя, через силу заставляю себя поднять взгляд. Лазурь блестит от гнева. - Что ты от меня хочешь услышать? - Неужели у тебя нет ничего ценного, ради чего стоит бороться за свою жизнь и не подставляться понапрасну? Слишком невыносимый взгляд. Не отвечаю. Безразлично. - Значит, и я все-таки для тебя пустое место, - с горечью произносит Адам. – Все было лишь игрой, - шепчет, отстраняясь. Что ж, пусть так. - Я не умею играть, - хватаюсь за Адама, боясь, что он опять уйдет. Так много нужно сказать. Попросить прощения. Все слова теряются где-то в горле. - Почему я должен тебе верить? Дергаюсь, как от удара. Не знаю, что можно ответить. Подаюсь вперед и легко касаюсь его губ своими. Сердце болезненно сжимается в ожидании ответной реакции. Неужели все-таки оттолкнет? Отвечает. Властно, жестко, ломая, лаская. Все эмоции, которые до сих пор бурлили внутри, выплескиваются наружу и кружат голову. Но, в последующую минуту - укус. Сильный. До крови. Вздрагиваю. - Пошел к черту! – щетинится. - Адам? - Какого лешего ты это сделал? Захотелось побыть жертвой? Мало в своей жизни пострадал? - Не говори бред. Я не хочу быть жертвой. - Ты смотри, - шипит сквозь сжатые зубы. – Уже передумал? - Ты что, совсем ничего не понимаешь? У меня не было другого выбора. Хочу прикоснуться к плечу, но Адам резко отстраняется. - Не прикасайся ко мне! Потухший гнев глаз, вспыхивает снова. - Прошу тебя… - О чем ты просишь? Понять и простить? Не получится. Я не понимаю, как можно пойти на такой шаг. Это же твоя жизнь, а не игрушка… А, если бы я от заказа отказался? Что тогда, Том? - Не знаю. - А я знаю. Дырка во лбу и место на кладбище. Радужные перспективы? - Если бы ты отказался, значит, такова моя судьба. Становится противно от собственного бессилия. Ненавижу себя за это. За то, что слаб и физически, и морально. Почему сейчас не могу ничего противопоставить Адаму? Именно потому, что это Адам. Ему я противостоять не смогу. Никогда. - Приятно, Том? Приятно чувствовать себя беззащитным? Когда кто-то решает за тебя, жить тебе или умереть? Отчаянье перемешивается с обидой и горечью. Хочется только одного - вырваться, освободиться, исчезнуть. Лишь бы это прекратилось. - Я не думал о последствиях. В тот момент это было единственное правильное решение. - Я пытаюсь тебя понять, но не могу. Неужели все должно было быть так? - Нет. - А получилось, как видишь. Мне тоже больно и обидно, Том. И вся эта ситуация ставит меня в тупик. Мне очень жаль, что все так вышло, но тебе видимо - нет, – наклоняется настолько близко, что опаляет горячим воздухом мою щеку. В голосе сквозит злость и ненависть. И что уж душой кривить – злорадство. - Нет. Ты – мое проклятие Адам, и чтобы от него избавится мне необходимо было тебя увидеть. Просто увидеть… А избавиться не получилось. Я не смогу жить без тебя. Даже умерев физически, боль будет разъедать мою душу изнутри. Ты меня сломал. И это только твоя вина. Мы связаны, Адам. Связаны - болью и кровью. Замолкаю. Теперь я полностью опустошен. Не осталось сил на эмоции. Внутри что-то сломалось и рассыпалось на множество осколков. Вскрыли старую рану. Безумно больно, но так нужно, чтобы она зажила. Он полностью лишил меня воли к жизни. - Не убегай от себя. Смирись с собой, и перестань мучиться, - шепот и поцелуй в висок. Не понимаю смысла слов. Цепляюсь правой рукой в плечо Адама, словно пытался удержаться, спастись. А единственным, кто может помочь – Адам. И я не знаю, что лучше – смириться с таким существованием, или проще все бросить и просто позволить себе умереть? Не имею ни малейшего понятия, что со мной происходит. Как будто возвращаю Адаму всю боль, которую тот причинил мне. Это словно перелом, который сросся неправильно: единственный способ исправить – сломать повторно и сложить на этот раз верно. Все уничтожено. Пусто. Только бесконечная боль и холод. Тело перестало реагировать на прикосновения. - Смотри на меня, - тихо говорит приказным тоном. – Ты не убежишь, я не позволю. Чего ты достиг в этой жизни? Ради чего ты страдаешь? Ради кого? Ты думаешь, я не знаю, что случилось с тобой после того, как я ушел? Ты начал убегать. Убегать от других можно, а вот от себя не получится. И всем все ясно. Мы просто врём. Слишком близки, но притворяемся чужими. Образовавшаяся в груди дыра обдает холодом. Наваливается тяжелая апатия, грозившая перерасти в гнев, и становится все равно, что Адам сделает. Он вывернул мою душу наизнанку. Словно ножом разрезал живую плоть на мелкие кровоточащие куски. Заставил страдать. Мучится. Погружаться все глубже в самые отдаленные и темные уголки сознания. Разорвал в клочья саму суть, уничтожил личность. Так какой смысл чего-то бояться? Пропади все пропадом. - С какой стати я должен тебе отвечать? Это моя жизнь, я сам решаю, что и как мне делать. Живу так, как хочу я. И тебя она совершенно не касается. - Мне? Мне твои ответы не нужны. Ты себе ответь. - В таком случае, почему бы нам не оставить друг друга в покое? - безразлично отвечаю, отворачиваясь. Все-таки отрешенность – забавное состояние, становится плевать на все. Больше ничего не надо. - На данном этапе это невозможно. - Так чего же хочешь от меня? Ты уже и так меня уничтожил. Что еще тебе нужно? - Ты должен жить. Вместо меня. Ясно? Только так… Остатки пока еще живого сердца обливаются кровью. Все тщательно годами построенные стены рухнули. Обнажили душу. Мою душу, которую он превратил в жуткое месиво. Причинил столько боли, что хотелось умереть. Заставил самолично себя разрушать и, в итоге, просто сломал. Самая страшная смерть, которую только можно себе представить. И за что все это? И что будет дальше? Я уже ничего не знаю. Словно выброшенный на произвол судьбы котенок. Слабый и беззащитный. Сможет ли он это выдержать, или просто погибнет? - Как же я тебя ненавижу, - шепчу. – Влез в мою жизнь и остался. Ты, как раковая опухоль. Построил свой алтарь во мне. - Ты и сам не знаешь, как сильно перевернул весь мой мир, в котором я закрывался ото всех. Только от тебя не смог спрятаться. Думаешь, ты первый кто в перерывах между сексом пытался меня понять? Нет. Их было много. Но на них мне было наплевать, пока не появился ты. Ублюдок, - несмотря на обидные слова, голос его спокоен. – Ты сильный... Может, и сам не знаешь своих возможностей, зато я знаю. Только посмей из-за меня подохнуть, и я тебя на том свете найду. Чутко ловлю каждое слово. Они - единственные, что теперь внутри. - Прости… - Ты все выдержишь, я знаю. Аккуратно обнимаю его и притягивая к себе, сжимая длинные пальцы в своей ладони. Искренне надеюсь, что цена за мою ошибку не будет слишком высокой. Смогу расплатиться малой кровью? - Есть возможность все исправить? - Не знаю. Я с таким не сталкивался. - Что мне делать? - плотнее прижимаюсь к горячему телу. Вздохнув, трется носом о мою макушку. - Не тебе, а мне. Но, боюсь, что вариантов у нас не много. - Я подписал себе смертный приговор? - Скорее всего, на плахе будет две головы. Мне нужно позвонить. - Пожалуйста, не уходи. Я хочу все слышать. На секунду становится весело от осознания того, какой я идиот. Мальчик-одуванчик? Сейчас, конечно. Набирает номер, с которого ему звонили пару час назад. Смотрит на меня из подо лба и нажимает на громкую связь. Два гудка и тот же самый женский голос. Остается только надеяться, что еще не слишком поздно. - Я слушаю вас, мистер Ламберт, - идеально спокойный тон. - У меня возникли проблемы. - Объект уже устранен? - Еще нет. В этом нет смысла. - Мистер Ламберт, по какой причине вы не выполнили свою работу? - По личным соображениям. - К нашему огромному счастью, - в голосе на секунду слышится металл, но потом девушка продолжает нарочито мягко: - Адам, все будет хорошо. Мы уладим наши проблемы. Только объект должен быть устранен. Вы понимаете? Если есть заказчик, значит - есть и работа. Машина запущена. - Если отменить заказ? - Заказ может быть отменен только в том случае, если заказчик мертв. В обратном случае, это неподчинение вашим прямым обязанностям. Машинально кивает, слушая. Голова опущена, кулаки сжаты. В груди нарастает холодный ком. Еще немного, и его тяжесть начнет тянуть вниз, как гиря. Главное сохранять спокойствие. - Но зачем это надо? Никакой логики. Если клиент отменяет заказ незачем убивать мишень? - Мистер Ламберт, вы проработали у нас достаточно долго, и не могли не заметить, что мы ни разу не отменяли заказ. План прост: уплачены деньги – выполнена работа. Мы очень уважаем вас как специалиста, но сейчас вы ведете себя не профессионально. И у меня нет, к сожалению, времени, чтобы вас консультировать, - тон собеседницы Адама нравится мне все меньше и меньше. Будто успокаивают больного ребенка. – Но, если вы по каким-то причинам не можете выполнить задание, не страшно. Мы найдем другого исполнителя, но ваша кандидатура больше не будет иметь для нас никакого интереса. А вот это уже плохо. Хуже некуда. - Исключено. Я все сделаю сам, - вижу, что слова Адаму даются тяжело, но звучат уверенно и резко, как надо. - Замечательно. Мы в вас не сомневались. Девушка отключается, не попрощавшись. Что-то в этом разговоре не так. - Адам? В такой ситуации, наверное, нужно истерить. Мне не орется. Мне вообще никак. Только тошнота подкатывает. Растерянность какая-то дурацкая. - Я не знаю Томми. Тебя в покое не оставят. Не уберу тебя я, тебя уберет Система. - А как же ты? - Твоя жизнь сейчас в приоритете. А со мной ничего не произойдет. - Она сказала, что ты для них перестанешь быть интересным. Что это значит? - Меня перекинут на другое дело, – не смотрит в глаза. Отворачивается. И из-за этого больно. Особенно за то, что врет. За это – особенно. - Нас убьют? Вздрагивает. Пытается отстраниться из моих объятий, но я не отпускаю. Хоть какое-то ощущение присутствия. - Ты должен меня слить. - В каком это смысле? - Ты должен меня слить своему любовнику. Только в этом случае ты будешь в безопасности. Некоторые отношения - это как обниматься со сломанными ребрами. Наши отношения, именно такие. - Нет, Адам. Это сумасшествие. Тебя посадят, а я буду вечно мучиться. Кому от этого будет хорошо? - Я даже в мыслях ругать тебя не буду, если… если решишь жить дальше, как жил... Без меня. Это выход. - Нет! К чему эти жертвы? - Ты, не понимаешь? Эта организация не прощает детских игр. Счет выставлен, деньги уплачены, процесс пошел. Назад дороги нет. Но, если исполнителя посадят, организация сделает все чтобы прикрыть себя. Все ниточки связывающие ее с заказчиком будут оборваны, мишень останется жива, исполнитель будет сидеть. Все просто. - Адам, не делай из меня дурака. Ничего здесь не просто. Исполнителей не оставляют в живых, потому что они могут вывести на организацию. - Насмотрелся боевиков? - Встречался со специальным агентом… я знаю все ходы, которые ты мне предложишь, и хочу тебе сказать сразу: не на один из них, я не соглашусь. - Тебе пора начать думать о себе. - Может ты не заметил, но у меня немного искажено понятие самосохранения. Ищи другие варианты. - Мне нужно подумать. - Понятно, - выдыхаю. – Что ж, не буду тебе мешать, - встаю со стула и направляюсь прочь, прекрасно понимая, что порой просто необходимо побыть одному, чтобы собраться с мыслями. - Не уходи. Замираю и оборачиваюсь, глядя на чуть ссутуленную фигуру. Почему-то становится жаль Адама. Должно быть, ему сейчас очень трудно ломать себя, переступать через свои принципы. - Почему я, Том? Почему ты выбрал меня? – не глядя. - Выбрал тебя? О чем ты? – не понимаю вопроса. - Ты полюбил меня. Так почему? Сжимаюсь и тушуюсь. Сердце по привычке решает выломать пару рёбер. - Я не знаю. Ты другой, не такой, как остальные. Еще тогда я увидел это, увидел, что ты силен на самом деле, сильнее многих. Прости… Подходит ближе обнимая со спины. Утыкается носом в шею. - Молчи. - Адам… ты… - Молчи, - почти не слышно. – Тебе что, плохо так? Прислушиваюсь к себе. - Нет. Боли нет. Тот предел боли, когда теряешь всякую гордость - пересечен. Душа заживает очень медленно. Становится легче. Выжженное страданиями место заполняет нечто иное. Теплое. Дающее надежду и веру в себя. Веру в нас. И пока рядом Адам, этого тепла достаточно, чтобы бороться за него и пытаться удержать и уберечь. Пускай из последних сил, но не сдаваться. Поворачивает к себе и притягивает мое лицо обеими ладонями к своим губам. - Мы найдем выход, - тихий шепот, – может и получится спрыгнуть… Легко и хорошо. Успокаиваюсь его нежностью. Чувствую себя значимым, нужным. Сейчас важно только это. Все остальное - переживем. Попытаемся. Думать впервые о будущем так: спокойно, как о предстоящей операции, шансов выжить после которой немного, но всё-таки есть. Эта нежность становится последней каплей. Чувства, словно цунами сметают все на своем пути. И эту волну уже не остановить. Нас не остановить. - А что, есть такой вариант? Чувствую, что понемногу дурею. Я давно был не в себе. Теперь это вырвалось наружу, как ни старайся скрыть, загнать поглубже, оттолкнуть себя от опасного соседства. - Надеюсь. - С ума сойти. - Давно, - подтверждает. Не целует. Только трогает языком мои губы, сжимая ладонью взбухший пах. – Можно? - Можно… не спрашивать. Кивает. Смотря с подозрением, опускается на колени. От случайных касаний ноги подгибаются. Возбуждение пляшет под кожей, сыпет обжигающими искрами. Губы касаются самого низа живота. Каждое прикосновение, как ожог, клеймо. Нетерпеливо слежу за его действиями, нервно кусая губы. Знакомое ощущение того, что сейчас я полностью в его власти опьяняет настолько, что у меня перехватывает дыхание. Или я просто забываю дышать. Когда он рядом со мной вот такой откровенный, сильный, желанный и любимый, я даже имя свое забываю. Помню лишь одно, что он – мое всё. Стою, едва не падая и выстанываю короткие требовательные грубости. Цепляясь за мягкие волосы вталкиваюсь в нежный, такой нежный и горячий рот. Адам меня долго не балует. Пяти минут и пары глубоких толчков хватает с лихвой, чтобы выкрутило меня едва не досуха. - Это все так горько, как прощание. - Продолжай, - хватает за руку и утаскивает к кровати, - Мне уже просто интересно, что для себя нового я еще услышу. - Я тебе ещё нужен? - спрашиваю, прежде чем сильные руки толкают на мягкие подушки. Несколько поцелуев демонстративные и жёсткие. Нарочно забирает губами тонкую кожу над ключицами, разок даже прихватывая зубами. Маскировка. Ответ. Нависает сверху, поглаживая руками и потираясь пахом. Прерывисто вздыхает. Стоит шевельнуться, и у бедра ясно ощущается твёрдое. В резиновой оболочке. - Ну же, - ловлю за член сжимая ладонь. - Узко очень, - шёпотом объясняет, проникая пальцами и чуть разводя их. – Я хочу, чтобы ты мне дал обещание. - Самый подходящий момент ты выбрал, - сквозь зубы цежу, – говори. Пальцы во мне снова шевелятся, проворачиваются. - Только… - бормочет, – ты сначала пообещай. Тянусь вверх. Хватаю за шею заставляя поцеловать себя в губы. - Что? – спрашиваю, чувствуя, как холодок внутри, напоминает: не будет хорошо. – Мне стоит бояться. - Пообещай, - настойчиво задевает простату, заставляя меня выгибаться. - Обещаю, - на выдохе. - Ты хоть иногда обо мне забывай. Хорошо? - чувствуя, как болезненно сжимается сердце. – Но...всегда помни. Томми, можно? Вместо ответа развожу ноги пошире. - Да, - выдыхаю, снова ловя за член, прижимаю к себе. – К чему это ты говоришь? Отвечаю – сиплым, сдавленным голосом, хотя давит вовсе не на горло. - Мы же не всегда будем… вместе. Сжимаю бёдрами тяжёлое потное тело. Сплетаю пальцы за чужим загривком, надавливаю к себе. Языком слизываю капельки пота с виска. Одна за другой. Медленно. Вкусно. - Заткнись, - командую, сжимая мышцы внизу. Стону, запрокидываясь на мягкие подушки. Чувство такое, что нелегальная миграция чувств останется во мне навсегда, размножится и вытеснит всё, что было раньше. Хочется двигаться всё быстрей ловя низкие и хриплые стоны губами. Адама тоже несет. И всё более частые толчки выламывают бёдра. Выкручивает ещё раз, и в этот раз действительно досуха: выжав все слёзы из глаз и, кажется, всю кровь и весь пот, и даже все мысли из головы – всё, совершенно всё. Не могу сейчас пошевелиться, даже если бы меня убивали. На краю сознания слышу, как Адам стягивает презерватив и бросает чуть ли не на пол, потом горячее придвигается, обхватывает, тянет на себя. - Не спи, - шёпотом. – Слышишь – не спи. Ты мне не соврал? В вопросе отчего-то слышится боль. - Нет, - не знаю, вру или нет, – А что? - Это важно, - ощупью находит мой подбородок, поворачивает к себе. – Для меня важно. Трусь носом о твёрдую ключицу, под которой бешено бьется пульс. Если бы только можно было запомнить всё-всё, с фотографической точностью взять в рамку памяти. Любоваться. Жизнь — не те дни, что прошли, а те, что запомнились. Засыпаю только когда уже совсем невыносимо, сладким молоком склеивает веки. Цепляюсь за Адама. Обнимаю так, чтобы тот никуда не делся. Весь мир в одном человеке, так бывает.