***
Это было ужасно, совершенно, совершенно ужасно. Он предпочёл бы говорить о своей сексуальной жизни (или её отсутствии) этому неловкому, удушливому напряжению, которое висело в воздухе так густо, что было почти осязаемым. Сначала Рик подумал, что отсутствие интереса Алексис к общению вызвано всего лишь недосыпанием. Однако даже после того, как они поели, собрали вещи и проехали добрых сорок пять минут, она всё ещё не казалась более разговорчивой, чем когда они были в тюрьме. На все вопросы, которые он задавал, девушка отвечала одним словом или ворчанием, что сильно утруждало попытки мужчины завести разговор. Граймс не мог не задаться вопросом, была ли Алексис расстроена из-за него. Алексис не пыталась быть резкой с Риком, когда они ехали по асфальтированной дороге. Она тоже чувствовала напряжение, нависшее над ними, как тёмные тучи на небе, но не знала, как это исправить. Маккий задумалась, может ли обсуждение этой проблемы только ухудшить ситуацию. Или как объяснить её беспокойство, не заставляя его или другого подумать, что она зануда. У Алексис была большая проблема, которую нужно решить за очень короткое время. Всё это слишком заняло мысли девушки, да и по сути она никогда не была болтливым человеком. Дорога шла по ровной равнине, прерываемой лишь кое-где пологими холмами. Они продолжали путь, и чем дальше они ехали, тем шире становилась дорога. Окружающий пейзаж был достаточно красив, но Алексис уже начала сомневаться, доберутся ли они когда-нибудь до места назначения, когда почувствовала, что Рик медленно нажимает на тормоз. — Ладно, давай договоримся. Ты должна поговорить со мной прямо сейчас, или я возвращаюсь в тюрьму, — голос Рика разорвал тишину, которая, казалось, тянулась между ними уже несколько часов. — Нам не о чем говорить, — ответила Алексис, будучи неуверенной, с чего начать, даже если бы захотела. Она едва могла справиться с наплывом эмоций, которые терзали её с тех пор, как она покинула тюрьму. Алексис распахнула дверцу машины, Рик последовал за ней. — Это чушь собачья. У тебя был такой вид будто ты стала свидетельницей преступления. — Я как раз вспоминала одно, — девушка пожалела о своих словах, как только произнесла их. — Послушай, если это из-за того, что случилось прошлой ночью… Она покачала головой. — Нет, проблема не в этом. Казалось, Рик немного расслабился. — Тогда в чём она заключается? — Рик, просто забудь, ладно? — раздражённо сказала Маккий. Она повернулась и направилась к задней двери «Хонды», чтобы достать снаряжение для утренней тренировки. Рик быстро поднял руку и повернул её спиной, заставляя встретиться с ним взглядом, напряжённым и полным решимости. — Ты от чего-то убегаешь. Доминик тебе что-то сказал? Он обидел тебя? Алексис посмотрела Рику в глаза, желая, чтобы он каким-то образом понял её без слов. Его лицо казалось бледным и непроницаемым, не давая девушке понять, что он думает о ней. Она крепко зажмурилась, потирая виски, чтобы избавиться от головной боли и напряжения. — Я действительно не хочу говорить об этом прямо сейчас, хорошо? — сказала Алексис. — Я не смогу это исправить, если ты не поговоришь со мной. Алексис слабо рассмеялась. — Ты не сможешь меня исцелить, Рик. Но спасибо. — Алексис, — его голос стал резче. — Я в порядке, серьёзно. — Хорошо, — Рик отпустил плечи девушки. — Я установлю мишени, а ты следи за ними. Граймс запустил руки в волосы. Алексис сделала глубокий вдох. Накануне она ругала Рика за то, что он не поговорил с ней, а сейчас делает то же самое. Какое лицемерие.***
— Это «Глок 23». Другое название — «А.40 Калибр Глок», — сказал Рик и протянул девушке пистолет. Она схватила его, держа обеими руками. Пистолет приятно ощущался в крепко сжатых пальцах. — А теперь запомни: всегда обращайся с любым оружием так, как будто оно заряжено. Даже если это не так. Всегда носи оружие в безопасном направлении. Алексис молча кивнула, давая понять, что усвоила. — Самое безопасное направление для переноски пистолета — это всегда вниз, — продолжал он. — Не забывай держать палец на спусковом крючке за пределами спусковой скобы, пока не примешь сознательного решения стрелять. Она снова кивнула. Когда Рик обошёл Алексис, чтобы встать позади неё, он почувствовал, как чужое тело на мгновение напряглось; девушка начала нервно кусать губы. Она всё ещё была робкой, но сейчас казалась более расслабленной рядом с ним, чем раньше. Алексис ахнула, когда мужчина прикоснулся к ней; сердце забилось быстрее, стоило ему направить её руки в необходимую позицию. — Расслабься, — скомандовал Рик, и она неохотно кивнула, решив, как и он, преодолеть свой страх к прикосновениям. — Твоя доминирующая рука должна быть поднята в сторону мишени и выпрямлена. Саму руку необходимо закрепить в локтевом и лучезапястном суставах — это поможет тебе контролировать отдачу. Все мышцы левой конечности должны быть в небольшом напряжении, чтобы эта рука, как и правая, составляла одно целое с туловищем. Сначала Алексис просто стояла неподвижно, прижавшись к Рику, пока он не почувствовал, что напряжение постепенно покидает девушку. Мужчина чувствовал, как её сердце бешено колотится в его груди, и испытывал искушение погладить ту по спине, но сдержался. Любое движение сейчас может всё испортить. Маккий вдруг осознала, как близко их тела, и насколько тёплыми они были. Ей захотелось оттолкнуть мужчину и убраться отсюда к чёртовой матери, но в то же время: почему ощущение его мозолистых пальцев на руках было таким… приятным? — Встань, расставив ноги и бедра на ширину плеч, и слегка согни колени, — продолжал Рик, отпуская руки девушки и делая шаг назад, чтобы посмотреть на неё. Алексис понимающе кивнула и сделала, как ей было велено. — А теперь подними своё оружие к мишени и нажми на спусковой крючок. Алексис зажмурилась и нажала, совершенно не попадая в цель. — Как ты собираешься попасть в цель с закрытыми глазами? — Мне очень жаль! — выпалила она, торопясь исправить свои действия. — Всё в порядке. Попробуй ещё раз, только на этот раз с открытыми глазами, — мягко произнёс Рик. Алексис кивнула, снова приняла нужную позицию и нажала на спусковой крючок. Она вздрогнула, услышав, как рядом с мишенью треснуло дерево, когда пуля пробила расколотую ограду. — Уже лучше, — похвалил Рик. — Теперь сделай это снова, только на этот раз постарайся медленно выдохнуть, прежде чем выстрелишь. Алексис подчинилась, и эффект был мгновенным: пуля сбила банку с забора. — О… — только и смогла она выдавить из себя. — Неплохо. — Правда? — Алексис улыбнулась: её улыбка была яркой и обнадёживающей, и Рик поймал себя на том, что улыбается в ответ. — Правда, — заверил мужчина. — Просто помни, что звук выстрела привлекает ходячих, стреляй только в случае крайней необходимости. Алексис кивнула и посмотрела на пистолет в своих руках. Если Виктор вернётся, она уже не будет беспомощной, потому что знает, как обращаться с оружием.***
Алексис выскочила из машины и подошла к Бет, которая держала Джудит на руках. — Я так по тебе скучала. Иди сюда. Иди сюда, — Маккий улыбнулась ребёнку. Васкес тем временем внимательно изучал Алексис. Выйдя из «Хонды», девушка пристегнула к правому бедру пистолет. Оружие на её ноге было очень похожим на популярное у полицейских — А40. Но Алексис не полицейская. Она всего лишь новичок. Рик явно дал ей что-то незамысловатое, скорее всего это «Глок 23». «Нужно быть осторожным», — подумал брюнет. Но какое же удовольствие он испытывал. Её пистолет делал игру лишь более напряжённой. Доминик никогда и никем не был так заинтригован, как этой женщиной. Она — настоящее удовольствие. Жизнь Доминика не была полна загадок. Есть те, кого можно убрать, а есть те, кого нельзя. Некоторых убить труднее чем других, а некоторых убивать забавней чем других. Кто-то кричит, кто-то плачет, кто-то делает и то и другое, а кто-то только молча дрожит и ждёт конца, как будто всю свою жизнь провёл в ожидании этой ужасной боли. Эта женщина — загадка; такая же увлекательная и интригующая, как и все, кого Доминик когда-либо знал. Васкесу было трудно представить, какие новые переживания он будет испытывать с ней, и он был взволнован перспективой такой новизны. И снова игра началась.***
— Что мне делать с Карлом? — спросил Рик у Алексис, когда они шли по периметру тюрьмы. — Он испытывает моё терпение. — Возможно, он всего лишь проходит фазу взросления, — предположила девушка. — Надеюсь, что так, — ответил Рик со вздохом. — Я вижу, как он пытается тебя спровоцировать, — сказала она с улыбкой. — Ты с ним разговаривал? — На данный момент я действительно не знаю, что ему сказать… — Возможно, он просто хочет привлечь твоё внимание, — поделилась девушка, потирая ладони. — Или…возможно, он чувствует некую угрозу с моей стороны. Может, тебе стоит побыть с ним один на один? Это могло бы пойти ему на пользу. Рик мысленно вздохнул. Он не мог быть отцом лишь для Карла, он должен был быть отцом для всех в тюрьме, поэтому он не был в состоянии уделять сыну столько внимания, сколько ему хотелось бы. Но Карл должен был бы понять отца, в нынешнем мире истинные выжившие те, кто мирится с неудачами, невзгодами и двигается дальше. — Но откуда мне знать, верно? — с невеселым смешком произнесла Алексис. — Я никогда не имела удовольствия испытать подобного с Обри. — Никогда? — мягко спросил Граймс. Алексис покачала головой. — В последний раз, когда я видела Обри, ей было всего два года, — Маккий сглотнула от приступа грусти, который появлялся каждый раз, когда она говорила о дочери. — Ещё до её рождения мы с Уильямом с головой ушли в работу. Мы оба любили помогать людям, понимаешь? Уильям был нейробиологом, а я прокурором округа Линден. Мы вдвоём подолгу работали и редко бывали дома. Кейт — моя старшая сестра — постоянно наблюдала за Обри, пока мы с мужем отсутствовали. Порой мне казалось, что Обри — ребёнок Кейт, а не мой, — продолжала она. — Я завидовала их отношениям. Поэтому я планировала уйти с поста окружного прокурора, чтобы быть дома с дочерью…пока несколько членов семьи жертвы Виктора не ворвались в мой офис однажды вечером. — Чего они хотели? — спросил Рик. — Они хотели, чтобы именно я посадила Виктора, — ответила Алексис. — Я никогда не забуду взгляд, которым наградил меня отец жертвы. Столько гнева, печали и смятения. Он умолял, предлагал мне всё, что у него было, лишь бы убедиться, что Виктор никогда больше не причинит никому такой боли, как его дочери. Мужчина утверждал, что я единственная, кто смог бы накопать достаточно улик, чтобы осудить Хартли. Как бы сильно я не хотела вернуться домой к Обри… я не могла прогнать тех людей, не тогда, когда они так отчаянно нуждались в моей помощи. И, наконец, когда у меня было достаточно улик, вот тогда-то… Алексис судорожно вздохнула. — Я должна была быть с ней, понимаешь? Я должна была быть рядом с ней, когда мир катился в тартарары. Быть рядом, чтобы утешить её, когда она испугается, и заверить, что всё будет хорошо. Это ненормально. Мне никогда не полегчает; я должна жить, зная, что никогда не была там, где действительно должна была быть. — Мне очень жаль, — лаконично сообщил шериф. — Спасибо, — опечаленная этой мыслью, Алексис принялась теребить прореху на рубашке. — Прошло так много времени, что мне трудно вспомнить её лицо. Я чувствую, что Джудит — это один из способов сохранить память об Обри. Это звучит странно, не так ли? Прежде чем Рик успел ответить, их насторожили крики, доносившиеся со сторожевой башни, мимо которой они только что прошли. Кто-то был в опасности, по крайней мере, они так думали. — Подожди здесь, — приказал Рик Алексис и вытащил пистолет. Девушка кивнула, её дыхание участилось. Дверь в башню была закрыта, но не заперта. Граймс медленно толкнул ту внутрь. Одна петля скрипнула. Мужчина поднялся по крутой лестнице и замер. Забавно, как похоже звучат удовольствие и боль. В данном случае это были звуки удовольствия: Доминик трахал одну из выживших женщин до потери сознания. Убрав оружие в кобуру, Рик медленно вышел из комнаты так тихо и быстро, как только мог. Вернувшись, он увидел Алексис, сидевшую в углу с посттравматическим припадком. Она плакала и закрывала уши руками, пытаясь заглушить крики женщины. Рик опустился перед девушкой на колени, обеспокоенный её реакцией. С некоторым колебанием он потянулся к ней и накрыл чужие руки своими, создавая двойной барьер для блокировки звука. Внезапный контакт пронзил её болью. И всё же, вопреки всем инстинктам, Алексис позволила его рукам остаться; что-то в ней не хотело, чтобы Рик отпускал её. Алексис стиснула зубы, с трудом сглотнув сухой комок в горле. Навернулись слёзы, часть сопротивлялась с рефлексом бороться. Рациональность напомнила ей, что Рик не враг, что она нуждается в нём. Она словно держалась за электрический забор, но всё же заставила себя переждать боль и панику.***
Виктор сел на скамейку перед Алексис. Он хорошо выглядел. Приняв душ, вымыв голову шампунем, побрившись и причесавшись, выглядел очень презентабельно. Любая мать, увидев его под руку с дочерью, подумала бы, что он — подарок судьбы. Чёрный V-образный вырез подчеркивал скульптурные плечи и грудь, а потёртые джинсы идеально облегали его фигуру. Алексис тоже выглядела хорошо. Она была одета в чёрные ботинки, белые гольфы, плиссированную клетчатую мини-юбку, спортивный топ, а на шее у неё висел галстук. Виктору было приятно видеть, что Алексис, как ей и было велено, во время его отсутствия, регулярно приводила себя в порядок. Это было нелегко для девушки, ведь всё, что у неё было, это губка для тела, шампунь и раковина. Хартли построил эту комнату для других, которые находились здесь до Маккий, но ни одна из девушек не жила там дольше двух месяцев. До тех пор, пока Виктор не встретил свою Лекси. Его возбуждал её непоколебимый, независимый дух, мужчина никогда не думал, что кто-то задержится тут на такое долгое время. Следовательно, в монтировке душевой кабины не было необходимости. — Ты такая соблазнительная штучка, — голос Виктора был приглушен звукоизоляцией, словно он похороненный заживо и шепчет, лёжа в гробу. Алексис не ответила и даже не заметила его присутствия. Она пребывала в своем безмолвном режиме, как и все предыдущие шесть месяцев. Она никогда не смотрела на него; она всегда смотрела куда-то поверх его головы или же в сторону. — Я хочу услышать, как ты плачешь. Я хочу почувствовать вкус твоих слез. Я хочу услышать изысканный звук твоих криков, почувствовать неподдельный вкус твоего страха. Так бывает всегда. Каждый раз, — сказал мужчина. — Я приводил их сюда… в эту комнату, — Виктор оглядел помещение, — и всегда с одной и той же целью. Лекси, в этой комнате происходили самые яркие события в моей жизни. Не секс, не избиения, не издевательства. Всё это наступает позже, такой маленький бонус, знаешь ли. Сначала я разрушаю их, вот в чём моя страсть. Мне нравится ломать их мечты, надежды. Грудь Алексис была напряжена, она с трудом могла дышать. — Каждая из них, попав сюда, думала, что сойдет с ума на день второй или третий. Но знаешь, требуется больше, чем день или два, чтобы свести кого-то с ума, по-настоящему и бесповоротно. Ты мой двенадцатый пленник, Лекси, и спешу сообщить, твои подружки неделями сохраняли рассудок. Одна из них сломалась на восемнадцатый день, но три из них продержались целых два месяца. Психологическая пытка гораздо интереснее и жёстче, чем физическая, хотя последняя, несомненно, захватывающая, — сказал Виктор. На его лице отражалось восхищение, словно он рассказывает вовсе не о пытках, а о чем-то прекрасном. — Разум намного сильнее тела, сломать рассудок куда более сложная задача. И наконец, когда психика жертвы рушится, клянусь, я слышу треск фасада их сознания, такой громкий… громче, чем звук ломающейся кости. Хартли поднялся со скамейки и начал ходить по комнате туда-сюда, продолжая свой рассказ. — Некоторые из них корчатся на полу, бьются и рвут на себе одежду. Они рвут на себе волосы, Лекси, и царапают себе лица, а некоторые из них кусают себя до крови. Они калечат себя самыми разными изобретательными способами. Бедняжки рыдают и не могут остановиться часами, иногда днями. Они рыдают во сне, лают, как собаки, визжат и размахивают руками, словно убеждены, что могут летать. Они галлюцинируют и видят вещи более страшные, чем я. Некоторые говорят на иных языках — это называется глоссолалия. Знаешь этот термин, Лекси? Виктор подошел к кровати и встал над женщиной. — Возможно, мне стоит приложить к твоему бедру утюг? Как думаешь? Виктор наклонился, приблизив своё лицо к лицу Алексис, пока они не оказались нос к носу, и сказал: — Тогда ты научишься говорить, Лекси? Но ответа не последовало. Виктор ждал. Он знал, что девушка слышит его, чертовка умела сохранять серьёзное выражение лица. Мужчина улыбнулся. Он благоговейно погладил ее лицо, проделав путь от щеки к подбородку. — Ты, безусловно, самая упрямая, но это лишь делает тебя куда интересней. Не беспокойся, дорогуша, я сломаю и тебя тоже. Виктор наклонился к ней и поцеловал в губы.***
Лицо Виктора озарила мрачная ухмылка, когда он увидел Рика и Алексис, гуляющих по залитому лунным светом периметру тюрьмы. У девки была лучезарная улыбка, и он отчаянно хотел отнять её. У Маккий явно крепкий дух, но совсем скоро он разрушит девушку окончательно. Эта задача приводила его в восторг. Самым страшным в буйстве были не боль и страх, которые он причинял, не кровь, не изуродованные трупы. Боль и страх были сравнительно недолгими, учитывая всю рутинную боль и тревогу, сопровождающую человека на протяжении всей его жизни. Кровь и тела были всего лишь освобождением. Самым ужасным было то, что он крал смысл жизни тех людей, которых убивал, сделав себя главной причиной их существования. Он отнимал у них всё. Его низменными грехами были зависть к красоте и счастью, а также гордыня, склонявшая весь мир к его ногам. Из-за тех же прегрешений сам дьявол, некогда Архангел, споткнулся и упал низко с небес. — Рик Граймс, — сказал Хартли. — У тебя есть то, что принадлежит мне.