***
Пятница, 12 декабря 1944 года Остаток четверга Гермиона провела больничном крыле вместе с Драко, который расположился на соседней кровати. Весь день они не разговаривали, хотя большую часть времени девушка провела в беспокойном сне. Следовавшее по пятам напряжение не ушло и до следующего вечера. Хотя Драко сидел за одним с ней столом на уроках и в библиотеке, но Гермиона могла поклясться, что он вел себя так, будто ее вовсе не существовало. А она слишком недоумевала и обижалась из-за его вчерашнего поведения, поэтому не задавала никаких вопросов. И слишком боялась предстоящей встречи с Реддлом на Астрономической башне. У Гермионы голова разрывалась от всевозможных предположений относительно того, почему настолько холодно и зло с ней вел себя Малфой и почему Реддл поступил так и хотел заставить ее выпустить в Драко убивающее проклятие. Впервые за всё время нахождения в прошлом Драко не было в гостиной, когда приближалась полночь. Гермиона не была уверена, что это значило, но это точно не предвещало ничего хорошего. Когда стало ясно, что он не выйдет, девушка направилась к башне. С каждым шагом сердце отбивало всё более неровный ритм, подстегивая чувство тревожности. Да, она знала, что шла туда не ради проекта. Знала, чего захочет Реддл, как только она поднимется, но что-то было не так. Пока Гермиона ждала, когда подъедет лестница, чтобы можно было подняться на второй этаж, в ее голове эхом отдались слова Драко, сказанные накануне. Интересно, захочет ли он иметь с тобой дело теперь, когда знает? Она прислонилась к перилам, чувствуя внезапную слабость в мышцах. Он знал. Подтверждением этому служило… всё: его поведение, злость, взгляды, а точнее, их отсутствие. Но до этой самой секунды такой мысли в голове ни разу не возникало. Но что он имел в виду? Что знал Реддл? Что сказал ему Драко? Гермиона сглотнула, смотря, как выравнивается лестница. Но она не могла заставить себя пошевелиться. Казалось, она снова попала в дьявольские силки, и ее засасывало вглубь. Девушка закрыла глаза, и на мгновение ей показалось, что она слышит шипение Василиска внутри стен. Гермиона знала, что тайная комната располагалась где-то рядом; она часто слышала, как плакала в туалете Миртл, но ни разу не заходила туда. У нее не было никакого желания снова случайно окаменеть. — Мне казалось, я ясно выразился. Гермиона резко открыла глаза, услышав голос Реддла, и увидела его перед собой. Он был так близко, что она чувствовала жар его кожи сквозь одежду. Она мотнула головой и приоткрыла губы, но передумала что-либо говорить, когда он сократил между ними расстояние и прижал ее к перилам своим телом. — Что ты не должна использовать окклюменцию, чтобы что-то скрыть от меня. Смотря в его глаза, Гермиона четко видела раскаты бушующей в них яркости. Его зрачки были расширены, и дымка красного цвета окаймляла края радужки, делая его гораздо менее похожим на человека, чем она привыкла видеть. — Я н-не… — Если бы я знал, что ты грязнокровка, я бы никогда и ни за что не прикоснулся к тебе. Гермиона расширила глаза от ужаса, который ледяным потоком хлынул по венам. Она сглотнула, прогоняя ком, который образовался в горле. Вот что Драко рассказал ему. Ей будто нож в спину всадили, и от этой боли в глазах образовались горячие слезы, покатившись по щекам. Смотря на него, Гермиона чувствовала, что сейчас он сделает что-нибудь, свойственное Волдеморту, и в ней боролось два состояния: вытащить палочку и ринуться в бой или сбежать. Выбрав последнее, девушка тут же бросилась вверх по лестнице. Она бежала по замку так, словно за ней снова гнались егеря. Ее жизнь на самом деле зависела от того, сумеет ли она убежать. Она проклинала себя, что не побежала вниз и не вышла через главный вход, но в школе ещё были места, где она могла спрятаться. Гермионе оставалось только думать на бегу и надеяться, что она доберется до одного из таких мест раньше, чем Реддл доберется до нее. Но нормально соображать не получалось, так как инстинкт самосохранения взял верх. Гермиона не была уверена, на какой этаж успела подняться, когда он поймал ее. Реддл схватил ее за талию, прижав предплечья к бокам, и зажал рот рукой, чтобы заглушить крики. Она брыкалась и вырывалась, но он что-то прошептал ей на ухо, и весь мир потух. Гермиона дернулась от ренервейта, придя в себя, и снова стала вырываться. Реддл стоял над ней, наблюдая, как она металась под ним, пытаясь сорвать с себя невидимые оковы, ограничивающие движения. Ее ноги были сцеплены вместе и приклеены к полу его магией. А руки были вытянуты по обе стороны и тоже прикованы к полу за запястья. Она могла двигать только головой и телом, выгибаясь дугой в попытке освободиться. Гермиона вдруг перестала сопротивляться. Но это произошло не из-за убийственного взгляда Реддла и не из-за нацеленной на неё палочки, а из-за комнаты, в которой она находилась. Сердце екнуло от страха, и девушка вскрикнула, опознав ту самую гостиную Малфой-Мэнора. Она была в точно таком же положении, как и тогда, когда ее пытала Беллатриса. Пока она думала об этом, Реддл ворвался в ее сознание. У Гермионы почти не было сил, чтобы помешать ему стать свидетелем ее пыток. Когда давление его магии исчезло, она повернула голову в сторону левой руки, вздрогнув не только от фантомной боли, но и от того, что Реддл одним движением резко оторвал половину рукава ее рубашки. — Мне следовало догадаться, что ты грязнокровка. Ты с самого начала искушала меня. Пыталась запачкать меня, поколебать мои планы и заставить измениться, — Реддл опустился, и теперь сидел на ее животе. Гермиона покачала головой, и слезы потекли по ее вискам, теряясь в волосах. — И это почти сработало. Я уже говорил тебе, что у меня есть план в отношении тебя как моего союзника. Я обучил тебя серой магии. Я впустил тебя, а ты замарала меня своей грязной кровью. Гермиона попыталась оттолкнуть его, когда он провел кончиком палочки по ее левому предплечью, чуть ниже локтевого сгиба. — Нет! Пожалуйста! Редд… Мольбы превратились в вопли, когда он магией полоснул по ее коже. По сравнению с этим проклятый клинок Беллатрисы казался обычной царапиной, оставленной Живоглотом. Гермиона чувствовала, как темная магия просачивалась в кожу, вспарывая ее, и впивалась в кость. Она надрывно кричала и дергалась, пытаясь вырваться из хватки его магии до тех пор, пока голос полностью не сорвался и на языке не появился привкус крови. Когда Реддл отстранился, любуясь своей работой, Гермиона сделала то же самое, что и тогда: стала смотреть в сторону, пока слезы тихо текли по лицу и падали на пол. Боль затуманила зрение и оставила ощущение пустоты внутри. Гермиона чувствовала, что скоро потеряет сознание. Раз всё случилось так же, как в прошлый раз, то она уже потеряла много крови. Девушка только предположила, что сейчас ее было больше — чувствовала, как она стекала по предплечью и лужей разрасталась на полу под рукой и рядом с ней. Реддл схватил ее за подбородок, поворачивая голову, чтобы она посмотрела на него. Он наклонился к Гермионе так близко, что, когда заговорил, его рот касался ее губ, но даже так девушка едва могла различить черты его лица. — Жаль, что такая мощная магия была понапрасну потрачена на грязнокровную шлюху вроде тебя. Гермиона едва заметила, как голова со стуком ударилась о пол, когда он отпустил ее. Вскоре Реддл отстранился и поднялся на ноги. Она почувствовала, как магия, пригвоздившая ее к полу, рассеялась, и он бросил на нее последний взгляд и ушел, оставив одну. Девушка на секунду закрыла глаза, а когда открыла, то уставилась на свою руку. Шрам вернулся на прежнее место, как будто Адское пламя никогда и не выжигало его с ее кожи. Только если буквы Беллатрисы были неаккуратными и детскими, буквы Реддла были четкими и ровными. Будто он вытатуировал их на ее коже, а не высек темной магией. Гермиона крепко зажмурилась и громко всхлипнула, чувствуя, что ещё больше слез стало касаться ее щек. Она плакала, пока не почувствовала полное опустошение внутри. Пока не осталось никаких эмоций, никакой боли. Гермиона ещё очень долго пролежала в темноте, прежде чем усталость победила в схватке, целиком поглотив ее.***
Суббота, 13 декабря 1944 года Открыв глаза, Гермиона поняла, что лежала всё в той же позе. Только теперь она находилась не в гостиной Малфой-Мэнора, а в своей спальне в Гриффиндорской башне. Подскочив с места, она вскрикнула и повернула голову влево. Сквозь наполненные слезами глаза Гермиона следила, как от резкого движения по ее коже из раны начала стекать свежая кровь. Но как бы сейчас ни было больно, нужно было подняться с пола. В этот раз ее спасет только она сама. Не Гарри. Не Рон. И уж точно не Малфой. Она поднялась на ноги, чувствуя, как закружилась голова, около минуты неподвижно стояла, пока зрение не прояснилось, и неторопливо пошла в ванную. Девушка повернула кран душа и разделась. Шагнув под обжигающе горячие струи воды, Гермиона постаралась не думать о пульсирующей боли в руке, начав смывать с себя остатки случившегося. Ступив на холодный пол, она наложила на себя и на свою одежду несколько чистящих чар и оделась. Выйдя из ванной, Гермиона остановилась, услышав звук открывающейся двери. Она тут же подняла палочку, направив на вход, и замерла, несмотря на дрожь в конечностях. Увидев направленную на себя палочку, Малфой вскинул руки, и его взгляд медленно скользнул по ней, остановившись на предплечье. Гермиона даже не потрудилась поправить рукав. Он смотрел на ее руку, следя за небольшой полоской крови, которая бежала вниз по коже и капала на пол у ее ног, и почти сразу же расширил глаза, в которых можно было прочитать злость и беспокойство. — Он… — Не делай вид, что тебе сейчас не всё равно, Малфой! — огрызнулась она, собрав внутри всю свою уверенность, и замахала палочкой. Парень опустил руки, сжав их в кулаки. — Я не… — Что, по-твоему, он сделал бы? — крикнула Гермиона. — Он не… У меня… — ее голос слишком сильно дрожал, а мысли путались. — Зачем ты сказал ему? — всхлипнув, спросила она, и ее голос сорвался на последних словах. — Потому что я хотел, чтобы вам обоим было больно. Гермиона прищурилась и поднесла руку с волшебной палочкой к лицу, тыльной стороной ладони вытирая слезы. — Я не думал, что он… Гермиона, я… — Слишком поздно извиняться, Малфой, — она ухватилась пальцами за спинку кровати, чтобы не упасть, так как из-за потери крови начинала кружиться голова. — Тебе лучше уйти. — Я никуда не уйду. — Ладно, — она коротко кивнула и сделала неуверенный шаг вперед. — Тогда уйду я. — Единственное место, куда ты пойдешь, — это больничное крыло, — сказал он. Комната закружилась перед глазами, и Гермиона подалась вперед, но ее голова не успела встретиться с полом, потому что Малфой шагнул навстречу, ловя ее. Гермиона оттолкнула его от себя, застонав от вспышки боли, пронзившей руку. Увидев свою кровь на его бледной коже, она усмехнулась. — Прости, я не хотела испачкать тебя своей грязной кровью. — Гермиона… — Нет! — она вздрогнула, сжав левую руку в кулак, что вызвало новую волну боли. — Ты это сделал! Ты сказал ему о моем статусе крови, а он заклеймил меня! Это гораздо хуже, чем та расплата, которую, по-твоему, я заслуживаю за то, что ты думаешь, что знаешь! — Думаю, что знаю? — он тоже начал злиться. — Я знаю достаточно, Грейнджер. Знаю, что ты лгала мне и ходила к нему! — она отпрянула от него и снова вытерла слезы с щек. — А я, сука, ни хрена не делал! Ты сама это начала! Хочешь спать со змеями и играть с огнем? Замечательно! Любуйся результатами! Гермиона отшатнулась, коснувшись плечом столбика кровати, рядом с которым недавно стояла. — Я многого ожидал от тебя, Грейнджер. Умнейшая ведьма своего поколения и все такое дерьмо. Я любил тебя! Ты была для меня всем, а ты взяла и растоптала мое сердце, раздвинув ноги перед гребаным Темным Лордом! А я правда был твоим первым или ты такая же отличная лгунья, как и шлюха? Жалящее заклинание вылетело из ее волшебной палочки, и она без сил опустилась на кровать. Малфой замычал и зашипел от боли, когда фиолетовая вспышка попала ему прямо в лицо. Подобно лицу Гарри, лицо Малфоя начало распухать, пока не изуродовалось почти до неузнаваемости. — Убирайся! — С радостью! — рявкнул он в ответ исказившимся от ее магии голосом. Гермиона закрыла глаза, когда он отвернулся, и вздрогнула от звука громко захлопнувшейся двери. Как только Малфой ушел, она легла на кровать, свернувшись калачиком. Она схватила правой рукой ожерелье, которое он ей подарил, и крепко сжала его в кулаке. Как же она хотела, чтобы это был Маховик Времени, чтобы можно было вернуться к началу. С уходом Малфоя ее соглашение с Реддлом стало абсолютно бесполезным. Гермиона плакала, и ее плечи лихорадочно сотрясались от всхлипов. Спустя некоторое время она уже просто лежала на кровати и смотрела, как кровоточит рука, размышляя, не умрет ли она от потери крови, если останется лежать вот так. Продолжая смотреть, как алые капли стекали из раны, оставляя неровные дорожки на коже и темные следы на одеяле, она поймала себя на мысли, что надеется закрыть глаза и больше их уже не открывать, когда в следующий раз соберется моргнуть.