Охана

1       В 15:00 по восточному часовому поясу Уоэртрейт Тозиер открыл глаза. 2       Мир перед ним представлял скопление белых мушек, в висках с каждым поворотом головы отдавало тупой болью, доходящей до самых зубов. Маленькая палата, освещённая солнечными лучами с западного окна, казалась ему такой же, какой новорождённый ребёнок видит родильное отделение, когда плацента и материнская кровь всё ещё покрывают его маленькие глаза. Но в отличие от ребёнка, Уэортейт не кричал. Он ждал и наблюдал. Смотрел на размытые очертания бегущих стрелок часов на стене напротив, вслушивался в писк медицинских приборов, к щебету птиц. За окном проехал мусоровоз, на улице закричали люди – вероятнее всего, водитель этой громадины и сборщик мусора – и всё для Уэортрейта вновь погрузилось в холодную, вязкую тьму. 3       Для Мэгги не было ничего важнее, чем попытаться сохранить не только жизнь единственного ребёнка, но и семейные узы, в её голове представлявшие собой тонкую нить, тоньше волоска, тоньше паутины. А паук, нависший не только над ней, но и над всеми остальными женщинами Дерри, Касл-Рока, Нью-Порта и множества городов, возможно, не только Мэна, назывался не как иначе, как разрушение разума, изменщик и обманщик, и именно он (или она, потому что только женщины уводят из семей любимых мужей) содействовал тому, что мужчины уходили из семей и изменяли, женщины убивали супругов и даже собственных детей, а дети начинали принимать наркотики, и дело также заканчивалось убийством родителей. Мэгги сгорбилась и опустила взгляд на сцепленные руки на коленях, в ожидании увидеть крупные сгустки алой крови, потому что именно она убийца, именно она этот самый паук, и паук живёт в её сердце, откладывает яйца злобы и безнадёги. Но руки были такими же руками, как и всегда – с аккуратно подстриженными ногтями, большими костяшками от раннего артрита и лёгким чёрным пушком. Она перестала ухаживать за собой, зациклившись исключительно на сыне и самоуничижении. Она запуталась, она ступила на преступную дорожку, и эта пульсирующая боль в руках, стоит ей хоть пошевелить пальцем или взяться за ручку кружки, была для неё наказанием. Но недостойным, слишком смягчающим.       От воспоминаний её отвлёк проехавший за окном мусоровоз с яркой белой надписью на борту «Очистим Дерри от нечистот». Ну что ж, в таком случае, начинать следует с неё. Она так бы и поднялась с места, перевесилась через окно и спрыгнула вниз только лишь затем, чтобы нырнуть с головой в мягкий, вонючий мусор, зарыться в него с головой так, чтобы оказаться на самом дне, и только балетки тёмно-зелёного цвета (совсем как мешки для мусора) будут напоминать о ней. Она вспомнила свою первую ночь с Уэортрейтом, которую они провели в его машине, выехав за город Касл-Рока, трепет, наполнявший её душу, потому что это был не только её первый раз, как она выехала из душного маленького городка, но и первый раз во всех смыслах этого понятия. Она помнила, как их поймал местный шериф, как нелепо пошутил над только что переступившими черту подростков, но всё ещё детьми по сравнению с ним (им было только 18 или 19), о том, что трусы Мэгги на высунутой в окно ноге болтались, как знамя на флагштоке, как она потом ехала домой, раскрасневшаяся, с часто бьющимся сердцем и мокрыми трусиками, как отдавалась ему потом ещё много раз…       Она так бы и дальше продолжила плакать, если бы не доктор, пронёсшийся мимо неё, белым халатом подняв поток воздуха. В воздух взметнулись брошюры и буклеты с журнального столика. Мэгги резко вскочила и последовала за ним, не обращая внимания на слетевшую с ноги балетку, которую она сразу же растоптала.       - Он что, очнулся? – голос её был холоден и спокоен, хотя внутри бушевал ураган эмоций: страх, что по его выписке и возвращению домой всё повторится вновь, печаль, что она не смогла убить его, злость на саму себя и радость, что Уэортрейт наконец очнулся. – Уэорт наконец очнулся, не так ли?       Она проковыляла по палате, широко расставляя ноги, потому что вдруг почувствовала, что лишилась обуви. На кафельном полу, в нейлоновых колготках она скользила, как на льду, поэтому чуть не столкнулась с врачом, когда он метнулся к окну, чтобы задвинуть шторы.       - Боже, если это сделали вы, то в следующий раз не открывайте шторы в ясный день. Человеку, находящемуся в коме, противопоказано приходить в себя в ярком помещении.       Доктор был молод – то ли интерн, то ли специалист, отработавший год или чуть больше – поэтому Мэгги задалась вопросом, а правда ли всё это.       Доктор (Уолтер Килн, как было указано на именной табличке) записал какие-то сведения с приборов на листы, скреплённые деревянным планшетом, взял карточку Уэортрейта у изножья кровати, что-то проверил, написал и закончил всё размашистой подписью.       - Миссис, - он посмотрел на планшет. – Миссис Тозиер, могу сообщить вам две новости.       Не поворачиваясь, Мэгги нащупала свободную соседнюю койку и грузно опустилась на неё.       - Плохие, да?       - Ну, раз вы слышите его дыхание, то нет, - он широко улыбнулся, обнажив два ряда идеальных белых зубов. Если бы Мэгги была моложе, она могла бы влюбиться в него, но последующая фраза типичного деррийца вызвала у неё только ненависть. – Трупы, знаете ли, не дышат, миссис Тозиер.       - Но мой муж не труп, - Мэгги сжала простыню на койке, ногти впились в матрас.       - Конечно же нет, - он засмеялся, и Мэгги представила, как опускает вазу с цветами на его голову, так же, как и поступила с Уэортрейтом, но теперь без сожалений, потому что этот человек посмел назвать её мужа трупом. – Просто это такой оборот речи, миссис Тозиер. Вы не местная, не так ли?       - Сначала ответьте на мой вопрос, мистер Килн, - она сцепила руки на коленях, борясь с болью, поднявшейся от пальцев, будто их резко опустили в промёрзлую воду. – Как мне кажется, сейчас не место и не время для того, чтобы определяться с моей биографией, а уж тем более слушать мои рассказы, потому что, поверьте мне, если я начну, то не остановлюсь, - она улыбнулась одной из тех улыбок, что перешла по наследству Ричи, как цвет волос или темперамент матери. – Так что говорите быстрее. Мой. Муж. Приходил. В. Сознание. Или. Нет?       Килн вздохнул, потёр шею, перелистал страницы, будто за это короткое время мог что-то забыть или упустить из виду, постучал длинными пальцами по деревянной планшетке.       - В общем-то, это довольно сложно сказать.       Мэгги глубоко вздохнула и откинулась спиной на стенку. Она сдерживала крик ярости и ненависти, потому что не хотела привлекать к себе лишнего внимания или делать так, чтобы ей запретили посещать мужа. И кто тогда будет менять его бельё? Кто тогда будет сидеть возле него и держать за руку?       КТО БУДЕТ СОЖАЛЕТЬ О ТОМ, ЧТО ОНА НЕ УБИЛА ЕГО?! НЕ УБИЛА ПОЛНОСТЬЮ, ОКОНЧАТЕЛЬНО, БЕСПОВОРОТНО?!       Её сын?! Малыш Ричи? Ну уж нет! Уэортрейт напугал его настолько сильно и заставил себя ненавидеть, что теперь Ричи не может даже сказать простое слово «папа», смотрит мультики украдкой, как карточки с голыми девицами, а уж если слышит по телевизору что-то о здоровой, полноценной семье, то его лицо становится цвета глины и он начинает плакать. Мать знает всегда, как бы тщетно не пытались от них что-то скрывать. Даже если скрывали это сами от себя, замыкались и прятали все чувства в себе, пока они не накапливались, и не извергались наружу, как из чёртового вулкана.       - Довольно сложно сказать? – она старалась успокоиться, взять себя в руки, контролировать дыхание.       - Ага. Довольно сложно, потому что… - Уолтер Килн замялся и вновь потёр шею. – Потому что… Потому что ваш муж, мистер Уэортрейт Тозиер, мог как приходить в сознание, так и нет. Аппараты засекли учащение сердцебиения и повышенную мозговую активность, но на слишком краткий период, поэтому сказать что-то точно практически невозможно. Надеюсь, вы понимаете что я имею в виду, не так ли? – он сел на корточки и взял её за руку. Мэгги выдернула ладонь, и доктор наградил её холодным взглядом, полным нескрываемой ненависти. – В любом случае, миссис Тозиер, посоветую вам больше не вмешиваться в дела больного, а уж тем более ничего не трогать в палате, потому что любое ваше неверное движение, и ваш муж может вообще больше никогда не проснутся. Неужели вам так нравится видеть бесконечные счета в ваших счетах? Не думаю. А ведь без этих приборов мистер Тозиер не сможет прожить и дня. Мы отслеживаем его сердцебиение, мы вливаем в него все нужные физрастворы. Посмотрите, как сильно он похудел! А что было бы, если мы и вовсе ничего не делали? Все медсёстры и врачи, работающие тут?! Он бы давно умер, и вот на этой самой койке лежал бы кто-нибудь другой, и я уверен, что тот, чисто гипотетический пациент, не сможет похвастаться заработанной комой при странных обстоятельствах. У него была трещина на черепе, если вы не знали, миссис Уэортрейт. Он не мог просто так получить его, упав на булыжник! Со всем уважением, к вам, - Мэгги поняла, что его слова были наполнены ложью и так и сочились ею. – Когда просто падаешь на булыжник, камень, на любую горную породу, какая могла находиться на дне Кендускига, такую идеально ровную рану не получишь. Потому что течение уносит тело, и оно продолжает напарываться на этот самый камень, распарывая кожу всё сильнее и сильнее, а тут… Тут идеально ровная рана, будто…       - Ты хочешь сказать жене стоматолога, матери единственного ребёнка, которая никогда не думала ни о ком другом, кроме своего мужа и своей маленькой семье, что она – убийца? – слова вырвались сами по себе, и Мэгги поняла, каково было Ричарду, когда она ругалась, что тот не умеет держать язык за зубами даже в самых важных моментах, будь то празднество или чьи-либо похороны. – Потому что твои обвинения не несут никаких доказательств. Я сама видела, как он бросился в реку и…       Она запнулась, заметив, как глаза доктора стали ярко-красными*. За его спиной возник человек с ножницами**, подкравшийся к Уэортрейту. Мэгги зажмурила глаза, и как только она открыла их вновь, все видения пропали.       Уолтер даже не заметил страха на лице Мэгги. Он поджал губы, сунув планшет под мышку, и направился к двери. Но по полпути его что-то остановило, и он застыл прямо посреди палаты, под лампой, как какой-то ужасный монстр во второсортном ужастике. Быстро, почти бесшумно вернулся обратно и прошептал на ухо Мэгги три предложения, от которых земля ушла из-под её ног, обдавая её зловонным холодным дыханием мертвеца.       - Я знаю, что это сделала ты. Ты, лживая сука, и никто другой! Все видели твоего пацана с отметинами на шее, как у малолетней шлюхи.       Мэгги хотела ухватить его за отвороты халата, но Уолтер вывернулся и поспешно ретировался к двери.       В 15:27 по восточному часовому поясу Мэгги открыла глаза и глубоко вздохнула. Она ожила. Она ожила вновь, и почувствовала новый вкус к жизни. Такой, какой ощущает мать-волчица, родившая первого в своей жизни щенка. Он ещё слишком маленький и хилый, его глазки покрыты кровяными сгустками и плацентой, и он ничего не видит, поэтому она отдаст все свои силы и жизнь для того, чтобы защитить единственного кроху. И пускай даже для этого придётся убить крупного вожака, отца маленького волчонка, она не пожалеет об этом. Она станет новым вожаком, и сын её будет всегда с ней. Всегда.       ПОТОМУ ЧТО НИКТО НЕ СМЕЕТ ОБИЖАТЬ ЕЁ МАЛЬЧИКА. 4       На её собственное удивление, Ричи всё же согласился навести отца, и даже прихватил с собой один из любимых детективов Уэортрейта в карманном формате. Мэгги была против того, чтобы Ричи читал что-то, написанное маленьким шрифтом в полутьме палаты, но, как только Ричи сказал ей, что эта возможность много для него значит, она отступила. Она тоже всё ещё любила Уэортрейта и не могла допустить того, чтобы он упустил радость от пребывания отцом, пускай хоть сразу после его пробуждения, Ричи вновь будет бояться его.       Как только Мэгги скрылась за дверью, чтобы переговорить по телефону-аппарату на первом этаже больницы, Ричи подвинул стул из вестибюля поближе к кровати и всмотрелся в неподвижное лицо отца. Лишь слабое дыхание было подтверждением тому, что Уэортрейт Тозиер всё ещё, хоть и частично, пребывал в мире живых, а не парил где-то высоко, слившись с духами. Ричи открыл книгу, пролистав предисловие от автора, и принялся за чтение дрожащим голосом, после каждого предложения вглядываясь в лицо Уэортрейта в надежде увидеть хоть одну морщинку, хоть одно подрагивание мышцы. Потому что как любой другой ребёнок, он верил, что чтение может пробудить его отца. Да и почему бы это не быть правдой? Стоит только хорошо поверить во что-то, и это обязательно станет правдой. Хоть ты будешь думать о сэндвиче с индейкой, порабощении мира или о том, чтобы твой отец наконец пришёл в сознание.       - Окей, пап. Я не знаю, на чём ты остановился в последний раз, но это была самая верхняя книга, которая лежала на твоей стопке. Ну, знаешь, та что возле кровати. Ричи замолк. В голове зародилась глупая идея. Он встал со стула, подошёл к окну, отодвинул штору и выглянул наружу. За окном две маленькие девочки – одна с двумя косичками, другая – с конским хвостом – и мальчик крутили верёвку и по очереди перепрыгивали через неё. Ричи удовлетворительно кивнул головой и направился к двери, выглянул в коридор. Там же не было никого, кто мог подслушивать его разговор с отцом, но он всё же закрыл дверь прежде чем вернуться обратно на месте. Он прокашлялся и заговорил голосом отца, копируя все его интонации и даже лёгкую хрипотцу.       - Да, конечно, это одна из тех книг, что я читал до того, как из-за тебя я чуть не умер, Ричард, - Ричи захотелось приложить палец к нижней губе Уэортрейта и оттянуть, как делают в многочисленных комедиях, когда хотят сделать вид, будто человек, находящийся в отрубе, всё ещё в сознании.       - Да, прости пап. Но, наверное, нам всё же стоит начать, не так ли? Как говорит Билл: «Рот – не жопная дырка, чтобы нести чушь». Или вот, Бен, например, он из молчаливых, но зато Беверли не сводит с него глаз, и я думаю, что это всё из-за его образа и…       - Кто такой Билл? – Ричи уже потерял контроль над собственным Голосом и надеялся, что в ближайшие полчаса никто не окажется в тупике этого коридора, а уж тем более не будет подслушивать его, потому что мальчик-подросток, разговаривающий сам с собой, наводит на мысль не о детской фантазии, а самом сильнейшем приступе шизофрении. – И почему ты говоришь о том, что Беверли нравится какой-то там Бен, когда это ты должен был жениться на ней, обрюхатить её, чтобы у меня появилось, - Ричи задумался. – Чтобы у меня появилось семь внуков, Ричард! И чтобы все были пацанами! Пацанами!       - Билл – один из моих новых друзей, да я и не могу контролировать Беверли, пап, - когда он говорил сам с собой, это слово давалось ему относительно легче. – Я ведь не собираюсь красть её или принуждать к браку.       В ответ Голос отца лишь промолчал. Как того и ожидал Ричи. Потому что то ли сам Ричи не мог придумать более подходящего ответа, то ли сам Уэортрейт не продолжил бы разговор дальше (вероятность второго равнялась поговорке «когда свиньи полетят»).       - Хорошо. Давай уже читать твой детектив, - Ричи перевернул книгу и только увидел, как она называется. Утром он впопыхах схватил первую попавшуюся книгу и засунул её в рюкзак, потому что идея прочтения книги для человека в коме пришла ему спонтанно. – О, тут такое звучащее название, просто отпад всего! Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шкуре. Автор… - он повернул книгу ещё раз. – Вау, да тут женщина! Найо… Марш. Марш. МАРШ, - Ричи понимал, что все совпадения в этом мире несут хоть какую-то смысловую нагрузку, но так же понимал и то, что не все совпадения могут быть чем-то значимым. – Не знал, что тебе нравятся детективы, написанные женщинами.       - ЗАТКНИСЬ! – Голос выкрикнул это слово так громко, что Ричи закрыл рот рукой, боясь, как бы кто не заглянул в палату. – ЛИБО ЧИТАЙ МНЕ ЭТУ ЧЁРТОВУ КНИГУ, ЛИБО ЗАТКНИСЬ! А ЗНАЕШЬ, ЧТО БЫЛО БЫ ЕЩЁ ЛУЧШЕ?! ЕСЛИ БЫ ТЫ ПЕРЕСТАЛ БЫТЬ ТРУСЛИВЫМ ЩЕНКОМ И НАКОНЕЦ ПОШЁЛ И ВЗЯЛ СВОЮ БЕВ СИЛОЙ, ПОТОМУ ЧТО НИ ОДИН ТОЛСТЯК НЕ МОЖЕТ ОБСТАВИТЬ МОЕГО СЫНА! МОЕГО РИЧАРДА ТОЗИЕРА!       - Откуда ты знаешь, что Бен – толстяк? Да и нет ли разницы? Он – мой друг, и я не собираюсь воровать у него девушку только потому, что ты – этого хочешь.       Голос не обратил внимание на вторую часть.       - Откуда я знаю, что Бен – толстяк? – Голос звучал так же, как звучат змеи-злодеи в мультиках. - Оттуда же, что я и знаю о том, что ты ходишь в Пустошь, что ты был самым настоящим трусом, раз даже не смог спасти чёртового котёнка! Насколько лет Патрик Хокстеттер старше тебя? На год? На два? Но вместо этого ты предпочёл убежать и заплакать. Билл и тот был сильнее тебя, и я удивлён, почему эта шлюшка не выбрала его. Я знаю всё, потому что я – часть тебя, как и ты часть меня. И так будет всегда, потому что ты и есть продолжение моей крови, ты похож на меня лицом, Ричард, и, знаешь, ты унаследовал тот же характер и темперамент, что и я…       - Бен – хороший парень. Он построил плотину и уб… - Ричи прикусил язык, боясь, как бы не проболтаться о том, что у Неудачников есть собственное убежище. Он боялся, что Уэортрейт может узнать что-то от Голоса или подслушать, потому что он уже пришёл в сознание. Ричи повернулся назад, но Уэортрейт был так же неподвижен.       - МЕНЯ НЕ ВОЛНУЕТ! ЧИТАЙ! И ХВАТИТ УЖЕ ГОВОРИТЬ ПРО ТВОИХ НИКЧЁМНЫХ ДРУЗЕЙ!       Ричи дрожащими пальцами открыл книгу, перелистнул пару страниц, пытаясь найти хоть какую-то закладку. Но книга была идеально новой, её даже не читали, поэтому от неё по-прежнему пахло типографским клеем, а чернила от букв оставались на подушечках пальцев.       - Тут нет закладки. Мне стоит начинать читать с самого начала?       - Да. И читай медленно, балабол. Мне не нужны каша в словах, потому что я так ничего не пойму. А если я что-то не понимаю, то начинаю очень сильно злиться, и тогда нам нужно будет переговорить с глазу на глаз. Ты меня понял?! – Ричи хотел было добавить «жопная дырка», но решил, что не будет этого делать, смешивать образ Билла с Уэортрейтом, потому что он понял, что Билл и Уэортрейт – совершенно разные люди.       - Пятница, пятое. Вторая половина дня       Министр внутренних дел с решительным видом отложил документы, которые читал, и окинул взглядом стол. Его снова, в который уже раз, поразило, с какой напыщенной торжественностью держатся остальные члены правительства. «Поистине, — подумал он, — смотримся как заседание кабинета министров в кино. Уж слишком мы правильные, чтобы быть настоящими». И словно для того, чтобы укрепить его в этой мысли, премьер-министр откинулся на спинку кресла, положил ладони на стол и кашлянул.       Ричи остановился и подвинул стул к отцу так, чтобы он мог видеть его лицо. Голос в голову больше не лез, и это было хорошо, потому что в ином случае он бы просто больше не выдержал и сошёл с ума от прибавившихся книжных голосов. Он помнил, как отец ненавидел, когда Ричи подражал кого-то, поэтому старался читать без интонаций, своим обычным скучным голосом.       — Итак, джентльмены, — важно начал он, — вот к чему мы пришли.       — Сильно, — прокомментировал министр иностранных дел и, сложив на груди руки, возвел глаза к потолку.       — Решительно, — добавил лорд-канцлер. — Я бы сказал, именно решительно.       — А по-моему, — возразил министр связи, — и не слишком сильно, и не слишком решительно. — Нервным жестом, почти сделавшим его простым смертным, министр потеребил галстук и раздраженно добавил: — Черт побери, надо же что-то делать! Возникла пауза. Министр внутренних дел шумно вздохнул.       Ричи взглянул на Уэортрейта поверх книги.       - Знаешь, я бы лучше взял прочитать «Гекльберри Финна и Тома Сойера, а не это д… Этот детектив. Он довольно скучный, не находишь?       Он вновь погрузился в книгу и не заметил, как под веками Уэортрейта задвигались глаза, как губы отца сморщились и вытянулись, как будто он собирался что-то пить.       — Итак, джентльмены, — повторил премьер-министр, — мы долго обсуждали этот вопрос, а теперь выслушали законопроект. Мы владеем всеми фактами. Вкратце дело обстоит следующим образом. Нам известно о деятельности анархистов. Мы знаем, что они собой представляют. И мы в курсе, что они готовы предпринять решительные действия. Мы согласны, что значение ситуации трудно переоценить. Доклады Министерства иностранных дел, секретной разведывательной службы и департамента уголовных расследований полицейского управления вполне убедительны. Мы имеем дело с реальной угрозой, и степень опасности продолжает расти. Дело неприятное. Данный законопроект, — он сделал жест в сторону министра внутренних дел, — можно назвать решительным. Кто считает, что он чрезмерно решителен? Необходимо внести изменения?       Когда Ричи вновь опустил книгу, он встретился со взглядом тёмно-карих глаз. И взгляд этот был осмысленным, без той дымки, что была сегодняшним утром. И пусть по щетине Уэортрейта стекала тонкая струйка слюны, он был в сознании.       - Ты… - Ричи вытянул книгу перед собой, как священники вытягивают крест, чтобы защититься от вампиров, демонов и прочих злобных сил.       - Ричард, - Уэортрейт дотронулся до повязки на голове и попытался снять её, оттянул руками, обнажая незажившую рану.       Ричи показалось, что от зашитой раны пахнуло гнилью, и он сдержался, чтобы не блевануть. Тёмная аура, какую увидела Мэгги, сменилась на сероватую, но Ричи принял её за наваждение. Он тут, в Деррийской больнице, смотрит за тем, как его отец приходит в себя и пытается избавиться от повязок, рвёт их, как гусеница избавляется от кокона.       - Т-т-тебе нельзя снимать повязку, - весь задор Ричи Тозиера, то, что отличало его от остальных, не только от Неудачников, но и от всех остальных людей, его особенность, пропала, поглощённая накатившим животным страхом перед воскрешающим отцом.       Уэортрейту не удалось справиться с повязкой, и он опустил руку, с силой ударившись о металлическую спинку койки. Ричи вздрогнул, ожидая того, как бледная кожа отца покроется синяками, лопнет гноем, но ничего такого не произошло. Уэортрейт не вскочил с койки, как это часто представлял Ричи, не принялся бить сына, а уж тем более не превратился в ужасного вервольфа. Вместо этого он лишь протянул руку к сыну и положил её ему на запястье.       - Мама! – Ричи уронил книгу и вскочил со стула. Ощущение был такое, будто его коснулся мертвец со склизкой, липкой кожей. Холод, исходящий от Уэортрейта, да и само его положение на койке напоминало фильм о монстре Франкенштейна. – Мама! – он поспешил к двери, ногой откидывая книгу в сторону. – Мама, он очнулся! Мистер доктор! Мама! 5       Уэортрейт открыл глаза только тогда, когда крики мальчика удалились на приличное расстояние, и в палате вновь воцарилась тишина, прерываемая только пищанием электроприборов. Он не помнил того, как оказался в больнице и что было в тот злополучный день, но он точно помнил, кто отправил его в больницу. Когда он упал в бушующий Кендускиг, волна подняла его и перевернула на спину. До того, как кровь залила его глаза, веки отяжелели и всё превратилось в тьму, Уэортрейт успел заметить женский силуэт, стоящий в воде. Он знал, кто сделал это, но не хотел верить. Потому что, по его разумению, ни одна жена не может поступить так со своим мужем. А Мэгги уж тем более, потому что Мэгги… 6       …открывает заплаканные глаза как в раз тот момент, когда Ричи подбегает к ней, что-то несвязно говорит и тянет её за рукав блузки. Кофе в бумажном стаканчике, которое она держала в руках, выливается на грудь, расползается большим коричневым пятном, и Мэгги радуется, что он был холодным и без подсластителей.       - Ричи?! – она не решается слишком сильно кричать на мальчика, и сдерживает себя в руках, наблюдая за тем, как капли кофе, попавшие на линзы его очков, медленно стекают вниз. – Что, боже мой, случилось, чтобы ты так кричал и вёл себя?!       - ОН очнулся.       Мэгги выронила стакан кофе. Остатки расплескались по холлу больницы. Она поднялась и побежала к палате Уэортрейта, опережая докторов с какими-то дополнительными измерительными приборами, планшетами, растворами и лекарствами. Оставила недоумевающего Ричи стоять посреди холла, чтобы успеть подбежать к мужу до того, как это сделают врачи. К ней ненадолго вернулась любящая жена. Но только ненадолго. Не более, чем на месяц.