Охана

5       - Городская больница Дерри, чем могу помочь?       Уэортрейт слышал это уже множество раз, дожидаясь прихода детектива, который намеревался взяться за его дело. Он слышал это, но не знал, являлось ли это правдой. Поэтому он проводил долгие часы в приёмном отделении, восседая в больничной одежде на пластиковом стуле, слушая объявления, отрывки телефонных звонков лишь по его сторону, смотря телевизионные выпуски новостей. Он не был точно уверен, явится ли шериф ещё раз, пока Килн не подтвердил это. Не подтвердил в понедельник, когда они были одни в палате, и Уэортрейт задал этот вопрос, в ответ на который его лечащий врач лишь улыбнулся и произнёс: «Тайна. Врачебная и полицейская тайна, которую я не могу раскрыть Вам, мистер Тозиер. Нет, сэр, одной оплошности с меня уже хватило. Теперь я более осторожен. Но, как ваш друг, могу лишь сказать, что Вас ожидает весьма приятный сюрприз».       - Городская больница Дерри, чем я могу помочь? Алло? Алло? Сэр? Мэм? Вы меня слышите?       Уэортрейт нервно свёл брови к переносице. А что если шериф позвонит лично ему, а линия занята?       Конечно, это глупость, потому что никто не звонит пациентам по телефону, а уж тем более шерифы, чья работа заключается в конфиденциальном контакте тет-а-тет, а не в разговоре по аппарату. Шерифам нужно прослеживать динамику лица, когда отвечает допрашиваемый, улавливать малейшее изменение тона, который телефон не может передать в точной мере… Но Уэортрейт не думал, что в таком случае он будет способен на ложь, и ему придётся раскрыть правду, что, да, он намеревался убить сына.       Но оправдание тебе есть – ты делал это в силу нахлынувших эмоций, не так ли? Он разочаровал тебя, и ты решил наказать его, не подумав о возможности осуществления наказания, но решил, что так будет честно, потому что оно – справедливо. Разве отцы не могут забирать жизни детей, которых они произвели на свет, а, Уэортрейт?       Но ведь Мэгги намеревалась убить его так же из-за сильнейших эмоций. Значит… Значит и она тоже невиновна?       Ты не понимаешь. Она не имеет права поступать так с тобой, потому что ты – мужчина, и всегда им будешь. Женщины не имеют права поднимать голос или руку на своего или любого другого мужчину, слышишь? Вспомни Дэй, Уэортрейт! Вспомни из-за кого тебе пришлось покидать этот мерзкий городок, который ты так любил и переселяться в этот прекрасный Дерри, который ты так ненавидишь? Город прекрасен, Уэортрейт, от самиых высоких домов на Подъёме-в-милю до самых низов канализации, ха-ха!       Но… Но разве все женщины…       - Городская больница Дерри, чем могу помочь? Прошу не занимать телефонную линию, если Вы позвонили случайно или если вы – хулиган. Сэр? Мэм? С вами всё в порядке? Нажмите на любую клавишу, если вам нужна помощь, и мы проследим адрес исходящего звонка по оператору. 6       - Городская больница Дерри, чем могу помочь? Прошу не занимать телефонную линию, если Вы позвонили случайно или если вы – хулиган. Сэр? Мэм? С вами всё в порядке? Нажмите на любую клавишу, если вам нужна помощь, и мы проследим адрес исходящего звонка по оператору.       Ричи почувствовал, как шанс предпринять хоть что-то просачивается сквозь пальцы, как песок. Он слышал шум воды из ванной комнаты и шорох пакетов и бутылок с чистящими средствами, и все они смешивались в какую-то более важную какофонию, чем то, что говорила девушка по телефону. «Если бы тут был Билл, он бы смог разрулить ситуацию. Или хотя бы Стэн… Майк, Бев, Бен, Эдди… Все они такие храбрые, а я даже не могу произнести хоть слово. А я ещё и «Балабол». Ха! Какой же из меня Балабол!»       - Я кладу трубку.       - Падаждите! – Ричи запнулся, заговорив голосом Эйзенхауэра, преувеличенно растягивая гласные, но дальше уловка сработала идеально. – Мне нада узнать, есть ли тут у вас Меган Тазиер!       - Меган Тозиер? – голос девушки по ту сторону трубки не покзался разъярённым, и Ричи облегчённо вздохнул. – Вы являетесь родственником?       - Да! Я сын Меган Тазиер – Ричард Тазиер. Наверна, далжно быть написана в карте.       - Хорошо. Я перенаправлю Ваш звонок в другое отделение больницы. Пожалуйста, ждите и не бросайте трубку.       Последовали долгие гудки, и Ричи облокотился на стену, медленно сполз вниз, и сел на ковёр. Первые слёзы защипали глаза, и он отвернулся от двери, ясно понимая, что Билл всё равно не сможет увидеть, как он плачет. Дверь не только разделяла мир на «до» и «после» (как та дверная ручка, как дверь, которая позволила Дэй совершить свой мерзкий план, из-за которого сгорела стоматология Касл-Рока), на «близко» и «далеко» (на дальний мир смеха и веселья, где остались Неудачники и на мрачный дом Каспбрак, где все дети становились призраками, витающими в коридорах).       - Городская больница Дерри, слушаю вас.       - Здравствуйте! Я хател бы узнать, находится ли Меган Тазиер в бальнице на дневном или начном стационаре или нет. Я её сын – Ричард Тазиер. Думаю, это далжно быть написана в карте.       Ричи не заметил, как Соня выглянула в коридор из кухни, зато Билл заметил это и насторожился.       - Хорошо. Одно мгновение, мистер Тозиер.       В трубке повисла тишина, прерываемая шорохом бумаг и редкими криками «Марта, посмотри карточки на букву «Т»! «Т»! «Та-бу-рет!», «Алекс, карточки на «Я», будь добр».       Ричи позволил себе ненадолго отключиться, приложив ухо к трубке, готовый очнуться в любой момент.       - К сожалению, Меган Тозиер не прописана ни в дневном, ни в ночном стационаре. Присутствует лишь Уэортрейт Тозиер.       Ричи сглотнул подступивший к горлу комок, бросил короткий взгляд на дверь, обвёл взглядом окружавшие его розовые обои в бежевый цветок, чем-то напоминавший лилию, посмотрел на дверь ванной, откуда теперь не доносилось и звука, и заговорил:       - Можете тагда падключить Уэартрейта Тазиера? Эта мой атец.       - Пациентам нельзя отвечать на звонки, пока они находятся в палате, мистер Тозиер. Перезвоните, как только придёт время обеда или перерыва. Это… 7       - Я кладу трубку.       Уэортрейт облегчённо выдохнул. Наконец девушка заткнётся, и перестанет так громко кричать, будто бы это что-то могло бы решить. Если на другой стороне трубки изначально были хулиганы, они бы всё равно никогда не признали этого; если бы на другой стороне трубки кто-то действительно лежал без сознания, а уж тем более при смерти, её крики всё равно не смогли бы привести звонящего в чувство, а уж тем более воскресить.       Но краем глаза он заметил, что она поспешно отдёрнула руку с трубкой от корпуса телефона и опять приложила её к уху.       - Меган Тозиер? Вы являетесь родственником?       По спине Уэортрейта побежали муражки, он попытался вскочить, но ноги непослушно подогнулись под ним, и он упал на кафельный пол. Какая-то женщина поспешила к нему, протягивая руки, перекрывая голос девушки у телефона своими удивлёнными вскриками.       - Сэр?! Сэр! С вам всё в порядке, вы не ушиблись?! – она схватила его под подмышки и рывком подняла на ноги. – Люди уже в очереди начинают штабелями на пол падать! Где уж тут до лечения! Сколько можно сидеть в кабинете?!       Медленно опираясь ладонями на стены, Уэортрейт стал продвигаться вперёд, намереваясь оказаться у застеклённой будки прежде, чем разговор оборвётся. Конечности подгибались, руки жгло от соприкосновения со стеной отчасти потому, что именно на них была возложена вся нагрузка, отчасти из-за синяков, оставшихся от внутривенных уколов и капельниц, но он всё же кинул женщине непринуждённое «Благодарю, мэм», будто с ним ничего и не случилось.       - Хорошо. Я перенаправлю Ваш звонок в другое отделение больницы. Пожалуйста, ждите и не бросайте трубку.       Он доплёлся до будки как раз тогда, когда трубка звякнула о телефонный аппарат. Уэортрейт опёрся на деревянный выступ, предназначавшийся для бумаг, и произнёс, чувствуя, как прерывается его дыхание, а лёгкие грозят разорваться, будто он вдохнул множество мелких иголок.       - Кто звонил? Кто-то из родственников Меган Тозиер?       Девушка с испугом посмотрела на него, прижав руки к узгой груди. Он не имел понятия, что глаза его налились кровью, а верхняя губа задралась, как у больной бешенством озлобленной собаки.       - Сэр, прошу, я не могу расскрывать вам телефонные звонки. Займите очередь, - она обратила внимание на его одежду, но в страхе не смогла сопоставить зелёный балахон с больничными палатами, в которых бывала не раз, находясь на медсестринском посту.       - Я муж Меган Тозиер. Уэортрейт Тозиер. Я… - Уэортрейт замялся, понимая, что ему всё равно никто не поверит. Он видел это по запуганным глазам медсестры, по её частому прерывистому дыханию. – Послушайте, мой лечащий врач – мистер Килн. К-и-л-н. И если звонил кто-то из родственников моей жены, мне нужно переговорить с ним, с ней, с оно – не важно. Я уже давно не видел Мэгги и волнуюсь за него, - отчасти он говорил правду.       - Мистер Тозиер… Вам… Вам лучше обратиться к Вашему лечащему врачу. Больше я никак не могу помочь.       В ответ Уэортрейт ударил кулаком по стойке. Боль незамедлительно отдалась в онемевших пальцах, но он даже не вскрикнул. Лишь так же молча продолжил свой путь, опираясь на стены, под осуждающими взглядами присутствующих. 8       -…время между двенадцатью и двумя часами дня, мистер Тозиер, а время отдыха начинается после прекращения процедур, в шесть часов вечера, но это время, вплоть до двух, отведено для посещения родственников, так что если Вы хотите…       Ричи закрыл глаза. На обед он уже опоздал. Задумка о том, чтобы связаться с отцом, теперь казалась ему чертовски тупой, осознание нахлынуло на него призрачным холодом.       Из трубки донеслась возня, шорох одежды.       - Кто это?!       - Кто Вы, сэр?       Ричи напрягся. Голос казался ему знакомым, приходящим в ночных кошмарах на протяжении всего времени, которые он впоследствии благополучно забывал поутру.       - Уэортрейт Тозиер!       Ричи почувствовал, как сжало желудок, к горлу подступила блевотина, но он сглотнул и её, морщась от противного кисло-горького вкуса.       - Мистер Тозиер, вам звонок. Пожалуйста, проследуйте в коридор и поднимите трубку телефонного аппарата. 9       Ричи пришлось ждать ещё несколько минут, показавшиеся для него часом. Эдди всё так и не выходил из ванной, лишь рад оттуда донёсся всплеск воды и шорох щётки, когда тот оттирал грязь с кросс. Билл всё так же продолжал стоять на террасе, облокотившись на Сильвера и наблюдая за Соней, высунувшейся уже наполовину. Она затмила заходящее солнце, но Ричи подумал, что солнце уже село, и его нисколько не смущал продолжащий играть блеск на рамках картин с восточной стороны.       Он услышал щелчок, в его мозгу за долю секунды пронёсся облегчённый выкрик: «Нас разоединили, да! Нас разоединили!», но он оборвался, когда до его ушей донеслось дыхание. Шум, отдававшийся в динамике телефонной трубки неприятными помехами, напоминая о легендах, что на волнах между двумя радиостанциями можно услышать, как говорят призраки умерших. И Ричи не сомневался, что сейчас с ним произойдёт то же самое. С ним заговорит призрак его отца, каким он был несколько лет назад, до тех пор, пока Ричи не пошёл в школу, начав тем самым череду нескончаемых побоев.       - Алло?       Ричи замер. Губы задрожали, на глаза накатили слёзы.       - Алло? Кто это, чёрт побери?! Клара?!       Никакой Клары Ричи не знал, так как она умерла задолго до его рождения. Уэортрейт спохватился только после того, как выкрикнул в трубку имя умершей двоюродной сестры его жены. Утонула на переправе в Канаде, когда пыталась похвастаться, что умеет управлять каноэ на порогах водопада. Такая же участь могла бы постичь и его. Будто мстящий образ мстящей сестрички стервы явился перед ним в сумраке позднего осеннего вечера.       - Это я, пап, - Ричи не мог использовать голос Эйзенхауэра, не мог использовать все остальные Голоса, позабытые разом. Абсолютно все, начиная от тех, что они разрабатывали вместе с его друзьями, от капитана Миднайта до подражаний выкрикам птиц Стэна, и заканчивая самыми первыми, в число которых входил Багз Банни и Дональд Дак. – Я просто позвонил узнать, как ты…       Уэортрейт на другом конце трубки медленно опустился на кресло. Голос, владевший его разумом, ненадолго покинул его. Он снова вернулся в те дни, когда его маленький мальчик только-только учился ходить и произносить первые слова и он, сам того не осознавая, назвал его «детское» имя:       - Ричи… Хах, Ричи! Ты как там?       Всё внутри Ричи возмутилось. Отец спрашивал у него, как дела, будто бы не он пытался утопить своего сына несколько месяцев назад, будто бы не он избивал его на протяжении долгих лет, называя это «правильным воспитанием». Наружу вырывался голос Дракулы с типичным европейским акцентом, ясно выговаривающим букву «р», намеревавшийся сказать что-то в роде: «Ты пытался угррробить меня, а теперррь я угррроблю тебя, потому что ты никому не нужен, старррик».       - Всё нормально, наверно…       Уэортрейт хохотнул, и в этом смехе не было ни капли нервозности.       - Посмотрите на него! «Наверно». Всё в этом мире должно быть чётко и ясно, Ричард!       Почему-то ему стало легче, когда он услышал своё полное имя. Но Ричи всё так же продолжил молчать.       - С тобой всё хорошо? – слова Ричи давались с трудом. – Ты… Ты знаешь, где может быть мама?       В ответ раздались лишь короткие гудки. 10       - Ты, блядь, действительно хочешь поговорить с Патриком Хокстеттером?       Генри и Рыгало перебрались в Пустошь и засели в канаве. Генри бросил Лося посреди ранчо, убежав, не обращая внимание на его крики и вопли подождать. Рыгало с его необъятным задом, который, казалось, был больше задницы Хэнскома и штата Аляска, каким-то образом смог поспеть за Генри и спрятаться до того момента, как раздался второй выстрел и последовавший за ним крик Лося, больше напомнивший Генри крик лисы, когда они с отцом ходили на охоту: краткий и высокий, будто резко провели ножовкой.       - Что там с Лосем?! Твой папаша, он… - Рыгало замолчал, увидев, как переменилось лицо Генри, мокрое от пота и красное от нескольких миль, что они пробежали. – Он убил его?!       Генри улыбнулся в знак ответа. Ему не было до это никакого дела, более того – он не испытывал никаких угрызений совести, а уж тем более не думал о том, что его папаша мог кого-то убить прямо во дворе их ранчо и тем самым навлечь на себя и своего сына проблему не только в виде суда, тюрьмы или даже смертной казни, но и службу опеки детей, которая могла бы забрать его в неизвестном направлении. Его не заботило ничего, кроме идеи Рыгало передать дело, которое он лелеял всей душой кому-то другому. Чтобы какой-то там Патрик Хокстеттер разобрался с лузерами, в первую очередь, с заикой и очкариком. С жирдяем, который устроил ему сложное лето, не дав списать на экзаменах, с черномазым, которого нужно было убить так же, как и его собаку – засунуть отраву в фунт мяса и скормить, потому что отец говорил, что негры именно так и живут – им всегда нечего жрать и они купаются в собственном дерьме, отомстить тому еврею за то, что он слишком часто распускал нюни и жаловался учителям и директору, когда Генри опускал его рожей в снег и тёр, пока белизна не приобретала приятный розоватый цвет, смешиваясь с кровью, отомстить задохлику-астматику за то, что он проболтался о том, кто сломал ему руку, отомстить тому за долгие месяцы, когда отец избивал его до полусмерти, отомстить маленькой рыжей сучке, которая не дала ему и, он знал это, никогда не даст, потому что она предпочитает ему группу маленьких геев, возможно, потому что и сама лесбиянка. Поэтому он повторил вопрос, не обращая внимание на то, как сильно дрожат толстые руки Рыгало и как тот непрерывно пердит от волнения, и как от этого всё их маленькое убежище, представленное старой канализационной канавой, давно высохшей от дерьма и сточных вод, вновь наполняется отвратительным серным запахом тухлых яиц.       - Ты, блядь, действительно хочешь поговорить с Патриком Хокстеттером?       Рыгало открыл рот, чтобы опять было поныть, что он боится, что Буч Бауэрс смог убить Лося и теперь неизвестно что делает с его телом, может отдаёт свиньям на скормление, закрыл его вновь, понимая, что за произнесённые вслух мысли сможет стать очередной жертвой полоумной семейки. Несмотря на то, что по всем параметрам он во много раз превосходил сынка Бауэрса, он всё равно испытывал перед ним необъяснимый животный страх, заставляющий его яйца сжиматся и подниматься чуть ли не до самого живота.       - Так что скажешь, а, Рыгало?! Ты, блядь, действительно хочешь привадить сюда этого собакотрахателя для того, чтобы он сделал МОЮ работу, когда я могу сделать это сам?!       - Нет. Просто… - он замолчал, вслушиваясь в окружающие их звуки. Сухой холодный ветер шелестел полыми стволами камышей, скользил по высохшим листьям, но никакого шума мотора от трактора он расслышать не мог. – Просто я думал, что так будет легче, чел. Он на стрёме, выведывает информацию, а мы потом…       Рыгало издал протяжный пердёж, и Генри ударил его по животу керзовым сапогом, наблюдая за тем, как след от подошвы на грязно-серой футболке сжимается от вжатия пуза.       - Прекрати пердеть, нахуй!       - Прекрати пердеть… Я что, тебе, какой-то воздушный шар, чтобы вот так вот просто закрыть меня, когда я пержу?! – он огрызнулся, и подавил панику, подступающую к горлу мёртвой хваткой, скребущуюся в его мозгу, как крыса, загнанная в ловушку.       - Я заткну твою задницу булыжником, если ты что-то ещё вякнешь!       Рыгало не раз слышал сплетни о том, что Генри видели с Патриком, когда тот отсасывал ему на заброшенной свалке автомобилей, и всё это казалось ему сущим пустяком. Виктор Крисс любил рассказывать это за его спиной, а вот Рыгало не был таким – он никогда не верил, что россказни про Генри могут быть правдой. Но, как ему иногда казалось, эти двое вполне могли отсасывать друг другу, так как они были безумцами, не просто полоумными, но пустоголовыми оболочками (пускай он сам никак не мог дать название этому определению), запрограммированными на убийства и жестокость. И, когда он услышал угрозы Генри засунуть ему в задницу булыжник, он инстиктивно сжал задницу и замолк.       - Какой из Хокстеттера может быть разведчик?! Что он от этого получит, а, Рыгало?!       Взгляд сверлил его, и Рыгало не на шутку перепугался, так как в этих тёмных зрачках он заметил животную ярость, желание наброситься на сидящего перед ним и растерзать. Ему захотелось вскочить на ноги, развернуться и побежать, но он знал, что ничего из этого не выйдет – Бауэрс был намного быстрее его, намного сильнее, и он бы не удивился, если бы тот схватил его за ремень и рывком опустил обратно, несмотря на то, что Генри уступал тому весом никак не меньше двадцати фунтов.       - Он просто пешка, Генри.       - Раз он просто пешка, не предлагай мне таких тупых идей!       Рыгало замолчал. Генри отвернулся от него и вглянулся в ту сторону, откуда те прибежали. Трава, росшая у канавы, была достаточно высока, чтобы скрыть их с головой, но Рыгало представлялось, что Буч не остановится ни перед чем. Что Буч попросту сможет раздавить их, если поедет напрямую, не обращая ни на что внимания, и ухом не поведёт, когда услышит хруст детских ломающихся косточек. Потом предположение, озарение, которое никак не могло прийти ему в голову, дошла до него с полной ясностью и чёткостью – на самом деле Оскар Бауэрс давным-давно слез со своей колымаги и теперь крадётся на своих двоих, прижимая к груди дробовик, намереваясь если не выстрелить, то хотя бы хорошенько приложить прикладом, пока на деревянной рукоятке не появятся мягкие, мокрые ошмётки мозга и куски окровавленных слипшихся волос.       - Он чаще нас сидит в Пустоши.       Озарение пришло к Генри с такой силой, что чуть не сшибло с ног. И как он только сам не додумался до такого? Позволил какому-то тупому Рыгало с рожей, похожей на кирпич с прикреплёнными пластиковыми глазами-болталками, обойти себя по плану размышлений, когда дело Рыгало заключалось лишь в защите его задницы. Дело Рыгало заключалось в том, чтобы он и дальше продолжал оставаться тупым уродом, которым можно легко манипулировать и запугивать. Такой же, как Лось, такой же, как и остальные. Сказать честно, Генри думал, что именно Виктор Крисс сможет значительно обойти его и, наверняка, занять роль главаря их маленькой компании, но тому предстояло ещё расти и расти, чтобы поровняться физической силой.       Да, к тому же, никто не станет и в жизни пытаться тягаться с сыном полоумного.       - И что, блядь, и что?! Если кто-то сидит на толчке, не значит, что он знает всю чёртову деррийскую канализацию!       Рыгало засмеялся и пёрнул ещё раз. Он представил, как какой-нибудь маленький мальчик, предположительно из тех, кого они с Генри преследовали, например, еврейчик или астматик сидят на толчке со спущенными штанами, потом встают, чтобы подтереть зад, но их что-то хватает из сливного отверстия и тащит вниз. Их ноги забавно задираются вниз, и мальчики кричат. Или они могли бы сами добровольно сигануть вниз, сложив руки перед собой, как самые настоящие пловцы. Картина показалась ему настолько смешной и не такой страшной, как первая, что Рыгало смачно хрюкнул, и сопля упала в нескольких дюймах от сапога Генри. Тот никак не отреагировал: на его лице расплылась конвульсивная улыбка, обнажая зубы. Он тихо и отрывисто смеялся, но глаза бегали вокруг, пытаясь схватиться хоть за один предмет.       Рыгало смеялся и смеялся, всё его лицо покраснело, приняв оттенок тёмных осколков кирпичей, валявшихся неподалёку от них. Он несколько раз вставал на корачки, позабыв про все свои страхи, связанные с Генри и Патриком, и бил кулаком о землю, поднимая ввысь фонтанчики грязи. Его мозг отключился вновь, и он забыл о существовании Генри, о том, что, возможно, Лось мёртв, а его мозги болтаются на деревянном прикладе Оскара Бауэрса, который идёт за ними по пятам с заряженным дробовиком – перед ним была только повторяющаяся картина, как мальчик, сменивший свой образ с задохликов на общую форму, подходит к унитазу и ныряет вниз головой, проходит через канализационные трубы, не застревая, будто то был туннель Линкольна, плывёт и плывёт навстречу отстойнику, а мимо него проплывают куски человеческого дерьма.       Но его смех прервался, как только Генри произнёс:       - Если ты окажешься не прав, и Хокстеттер хоть пальцем тронет кого-то из этих идиотов, я отрежу твой хер и затолкаю тебе же в глотку, чтобы ты задохнулся. Ясно тебе, Рыгало?! – он надвинулся на него, и последний быстро отполз, не смотря назад. Расстояние до обрыва сокращалось с опасной скоростью. – А твои яйца будут твоими чёртовыми серьгами!       Генри прыгнул, намереваясь всего лишь напугать того, но то, что произошло потом, было лучше запланированного. Правая рука не нашла опоры, когда Рыгало перенёс весь вес на неё, он медленно перевернулся назад, задрав ноги кверху совсем так, как представлял себе астматика и еврейчика, засасываемых в нечистоты канализации, кувыркнулся в воздухе и скрылся внизу, крича от боли при падении. Бауэрс подбежал к обрыву, наблюдая за тем, как грузная туша скатывается вниз, подобно булыжнику. Он расставил руки в стороны и скатился на ногах вниз, ни разу не потеряв равновесия, пробегая там, где надо, скользя, где придётся. 11       Ричи положил трубку на аппарат и развернулся. Соня стояла перед ним, сжимая и разжимая в руках кухонное полотенце с вышитыми спящими уткой и кроликом, и почему-то именно сейчас Ричи бросились в глаза все мельчайшие нюансы, будь то та самая вышивка, или же обручальное кольцо, которое она всё ещё продолжала носить, седина, пробивающаяся в волосах, маленькая разноцветная верёвка, торчащая из-под воротника фланелевой рубашки (Ричи подумал, что такие делают маленькие дети в начальных классах, когда их только учат мелкой моторике).       - Я уже хожу, миссис К. Спасибо, что дали позвонить, - он изменил голос на Голос Кинки Брифкейса, не самого лучшего из его репертуара, по крайней мере, на данный момент. – Спасибо, что дала позвонить, детка, но твой номерочек я так и не получил.       Он поспешил к двери, думая, что вот-вот услышит, как мамаша Эдди распаляется и орёт, как аварийная сирена, что она – никакая не детка и что он не имеет никакого права с ней обращаться. Но вместо этого Соня грузно села на корточки (Ричи показалось, что его даже обдало ветром, когда её тело резко плюхнулось вниз) и жестом подозвала его к себе, закинула полотенце на плечо так, что вышивка скрылась из виду.       - С кем ты говорил, Ричи? – в её голосе не чувстовалось озлобленности или стервозности, но Ричи стало страшно, мочевой пузырь наполнился до краёв и оттянул живот вниз.       - Р-Р-Р-Ричи, ты ид-д-дёшь? – за окном уже сгустились сумерки, и Билл волновался, что его родители могут поругать его, тем самым добавив ещё больше проблем, так как именно по этой причине они могли запретить Ричи переночевать дома у Денбро.       - С кем ты говорил, Ричи? Это кто-то из больницы? – она посмотрела на него и попыталась улыбнуться. И из-за этой улыбки Ричи понял, почему Эдди так любил её: улыбалась она крайне редко, но когда это случалось, она проделывала всё с полной отдачей, её лицо словно озарялось изнутри, и не было уже лишнего веса, не было той злости, которую она выплёскивала на остальных. Она снова молодой, у неё появился долгожданный первенец, муж был рядом с ней, и ничто в этом мире не могло поколебать её дух. – Я знаю практически всех докторов и всех медсестёр. По крайней мере тех, кто проводит процедуры по типу прививок. Что уж там говорить про телефонистов и главных медсёстер. Так что ты можешь сказать мне, с КЕМ ты говорил.       Ричи поджал губы. Очки сползли на кончик носа, и лицо Сони расплылось. Он не решался подтянуть их, чувствуя, как те предательски сползают вниз.       - Не бойся, Ричи. Случилось что-то плохое? Ты можешь сказать? – она повторила с ещё большим напряжением. Злость возвращалась вновь, и ей захотелось взять его за плечи, поднять и трясти до тех пор, пока тот не заговорит. Но она представила на его месте Эдди, и расслабилась. – Если, конечно, хочешь поговорить об этом.       - Я звонил отцу, - Ричи не мог выговорить «папа», как делал это по телефону. Границы между явью и воображаемой реальностью стёрлись, когда телефон звякнул, прерывая звонок.       Соня поджала губы и медленно поднялась, чувствуя, как быстро немеют ноги. Она должна была просидеть так ещё несколько минут, чтобы поддерживать зрительный контакт, но ей чисто физически не удалось бы сделать этого. Полотенце упало на пол, и никто не поднял его.       - Как он там?       - Я не знаю. Вроде бы, нормально. Я не могу сказать точно, миссис К, - Ричи тоскливо посмотрел на дверь, желая прервать мучительный разговор и выбежать на улицу, в холодный осенний ветер, сесть на баганик Сильвера, обвить талию Билла и катить, катить, катить, пускай его и должен был ждать ещё один серьёзный разговор, но тогда он касался бы исключительно его и, наверняка, не был бы настолько сложным, как этот.       - Ты не знаешь, когда он собирается выписываться?       Ричи замотал головой из стороны в сторону. Очки отлетели в угол, ударились об столик с телефоном. Правая линза выпала из оправы. Ричи почувствовал, как собирается заплакать вновь. Слёзы заволокли глаза, но он сдерживался до тех пор, пока Соня не задала ему ещё один вопрос.       - Как там твоя мама, Ричи?       Он яростнее замотал головой, закрыл лицо ладонями и заплакал навзрыд. Билл подскочил к двери и прислонился к москитной сетке, пытаясь разглядеть происходящее внутри. Эдди выбежал из ванны с мыльным кроссовком в одной руке и мягкой тряпкой в другой как раз в тот момент, когда Соня прижала Ричи к себе, представляя, что обнимает своего сына, а не чужого мальчика. 12       - Рыгало! – Генри с лёгкостью впустился вниз, чувствуя, как в носу порхают частицы пыли и травяной мусор.       Он оглянулся, ища взглядом примятые кусты, но его взгляд натыкался только на голые терновые ветви с жёсткими колючками или на ядовитый плющ. Час от часу не легче. Но все они оставались такими, какими были и всегда. Ни одного помятого листочка, ни одного сломанного шипа. Будто бы Реджинальд Хаггинс, в свои шестнадцать весивший чуть ли не двести фунтов, а то и больше, превратился в пёрышко или воздушный шарик и улетел, увлекаемый ветром куда-то в сторону горящей свалки.       - Эй! – Генри развёл руки, сложил ладони лодочкой и с силой хлопнул.       Ему не стоило этого делать – отец мог быть где-то рядом, со своим чёртовым дробовиком. А Оскар Бауэрс, в обычный дни такой же неповоротливый, как и амфибии «утка», разъезжающие по улицам Нью-Йорка на парадах, во время сезона охоты представлял из собой неуловимого, бесшумного хищника. И эта особенность передалась и Генри. Но, в отличие от старика, как он думал сам, сын обладал куда развитым слухом, так что младшний Бауэрс считал, что опасаться ему нечего – он в любой момент сможет услышать, как подойдёт отец. Даже если тот попытается наставить на него дробовик, он сможет с лёгкостью выхватить складной нож и зарезать его, как свинью, наблюдая, как под высоким напором брызжет фонтан крови.       На третий и на четвёртый окрик Реджинальд так и не появился, и Генри шагал прочь, не подозревая, что его «друг», с кровоточащими глубокими царапинами на ногах и руках, смог пробежать ещё несколько футов и нырнуть под укрытие терновника. Всё было лучше, чем остаться наедине с Генри. Особенно тогда, когда тому не понравился твой план.