Охана

Майк загнал велосипед в амбар у дома, облокотил его на стог сена и повернулся к Ричи, наблюдая за тем, как он осматривает всё вокруг. Если бы сейчас было лето, десятки или, даже может быть, сотни амбарных сов поднялись в воздух, обволокивая зашедшего внутрь столбом пыли и сеном. Такое не раз случалось с ним самим и каждый раз он вскрикивал, закрывал лицо руками, будо это могло бы помочь, если бы в один момент птицы решили полакомиться маленьким мальчиком с фермы, а не мышами. Ему никто не говорил, что в детстве его глаза чуть не выклевал ворон, пока он лежал в колыбели, но страх остался где-то на задворках памяти, и он был спокоен только в присутствии Стэнли, будто его маленькая книжка-энциклопедия смогла спасти его в случае опасности со стороны каких угодно птиц.

- Только старайся не курить здесь, хорошо? Сам понимаешь, тут сухо, сено.

- Сухое сено, - Ричи запрыгнул на стог, ощущая, как маленькие колючки впиваются в ладони, но не обращая на них внимание. – Конечно, Майки, я не какой-то последний идиот. Может, просто буду уходить и стоять у реки, как старый пердун, - он изменил голос, сделав его более низким и хриплым. – Знаешь ли ты, сынок, что раньше мы таких, как вы, использовали в качестве аттракциона, а?!

Майк улыбнулся из вежливости. Им давно пора было ехать в школу – путь выдалсяс нелёгким, он весь взмок и запыхался, и всё это только ради того, чтобы Ричи смог оставить свою сумку с вещами на ранчо. Конечно, он мог бы и проносить её весь день с собой, но они оба сомневались, что это будет лучшей идеей. Не все предпочитали приходить в школу при параде, у некоторых сегодня был урок физкультуры, и кто знает, что может случиться с вещами Ричи, запиханными в шкафчик со сломанной дверцей? Учитывая то, что по расписанию урок был у Бауэрса.

Ричи заметил блестящий лоскуток в траве, перевесился через стог и поднял его, оглядел со всех сторон. Внимание Майка он даже не привлёк – тот пытался зажечь керосиновый фонарь на балке. Уже начинало светать, но внутри по-прежнему было чертовски темно и холодно.

Ленточка оказалась книжной закладкой с чужим адресом, написанном шариковой ручкой. Ричи лукаво улыбнулся и, выставив закладку, как трофей, прокричал:

- О, Майкл, я разоблачил все твои секреты!

Майк по-прежнему продолжал пытаться зажечь искру за толстым стеклом, поэтому лишь вопросительно хмыкнул.

- Ну, наверное, это не такой уж и большой секрет, раз ты даже не хочешь поворачиваться и смотреть на то, что я тут делаю и что я тут нашёл, Майк. А стоило бы. Это – РОЗОВАЯ ленточка с указанным ЧУЖИМ АДРЕСОМ.

Майк медленно повернулся к нему и, Ричи был готов поклясться, что тот покраснел. И это даже не было результатом отблесков от появившегося пламени, это не противоречило тому утверждению, что смуглые люди не краснеют. Но лицом он оставался спокоен, чего Ричи никак не ожидал. Он запнулся и потряс лентой в руках.

- Неужели у Майка появилась подружка?

В ответ тот лишь быстро вырвал ленту из его рук и махнул рукой в сторону дома.

- Позавтракаем, и поедем в школу. Только нужно сделать это как можно быстрее. Сможешь повести велосипед в обратный путь? Мои ноги, кажется, только что превратились в несгибаемые колонны.

Ричи спрыгнул с сена и протянул:

- Боже, не меняй тему, Майк. Я никогда не видел тебя таким растерянным. Знаешь, ты лжёшь даже хуже, чем Эдди, - он запнулся, вспомнив то, через что Эдди пришлось пройти, чтобы хоть как-то повлиять на свою мать, а затем поспешно исправил себя. – Нет, нет, нет. Уверен, даже Бен умеет врать получше тебя. Чёрт, Майк, тебе бы поучиться у кого-нибудь.

Майк спрятал ленту в карман.

- Ну, у меня есть пример для подражания, но я не всегда могу различить ложь от правды, просто брехню от серьёзного разговора.

Ричи ударил в ладоши и засмеялся.

- Хэй, чел, ты просто «мастер» оскорблений. Круто, круто, круто. 2

В тихое утро на ферме Генри вырвался один, проснувшись с криком. Как только его помутневший взгляд зацепился за зеркало, он сразу забыл, что вызвало такой приступ страха, от которого вся его кожа покрылась пупырками.

Он был один. Наконец-то один. Ни орущего по утрам отца, чтобы тот поднимался, как можно быстрее и тащил свою ленивую задницу на трактор, а затем и в школу, не было Рины, которая почти каждый день приезжала на своей развалюхе с кастрюлей какого-то пойла, лишь отдалённо напоминающего еду нормального человека. Ни один петух в курятнике не разбудил его, ни одна ветка дерева не заскребла по окну. Были лишь он и зеркало. Генри Бауэрс в реальности и следы Оскара Бауэрса в зазеркалье.

Если бы Генри хоть поинтересовался откуда взялось новое зеркало, а не просто смотрел в него, то смог бы вспомнить, как поздно ночью пьяная Рина завалилась домой, затащила в его комнату новое зеркало, развернулась и направилась прямиком в комнату Оскара, где и уснула. Даже через тонкие стены не было слышно её дыхания, но она была тут, была жива.

Сквозь грязь, жирные разводы и следы от пальцев, сквозь многочисленные вклеенные марки с изображениием телезнаменитостей, Генри показалось, что он увидел отца, лежащего на его кровати. Он резко вскочил на ноги, ощущая, как холод от пола пронзает босые ноги, накинул одеяло на кровать и замахал кулаками, пытаясь ударить по невидимому отцу.

Он совладал с собой лишь спустя несколько минут, когда сорвал дыхание и упал обратно на кровать.

Стоило заканчивать с этим дерьмом, и как можно раньше. Через окно с одинарной рамой он ясно слышал всплески смеха и топот ног, когда Майк с Ричи спешивались и оббегали лужи грязи, чтобы велосипед не увяз в них насовсем.

Запасной пистолет, найденный чуть позже первого, в машине отца, а не в его комнате, лежал под кроватью, в коробке из-под обуви, обложенный со всех сторон комиксами, будто теперь кто-то мог контролировать его, без спроса залезать в его личное пространство и перебирать, перебирать, перебирать его вещи, раскидывая всё в разные стороны в приступе алкогольной ярости. Теперь такого никогда не повторится, что подтвердится в среду, которую Генри ждал с превеликим нетерпением. Последний раз он испытывал такую возбуждённость только тогда, когда Оскар один раз смилостивился сыграть Санту на Рождество.

Генри медленно поднялся с постели, опасаясь, что сможет увидеть под кроватью всех монстров с кинотеатра «Алладин». Там, на сеансах, сидя в окружении Виктора и Рыгало, он не чувствовал себя напуганным маленьким ссыкуном - тогда ему было лишь смешно, и он даже не вздрагивал от громких звуков, с усмешкой наблюдая, как это делают остальные. А потом он подшучивал над ними, не стоит ли им пойти в апеку мистера Кина и прикупить бутылку каопектата и резиновые трусы. Но сейчас, в абсолютной тишине, он боялся больше, чем когда-либо.

Генри свернул лист газеты со стола, использовавшийся как впитывающий материал от пролитой воды, свернул его в рулон и просунул под кровать. Никто на газету не набросился, но Генри повторил свой опыт несколько раз, в последний осмелев и пошерудив под кроватью. Газета наткнулась на что-то твёрдое, и в голове Генри появилась картина того, что могло находиться там, внизу, в темноте и комках десятилетней пыли, запрятавшись от солнечного света. Его отец с обугленной кожей, из-за чего он сам стал похож на так ненавистных чернокожих, с вытекшими из глазниц глазами, с волосами, такими тонкими и сухими от огня, что когда монстр сделает одно двжение, те сразу рассыпятся в прах. Генри замер на кровати, не понимая, что его верхняя часть туловища уже соприкасается с полом, а его ногам не за что ухватится, если что-то под кроватью потащит его за собой, вцепившись в руки или в шею.

Но этим нечто оказалась та самая пресловутая коробка с приподнятой крышкой. Генри был уверен, что плотно закрыл её, чтобы никто не посмел суваться туда, хотя тогда такая идея казалась ему глупой. Никого дома нет, ТЕПЕРЬ уже больше нет. Он просунул руку под кровать, зацепил коробку и вытащил её на свет, удивляясь, как за несколько дней она разбухла от влаги, хотя тот был уверен, что никакая вода не могла попасть на пол, а особенно под кровать. Запах от неё напоминал ему о смраде Пустоши, о том, что скреблось под его ногами, когда он приходил к Патрику, о бешеной канализационной крысе или призраке ондатры, как позднее обозвал это Хокстеттер, когда Генри удалось отвлечь Патрика разговорами и заставить его убрать пистолет от него.

Пистолет лежал внутри. Сухой и, возможно, даже рабочий. Он мог бы проверить это чуть позже, вечером, когда Рина уйдёт обратно к себе (на что тот сильно надеялся), а всё вокруг погрузится в непроглядную тьму. Такую, чтобы никто с соседней фермы не застал его врасплох, но недостаточно тёмной, чтобы он не увидел несколько банок из-под пива, выставленных в ряд. Но идея последовать за Очкариком и Чёрным так и преследовала его, поэтому он поставил пистолет на предохранитель, засунул его под свитер, накинул сверху лётную куртку отца и вышел на улицу, не потревожив Рину, сбежал вниз по ступенькам и медленным шагом направился к ранчо Хэнлонов, решив сперва обойти всё по периметру, а уже позже выяснять обстоятельства.

Обход он закончил к рассвету, когда Ричи с Майком успели позавтракать и вышли на террасу, чтобы переговорить с дядей Майка насчёт того, как и где именно Ричи будет спать. Старик принялся за эту идею слишком ответственно, чувствуя себя полным хозяином этого дома, и говорил долго, пока Майк осторожно не прервал его и не сообщил, что им пора выезжать, если они не хотят опоздать на школьную фотосессию.

- С каких это пор нашему брату можно фотографиться с другими, а, Майки? – Хэнлон кинул короткий взгляд на Ричи.

Ричи пожал плечами. Никто не виноват, что он родился белым, никто не виноват, что Майк родился чёрным. Он прекрасно понимал, что виноваты стереотипы, которыми эти люди орудуют в своей дальнейшей жизни, и его мнение, как и мнение всех остальных Неудачников, значительно опережало время. Но также он понимал и то, что ему следует хоть наконец-то промолчать и ничего не говорить. Он лишь раз позволил себе колкость, прежде чем заткнуться:

- Не знаю, не знаю, мистер Хэнлон. Наверное, случится так, что метеорит упадёт на землю!

Старик Хэнлон, не отводя взгляда с Майка, лишь проворчал о том, что и раньше случалось, когда на ферму Хэнлонов, когда эта ферма ещё называлась белым именем, падали метеориты и разрушали посевы, пока кто-то не придумал идиотский рассказ про неких инопланетян-томминокеров и не напугал всех в округе.

- Мне не обязательно, а вот Ричи – да. Мы собирались сфотографиться отдельно. Ну, знаешь, те ребята, про которых я тебе рассказывал.

Хэнлон кивнул, будто бы это объясняло то, почему им стоит уходить так рано, несмотря на то, что до школы они могли добраться намного быстрее подсчётов Майка. Он доверял интуиции племянника.

- Только давайте без глупостей, хорошо? Тозиер, проследишь за моим мальчиком? – Хэнлон улыбнулся, и Ричи не смог улыбнуться в ответ этой странной, но доброй улыбке.

Генри услышал лишь второе предложение. Стук собственного сердца заглушил все звуки вокруг, превратив в один сплошной гул, пока тот старался не дышать, пробираясь сквозь голые ветки кустов, надеясь, что никто не заметит его. С собакой он разобрался давно, а новую они не завели, сделав самое идиотское решение в своей жизни. И он не мог винить их в этом, ведь по словам отца, в голове у чёрных так же темно, как темны их лица и задницы, потому что внутри их голов напрочь отсутствуют мозги, и они думают только задницей. Генри задавался вопросом об азиатах, но Оскар отвечал ему примерно тем же, что не имело никакого смысла.

Он засунул руку под свитер и достал пистолет, снял с предохранителя…

- Пошли, детка-Майк, я поведу.

Майк глубоко вздохнул, но всё же пошёл за Ричи, оборачиваясь на смеющегося дядю. Ему казалось, что до самой смерти тот будет оставаться занозой в заднице, типичным представителем взрослого поколения трудяг, выращенных в нищете, которые требуют от детей только полнейшего повиновения и трудоголии, пока сами отдают в замену лишь обучение основным жизненным мудростям, например, как держать ложку или в какое время нужно сажать картофель, но никогда не улыбающихся или не проявляющих в ласку.

- Только вот не надо быть мне няней, Ричи.

Ричи засмеялся и закинул ногу на велосипед. Пока Майк ковылял вдали, ему предстоялся шанс попробовать встать на заднее колесо.

- Да, да, Майк. Ты старше меня на два года! На два! Ты уже такой старик, но твой дядя думает, что тебе всё ещё нужна няня из пузатой мелочи? Я вот иногда думаю, что ты дружишь не с теми ребятами, не со своими ровесниками.

- Гораздо легче дружить с пузатой мелочью, чтобы показаться умнее и круче.

Заметив замешательство на лице Ричи, Майк улыбнулся уголком губ и поспешно добавил:

- Я, конечно же, это несерьёзно, Рич. Ты не подумай ничего. Мне без разницы какого вы возраста. Разве это так важно? Не думаю, что между нами такая уж большая разница. Готов поклясться, что встречал кучу тринадцатилеток умнее пятнадцатилетних и таких пятнадцатилетних, кто умеет думать исключительно задницей.

Ричи засмеялся. Майк сказал «задница»! Вот чего он точно не мог ожидать от него, особенно учитывая то, что они отошли не на такое уж и большое расстояние, чтобы до старшего Хэнлона не долетало ни звука с их стороны. Он карикатурно завертел головой из стороны в сторону, на миг его взгляд выхватил что-то в кустах, но он не обратил на это внимание, посчитав это «нечто» за пса Майка, а лишь постучал себя ладонью по уху, будто пытался избавиться от воды.

- Что? Ох, старый тут ты, дружище, но, кажется, я уже настолько оглох, что стал слышать, как знаменитый книжный червь Майкл Хэнлон стал произносить слово «задница»!

Майк поспешно огляделся, чтобы удостовериться, что дядя вошёл в дом и шёпотом прокричал:

- Поехали уже, задница.

- Вы с Биллом два сапога пара, Майк. Да все на одну ногу.

Генри судорожно выдохнул и закрыл рот рукой, ощущая, как сухая мёрзлая земля с ладони соприкасается с губами. Совсем немного. Он нагонит их на перекрёстке, а затем покончит с первым этапом плана.