Сделка
Было унизительно терпеть такое отношение к себе, когда анакондрай подобно суровому учителю забрал у команды телефоны. Особенно тяжело пришлось Каю, жившему соцсетями, обновлявшему статус каждые три минуты. Его подписчики знали о нём больше него самого. Но по сигналу их могли вычислить, а значит — выбора нет. Песок, песок, песок, песок, столбы, разметка. Вскоре все начали буквально умирать от скуки. Рыться в чужом багажнике — стыдливое занятие для тех, кто постоянно спасает мир, словно они запустили цепь регресса, на конце которой станут злыми. Именно страх превратиться в злодея одним из главных толкал людей делить мир на чёрное и белое, ведь чем чётче грань, тем труднее её перейти. В багажнике было много принятых мелочей: тетрадь с ручкой, деньги, бутылки воды, мешок конфет и запаска. Пайтор согласился включить радио. Стало немного веселее, но время также тянулось медленно, словно сгущёнка. Попытки людей развлечься создавали раздражающий анакондрая шум. Сегодня он наслушался достаточно, и, в конце концов, не выдержав открыл бардачок, взял карандаш и воткнул себе в голову. Все притихли и уставились на змея. Так они узнали, что у серпентинов сквозные уши, как у ящериц. — Так уж и быть, вытащу его, если будете вести себя тише, — предложил Пайтор, который знал ответ пассажиров. О-кей! Что-то вывело Коула из транса, и брюнет обнаружил, что давно держит руку на животе. В таком же положении сидели Кай и Джей, Ллойд прижал ноги и пустым взглядом смотрел в пол. Хотелось есть. — Может, остановимся, я с утра ничего не ел? Другие тоже голодные, думаю. Верно, братья? — Голос чёрного ниндзя был усталым и слегка саркастичным. Остальные члены команды согласились. — Исключено, — Чамсворт на собственном опыте знал, сколь медлительна смерть от голода, и уступать врагам не собирался, — поедите, когда будем на месте. В глубине салона заскулил детский голос. — Пап, я тоже очень кушать хочу. От приступа жалости Пайтору захотелось ударить сию секунду по тормозам, однако он сдержался. — Да мог бы я, только как вы предлагаете остаться незамеченными? — Без Б! Доезжаем до ближайшей заправки или кафе и проезжаем на пол или четверть километра дальше, паркуемся, Мисако идёт покупать еду и относит нам. Мы не приближаемся, а Мисако меньше всего знают, — Коул рассказал идею, в ответ на которую анакондрай потупит взгляд и молча согласился. Вскоре промелькнула за стеклом заправка. — Стой, стой, — вместо предложенного Джеем капюшона, который женщина бы повязала как платок, она взяла его у Ллойда. Так Мисако хотела показать любовь к сыну, блондин напротив отвернулся, видимо, с непривычки. В любом случае грустно не стало и на том спасибо. Она взяла деньги и список заказов и вышла из машины. Всё прошло благополучно. Едва ниндзя успели приняться за еду, мастер молнии воскликнул. — Ребзя! Последние красные неоновые лучи солнца скрывались за горизонтом, луна ждала очереди зайти на трон неба. Фонарь чуть выше крыши стоянки укрывал здание мягким тёплым светом. На огромном козырьке слева — со стороны фонарного столба — сидели в круге мастера стихий и старшие. Они шептались о чём-то своём, понятном только жителям общества, людям. Порой кто-нибудь сдерживался, чтобы не засмеяться с полным ртом; прикрывал от уюта глаза; менял позу. Пайтор с Тэкерой сидели в противоположной стороне. Девочка часто смотрела на людей, будто зверёк с трудом сопротивляющийся своей природе. Отец временами кидал на них быстрые взгляды и стремился быстрее отвернуться. Он прижал дочь хвостом к себе ближе, когда она опять отвлеклась на ниндзя. Нечто неуловимое заставило Чамсворта дрогнуть при очередном повороте головы, и он посмотрел на небо. Хотел, жаждал как воду в засуху, ощутить взгляд оттуда, но оно было как всегда темно и бездонно. Несмотря на это он до последнего не опускал взгляда, надеясь увидеть хоть крупицу чего-то, сам не понимая, чего. Малышка обняла змея, он повернулся к ней. Удивление сменилось на печальную улыбку, и Тэкера в ответ ощутила на себе папины руки. Глаза, переполненные любовью и горечью, блестели, словно были готовы разразиться слезами, однако этого не происходило. Дочка предложила серпентину картошку фри, потому что он один единственный был без еды. Тот отказался.***
Словно бесконечная запись падающей звезды, проносились один за другим фонари, чертя границу между дорогой и густой пустынной тьмой. Ву, который день уделил сну, завидовал теперь сопящей позади Мисако. В очередной раз повернулся поудобнее, а после неудачной попытки вспылил, ударив по подлокотнику. Тут он уловил в салоне подозрительную тишину: было слышно только урчание мотора, шорохи, храп, но что-то будто отсутствовало, что-то важное. Сенсей поднял глаза на Пайтора. Судя по светлому оттенку фиолетовых узоров анакондрая, он побледнел, зрачки сильно неестественно расширились, окаменевшее лицо выражало одновременно безразличие и ужас. Если бы руки изредка не стискивались на руле и не опускались локти, могло показаться, что он окоченел. Ву остался спокоен только из-за того, что кроме них в машине находились другие люди. Серпентин почему-то не замечал, как сенсей безотрывно пялится на него.«Сколько он уже за рулём? Четыре часа? Шесть?»
Приблизившись к лобовому стеклу, Ву начал смотреть в том же направлении, что и Пайтор. В первые минуты чего-либо из ряда вон не происходило, однако постепенно сплошная полоса расплылась в нечто похожее на лунную дорожку, асфальт впереди задрожал. И вот перед ним берег моря, вода прикатывает крохотными волнами в паре шагов от босых ступней. Со всех сторон Ву окружал чёрный, как смоль, туман, оставляя один водоём остывать в ожидании. Будто торопясь, в это же время, держа себя в руках, он пошёл вперёд. Прохлада обволокла стопы, потом колени, затем пояс, грудь… А он всё не останавливался… Плечи, шея… И вот он осознал, что не может остановиться. Тьма следовала за сенсеем, полностью поглотив берег. Вместо воздуха в лёгкие хлынула вода, заглушая вырвавшийся крик. Перед тем, как к Ву вернулся контроль, старик успел углядеть, как туман забрал его шляпу и последний кусочек света. Он всё равно поплыл вверх. Глаза его распахнулись, и он вздрогнул. Вокруг снова машина, а Пайтор остался таким же отчуждённым, отчего Ву начал его тормошить. А?! — Секундный шок отнял у анакондрая дар связной речи. — Что ты творишь? — Ты плохо выглядишь: как под гипнозом. Хорошо себя чувствуешь? Ответ последовал чуть позже обычного. — Разумеется. Факт волнения о нём оказался для водителя крайне ошарашивающим и по-особенному отталкивающим. Хотя сенсей возмутился таким пренебрежением безопасности, спорить не стал, да и теперь анакондрай выглядел лучше. Старик решил поговорить дальше с этим имбецилом, чтобы удержать в нормальном состоянии, когда осознал, что так можно узнать много полезного при должной осторожности. — Напомни-ка, куда едем? — сказал Ву. — Подальше от города, — ответил Пайтор. — А мы тебе зачем? — Вы нам с Тэкерой поможете освоиться, кроме того, если ниндзя вернутся в город, то станут первыми, кому будет поручена моя поимка. — Мои ученики могут легко пустить поисковые группы на ложный след. — Да, но когда обман раскроют, у вас будет не меньше проблем, чем у меня, и вы даже не сможете быть причастными к вынесению приговора. Лучший вариант — залечь на дно. — И на сколько? — сенсей немного отпрянул. Пайтор промолчал. Не дождавшись ответа, старик продолжил, скрывая тревогу. — Почему ты выбрал столицу? Это же самое пекло! На что ты рассчитывал? — Тут Ву резко притих от дерзости своего тона, думая, что теперь анакондрай его раскроет. — Ниндзягосити — единственный город, окрестности которого мне хоть на каплю известны. И да, мои намеренья не идеальны в исполнении, а когда ты наблюдал обратное? Так или иначе, мои планы всегда рушились, даже если стараться для благополучия семьи, — во время этих слов создавалось чувство, словно анакондрай общался не с врагом, а давним другом. Мимика, редкие жесты ярко играли эмоциями, которые он всегда скрывал: неловкость, сожаление, печаль и любовь. Ву крайне удивился, узнав, насколько легко он развязал Пайтору язык. — Ты сделал это ради дочери? — В лёгком шоке, всё ещё не до конца веря, спросил он. — Я не мог по-другому. — Ого, не думал, что ты способен на такое благородство. — Придержи похвалу, — серпентин нахмурился и сию секунду вернулся в прежнее состояние. — Почему же? — Боюсь из-за гордыни опять оступиться, — беспокойство едва проступало в тоне, и Ву не заметил его. — Планируем взяться за старое? — Обречённым голосом, больше утверждая, чем спрашивая, произнёс учитель. — Вряд ли, только грань зоны риска пройдена. Надеюсь, этот стукач сгорит заживо! — Ну, зачем так, может, он не желал зла. — Ву притих. — «Он»? Благодарю, я запомню. Под слышимый одному владельцу короткий писк, смерть опустила на старика маленькие чёрные тараканьи глазки, и попытка перевести разговор вырвалась из уст на полной скорости. — Мои ученики хорошо справились с полученной работой? — прозвенел сенсей, перебирающий между собой пальцами. — Жалоб нет, учитель ты стоящий. Промолчать на комплимент — грубый жест, однако сенсей не знал, что правильнее — ответить преступнику или промолчать, к тому же комплимент мог оказаться сарказмом. — Так, следующие дни, недели или даже больше нашим компаниям придётся провести вместе, и твоё место между добром и злом очень шаткое. Нам следует укрепить связь. Предлагаю, наконец, официально заключить мир, — предложил он и сразу пожалел. Пайтор посмотрел на сенсея как на деревенского дурачка. — Не обязательно переходить на сторону добра, просто прекрати совершать зло. Пожмём руки. — Боюсь, нарушить клятву станет просто, без чего-либо, что нас объединит, — голос Чамсворта звучал как бизнесмен на сделке уверено и, самовлюблённо уводя глаза в противоположную от партнёра сторону. — Тогда, объявляю, что, покуда действителен наш договор, мир наш будет основан на абсолютной честности друг к другу! — После таких слов Ву протянул ладонь Пайтору с бодрой улыбкой. Анакондрай, довольный условиями, повторил вышесказанную речь, и они пожали руки. — А теперь, когда ты не можешь солгать мне, ты знаешь, кто меня выдал? — Привычный голос диктаторского гения бурлил на устах. В это мгновение внутренности сжались. Человек никогда и мысли не допускал нарушить слово, когда пришёл тот роковой час. Он с опаской пригляделся к серпентину за рулём и подумал: насколько трудно для Чамсворта к запёкшейся на руках по локоть крови прибавить новых пятен? Нет! И представлять не хотелось, что будет, если Пайтор узнает правду! Стараясь говорить спокойно, он ответил. — Нет. — Жаль, уже появились планы на него, — говорил он так, будто в тысячный раз, по наигранной вызывал вину и стыд. Пролетела недолгая пауза, и Ву опять заговорил. — Давно размышляю, а сколько тебе лет? — Тут старику действительно стало интересно. — Кажется, во времена моего рождения годами ещё не считали, но в сотне я могу быть уверен. — Удивительно! По виду тебе двадцать-тридцать лет, и ведёшь ты себя соответственно. — Именно, я никогда не видел анакондрая, умирающего от старости. Пожилой мужчина вспомнил старые размышления: нетерпеливость серпентина действительно замутняет рассудок, раз он обошёл самый простой способ избавления от врагов — пережить их. Вдруг он осунулся, наспех во второй раз перебрал темы для беседы в стремлении отвлечься от гнёта воображения, как будто он был готов выпрыгнуть из автомобиля на полном ходу. — Почему ты так странно выглядишь?! — От волнения слова звучали приглушённым криком, на что серпентин озлобленно шикнул после испуга и вернулся к дороге. — О чём ты говоришь? — Как же? Твои камни на лбу и груди, оттенок фиолетового раньше, шея? Остальные анакондраи выглядят по-другому. Пайтор молчал, и Ву продолжил. — Они были кланом, у которого было больше одного генерала из-за чего ходила легенда о серпентине, имевшем власть превыше их, а, едва началась война, и система абсолютно бесследно рухнула. Здесь есть связь? — Право? Страшилка милая, но моя внешность — это лишь результат мутации. Старик, ожидавший услышать длинную историю в ответ, закатил глаза и замолчал, погрузившись в себя. Обстановка вновь стала спокойной, и только въедливая жгучая совесть, заставляла стремительно ржаветь души обоих лжецов. Пустыня по бокам вскоре сменилась на лес с одной стороны и на обрыв — с другой. Потихоньку анакондрай стал засыпать, чаще и чаще опуская голову, затем резко встряхиваясь. Сенсей предложил повести за него часок. Свернуть они никуда не могли, а ближайшие признаки цивилизации начнут появляться через четыре часа пути минимум. И когда машина, наконец, остановилась, руки их потянулись к дверям и душа грелась добротой, Пайтор вдруг застыл в отчаянном отвержении услышанного. Ву нажал на ручку, но щелчка так и не случилось, ведь он тогда также понял — что-то приближается. Твёрдое, тяжёлое, огромное. С его шагами земля сотрясалась, готовая треснуть. Включилось на полную радио, окончательно всех разбудив, и отвратительная смесь из трескучих помех, изуродованных голосов и музыки излилась свинцом в уши пассажиров. Звуки ночных животных смолкли, бросив команду с существом, уже трясущим кусты у дороги. Серпентин вдарил по педали газа, и транспорт рванул вперёд. Облик «этого» смешался в однородную массу с растительностью, мгновеньем проносящуюся в окнах. Не успели они проехать и десяти метров, как резкая остановка впечатала тела в детали машины сильным ударом. Знакомая клешня выбила стекло, и вместе с сиденьем вырвала ребёнка из машины! Но как люди в форме догнали их и вообще узнали место положения?! Вкус железа, прогибающаяся крыша, изрезающий мозг грохот, миллионы мелких осколков, норовящих попасть в глаза, и тьма, и тишина. Первое, что Зейн увидел, был месяц, укрытый тучами. Затем перед его взглядом предстала стеклянная крошка по всему салону, а точнее по смятой крыше. Пальцы потянулись к ремню, и произвели щелчок. Открывать дверь смысла не имело, даже если бы та поддалась. Белый ниндзя выполз из окна и поднялся на ноги. Минивен, перевёрнутый и искорёженный в аварии, лежал возле ниндроида посреди дороги. Зейн заглянул внутрь, проверить, все ли целы. Тэкеры на прежнем месте не оказалось, но, если её забрал полицейский, то о ней следует беспокоиться в последнюю очередь. Серьезных травм на первый взгляд он не обнаружил и принялся вытаскивать друзей из металлического гроба. Анакондрай сталпоследним. У Мисако всегда наготове лежала небольшая аптечка, и вскоре раны были обработаны. А вот с Чамсвортом пришлось возиться больше остальных, видимо, из-за размеров ему досталось увечий на пятерых. Он долго оставался без сознания, а когда очнулся, первое, что спросил, это: — Где моя дочь? — Она должна быть в порядке, но где она мы не знаем, — ответил Кай. Пайтор разочарованно отвернул голову, и, опираясь на руки, попробовал встать. Со второй попытки ему это удалось. Ву поразился его стойкости и упорству, однако скорее в негативном ключе, ведь ниндзя знали, в какой момент можно остановиться, чтобы перевести дух и продолжить дело с новыми силами, серпентин же словно плевать хотел на отдых. Кто знает, что случилось бы с ним, возьмись он сам решать проблемы с законом. Выпрямившись, Пайтор вытянул шею, дав луне осветить на ней и голове множество мелких порезов, и стал на манер змей высовывать язык. Он был в смятении. «Даже если это были полицейские, то, как они поняли, где нас искать? Номеров у машины нет, телефоны отключены. Передвигаются эти штуки довольно медленно, к тому же громко. И, кажется, этот робот отличался от предыдущих. Да, у него иной запах!» — У меня есть сомнения. Думается мне, кто-то устроил засаду. Кто-то с третьей стороны. — Но как они узнали, когда и где? — Недоумевал Ллойд. Язык анакондрая замер. К нему подкрался знакомый запах, который Пайтор надеялся, что навсегда забудет, который он чуял в последний раз почти четыре года назад. Давний дух тёмных чернил, при воспоминании о которых всплыли образы закрытой комнаты, планшета для бумаги и ручки, белого халата и непроницаемого взгляда. Страх и ненависть затопили его душу.