***
Через пару недель после этого я раскладывал новые книги по полкам в книжном. Таких маленьких магазинчиков в Москве было очень мало, в основном их вытеснили большие сетевые типа «Читай-города». Но было в них и особенно в том, где работал я, неповторимое очарование, душа… Деревянные шкафы, столики, за которыми можно пролистать заинтересовавшее тебя произведение, и сами книги — не только новые, пахнущие типографией, с хрустящими страницами, но и старые, пережившие не одно поколение читателей и теперь заботливо подклеенные и разложенные по полочкам. Их можно было купить за копейки. Пахли они обычно пылью и сыростью, но этот запах был мне приятен. Я работал, конечно, без всяких договоров и приходил не каждый день, но платил дед-владелец магазина исправно, хоть и не очень много. Он вообще хорошо ко мне относился и любил во время сортировки книг потравить байки времён своей молодости. За полтора года работы мне удалось накопить довольно приличную сумму, тем более что Эдик с матерью перестали тащить из моих заначек. Я услышал, как пиликнуло приложение Телеграма. Сегодня вечером мы с Данияром, Алёной, Саней и Егором собирались в кино на какой-то новый триллер. «Ром, ты когда закончишь? За тобой заехать?» — вспыхнуло на экране сообщение от Данияра. «Через час закончу», — быстро набрал я в ответ. Не знал, что ответить на его предложение заехать. С одной стороны, это лишние 20 минут с ним наедине, если, конечно, он приедет один, в чём я сомневался. С другой, я начну краснеть и отвечать невпопад, потому что воспоминание о нашем поцелуе было очень ярким и отчётливым. Он очень дорог мне. Я не хотел терять его дружбу. Поэтому я бы ни за что не сознался в том, что люблю его, не поставил бы перед этим фактом, вынудив как-то отреагировать. — Ну здорова, Ромочка! — я вздрогнул и едва не выронил телефон, не успев больше ничего ответить Дани. Обернулся и увидел перед собой ухмыляющегося Дрона. — Чего тебе, Андрей? — он и его дружки не трогали меня вот уже года полтора, в классе обычно игнорировали. Воспитательная беседа Данияра и позорное изгнание из баскетбольной команды помогли. — Да так, пришёл посмотреть на пидора, — его голос звучал как сама доброжелательность. У него нет никаких доказательств, он просто хочет меня оскорбить. — Иди ты, Андрей. Тебе скучно стало, решил снова до меня докопаться? — я постарался сказать это как можно более спокойно и небрежно. — Ну так Дани тут нет, и вряд ли ты к нему снова побежишь жаловаться, Ром. Я вообще не докапываюсь, просто хочу тебе показать кое-что, — он ухмыльнулся и достал свой телефон. — Помнишь, в школе скандал был после того, как девчонкам в раздевалке скрытую камеру поставили? Так вот, они, видимо, решили нам отомстить и тоже засунули камеру в нашу раздевалку. Я недавно случайно её заметил, достал и нашел одну очень прикольную запись. Такую прикольную, что даже себе на телефон скинул. Давай-ка покажу. Моё сердце рухнуло, а потом застучало словно где-то в висках. На экране я видел себя, беззастенчиво целовавшего чёрное худи и надрачивающего себе через джинсы. Я стоял прямо под чёртовой камерой, которую, по всей видимости, спрятали в вентиляции точно так же, как это было в девчачьей раздевалке. А с моих губ сорвалось имя любимого человека. — Ты посмотри, какой страстный, прям порнозвезда! И худи такое интересное, и, по-моему, не твоё. Ах да, Рахманов же в нём ходит постоянно, не так ли? Не его ли имя ты тут простонал только что, послушай-ка ещё раз. Я резко потянулся к телефону, но Дрон проворнее меня. Он отступил, спрятал телефон в карман, схватил меня за руку и легко вывернул. Затем толкнул в книжный шкаф. Я сильно ударился головой, но тут же вскочил и снова кинулся на него. Мне прилетело в челюсть, перед глазами поплыло. Пошатываясь и держась за столешницу, я попытался сфокусировать взгляд на ненавистном лице врага. — Из-за тебя, педика, я вылетел из команды, из-за тебя Данияр с Сашкой настроили всех старшаков против меня. Чем ты, блядь, так покорил их всех? Ты же, сука, разговаривать даже нормально не умел, а теперь пиздец, прямо крутой перец. — Чего тебе надо от меня? — устало спросил я. Мне было уже на все плевать. — От тебя нихуя не надо. Я просто сейчас раскидаю это видео всем знакомым, и пусть посмотрят, с каким упоением ты надрачиваешь на Рахманова. — Думаешь, ему понравится, что все это увидят, да? — мой голос прозвучал почти равнодушно. Дрон задумался на несколько секунд. — Ну и похуй. Скину для начала одному Дани. Пусть полюбуется. Я тупо смотрел, как он достаёт телефон, несколько раз нажимает на экран. Видел открытый мессенджер и загружающееся видео. — Пиздец тебе, Ром, — Дрон окинул меня тяжёлым взглядом и ушёл, сильно толкнув плечом напоследок. Я закрыл магазин и побрёл домой. В голове была пустота, зияющая чёрная дыра, как объектив видеокамеры, который поглотил всю мою жизнь и больше её никогда не вернёт. Больше ничего никогда не будет прежним. Чувства стыда и унижения уже не было. Эти мысли словно спрятались за какой-то пеленой. Была только абсолютная апатия. Но это всё разом навалилось, когда в квартире я закрыл за собой дверь в свою комнату. Мать и отчим бухали на кухне, а я давился злыми слезами. Плакал впервые за три года и теперь не от боли, страха и обиды. Мне было жаль терять то, что у меня есть сейчас. Того, кто есть. А может, всё уже и так летело к чёрту? Я вспомнил, как после случая с поцелуем Данияр несколько раз едва ли не шарахался от меня в школе, если я подходил к нему, когда он был один. Нет, он вроде был приветлив и весел, как всегда, но либо старался поскорее ретироваться, либо подозвать к нам кого-то из знакомых. Он не заезжал ко мне домой, а у него я бывал, только если с нами находился кто-то ещё из наших друзей. Я повертел в руках лезвие, вспомнил, что один раз уже пытался таким образом выпилиться, но не получилось. Выглянул из окна — третий этаж, слишком низко. Достал из стола пачку таблеток. Маловато будет, наверное. Тихо забрался в комнату матери, нашёл целлофановый пакет с таблетками и у неё. Вернулся в свою комнату и закрыл дверь. А потом оказался здесь, в реанимации, глядя со стороны на своё собственное тело.9. Соломинка
26 июля 2020 г. в 20:51
Это произошло меньше месяца назад. В тот день с утра шёл ливень, и возле школы по дороге в курилку я ухитрился поскользнуться и упасть прямо в большую лужу. Приземлился на колени и локти, вымазал джинсы, заляпал грязью расстёгнутую куртку и рубашку под ней.
В курилке Данияр внимательно оглядел меня с ног до головы и поцокал языком.
— Кто? — спросил, решив, видимо, что я опять влип в какое-то дерьмо.
Я неуклюже попытался отряхнуть рукава, но только сильнее размазал грязь по одежде.
— Да никто. Сам упал. Честно.
Мне стыдно. И одновременно приятно от его участия. От того, как он осматривает меня, по коже мурашки. Я тоже смотрю на него и не могу отвести взгляд.
— Твою ж мать, Ромка, где ты лазил? — спросил подошедший Саня.
Я рассказал им о своём коротком, но страстном свидании с лужей у школы.
— Домой иди, — сказал Саня.
— У меня контрольная по матану. Не могу, — угрюмо ответил я.
Можно было бы, конечно, попытаться на перемене смыть грязь в школьном туалете, но я не мог заставить себя уйти от Данияра. Хотелось находиться с ним рядом, и неважно, что мой внешний вид мне не добавляет популярности в его глазах. Я ведь ни на что не рассчитываю. И никогда не рассчитывал, как повторял себе, наверное, уже тысячу раз.
Данияр докурил сигарету и метко запустил бычок в урну. Повернулся и посмотрел мне в глаза, затем внезапно коснулся молнии своей кожаной куртки, расстегнул. Скинул её, зажал между колен, после чего стянул своё любимое чёрное худи и остался в одной красной футболке.
— Раздевайся, — бросил коротко, по-прежнему внимательно и выжидающе глядя на меня.
Саня заржал, затем закашлял, подавившись сигаретным дымом.
— Парни, а я вам тут не помешаю? Мне свалить или свечку подержать? — видимо, он припомнил наш с Дани поцелуй в предбаннике.
— Идиот ты, Сань. Вали, если хочешь, — Данияр тоже усмехнулся и протянул мне своё худи. — Надевай и иди на свою контрольную.
Я стоял как истукан и не решался взять его одежду.
— А ты? — спросил с нерешительностью в голосе. Дал себе очередную мысленную оплеуху — ну чего ты мнёшься, как красна девица?
— Что я? В куртке и футболке не замёрзну. Бери уже, — сказал он немного насмешливо, но тут же ободряюще улыбнулся мне уголками губ, чуть наклонив голову.
Я взял протянутую мне вещь с трепетом. Заверил, что завтра же её верну, на что Дани только отмахнулся со словами: «Как хочешь».
На урок я брёл, с трудом пытаясь удержаться от того, чтобы не сесть на пол и не зарыться носом в надетую на мне вещь, принадлежащую любимому человеку. Худи пахло табаком и травяным чаем, тем, который он заваривал в походе осенью. Кипятил на костре, наливал каждому в кружку. В чае плавали маленькие кусочки засушенных листьев и разноцветных лепестков, но их никто не пытался вытащить, все пили прямо так. У этого чая был нежный, слегка горьковатый вкус.
Отвлечься от навязчивых мыслей о Дани не получалось, я всё вдыхал и вдыхал его запах. Чувствовал, как внизу живота приятно покалывает, и будто это он сам сейчас касается меня, моих рук, шеи и груди. Гладит, проводит своими жёсткими мозолистыми пальцами по моей спине. И его горячие губы касаются моих, как тогда…
На контрольной я пытался абстрагироваться от этих навязчивых мыслей, от этой эмоциональной бури, но безуспешно. Нужно дать себе мощный подзатыльник. Решил пару заданий, а потом просто сидел, тупо уткнувшись взглядом в тетрадь и чувствуя, что у меня стоит и я совершенно не знаю, что мне с этим делать. Дышал глубоко, чувствовал запах Данияра, перед глазами плыло.
Минут за пятнадцать до конца урока я натянул худи пониже, благо оно и так было мне велико, сдал листок с несчастными двумя заданиями и пулей вылетел из класса. Спустился на первый этаж, пересёк коридор и нырнул в раздевалку у спортзала.
Свет в зале не горел, физры последним уроком ни у кого нет. Я прислонился спиной к стене и, сгорая от стыда и отвращения к самому себе, погладил себя через джинсы. Не решился их расстегнуть, прислушался, не идёт ли кто-нибудь. Словно конченый фетишист, стянул с себя худи и прижал её к лицу, зарылся носом и принялся покрывать поцелуями. Одновременно ненавидел себя и продолжал гладить и сжимать через джинсы свой член. В этом будто наркотическом забытье поднял голову и проговорил любимое имя.
Кончил в штаны, крепко сжав зубы, чтобы не застонать.
Какой же я идиот. Хочется взять и разбить себе голову об стену.
Я приходил в себя ещё минут пять, потом побрёл в туалет и в кабинке наспех вытерся. Вот же придурок, почему сразу сюда не пошёл? Не хотелось дрочить, сидя на не особо стерильном унитазе? Ну и хорошо, если б у тебя, чокнутого извращенца, пропало бы всё желание. И лучше бы навсегда.
А ведь после того, что со мной сделали те уроды, я думал, что так и будет. Даже представить не мог, что когда-нибудь кого-нибудь захочу.
Чёрное худи скрывало следы моего преступления, да и на темных джинсах пятна не особо заметны. Я натянул свою грязную куртку, ощущая себя не менее грязным, и потащился домой.