Под красной эгидой

Духота в небольшом кабинете невыносима. Душно и на улице, но в закрытом помещении каждый словно отнимает все больше воздуха у остальных своим дыханием. Благо их здесь всего семь. Болгария окидывает взглядом присутствующих. Все они были членами Коминформа, организации, объединяющей коммунистов Европы. Не важно, добровольно ли они присоединились, или некоторое время противились идеологическим изменениям, все они собраны здесь под началом Советского Союза. Но одного члена сегодня не хватает. Югославия никогда раньше не опаздывал на собрания, значит должно было произойти что-то серьезное, чтобы он не пришел. Переведя взгляд с пустующего места югослава, болгарин рассматривает докладывающего об очередных планах по восстановлению СССР. Болгария почти не слушает его, сосредоточиться практически невозможно, но он прочитает все эти бесконечные планы пятилеток позже. А пока что он занят тем, что рассматривает статную фигуру Союза. Его жесткое лицо покрыто ожогами и шрамами, несмотря на то, что государство такой силы уже должно было теоретически избавиться от них. Возможно у Советов не все так оптимистично, как говорят. Что и немудрено, невероятно большое количество людей погибло в войне. Прикрыв глаза, болгар тихо вздыхает. Ему ещё повезло. Могло быть и хуже. — Кроме этого, сегодня я хочу познакомить вас с нашим новым товарищем, — неожиданная фраза Союза выдирает Болгарию из дремы. Новым товарищем? Остальные присутствующие тоже встрепенаются от удивления. Польша и Венгрия переглядываются, Чехословакия поднимает голову от чтения доклада, а Албания лишь тоскливо кидает взгляд на пустое место Югославии. За неимением другой поддержки, взгляд болгарина непроизвольно соскальзывает на Румынию. Только он не выглядит удивленным, похоже Союз заранее сказал ему, о ком идёт речь. Подметив то, что Болгария смотрит на него, румын еле заметно подмигивает. Точно знает что-то. Тем временем Советский Союз открывает дверь в соседний кабинет, впуская нового члена их скромных рядов. — Это, — Чехословакия запинается, ошеломленно уставившись на вошедшего, — Германия? В помещении наступает гнетущая тишина. Болгарии кажется, что он буквально чувствует треск напряжения. Он видит, как сжимает кулаки поляк, как бледнеет венгр и как чехословак вскакивает с места, выпалив, что ему нужно выйти. Румыния обеспокоенно провожает Чехословакию взглядом, пока тот судорожно выходит из кабинета в коридор. Союз не останавливает его, но осуждающе качает головой. Не дожидаясь, пока кто-то еще выразит свое желание покинуть помещение, СССР решает представить новичка. — Как правильно заметил товарищ Чехословакия, — Советский Союз задумчиво смотрит на дверь, словно ожидая, что чехословак решит вернуться на собрание, — это одно из воплощений Германии. Он находится под моим управлением, но как видите, пока что у него нет своего государства. Сядь, — приказывает он немцу, показывая на пустой стул рядом с Румынией. Тот молча исполняет приказ, стараясь не смотреть на других. Болгария не может оторвать от него взгляда, пытаясь подобрать нужное слово, чтобы описать то, что видит перед собой. Но единственное, что лезло в голову это… — Господи, что за убожество, — излишне громко шепчет Польша, точно также пристально разглядывая перевоплощение своего бывшего мучителя, — почему он такой мелкий? — Это же не все территории Германии, — даже не пытаясь шептать отвечает ему Венгрия, — конечно он будет меньше, чем его предшественник. Меньше, это не то слово. Болгария все еще видел возвышающуюся фигуру Третьего Рейха в своих кошмарах. Этот же был не только намного ниже ростом, но и выглядел гораздо более хилым. Словно больным. Хотя, вероятно, так и было. Вряд ли от воплощения Германии сейчас можно ожидать особую жизнерадостность. Интересно, из всех оккупированных зон были созданы воплощения? Или западные союзники договорились о создании единственного? Если так, то можно пока мысленно называть их «Западный» и «Восточный». — Добро пожаловать, — Румыния встает и пожимает «Восточному» руку, которую тот тут же нервно одергивает, — товарищ. Этот жест разбивает напряженную атмосферу. Вот и Албания поднимается, обходит стол и молча приветствует Германию. Болгария понимает, что ни Польша, ни Венгрия не горят желанием участвовать в этом рукопожатии, поэтому сам поднимается, чтобы поздороваться с новеньким. Ладонь у немца холодная и слегка влажная. «Только появился, » тут же осознает болгарин. За все это время Восточный не произнес ни слова, но если он только недавно сформировался, вероятно его речевой аппарат просто еще не развился. Или он волнуется. Оба варианта правдоподобны. — Добро пожаловать, — Болгария старается улыбнуться как можно дружелюбнее, но понимает, что это выглядит скорее как кривая усмешка, — и прости за враждебность. Так уж получается. Германия еле заметно кивает в ответ. Интересно, насколько хорошо сохранилась его память о прошлой жизни? Делят ли они с Западным одни воспоминания на двоих? Или у каждого есть отдельные обрывки? Столько вопросов и так мало ответов. Да и у самого немца пока не спросишь. Похлопав застывшего в удивлении Восточного по спине, болгарин возвращается на свое место. Венгрия все же поднимается, а за ним и Польша. От пристального болгарского взора однако не ускользает то, что поляк сжимает руку нового члена Коминформа излишне сильно, отчего Германия морщится. «Господи, это же словно над ребенком издеваться. Польше давно пора научиться держать себя в руках. Не такой уж он и юнец, чтобы позволять себе такое.» На этом собрание по сути заканчивается. Никто не объявил о его конце, но Союз выводит немца прочь, явно не собираясь возвращаться. Болгария зевает от усталости. Ему хотелось вернуться домой как можно скорее, но послевоенные утомительные собрания и не думали оканчиваться. Он скучающе открывает папку с докладом, чтобы выяснить, о чем же все же шла речь все эти четыре часа. Однако текст вызывал у него такие же ощущения, как и речь Союза на собрании. Много разговоров ни о чем, погребающих настоящий смысл происходящего под собой. — Ты читал это? — от неожиданного голоса Чехословакии за спиной Болгария вздрагивает. Вернулся все-таки. — Признаюсь честно, я не только не читал, но и не слушал, — смеется болгарин, но чехословак лишь хмуро перелистывает страницы в поисках чего-то. — Вот. Читай, — наконец-то находит он нужный параграф. — Ну, что-то про план Маршалла, — Болгария с трудом переваривает полученную информацию, — что такого? — Что такого? Там прямым текстом написано, что нам запрещается пользоваться финансовой помощью Соединенных Штатов. А она бы нам очень пригодилась сейчас! — Чехословакия повышает голос, — Мне кажется это прямое ограничение нашей свободы. На шум к ним подходят и остальные. Польша, только вникнув в ситуацию, тут же начинает возмущаться, с редкими одобрительными репликами Венгрии в его поддержку. Албания по своей привычке молчит, но очевидно что и он озабочен сложившейся ситуацией. Болгария устало мнет виски, вокруг резко стало слишком шумно. Чего Чехословакия и остальные добиваются? Союз все равно уже покинул собрание, а его решения не обсуждаются постфактум. — Заткнитесь все, — рявкает на них Румыния, — особенно Венгрия. — Почему я? — тут же возмущается венгр, — Я вообще почти ничего не говорил! — Потому что ты больше всех бесишь, — выплевывает румын и поворачивается к чехословаку, — я понимаю твое недовольство, но дело в том, что взять денег у Штатов мы не смеем не по прихоти Союза. — А почему еще? — ворчит Польша, хмуро окидывая взглядом Румынию, пожалуй первого убежденного последователя СССР среди них. — Потому что тогда мы будем ему должны, тупица. А это то, чего Союз старается не допустить. Капиталисты хотят нас уничтожить, и если вы примете эти деньги, то вы поддержите их влияние. Мы можем справиться и без грязных американских подачек, денег заработанных эксплуатацией рабочих между прочим! И либо вы с нами, либо вы против нас. И не думаю, что вы хотите быть против нас. Румыния выдыхает после своей тирады и смахивает невидимую пылинку с рукава рубашки. Он пристально рассматривает каждого присутствующего, и Болгария понимает, почему Союз мог позволить себе уйти. Не нужно постоянно контролировать своих подчиненных, если они прекрасно контролируют себя сами. И точно также, как работает круговая порука в правительственных аппаратах людей, так и они будут следить друг за другом. Но болгарин не видит в этом ничего критичного. Разве может быть жизнь под надзором товарищей хуже, чем манипуляции и выкручивание рук Рейха? Не говоря уже о прошлом с Османской Империей. Да и в принципе, коммунизм звучит как хорошая концепция. Что может пойти не так? — Я не думаю, что кто-либо из нас собирается покидать Коминформ, — болгарин поднимает руки в примирительном жесте, стараясь пресечь конфликт, — и я уверен, что Союз не станет делать что-то, лишь бы навредить нам. — Я бы поспорил, — бурчит поляк, но съеживается под прожигающим взглядом Румынии, — но наверное ты прав. — Конечно я прав, — самоуверенно ухмыляется румын, — а ты что думаешь, Чехословакия? Все присутствующие поворачиваются и пристально смотрят на чехословака, дожидаясь его ответа. Тот однако лишь начинает больше нервничать, нервно озираясь. Его пальцы слегка подрагивают и видно, как по его лбу стекает капелька пота. Чехословакия сглатывает и наконец-то приходит в себя. — Да, наверное ты прав, — в итоге вымучивает он из себя. Очевидно, что ему нелегко было в мыслях расстаться с кругленькой суммой, предложенной Штатами. — Я думаю, — неожиданно для всех подает голос Албания, — что благодаря совместному труду и взаимопомощи мы справимся с восстановлением наших земель и без помощи Запада. Им нельзя доверять. С этими словами он покидает кабинет, очевидно не желая продолжать участвовать в дискуссии. Венгрия, так и не произнеся ни слова, лишь бросив злобный взгляд на Румынию, тоже уходит, постукивая тростью, а Польша бежит за ним. Их сложно застать порознь. Стоило им увидеться после войны, как они перестали отходить друг от друга. Болгария конечно рад за них, но вместе они создавали больше проблем. Хотя мятежностью венгр отличался и будучи членом стран Оси, что всегда восхищало болгарина. Мало кто мог перечить Третьему Рейху. С другой стороны, в итоге судьба у Венгрии была незавидной. Возможно иногда стоит быть послушнее. Целее будешь. — Чехословакия, — окликает румын товарища снова, — ты все еще общаешься с Югославией? — Что ты имеешь в виду под понятием общение? — осторожно спрашивает чехословак. Это настораживает Болгарию. Югославии не было на собрании, теперь это… Нужно держать ухо востро. — А что можно понимать под словом общение? — наигранно удивляется румын, но тут же становится серьезнее, — Я к тому, что я слышал, что его влияние может быть пагубным. — Пагубным? В каком смысле? Я не понимаю о чем ты, — Чехословакия звучит не менее неестественно. Что за игру они ведут? — Что ж, — Румыния широко улыбается, наглядно демонстрируя острые клыки, — тогда извиняюсь, что побеспокоил. Но считай себя предупрежденным. Он тоже покидает кабинет, оставляя Болгарию и Чехословакию наедине. Однако последний не стремится обсуждать произошедший разговор с румыном, а лишь облокачивается на косяк двери, тяжело дыша. Это приводит болгарина в замешательство. Что ему сейчас делать? Оставить чехословака одного, или попытаться завязать разговор? Второй вариант был предпочтительнее, ведь Болгарии очень хотелось узнать в чем же дело с Югославией. И почему именно Чехословакия и Румыния обсуждают этот вопрос, в то время как Албания даже не заикнулся об этом? Да и сам болгарин. Речь идет о его соседе! Но в итоге чехословак сам решает дилемму Болгарии. — До свидания, — он единственный из всех прощается, его голос звучит отрешенно. — До свидания, — не остается в долгу болгарин и выходит из кабинета вслед за ним. Ну и собрание. Сначала воплощение Германии, теперь вот эта заварушка. Определенно есть над чем подумать. Болгария погружен в свои мысли пока идет в сторону выхода по длинным коридорам. Он не горит желанием быстро покидать старое здание, ведь на улице его ждет жаркий и душный внешний мир. К такой погоде болгарин конечно привык, но это не значит, что он не предпочтет провести побольше времени в спасительной прохладе. Поэтому в огромном вестибюле он садится на небольшой диванчик, наслаждаясь прохладой и рассматривая массивные дорогие люстры. — Вы закончили? — резкий голос Югославии отвлекает Болгарию от пристального разглядывания потолка. — Ты где был? — он тут же вскакивает с дивана и подбегает к двери, через которую только что вошел его сосед, — Что произошло? — Ты не знаешь? — югослав недоуменно поднимает одну бровь, — Союз выпнул меня из Коминформа. — Что? — ошеломленно переспрашивает болгарин, не веря свои ушам, — Но почему? — Потому что я не желаю беспрекословно подчиняться ему во всем. Особенно в экономических вопросах. Так вот почему тема Югославии всплыла в разговоре Румынии и Чехословакии. Похоже именно близкое общение последнего с югославом и привело к тому, что тот возмутился советским вмешательством в их экономики. «Югославия надоумил его ставить под вопрос решения Союза, а это не может кончиться хорошо, » доходит до Болгарии. Надо срочно выяснить подробности этого недопонимания между СССР и югославом — А зачем ты пришел сюда? — спрашивает вместо этого болгарин, так и не придумав более естественный наводящий вопрос. — У меня сейчас встреча с Союзом. — Но ведь… — То, что я больше не состою в Коминформе не значит, что СССР мне больше не союзник, — Югославия произносит эту фразу так мрачно, что кажется, будто ему грозят как минимум военным вторжением, — у нас есть вопросы, которые мы должны обсудить. — Зря вы с ним поспорили, — Болгария вздыхает, — я надеялся, что он все же возьмет меня к себе. — Ты все еще хочешь войти в состав Советского Союза? От грустной интонации, с которой был задан этот вопрос, болгарина передергивает. Да, ему действительно хотелось стать частью СССР. Но также ему было известно, что Югославии хотелось бы взять Болгарию к себе. В долгосрочных планах. Но пока что это были лишь утопичные идеи. В глазах югослава читается какая-то необъяснимая тоска. Похоже его реально сильно задело, что болгарин предпочел Советов ему. — Да, — честно отвечает Болгария. — Не понимаю тебя, — Югославия потряхивает головой, — он жестокий, холодный и требует от всех полного подчинения, контролируя все вокруг. Круглосуточно. Если бы ты знал, как живется его республикам- — А как живется твоим республикам? — огрызается болгарин, — Например болгарам, которых ты оторвал из родного дома? — Если ты про Македонию, — югослав прищуривается, всматриваясь прямо в глаза собеседника, — то он не считает твой дом родным больше. — Ну да, ты же навязал этой фиктивной нации идеи об их великом культурном наследии, — Болгария чувствует, как закипает, — ты недолюбливаешь Союза, потому что ты точно такой же. Жестокий, манипулятивный и требующий контроля над всем в твоем регионе. Так вот, я не собираюсь- — Не собираешься что? Вступать в мой состав? Не обольщайся, к Советам ты тоже уже никогда не попадешь. — Это почему же? — Потому что нам нужна буферная зона. И это ты. Эти слова ударяют по разуму болгарина словно молот по наковальне. Буферная зона. И все. Ничего больше он из себя не представляет. Болгария чувствует, как тело предает его. Ноги подкашиваются, голова кружится, к горлу подкатывает тошнота. Всего пара слов, а какой эффект. Это нечестно, почему именно его используют как подушку безопасности? Неужели никто не воспринимает его всерьез? Он только и делает, что из кожи вон лезет, чтобы Союз счел его достаточно вдохновленным идеями коммунизма, но ему все равно ничего не светит. — Ну и ладно, — Болгария нарочито громко хмыкает, пытаясь показать, что слова Югославии его не задели, — иди вымаливай прощение у Союза, или что вы там собираетесь обсуждать. — О нет, — югослав ухмыляется, — это не я сегодня буду вымаливать прощение. Увидимся, сосед. — Увидимся, — болгарин провожает взглядом удаляющуюся спину Югославии. Он выходит на улицу слегка пошатываясь. Он помнил югослава до войны, но это была абсолютно другая личность. Тогда он буквально был продолжением Сербии, с теми же замашками и теми же недостатками. Самоуверенный, грубый, упрямый, но до идиотизма оптимистичный. Сейчас же Югославия больше походил на более эмоциональную версию Советского Союза. Он абсолютно точно стал более холодным, расчетливым и осторожным. И это неимоверно раздражало Болгарию. Если с первой инкарнацией югослава было несложно расправиться, то сейчас он точно может принести определенные проблемы. Тем более он уже внес смуту в их ряды, наговорив всякое Чехословакии. Дойдя до последней ступеньки, болгарин останавливается, уткнув взгляд в собственные ботинки. Нужно было что-то делать с югославским вопросом. Возможно стоит посоветоваться с Румынией насчет него. Уж он-то точно знает, что нужно делать. Болгария прекрасно помнил сотрудничество с румыном в странах Оси. Именно ему удавалось добиваться от Рейха своего с помощью переговоров, интриг и уловок. Правда, как и в случае с Венгрией, в итоге Румынии пришлось просто сбежать от своей участи, чтобы не пасть жертвой ярости нациста. Путь до телефонной будки оказывается куда дольше, чем хотелось бы. Солнце безжалостно прожигает затылок, духота мешает дышать, а горячая брусчатка под ногами словно усиливает все эти ощущения. Жутко хочется пить, но вокруг не видно никаких источников питьевой воды. Стараясь отвлечься, Болгария размышляет, где он вероятнее всего может застать румына. Скорее всего он сейчас в своем номере отеля, собирает вещи, чтобы уехать домой. Осталось вспомнить номер комнаты. Хотя вряд ли он поменялся с прошлого раза. Успешно добравшись до цели, болгарин начинает листать телефонную книгу, в поисках нужного отеля. Теоретически он мог бы добраться туда своим ходом и поговорить с Румынией лично, но это отняло бы слишком много времени и усилий. Найдя нужный номер, Болгария вбрасывает несколько монеток в автомат, соединяется с телефонисткой и просит связать его с нужным номером. Спустя несколько секунд слышится характерный щелчок и слышится голос румына. — Алло? — Привет, это я, — болгарин облегченно выдыхает. Не ошибся, — есть тут одно дело, которое хочется обсудить. — Какое? — голос на другом конце провода резко становится куда более заинтересованным. — Когда я уходил из здания, где проходило собрание, я встретил Югославию. — О? Он сказал тебе что-то? — Я узнал, что они с Союзом повздорили. Он выгнал Юго из Коминформа. — Ну, ничего нового, — резко скучнеет Румыния, — что-нибудь еще? — Ты дай мне сначала договорить, — обижается Болгария, — вдобавок, повздорили они из-за того, что Югославия не захотел исполнять рекомендации Союза. И очевидно, что Чехословакию тоже надоумил он. Мне кажется, что он опасен. — Хм, — румын замолкает на некоторое время, — ты прав. Я думал об этом, и твои слова лишь подтверждают мои догадки. Я обязательно доложу об этом Союзу. Спасибо, Болгария. Румыния вешает трубку, оставляя болгарина наедине с гудками телефона. Болгария чувствует некий внутренний трепет, словно он совершил нечто очень важное. Хотя он всего лишь поделился своим воспоминанием о разговоре, в этом нет ничего такого. А если у Югославии будут проблемы из-за этого, то что же. «Будет знать, как обесценивать меня до буферной зоны.»