Под красной эгидой

— Отныне твоё имя — Германская Демократическая Республика, — Советский Союз жмет ему руку, внимательно заглядывая немцу в глаза. — Спасибо, — Восточная Германия искренне благодарен за то, что получил статус государства. Он не хочет отставать от своего брата, не хочет оставаться слабым и зависимым. Но Союз сделал это для него. Ему не все равно, — я буду стараться не подвести Вас. — Уж постарайся, — СССР улыбается, но в его взгляде легко считывается затаенная угроза. Что-то внутри ГДР сжимается. Он знает, что отчасти его повышение в статусе всего лишь политический ход, ответ на официальное образование Федеративной Республики Германия. Но ведь это же не может быть единственной причиной, так ведь? Советский Союз и другие его товарищи из социалистического блока ценят его и хотят ему помочь, правда? Иначе зачем им все это? Восточная Германия окидывает глазами присутствующих в конференционном зале, но их лица словно в тумане. Лишь лицо СССР остается четким, но его выражение меняется. — Ты очень разочаровал меня, ГДР, — Союз смотрит на немца с отвращением, — не могу поверить, что и пяти лет не прошло, прежде чем ты показал себя таким отвратительным образом. — Но что я сделал? — отчаянно кричит Восточная Германия, беспомощно наблюдая, как стены вокруг него рушатся, оставляя вокруг лишь разруху. Мимо проезжает танк, второй, третий. Непонятно куда они направляются и зачем. — Неужели ты не видишь? Германия вспоминает, почему он здесь. Он всего лишь хотел более справедливых условий труда, он устал работать до упаду, в то время как цены на базовые продукты все росли и росли. Он не мог себе позволить плотный ужин. Да и плотный обед тоже. Это осознание начинает его злить. Почему его выставляют каким-то грешником и отступником, когда он просто хочет хорошо поесть и как следует отдохнуть? Танки, проехавшие мимо, возвращаются и направляют свои бездушные стволы прямо на ГДР. За что? — Но ты ведь сам учил нас противостоять эксплуатации рабочих! Я не могу работать в таком темпе, не могу! Пожалуйста… — Ох да, как я могу забыть, — Советский Союз картинно прикладывает руку ко лбу, — ты же у нас такой страдалец. И кушать тебе нечего, и работать заставляют. Вот только послушай сюда, — СССР крепко хватает немца за руку и притягивает к себе, — это все твоя вина. Не тебе, маленький фашистский ублюдок, говорить о своих проблемах. Его слова завершаются громогласным залпом из стволов пушек танков. Жалкие остатки стены за спиной ГДР с грохотом обрушиваются, а с ними и чудом державшаяся на них крыша. Застыв от ужаса, немец может лишь наблюдать, как огромные обломки здания падают на него, в итоге погребая Восточную Германию под собой. Грохот затихает, мир резко темнеет. Несколько мучительных секунд немец проводит в абсолютной тишине и темноте. И лишь потом он просыпается, громко и тяжело дыша. Этот кошмар преследовал его уже несколько ночей. И невозможно от него сбежать, так как все эти события не были плодами больного воображения его уставшего мозга, а лишь слегка измененные воспоминания о реальных событиях. Протесты в 53-м, его повышение в 49-м и то, что было до его появления. Пустота, без звуков, без единого лучика света, без цветов и запахов, ничего. Это была смерть, в самом ее чистом проявлении. «Никакого рая нет. Ни в каком аду меня не ждали. Союз прав, религия — опиум для народа.» Германия с трудом поднимается с жесткой кровати. Он кутается в теплый халат, в его доме опять слишком холодно. И возможно дело не в температуре, а в самом здании. ГДР ненавидит это место. Оно воняет его прошлым. И если его братец переехал жить в Бонн, то восточному немцу приходилось жить в этом доме в Берлине. Будь его воля, он снес бы его до основания, а сам жил хоть на улице. Но пока что ему приходится довольствоваться полумерами. Убранство всех комнат крайне аскетичное, в основном потому, что ГДР сжег все портреты, выбросил все старые награды и реликвии. Лишь некоторые вещи он убрал в коробки и отнес на чердак. Ему не хотелось вспоминать свое империалистическое прошлое Германской империи и уж точно не хотелось вспоминать его. Подойдя к окну на кухне, Восточная Германия задумчиво выглядывает на улицу. Темное ночное небо за окном уже приобрело розоватый окрас. Прищуриваясь, немец пытается прочитать показания стрелок на циферблате, но пока что часы слишком скрыты в темноте, чтобы узнать точное время. Хотя, если оценивать по небу, можно сказать, что наступило очень раннее утро. Часа четыре с половиной. Может без десяти пять. Так или иначе ложиться спать дальше уже точно не имело смысла. Скоро ему нужно ехать на вокзал, а оттуда поездом в Варшаву. Нельзя сказать, что ГДР в восторге от предстоящей поездки, но есть вещи, которые не обсуждаются. Например письмо-приглашение от Советского Союза. Не включая свет, чтобы не напрягать глаза, а заодно не тратить электричество, Германия на ощупь наполняет чайник водой и ставит его на плиту. Лишь зажженная спичка на мгновение ослепляет немца. Почти незаметное синее пламя подожженного газа было ему гораздо больше по душе. Пока вода закипает, немец отправляется обратно в свою спальню. Некоторое время он просто разглядывает свою постель, которая резко начала выглядеть куда более заманчиво, но ГДР знает, что ее искушению поддаваться нельзя. От греха подальше он застилает ее и быстро одевается. Закончив, Восточная Германия отправляется в ванную, чтобы привести себя в порядок. Тут уже без включенной лампочки не обойтись. Яркий свет режет привыкшие к полумраку глаза и немец инстинктивно зажмуривается. Неприятные ощущения однако быстро проходят. Германия занимается утренней рутиной, стараясь лишний раз не смотреть в зеркало. Ему не нравится видеть свое отражение. Ему вообще не нравится осознавать себя. Ведь стоит ему почувствовать свое существование, как вместе с этим сразу придет присутствие давно забытой сущности. Он мог сколько угодно сдирать со стен портреты, сжигать старую форму, выкидывать книги. Но след позорного прошлого так просто не смыть со своей души. Единственное, что спасало его, это его брат. Не он сам, а факт его существования. Восточная Германия имел лишь некоторые воспоминания из прошлых жизней, но и их хватало на то, чтобы стыдиться за себя и своего предшественника. Будь у него полный набор, он давно бы свихнулся от позора. А пока он может лишь стараться отвлекаться на труд. Работа, работа, работа… Быть идеальным рабочим, идеальным коммунистом, не дать им повода ассоциировать его с ним. «Это не я, » повторяет он себе снова и снова, «это не я.» Не в силах посмотреть в зеркало, ГДР отворачивается от него. Он чувствует, что его прошиб холодный пот. Опять перенервничал на пустом месте. Ничего такого там нет все равно. Немец заставляет себя посмотреть в зеркало. И действительно, как и предполагалось, в отражении он видит лишь свое уставшее лицо. Синяки под его глазами излишне заметны, но оно и немудрено. Он не помнит, когда последний раз спал без проблем. Обычно ему удавалось урвать не больше пяти часов сна, и то если кошмары появлялись лишь под утро. В редкие выходные дни он мог спать целыми днями, стараясь наверстать упущенное, но после чувствуя себя лишь еще более уставшим. «Интересно, что сейчас делает мой брат? Наверное спокойно спит. Небось проблемы со сном достались только мне.» Восточная Германия знает, что ровно как и воспоминания, черты характера и особенности их когда-то общего тела они тоже поделили на двоих. Иначе почему ФРГ не может прочитать документ без очков, в то время как ГДР имеет прекрасное зрение? Ему бы очень хотелось перестать думать о своем брате так часто. Но без него он чувствует себя неполным. Словно какая-то важная часть его разума и тела отсутствует. И немец не может ни с кем поделиться этими переживаниями, его товарищи из восточного блока не поймут его, а с капиталистами о таких вещах тем более бесполезно говорить. Из размышлений его однако выдирает пронзительный писк чайника. Бросив последний взгляд на свое измотанное лицо в отражении, словно чтобы удостовериться, что там действительно он, Германия выключает свет в ванной и направляется обратно на кухню. Там тем временем стало гораздо светлее. Небольшие настенные часы отчетливо показывали ровно пять утра. «Значит не прогадал со временем,» думает ГДР, заливая кипятком кофе в очень маленькой кружечке. Кофе был подарком от Чехословакии, который добыл его от Югославии пару лет назад, а тот купил его у Италии. Такое было дефицитным товаром. Правда немцу так и не удалось выяснить, почему чехословаку нужно было срочно избавиться от подарка своего бывшего друга, передарив его Германии. Так или иначе, у него он был в сохранности, и вот уже второй год он продолжает пить этот кофе. Экономность — залог успеха. Несмотря на то, что напиток был крайне горячим, немец быстро расправляется с ним. Ему еще нужно было собрать вещи и документы. В Варшаве наверняка придется ночевать прежде, чем он сможет вернуться домой. С одной стороны, не возвращаться в этот холодный и давящий своей гнетущей атмосферой дом на некоторое время звучит как прекрасная возможность попробовать получше отдохнуть. С другой стороны, визит к Польше не сулил много приятных моментов. Ведь спустя всего десять лет память поляка о войне и оккупации все еще свежа, и Германия чувствует его напряжение всегда, когда они оказывались рядом. Но сложно винить за это Польшу. Легко винить себя. Помыв чашку из-под кофе и бережно вытерев ее полотенцем ГДР отправляется собираться. Методичное складывание вещей и бумаг помогает ему отвлечься от своих мыслей. Именно поэтому немцу нравится рутинная работа. Не дает возможности мозгу и воображению разгуляться. Да, для многих это звучит как ужасно скучное существование, но для Восточной Германии это единственная альтернатива навязчивым мыслям. В последнее время они все больше донимали немца. Вот уже вторую неделю он не мог избавиться от прокручивания в голове недавнего тревожного звонка от Чехословакии. «Кстати, он же просил перезвонить сегодня утром, » вспоминает Германия, «интересно, спит ли он сейчас?» Решив испытать удачу, немец набирает номер своего соседа. Он и не надеется застать его в столь раннее утро, однако, к его удивлению, спустя всего пару гудков на звонок отвечают. — Восточная Германия? — голос чехословака звучит бодро. Явно не спит. — Как ты догадался? — Кто еще будет звонить в такую рань? Действительно. Больше и некому собственно. Тем более они заранее договорились, зачем было задавать этот глупый вопрос? — О чем ты хотел поговорить? — резко сменил тему ГДР. — Ах да, — на другом конце провода звучит шуршание бумаг, — в принципе, сегодня нам все равно об этом сказал бы Союз. Но думаю тебе стоит узнать это первым. — Так?.. — Как тебе наверняка известно, я уже некоторое время наблюдаю за событиями в Западной Германии, — Чехословакия делает глубокий вдох прежде, чем продолжить, — его взяли в НАТО. Эта новость лишает немца голоса. Как это?.. НАТО?.. Это означало, что длинные щупальца американского влияния приблизились прямо к порогу его дома. Североатлантический альянс был создан в качестве противовеса Советскому Союзу, это буквально их враги. Штаты и его сателлиты из НАТО ненавидят социалистические страны. Неужели его брат тоже ненавидит его? — Германия? Ты в порядке? — обеспокоенный голос Чехословакии на другом конце провода заставляет ГДР очнуться. — Да, да, — быстро отвечает он, — прости. — Увидимся в Варшаве сегодня, — прощается чехословак, — у тебя ведь скоро поезд? — Да, — отрешенно подтверждает Восточная Германия, — увидимся. Он вешает трубку и некоторое время стоит, уставившись на раскрытый чемодан. В голове не укладывалась вся эта история с НАТО. Да, это логично с политической точки зрения, но… «Но что? Думал что сможешь поставить брата на путь истинный? Что вы объединитесь и будете вместе? Что он просто так отринет всю западную пропаганду, что ему вкладывают в голову, и согласится жить с тобой? Смешно. Нет, он твой враг. И был им с рождения. Как он к тебе, так и ты к нему.» Германия со злости захлопывает чемодан с излишне громким хлопком. Кинув последний взгляд на зеркало и поправив галстук ГДР выходит из дома. Запирая дверь он думает о том, что хотел бы запереть там все свои мысли и чувства. Путь до вокзала позволяет ему успокоиться и привести свое эмоциональное состояние в порядок. На собрании ему нужно быть как можно спокойнее, как предупредил Чехословакия, вероятно речь пойдет именно о ФРГ. Немец не может себе позволить иметь расшатанные нервы, особенно рядом с товарищами. Впрочем, на то, чтобы успокоиться у него еще будут долгие часы дороги в поезде. Добравшись до вокзала, Восточная Германия вздыхает, неожиданно почувствовав тоску перед отъездом. Этот город все больше и больше чувствовался домом, а не тюрьмой полной развалин. Как минимум его половина. Вторая половина принадлежит брату, но Германия не помнил, когда последний раз видел его там. Очень давно. На платформе ему не приходится стоять долго, поезд прибывает вовремя. Найдя нужный вагон, немец ищет свое купе. Теоретически, с ним никто не должен ехать. Так и происходит. Усевшись на жесткое и неудобное сидение ГДР, несмотря на дискомфорт, чувствует как его начинает клонить в сон. Стоит составу тронуться, как Германия проваливается в дрему, а потом и в глубокий сон.

***

Он сидит за столом, перед ним Чехословакия. Они смотрят друг на друга, но молчат. ГДР слишком опасается начать разговор первым, а вот почему молчит его сосед непонятно. В конце концов чехословак отводит взгляд, уставившись куда-то в сторону. Германия тоже поворачивается, чтобы посмотреть, что так заинтересовало его собеседника. По его левую руку стоит огромная статуя. Головы и лица увековеченного в камне человека не видно, настолько монумент возвышается. Немец резко чувствует себя очень маленьким. — Слушай, — тихо спрашивает он, — а кто это? — Он, — также тихо отвечает Чехословакия. — Кто? Но ответа на этот вопрос Восточная Германия уже не дожидается. Его собеседник вновь замолкает, рассматривая статую, выложенную из красного кирпича. Разве статуи делают из кирпичей? — Зачем он стоит здесь? — продолжает расспрашивать немец, начиная терять терпение. — Чтобы мы помнили, — все так же уклончиво отвечает чехословак. — Помнили что? — ГДР чувствует, что закипает, — Что помнили? Ты можешь нормально ответить? — Нет, — его сосед качает головой и вновь поворачивается лицом к Германии, — я боюсь тебя. Как я могу делиться с тобой чем-то, если не верю тебе? Никогда не смогу вновь верить. «Ах так. Ты боишься меня? Меня? Я в жизни не тронул тебя, а ты боишься каких-то химер в своей голове. Да, да, так и есть.» — Почему? — немец пытается сохранить последние крохи самообладания, — Почему?! Чехословакия не отвечает и закрывает лицо руками. Чего он боится? Он просто придуривается. «Я заставлю тебя бояться меня по-настоящему. Я причиню тебе невероятное количество боли, а потом причиню больше.» Восточная Германия замахивается на чехословака, но в последний момент останавливается, ужаснувшись своим мыслям и действиям. Ему кажется словно его окатило холодной водой, и это ощущение заставляет его проснуться. Два кошмара за один день. Прекрасно, только этого ему в жизни не хватало. От сна остается мерзкое ощущение, словно немец извалялся в грязи. Хотя, грубо говоря, так и было. Извалялся в собственных снах, будь они неладны. Германия выглядывает в окно, подмечая польские надписи. Хорошо, значит не так долго до Варшавы ехать. Остаток дороги он проводит за перечитыванием документов и отчетов, которые он подготовил для собрания. ГДР сомневается, что на все это хватит времени, но лучше быть готовым ко всему. Добравшись до места назначения и выйдя из здания вокзала, Восточная Германия некоторое время тратит на то, чтобы оглядеться. Он знал, как добраться до здания, в котором будет проходить собрание, пешком, но раздумывал, стоит ли эта прогулка того. Проверив время на массивных часах на фасаде вокзала, ГДР удовлетворенно подмечает, что вполне может позволить себе немного прогуляться. Тем более, после очередного неприятного кошмара ему хотелось привести свои нервы в порядок. «Я должен быть как можно спокойнее на собрании, » напоминает он себе, «я не могу позволить себе сорваться. Никоим образом.» Неспешно шагая по улицам Варшавы немец однако не чувствует желанного душевного спокойствия. Многие здания уже были восстановлены, но все еще оставались те, что были в процессе стройки. В том числе и несколько абсолютных развалин. Германию укалывает острая игла вины. Он прекрасно понимает, что вся разруха, что творилась в этом городе — дело рук его предшественника. Дело рук его народа. Но поляки быстро восстанавливают порушенное и строят новое. «И могли бы они достичь всего этого без помощи и четкого руководства Союза? Сомневаюсь.» Стараясь по максимуму избегать людных улиц в историческом центре, ГДР сворачивает на параллельную улочку ведущую в небольшой парк. Там не только спокойнее, но и гораздо меньше напоминаний о совершенных грехах. Под раскидистой цветущей липой он останавливается, присаживаясь на лавочку. Вдыхая свежий воздух и запах липы немец все же расслабляется. Напротив лавочки стоит небольшой каменный бюст какого-то важного поляка. Восточная Германия разрывается между любопытством и желанием никуда не уходить с удобной лавки. В итоге он не решается подойти к изваянию, а отправляется дальше. До цели остается совсем немного, когда его окликают. — ГДР! — Здравствуй, — немцу приходится обернуться, чтобы удостовериться, кто именно к нему обратился, — Румыния. Тоже решил заранее приехать? — Не совсем, — румын широко улыбается и Германия не может не уставиться на его острые зубы, — я перепутал время и приехал на час раньше, чем планировал. — Ну, — ГДР делает быстрые подсчеты в уме, — если бы ты не перепутал, то опоздал. Так что это и к лучшему, нет? — Возможно, — загадочно протягивает Румыния. Они заходят внутрь, не продолжая разговор. Немец надеется, что так все и останется, так как меньше всего ему сейчас хочется говорить с румыном. Однако его надежды разрушаются практически мгновенно. — Слышал новости про Югославию? — румын говорит с интонацией, с которой сплетницы обычно обсуждают интрижки коллег по работе, но Восточная Германия знает, что речь наверняка о чем-то серьезном. — Какие именно? — Он получил очередную поставку оружия от Штатов. Вот крыса, пристроился все-таки к западной кормушке! Германия молчит, пока Румыния продолжает болтать. В этой новости не было ничего нового или интересного. После того, как СССР и Югославия разругались в 48-м, их отношения стремительно ухудшались. Потом началась охота на ведьм, когда всех, кто хоть как-то высказывал мнения, отдаленно похожие на югославские, преследовали. ГДР и сам подвергся нескольким допросам, но он был чист. Насколько он помнил, больше всего Союз давил на Чехословакию. Возможно оттуда и растут ноги у неожиданного кофейного подарка от восточного соседа. Единственное, что давало надежду, это то, что Югославия точно не собирался вступать в НАТО. Значит между западными странами и ними все еще оставалась буферная зона. С другой стороны… Восточная Германия слегка содрогается, вспоминая новость о вступлении в Североатлантический альянс Западной Германии. Кто защитит его, если братец решится атаковать его? Рядом с капиталистами невозможно чувствовать себя в безопасности. — Ты меня слушаешь? — резкий голос Румынии выбивает немца из размышлений. — Нет, — честно признается ГДР, но заметив обиду на лице румына тут же пытается исправить ситуацию, — извини, я просто слегка устал после долгой дороги. — Понимаю, — Румыния улыбается, но заметно, что он все еще недоволен тем, что Германия мало интересуется его болтовней. До небольшого кабинета они доходят молча. На столе подготовлено восемь табличек с их полными именами. Народная Социалистическая Республика Албания, Народная Республика Болгария, Социалистическая Республика Румыния и он сам, Германская Демократическая Республика, с одной стороны стола. Таблички напротив гласят Чехословацкая Социалистическая Республика, Венгерская Народная Республика и Польская Народная Республика. Во главе стола — Союз Советских Социалистических Республик. «Очень официально, » пролетает в голове немца мысль, «пафосно и бессмысленно. Зачем нам эти таблички, если мы и так прекрасно друг друга знаем?» Восточная Германия садится на свое место, прямо по правую руку от места Союза. Это слегка льстит ему. Значит СССР специально подобрал места так, чтобы ГДР мог быть рядом. «Или он не доверяет тебе после твоей выходки два года назад и держит под прямым надзором. Вон Чехословакию тоже под боком держит.» Но немец отгоняет эти клеветнические мысли. От них никакого проку все равно. К счастью, от размышлений его отвлекает какой-то шум из коридора. Судя по голосам, кто-то открыто спорил с Румынией. Не справляясь с искушением любопытства, Германия выглядывает из кабинета, наблюдая за разворачивающимся конфликтом. — Мне просто не нравится, что ты так обращаешься с представителями моего народа, — спорящим оказывает Венгрия. ГДР это не удивляет, он много раз замечал, что эти двое недолюбливают друг друга по каким-то причинам, — не перекручивай мои слова. — А мне кажется тут попахивает национализмом, — румын подходит вплотную к оппоненту, — уж не подрываешь ли ты наше сотрудничество? — Чего? — возмущенно спрашивает венгр, упрямо складывая руки на груди, — Какой национализм? Ты сдурел? — А вот такой. Обыкновенный. Тем более, — Румыния делает паузу, накаливая напряжение еще больше, — я знаю, что ты недавно общался с Югославией. — Неправда! — Венгрия краснеет то-ли от возмущения, то-ли из-за того, что это все же была правда. — Ты можешь отрицать сколько угодно. Но очевидно, что в тебе присутствуют антисоветские настроения. — Да пошел ты! Германия вздрагивает от того, насколько отчаянно прозвучал голос венгра. Если румын донесет на него Союзу, то у Венгрии будут серьезные проблемы. Конечно если обвинения в про-югославских идеях и антисоветских настроениях правдивы. Хотя, даже если нет, венгру и так может не поздоровиться. «Но возможно если бы он не был таким упрямцем, с ним не вели бы себя таким образом.» Немец на секунду пугается, откуда у него возникла эта мысль. Он далеко не так близко знаком с Венгрией, чтобы что-то утверждать о нем с уверенностью. Возможно это мнение — отголосок воспоминаний его предшественника. Тем временем на собрание уже начинают подтягиваться остальные. Стоило венгру заметить силуэт Польши, как он оставил Румынию, лишь бросив на него прощальный взгляд полный отвращения и агрессии, в то время как румын, пожав плечами, отправляется здороваться с Болгарией. ГДР морщится. Ему очень не нравилось то, что его товарищи никак не могли поладить, сколько им не повторяли о дружбе народов. Возможно Румыния прав, Венгрия действительно не мог оставить национализм в стороне. А это конечно же должно порицаться. Задумавшись, немец не замечает приближение кого-то за своей спиной, и резко оборачивается, почувствовав неожиданное присутствие. Однако это был всего лишь Чехословакия. — Приветствую, — нейтрально здоровается тот. — Здравствуй, — ГДР напрягается, вспоминая свой поездной кошмар, но чехословак лишь проходит мимо, вероятно чтобы поздороваться с только что прибывшим Албанией. Они все в сборе, не хватает лишь главного члена Коминтерна. Хотя, после становления Китая в качестве коммунистической державы Азии, Коминтерн, как изначально исключительно европейский сбор, перестал нести столь важную функцию. Однако Германии было привычнее называть своих товарищей членами этой организации. Как бы то ни было, им все еще приходится ждать Союза. СССР редко опаздывал на собрания, но если это происходило, то чаще всего он задерживался надолго. Хотя в этот раз повезло, вот Польша с Венгрией возвращаются с криками о том, чтобы все занимали свои места. Значит идет. Когда Союз входит в кабинет, они уже стоят у своих мест в ожидании, вытянувшись по струнке. Каждый, что бы он не говорил, старается показать себя с наилучшей стороны. Каждому хочется, чтобы Советский Союз заметил их старание и оценил их заслуги. Никому не хочется, чтобы он счел их поведение или мысли не подобающими. Ведь разочаровать его означало вырыть себе могилу. СССР пристально рассматривает каждого присутствующего. Когда его взгляд задерживается на ГДР, немцу кажется, что его сердце пропускает удар от волнения. Убедившись, что все на месте и все в порядке, Союз садится, подавая молчаливый сигнал и остальным, чтобы они сделали тоже самое. — Итак, — начинает он, пропуская все официальные речи, что стоило сказать перед тем, как начать собрание, — из-за моего опоздания у нас не так много времени. Поэтому перейдем сразу к делу. Советский Союз достает семь массивных папок с бумагами, раздает их своим подчиненным и возвращается на свое место. Германия подмечает, что Румыния, сгорая от любопытства, заглядывает в папку раньше всех, быстро пролистывая документы в ней. За ним повторяют и Болгария с Албанией. Балканцы, что с них взять. Никакой терпеливости и выдержки. Переведя взгляд на Чехословакию, сидящего прямо напротив него, немец удовлетворенно подтверждает свою теорию. Ни чехословак, ни сидящие рядом с ним Польша и Венгрия не горели желание читать бумаги раньше времени. — Как вы могли услышать, — Восточная Германия ловит на себе взгляд Чехословакии, который тут тот же отводит в его в сторону говорящего Союза, — Федеративная Республика Германия — новый член Североатлантического альянса. И очевидно, что мы должны принять ответные меры, — СССР выдерживает небольшую паузу, позволяя непосвященным обработать новую информацию, — пожалуйста, откройте документы, которые я дал вам. Вот теперь уже ГДР может себе позволить открыть первую страницу. Большими буквами на ней напечатано следующее: Варшавский договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. И дальше перечислены их имена. Сомнений нет, это их ответ НАТО. Договор о дружбе ничто иное как военный альянс. Но немец не имеет ничего против. Ему тоже хотелось быть частью чего-то большего. И пока его братец прислуживает Западу, он станет частью настоящего товарищеского дружественного союза. — Вы прекрасно знаете, что я не раз пытался наладить диалог со Штатами и другими членами НАТО, — Советский Союз вздыхает, пытаясь показать, что действительно расстроен отношением Запада к нему, но выглядит это неубедительно, — я даже лично подавал заявку на вступление в их альянс. Но тот факт, что мне резко отказали, лишь подтвердил мои догадки. НАТО создан лишь для того, чтобы насолить мне. И соответственно вам. Поэтому, товарищи, я предлагаю создать нам собственную организацию подобного рода. Восточная Германия чувствует, как начинает подрагивать его нога от волнения. Он вновь смотрит на противоположную сторону стола, ища поддержку в ответном взгляде Чехословакии. И действительно находит ее. Поразительно как им с чехословаком удалось оставить все разногласия позади, чтобы трудиться вместе, стараясь достичь общей цели. Было бы замечательно, если все они относились друг к другу таким образом. Но, припоминая разногласия Румынии и Венгрии, сложно было представить, что они с легкостью смогут через них переступить. Можно сколько угодно жать руки союзнику на собраниях и продолжать ненавидеть друг друга. — Организация Варшавского Договора, — триумфально завершает СССР, — не дадим же Западу подорвать наше существование и стремление в светлое коммунистическое будущее!