Феникс

— И было то дитя слабым, а дух его нес в себе погибель, — Геральд смотрит не на строки в свитке, а обводит пристальным взглядом темный уголок, где мы расселись вдоль стеллажей. — И тогда Господь карающей рукой уничтожил зарождающееся зло. В полумраке библиотеки ада царит необъяснимое спокойствие. Нет ни чарующего пения ангельского хора, ни умиротворяющего солнечного света, но даже мрачные фрески на стенах не вселяют страха. Под потолком висит всего один светильник, в котором зажжено с десяток свечей, и их потрескивание навевает мысли об уюте — вопреки ожиданиям занятие в аду оказывается в разы безопаснее, чем в небесном саду. — То есть демоническая сущность Мальбонте была сильнее ангельской? — уточняю я. Геральд хмурится — его явно раздражают подобные высказывания. — Тьмы не существует без света, — напоминает он и поясняет, понимая, что иначе я не отстану. — Дух младенца был един. Но плоть оказалась слишком слаба, потому что он нес в себе два начала. Я собираюсь задать закономерный вопрос, почему же в таком случае Господь не дождался его естественной смерти, но недовольное выражение лица Геральда намекает, что лучше этого не делать. — Поверить не могу, что история Мальбонте такая скучная, — возмущенно шепчет Лора. — Мими тысячу раз говорила, что ребенок ангела и демона опасен тем, что может убить своих родителей, а на самом деле он даже не выживает. К чему тогда запрет на сближение? Я пожимаю плечами и облокачиваюсь на ближайший стеллаж. Стена возле прохода, у которого я стою, испещрена полустертыми письменами. Сначала я разбираю лишь часть слов — что-то о могуществе ада и каре за грехи — и незаметно для себя принимаюсь за дальнейшую расшифровку. Старинный текст тянется в глубину одного из многочисленных коридоров библиотеки, но меня не пугает возможность заблудиться. Крадучись, я пробираюсь вдоль тисненных строк, выхватывая взглядом знакомые сочетания: «не укради», «не возжелай», «не убий». Заповеди заканчиваются в тупике с фреской, на которой людские души корчатся в языках пламени. В голове почему-то мелькает злорадная мысль, что я желаю такой же участи своему убийце. Наверное, мне пока еще рано выбирать сторону рая, раз вместо прощения я думаю о мести. Жаль, только не помню, кому именно желать зла. Сны про аварию по-прежнему яркие и болезненные, но я не вижу в них того, кто стал причиной моей смерти, и вопрос «почему» мучает с первого дня на небесах. Я не могла не рассмотреть убийцу — минивэн был слишком близко — но до сих пор его не вспомнила. Вдруг… на это повлиял Люцифер, когда игрался с моим сознанием? От догадки я замираю. Неужели мерзавец силен настолько, что стирая память до момента смерти, смог воздействовать и на то, что случилось после? — Прогуливаешь занятие, непризнанная? Вкрадчивый голос за спиной заставляет меня испуганно отскочить от фрески, хоть я и не делала ничего запрещенного. Излюбленная привычка Люцифера — подкрадываться бесшумно — вызывает желание наорать, но я лишь хмурюсь, сдерживая себя. Главное сейчас — не нарываться и не язвить, и быть может, он отстанет сам. Люцифер считывает вспышку гнева и ехидно улыбается, с ленцой прислоняясь к стене: — Надоели сказочки про Мальбонте? Своим несносным характером Люцифер непременно доведет меня до нервного истощения. Когда-нибудь. Но не сегодня. Остатки спокойствия трещат по швам. Поддавшись эмоциям, я вскидываю подбородок и бросаю с вызовом: — Хочешь сказать, что Геральд лжет? Пусть только попробует признать, что один из них несовершенен, и я использую это против него самого. — Всего лишь вещает то, что положено знать вам, низшим, — Люцифер пренебрежительно поджимает губы. — А ты, конечно же, венец творения, и знаешь больше, — я не хочу язвить, но его общество вынуждает. Я больше не пытаюсь сдерживать сарказм: — Ну и что, по-твоему, Геральд от нас утаил? Люцифер скрещивает руки на груди: — Об этом лучше спроси у своей святоши-матери. Выпад достигает цели — я замираю словно от удара под дых. В груди сжимается от боли, и кажется, даже плечи опускаются под тяжестью крыльев. Я почти не помню маму, и неизвестно, увижу ли ее когда-нибудь, ведь высшие ангелы являются избранным. Даже у сына Сатаны в разы больше шансов на встречу с серафимом. — Ты ее видел? — шепчу я, не узнавая звука собственного голоса. — Неужели заносчивая непризнанная сменила тон? — Люцифер подходит ближе и нависает надо мной, упиваясь властью. — Я всегда возьму верх, уясни это, наконец. Красная радужка знакомо темнеет. — Ты бьешь по больному, заведомо зная, что соперник слабее, — я отвожу глаза, проиграв дуэль взглядов. — Это не победа. Он удерживает мое лицо за подбородок: — Это здешний уклад. И тебе придется к нему привыкнуть. — Скорее бы наступило завтра, — воодушевленная Лора усаживается рядом со мной на край бассейна и опускает босые ноги в воду. — Зануда Мисселина целый час читала нотации, как важно отринуть былое, а потом еще столько же проверяла помыслы, но так и не смогла придраться. В подземном гроте непривычно шумно — Ади и Сэми плещутся у фонтана, а Мими их дразнит, брызгаясь с возвышения с плачущими статуями. Мы были здесь всего один раз, и тогда меня встревожила тишина, а каменные лица ангелов с тонкими струйками слез показались кладбищенскими надгробиями. — Я так долго ждала первое задание на земле! — Лора ликует, мечтательно жмурясь. — Неужели не нервничаешь? — я опускаю глаза и замечаю странное возвышение на дне бассейна, похожее на белый саркофаг. — Это алтарь, — встревает Мими, проследив за моим взглядом. — Остался с давних времен, когда грот еще был источником силы. — Но неправильно прочитанная молитва сделала из него место боли, — хмыкает Ади, подбираясь ближе, и резким движением сталкивает ее в воду. С возмущенным воплем Мими плюхается в бассейн под всеобщий смех. Взлететь с мокрыми крыльями не получается; побарахтавшись, она находит опору под ногами — тот самый алтарь — и выпрямляется. Вода едва доходит ей до плеч, и риска утонуть нет, но Мими осыпает Ади проклятиями. Со смазанным макияжем и в промокшем насквозь кружевном платье она смахивает на девушку из эскорта после бурной ночи. — Давай помогу, — я протягиваю ей руку. Мими неохотно соглашается. Едва наши пальцы соприкасаются, у меня темнеет в глазах. Словно в тумане я вижу грот, из которого вмиг исчезла вода. Возле алтаря возвышается фигура в белом. По распахнутым крыльям я понимаю, что это ангел, а вот лицо различить сложно — мешает яркое свечение. — Во имя Господа нашего, — тонкие руки заносят меч. Голос кажется знакомым, но я едва его различаю из-за детского плача. — Да упокоится твоя душа с миром. Взмах! И звон металла бьет по ушам. Я чувствую боль — она заполняет сознание и не дает дышать. И вижу кровь… много крови! Ей залит весь алтарь! От ужаса холодеет в груди. С тихим вскриком я отдергиваю руку, да так резко, что Мими едва не падает в бассейн снова. — Издеваешься? — взвизгивает она под новый взрыв хохота. — Прости, — вскочив, я испуганно отшатываюсь. — Кажется, здесь кого-то убили. Парни, помогите ей выбраться! Нельзя оставаться в воде! — Тебе тоже было видение с кровью? — Сэми успокаивающе гладит меня по плечу. — Поэтому грот и называют местом боли. Когда-то здесь плакала демонесса над умершим младенцем. Молилась и проклинала. Горе ее было настолько велико, что источник утратил светлую силу. Поежившись, я возвращаюсь к бассейну и с опаской касаюсь водной глади. Ничего. Ни стонов, ни крови, лишь тихое журчание слез, льющихся со статуй. Как же объяснить то, что привиделось? — Расслабься, — Лора легонько хлопает по позолоченному бортику возле себя, приглашая присоединиться. — Ты привыкнешь. На небесах и в аду много необычного, но теперь это наш мир. Я присаживаюсь рядом, и пока парни с Мими продолжают купание, задаю наболевший вопрос: — Ты совсем не скучаешь по родителям? И не хочешь… их навестить? Я бы отдала многое, чтобы увидеть отца. Хотя бы издалека, всего на несколько секунд. — Зачем? — искренне удивляется Лора. — Я и так знаю, что они скорбят. — Но ведь… Она не дает мне закончить: — Хватит думать о прошлом! Мирские дела остались на земле. Чем быстрее это примешь, тем быстрее адаптируешься. — И как ты, не раздумывая, примкнуть к силам ада? — взвиваюсь я. — Я не могу выбрать сторону света, — натянуто улыбается Лора, и я впервые слышу горечь в ее голосе. — Перед смертью я продала душу, и обязана пойти по пути того, кому она принадлежит. — Только потому, что так было всегда, ты считаешь себя вправе унижать других? — Я демон, а демоны презирают слабость, — Люцифер подается вперед, и я вжимаюсь в стену. Он усмехается: — И указывают низшим их место, когда те зазнаются. Я чувствую обжигающее дыхание на своей коже и пытаюсь унять дрожь. Лоб покрывается испариной. Даже во время спуска в ад, когда мы с Лорой летели сквозь пламя, меня так не трясло. — Так на земле ты всего лишь доказывал самому себе, что я — обычная смертная? Поэтому сделал меня своей игрушкой? — Ты не возражала, — язвительно шепчет он, почти касаясь виска губами. — Потому что не могла, а не потому что хотела! — я силюсь оттолкнуть, но как только ладонь ложится на его разгоряченное плечо, меня словно парализует. В голове яркой каруселью мелькают воспоминания о случившемся в комментаторской будке. Боже, нет! Я не хочу проходить через это снова! — Ты и сейчас не против, — Люцифер раскрывает крылья, чтобы нас не увидели из глубины коридора. Я готова поспорить, но он легко целует меня в шею, и возмущенный возглас превращается в сдавленный выдох — Люцифер манипулирует реакцией тела еще профессиональнее, чем сознанием. — Не смей, — жалобно бормочу я, и это — полная капитуляция. Господи, помоги. Я в аду. И руки Люцифера на моих бедрах. Я наклоняю голову, чтобы отдалиться хоть на дюйм, но он прижимается еще сильнее. Нужно что-то сделать… как-то остановить это безумие! — Нас увидят! — шепчу я. — Тебя тоже заводит страх быть пойманными? — Люцифер раздвигает мои ноги, проталкивая между ними колено, а я даже не пытаюсь их стиснуть. — Не будем разочаровывать зрителей. — Не надо… — умоляет разум. А тело живет своей жизнью. Сгорая от стыда, я чувствую, как руки против воли скользят по его плечам и смыкаются в прочный замок за шеей. Обжигая дыханием, Люцифер приоткрывает мои губы и рывком приподнимает за бедра. Крылья царапает адская фреска, но я не перестаю отвечать на поцелуй. Все не так, как раньше, когда я была смертной. Ощущения обострились. Стали ярче. Насыщеннее. Горячей. — Откуда такая страсть к монашеским нарядам? — быстрым движением Люцифер расстегивает крючки лифа под туникой и сжимает обнажившуюся грудь. — Из тебя не выйдет праведницы. Я вижу твои порочные помыслы. И то, как ты меня хочешь. Я стискиваю зубы, сдерживая новый стон: — Ты парализуешь волю, потому что знаешь — иначе будешь отвергнут. — Заключим пари? — хмыкает он, пропустив вмиг затвердевший сосок между пальцами. — Даже если я отведу дурманящие чары, ты все равно окажешься в моей постели. От дразнящего прикосновения волоски на шее становятся дыбом, но я продолжаю упорствовать. — А если нет — ты оставишь меня в покое. Навсегда, — даже умирая от желания, я не признаю поражения. — Готов поспорить? Я не умею блефовать и не надеюсь на победу, но Люцифер неожиданно отстраняется. Потемневшие глаза возвращают привычный красный цвет, а мое сознание проясняется. С пылающими щеками я одергиваю смятую одежду. — Одна земная неделя, и ты придешь сама, — насмешливо шепчет Люцифер, обводя мои припухшие губы пальцем. — И даже не за двадцать златников. Заносчивый гад все-таки напомнил о недавнем позоре. — И не надейся, — толкнув его в грудь, я убегаю прочь. Хвала Создателю, нас никто не видел. Я бы никогда не смогла доказать, что все происходит не по моей воле. Теперь же остается переждать неделю, и нападки закончатся.