Феникс

— Не подходи, — я выставляю перед собой ладонь, не давая Люциферу приблизиться. После небесных гонок он настойчиво ищет встречи, а я мастерски их избегаю — то задерживаюсь на лекции, чтобы выйти из учебного крыла вместе с Фенцио, то меняю расписание летных тренировок. Сегодня моему везению приходит конец. В кабинете никого не осталось. Проверив наши помыслы, Мисселина ушла, а непризнанные разбрелись по замку — готовиться к заданию. Я же задержалась, чтобы дождаться Лилу. — Мне некогда разговаривать с тобой, — я отшатываюсь назад и едва не сметаю со стола разложенные свитки. Люцифер продолжает надвигаться — на скулах ходят желваки, а глаза темнеют с каждым шагом — он так и не выпустил пар, а значит, через пару секунд или сотрет меня в порошок, или испепелит в горстку пепла. — Сейчас придет мой наставник. И хоть Лилу вряд ли станет меня защищать, мысль о ее присутствии вселяет надежду. Которую Люцифер хоронит на одном выдохе: — Я твой наставник. Все, мне конец. Может, закричать? Всегда есть шанс, что кто-то придет на помощь. Продолжая пятиться, я упираюсь в стену. — Что ты делала под трибуной? — в обманчиво тихом голосе слышится ярость и отдается легкой дрожью где-то в поджилках. Сглотнув, я принимаюсь отнекиваться: — Господи, да и половины гонок не помню из-за глифта! От упоминания Творца Люцифера привычно передергивает. Лучше бы я молчала. — Да неужели? — по его лицу расползается раздражение. Мне страшно, но глядя в расширившиеся зрачки, я ловлю себя на мысли, что не проиграла всухую — маска мнимого спокойствия Люцифера трещит от одной лишь фразы, брошенной в порыве отчаяния. Приблизившись вплотную, он возвышается надо мной, не переставая ехидно щуриться. — Ты расскажешь правду, или я ее из тебя выбью, — одна горячая ладонь сжимает горло, а во второй формируется огненный шар. Не придушит, так спалит — доходчиво объяснил. — Что ты видела? — Я не знаю, — хриплю я, вцепившись в его предплечье, в попытке освободить шею. — Это было… какое-то… черное облако. Создателем клянусь, Люцифер! Хватка заметно ослабевает. — И все? — А под трибуной валялась рваная накидка, — жалобно блею я, надеясь, что он почувствует только мой страх и не считает мысли о странной надписи. Пламя в его руке медленно угасает. Люцифер разжимает пальцы и отстраняется. Он хочет что-то добавить, но за его спиной с тихим скрипом приоткрывается дверь, и в кабинет заходит Мисселина: — Хорошо, что вы оба здесь. Уже успели обсудить задание? — Как раз приступаем, — изображая энтузиазм, я принимаюсь рассказывать об идеях для наставлений. — Да, да, чудесно, — Мисселина останавливает мой поток сознания и, сверившись с записью в свитке, добавляет: — Главное, чтобы смертная не нарушила заповедь. А каким способом ты отговоришь ее от самоубийства — непринципиально. Она переводит взгляд на Люцифера: — Благодарю, что согласился подменить Лилу. Изначально предполагалось, что в данной миссии ты будешь лишь сторонним наблюдателем, но я хочу попросить тебя о еще одном одолжении. Если Вики не справится… — Вы в меня совсем не верите? — возмущенно встреваю я. — Учитывая твои «успехи» — не без оснований, — ехидно отбивает Люцифер. — Если не справится, — повторяет Мисселина. — Пожалуйста, вмешайся. Небесам важна эта смертная. С твоим отцом это, конечно же, согласовано. Он снисходительно кивает, а меня распирает от злости. Почему я должна терпеть не только общество Люцифера, но и его издевки? И с чего он так уверен, что я провалю задание? Во внутренний дворик мы спускаемся, не разговаривая. А когда под нами открывается светящийся тоннель, я прыгаю в него первая. Мисселина объяснила тонкости в теории, но они не идут ни в какое сравнение с настоящим спуском. Солнечные лучи приятно поддерживают на лету, позволяя практически не шевелить крыльями. Подставив лицо навстречу обволакивающему теплу, я позволяю небесам меня направить, и едва не промахиваюсь мимо барьера. Кое-как сгруппировавшись, я втискиваюсь в едва заметный контур человеческого тела. Кожа ощущает прохладный ветерок, а в сознание врезается шум улицы. Получилось! Открыв глаза, я делаю вдох чужими легкими и чувствую, как в них скручивается холод — меня выкинуло всего в паре кварталов от дома. Так близко к отцу… и так далеко. Вот уж жестокая ирония небес. — Не расслабляйся, — Люцифер поигрывает плечами, словно разминает, привыкая к новой «оболочке». — Если, конечно, не планируешь спихнуть на меня свою ничтожную задачу. Я вижу его прежним, но в витрине отражается сутулый пожилой мужчина. Мне же досталось тело девушки-подростка — волосы неряшливо собраны в узел на макушке, джинсы в грязных пятнах, коленки поцарапаны, а лак на ногтях облупился. В таком виде сложно будет вызвать доверие, но выбирать не приходится, и я кидаюсь к мосту. Уже подбегая, я замечаю белое пятно — смертная сидит на перилах и отрешенно смотрит вдаль. — Можно с вами? — не дожидаясь ответа, я забираюсь к ней и свешиваю ноги над обрывом. — Вдвоем не так страшно прыгать, правда? Возмущение на ее лице сменяется искренним удивлением: — Вы тоже хотите? — Я разом лишилась всего, о чем мечтала. А теперь еще не могу ни вернуться к отцу, ни увидеть мать. Я видела этот прием в кино. Главный герой пытался отговорить самоубийцу — сделал вид, что тоже хочет прыгнуть, и выдумал себе новую унылую жизнь, хуже которой быть не может. — А вы почему решились? Смертная опускает глаза и сбивчиво рассказывает о проблемах в школе и несчастной любви. Я тут же самозабвенно лгу о смертельной болезни и травле одноклассников, а потом ненавязчиво разворачиваю разговор к теме о хороших воспоминаниях. — Да, они и у меня есть, — ее веснушчатый нос смешно морщится от улыбки. Пока она с энтузиазмом щебечет про церковный хор и пикники с родителями, я осторожно кошусь в сторону Люцифера — он по-прежнему ждет в отдалении. — Спойте что-нибудь, — прошу я. Девушка не решается отказать и робко начинает куплет. Нежный и одновременно сильный голос устремляется к небесам, заставляя сердце сжиматься от сопереживания… и восхищения. Если бы я не слышала пения ангелов, решила бы, что это один из них. — Не могу, — шепчу я, глотая слезы. — Своим голосом вы вселили в меня надежду. Перекинув ногу обратно через перила, я пытаюсь встать. Девушка округляет глаза, а я притворяюсь, что поскользнулась, и с криком повисаю над пропастью. Этот трюк тоже из какого-то фильма. И если смертная не готова — а это именно так, иначе она давно бы прыгнула вниз — спасение другого человека оттолкнет ее от собственного самоубийства. Через несколько секунд ей удается затащить меня обратно на мост. Часто дыша, мы приваливаемся к перилам и начинаем истерически хохотать. Господи, я все-таки справилась! И пусть Люцифер теперь изойдет на желчь — мне не понадобилась его помощь. В ярде от нас со скрипом тормозов замирает фургон. — Кэсси! — бросив руль, к девушке подбегает перепуганная женщина. — Мы с отцом чуть с ума не сошли! Не переставая причитать, она целует дочь в кудрявую макушку и уводит к машине, а я с тоской закрываю глаза. Мама. Как же ее не хватает. Она тоже рядом, и тоже далеко, как сейчас и отец. От этой мысли меня подбрасывает словно пружиной. Я должна его увидеть! Мимо медленно проезжает автобус. Одна из дверей закрыта не полностью, и я не могу побороть в себе порыв — вскакиваю на ступеньку прямо на ходу. Через стекло я вижу раздраженное лицо Люцифера. Он понимает, что не успеет меня догнать, и я с облегчением продвигаюсь по салону вперед. Всего три остановки. Всего пять минут. И я навсегда оставлю отца в покое. Возле нашего дома я соскакиваю на землю и замираю. Путь через лужайку займет несколько секунд, но я не могу сделать и шага. В окне вырисовывается до боли знакомый силуэт — отец перебирает старые фотографии. Худой и побледневший. Кажется, что переживания и боль его состарили. Мне хочется бежать к дому со всех ног… но что я скажу? Отец не узнает меня и будет страдать. Я не имею права сделать ему еще больнее. — Прощай, — шепчу я едва слышно. И зажмуриваюсь, словно это поможет отпечатать в памяти лицо отца. Я больше никогда его не увижу. Не заговорю. Не спрошу совета. Даже если сердце будет раздирать от тоски. Пора отпустить прошлое. — Я люблю тебя, папа. Вытерев слезы, я отворачиваюсь и встречаюсь взглядом с Люцифером — нахмурившись, тот следит за мной от соседнего дома. Я жду всплеска ярости или привычного злословия, но он лишь равнодушно констатирует: — Ты не стала с ним разговаривать. — Так ему будет хуже. — Не перестаю удивляться глупости смертных. Вам дан такой маленький отрезок времени, а вы тратите его впустую. В погоне за чужим мнением, в войне с собственными сомнениями или в плену переживаний о том, что вы не в силах изменить. Чертов философ! Сам бы попробовал разом лишиться всего, и тогда я бы послушала его рассуждения. — Да! — мне удается выдержать презрительный взгляд. — Я не умею отпускать свою боль! Люцифер отворачивается и бросает через плечо: — Значит, придется научиться. Вечером в беседках можно встретить лишь редкие влюбленные парочки — вот уж кого не остановят призывы к осторожности. В связи с запретами Кроули по саду почти никто не гуляет, поэтому я наслаждаюсь тишиной и одиночеством. И пытаюсь рисовать. Вечнозеленый кипарис у входа в лабиринт прячет меня от любопытных глаз из окон замка, а крылатая статуя закрывает со стороны тропинки. Воистину идеальное место, чтобы сосредоточиться и разбудить вдохновение. Разложив на коленях белоснежный лист, я чувствую, как сердце наполняется теплом и чистой радостью. Наверное, это и есть благодать. Солнце еще не скрылось за макушками деревьев. Меня завораживает игра света и тени на одухотворенном лице херувима, но руки почему-то не способны воспроизвести и десятую долю красоты, которую видят глаза. Грифель царапает бумагу, стараясь передать объем и форму, ретушь добавляет мягкости, но даже через час результат далек от совершенства. — Знал, что найду тебя здесь, — из-за статуи выглядывает Дино. Какой он все-таки забавный. Сам же вчера показал мне это место после праздника в честь победы. Который, к слову, прошел в разы спокойнее фееричных попоек демонов — никакого глифта и похотливых взглядов, лишь искренние слова благодарности Творцу и гимны под звучание горнов. — Я предсказуема, — пожав плечами, я нервно загибаю краешек листа. — Рисуешь? Вот уж Капитан Очевидность. — Что, слишком земное занятие? — Почему? — удивляется он. — Фрески, к примеру, доверяют лишь избранным. Мне вряд ли светит такая перспектива. Я и статую толком изобразить не смогла, что уж говорить о ликах святых. С грустной улыбкой я откладываю грифель. Почувствовав мое настроение, Дино усаживается напротив и опирается спиной о мраморный постамент: — Что тебя тревожит? Ему я могу признаться, не таясь и не рисуясь: — Завтра Мисселина будет читать наши мысли. А я… никак не сосредоточусь. Он понимает с полуслова. — Все еще думаешь о смертной жизни? И в этом главная проблема. Если для Дино я как открытая книга, то и Мисселина прочитает без труда. — Мне нужно получить задание! — я в отчаянии стискиваю кулаки. — Или я так и буду продолжать искать истину там, где ее нет. Все твердят, что пора идти дальше. Но как это сделать, если стоишь на месте? — Это правильные мысли, — улыбнувшись, Дино подается вперед и легонько сжимает мои плечи. — И ты выбрала правильное место для успокоения. Если бы. По сравнению с первым днем на небесах мне значительно лучше, но в глубине души по-прежнему не затихают сомнения. Готова ли я? Смогу ли приглушить свою боль и действовать во имя благой цели? А вдруг я недостойна такой миссии? — Закрой глаза, — шепчет Дино. — И отпусти прошлое. Я послушно смыкаю веки, и тревога, наконец, отступает. — Легко говорить тому, кто не умеет чувствовать! — я догоняю его и замахиваюсь, чтобы от всей души врезать, но неожиданно земля приходит в движение. Не проваливается, не сотрясается, а медленно скользит — нас тянет вперед словно на невидимых тросах. — Что происходит? — я не могу ни взлететь, ни толком пошевелиться. От ужаса ноги деревенеют. — Сгруппируйся! — командует Люцифер, и через секунду нас выбрасывает в огненный тоннель. В свободном падении меня закручивает. Я снова в привычном теле. Крылья не слушаются, а руками не зацепиться — страшно приближаться к горящим стенам. Я не могу сбавить скорость, пока перед глазами не мелькает черная тень. — Не дергайся, — обхватив за талию, Люцифер прижимает меня к себе. В другой момент я бы непременно съязвила и вырвалась, но сейчас могу лишь вцепиться в напрягшиеся плечи. Лицо Люцифера серьезно. Расправив крылья, он парит в воздушном потоке сквозь ревущее пламя и сосредоточенно вглядывается вперед. Неужели подъем на небеса всегда такой опасный? И почему все в огне? Последний вопрос я задаю вслух, и ответ не прибавляет спокойствия: — Потому что мы на пути в ад. Тоннель резко обрывается, в нос ударяет запах серы. Со всех сторон нас обступают дымящиеся стены со свисающими кандалами, в углах мечутся тени, а сознание заполоняют шорохи и стоны. Я слышу их все, одновременно, и, кажется, что череп вот-вот треснет от чужих страданий. — Сколько же здесь… боли, — я затыкаю уши, но вой не становится тише — подземная пещера усиливает каждый звук. — Не истери, это всего лишь врата первого круга, — Люцифер ставит меня на узкий перешеек над зловонным болотом. — Иди вперед и не оборачивайся. Я с опаской шагаю на тропу, проложенную вдоль топи с булькающей жижей. Господи, как же здесь дурно! Спотыкаясь, я огибаю болото. Тяжелый удушливый запах забивает легкие привкусом плесени и гари. К горлу рвется тошнота, а ноги предательски дрожат. Несколько раз я подумываю остановиться и перевести дыхание, но горячая ладонь, едва касающаяся копчика, не дает замедлиться. Меня раздражает фамильярность Люцифера, но его присутствие — единственное, что усмиряет нарастающую панику. Неужели я низвергнута в ад за одну единственную оплошность? И попытка попрощаться с отцом теперь поставит крест на моем будущем? — Не трясись, — заметив волнение, Люцифер снисходит до пояснений: — На уровне с низшими демонами тебя никто не тронет. Главное — сама не суйся им в пасть. Тропинка заканчивается возле очередной пещеры. В ее глубину уходит узкий коридор, с обеих сторон которого тянутся решетки. — Держись за мной, — теперь Люцифер идет первым. Не обращая внимания на клыкастых тварей в клетках, он шагает сквозь сумрак, а я еле успеваю следом. Со всех сторон слышатся вой и рычание; звери мечутся в темницах, чувствуя присутствие высших, но не могут до них добраться. На одном из поворотов к решетке кидается уродливый червь и обдает нас смрадом из шипящей глотки. В панике я хватаю Люцифера за руку, а когда понимаю, что сделала, уже не могу отстраниться — он ответно сжимает пальцы. — Что же будет, если тебя признает ад? — усмехается он, и мне стыдно за свою слабость. — Предлагаешь завести себе такого «милого» питомца для ускоренной адаптации? — я нервно кошусь на червя. — С меня подарок, если протащишь Мефисто в академию, — тон Люцифера по-прежнему язвительный, но я не чувствую в нем злобы. — Почему мы здесь? — шепотом спрашиваю я, осмелев настолько, чтобы задать самый главный вопрос: — Меня наказали за… — Ни звука, — резко развернувшись, Люцифер затыкает мне рот. В темноте раздается шорох. Я вздрагиваю, а в просвете между клетками появляется крылатый страж — архидемон с обезображенным шрамами лицом. Поигрывая хлыстом, он подходит ближе и склоняет голову в приветствии. Люцифер кивает в ответ. — Харон, — убрав ладонь, он тянет меня к одной из камер: — Девчонку — в отдельную клетку. До моего возвращения не трогать и не разговаривать. Я возмущенно открываю рот, но красноречивый взгляд Люцифера не дает мне продолжить. — Не прикасайся к решетке, — затолкнув меня внутрь, предупреждает он. И разрезает себе руку об один из острых прутьев. — Что ты делаешь? — я в ужасе наблюдаю за багровыми каплями из раны, которыми Люцифер щедро орошает засов. Едва касаясь проржавевшего металла, они испаряются с тихим шипением, как на углях. — Подстраховываюсь. Теперь только моя кровь откроет замок. — А если ты передумаешь? И не вернешься? Кто-то еще сможет… — Поверь мне, я вернусь, — с горечью ухмыляется он. — И крови будет в избытке. Когда звук его шагов затихает в глубине коридора, я обхватываю плечи ладонями. В голове полная неразбериха. Я наказана или нет? Как долго меня продержат в камере? И почему Люцифер запер меня с такой предосторожностью? — Боишься? — в клетке напротив мелькает чья-то тень. — Правильно, бойся. Заключенный в грязных лохмотьях выступает на свет и не сводит с меня плотоядного взгляда. — Такие свеженькие здесь редкость, — он облизывает потрескавшиеся губы. — Я бы сожрал тебя заживо. Обглодал до последней сладкой косточки. Хрипловатый смех бьет по ушам. — Замолчи! — огрызаюсь я. — Или я… пожалуюсь Люциферу! И ты будешь вечно гореть… — Мой удел — кипящая река*, — перебивает он. — Но даже ее сила не вечна. Ведь если хоть один смог выбраться из седьмого круга, значит, путь действительно есть. — Зигза, закрой пасть! — рявкает на него Харон. Хлыст огненной петлей проходится по решетке. Заключенный взвизгивает, не успевая увернуться. В воздухе отчетливо пахнет паленой шерстью. — Давай, бей, — воет он, отступая к стене. — Правды ты не изменишь — ей это удалось. И мы тоже… тоже станем свободными. — Кому? — не удержавшись, я делаю шаг к соседней камере. — О ком вы говорите? — Даже в аду ты умудряешься совать свой нос, куда не следует. Я поворачиваю голову и еле сдерживаю крик — приближающийся Люцифер истекает кровью. Он не солгал, ее действительно в избытке. Воротник пропитался насквозь, а она все продолжает сочиться из раны на щеке. Кожа на костяшках пальцев ободрана, под глазом наливается синяк. Люцифер защищался, но проиграл. Кто же мог так сильно его избить? — На тебя напали? — испуганно бормочу я, пока он капает кровью на засов и тот со скрежетом отъезжает в сторону. — Нет, просто мы с отцом не сошлись во мнениях. Решетка распахивается, и я кидаюсь к нему: — Это сделал Сатана? Со своим собственным сыном? Кажется, я поспешила с выводами относительно Фенцио. Он явно не настолько суров к Дино. — Уходим, — Люцифер не дает подхватить его под плечо, хоть и едва держится на ногах. — Тоннель вот-вот откроется. Подъем сквозь лучи света оказывается коротким, и через несколько секунд нас выкидывает у небесной реки напротив замка. — Дом, милый дом, — сделав два шага, Люцифер тяжело оседает на траву, не дойдя до воды пары ярдов. Я кидаюсь к ней и, смочив край туники, возвращаюсь обратно. Мисселина много раз говорила, что ткани высших существ быстро регенерируют, но мне все равно кажется, что порезы Люцифера заживают слишком медленно. — Он чересчур жесток, — опустившись на колени, я прикладываю ткань к ранам и осторожно промакиваю кровь. — Это неправильно! Ты же его сын! Всегда первый. Всегда лучший. Люцифер морщится, но руку не отталкивает: — Когда в стаде есть одна паршивая овца, начинаешь присматриваться и к остальным. Я вытаращиваю глаза. Неужели он — не единственный сын Сатаны? Почему же я никогда не слышала о других наследниках ада? * Согласно Данте, в кровавой реке кипят те, кто совершил насилие. Зигза знает, за что его осудят, поэтому знает и приговор. Ему светит седьмой круг ада.