Феникс

В обеденный зал я вхожу одной из последних и машинально высматриваю за столами знакомые кроваво-черные крылья, чтобы держаться подальше. Не обнаружив их, вздыхаю с облегчением — повезло. Сегодня можно сесть, где угодно. — Привет, — я плюхаюсь на лавку возле Сэми, который без энтузиазма перемешивает в тарелке овощной салат. Причина его апатии за столиком напротив — с довольной улыбкой Моника кормит Ади кусочками мяса со шпажки и задорно смеется, когда тот шутливо прикусывает ей палец. — Давай уйдем, если хочешь, — предлагаю я. Сэми качает головой: — Я не хочу бежать от своих страхов. К тому же мы оба знаем, с кем он проводит ночи. Слабое утешение. Люцифер тоже спал со мной, но… Нет! Я вовремя одергиваю себя. Нельзя уподобляться Сэми и страдать из-за мнимых отношений. Да это и не отношения вовсе. Мы слишком разные, чтобы близость стала большим, чем просто секс. А раз так, нечего о них думать. Подвинув корзинку с хлебом, я делаю сэндвич. Пока руки орудуют серебряным ножом, размазывая масло, глаза продолжают следить за входом. Я не готова к встрече с Люцифером, и когда он не появляется, невольно расслабляю плечи. Это к лучшему. Доев завтрак, я отодвигаю тарелку. Зачем нам пародия на быт смертных? Ведь мы можем согреть себя силой мысли, а, значит, и накормить тоже. Высшие существа не умирают от голода. Неужели все дело в традиции «преломлять хлеб»*? В галерее я видела мозаику, на которой ангелы и демоны разделяют трапезу после смутных времен. Возможно, поэтому мы едим вместе — ангелы, демоны и непризнанные. Не из-за жизненной необходимости, а в знак равенства и единства. В спальню я возвращаюсь с тяжелыми мыслями, но уже с порога о них забываю, увидев возле своей кровати Фенцио. С невозмутимым лицом он роется под подушкой, а чуть дальше, у шкафа стоит Геральд и пристально изучает содержимое полок. — Что здесь происходит… — возмущенно начинаю я. — Вы еще белье мое проверьте! — бушует Мими, кружа по комнате в одной сорочке. Прикрыться она, естественно, не удосужилась, поэтому под прозрачной тканью заметно все — и кружевной треугольник стрингов, и торчащие соски. — Проверю, если потребуется, — рявкает Геральд, нависая над ней. Мими вызовом смотрит в ответ. — Зачем устроили обыск? — Лора всплескивает руками, когда содержимое ее косметички высыпают на пол. — Нас в чем-то подозревают? — Если есть вопросы или жалобы — обращайтесь к директору Кроули, — кривится Фенцио, отбрасывая ногой бутылочку с ароматическим маслом. С каждой минутой беспорядок усиливается. Свитки с домашними заданиями, одежда, мои блокноты для рисования — все летит в одну кучу, мнется, ломается, крошится, как ненужный хлам. — Шкаф перетрясли, куда теперь залезете? — продолжает дерзить Мими. — Хороший вопрос, — Геральд хватает ее за подбородок, поддавшись на провокацию. — Раз уж ты не против… Он не дает Мими пошевелиться и долго вглядывается в почерневшие от гнева глаза, читая мысли. — Потянуло на горяченькое? — она подается вперед, демонстрируя, что не боится. — Тогда наслаждайтесь! Геральд выше на целую голову и может свернуть шею одним движением руки, но Мими выдерживает взгляд, не вздрогнув и не моргнув. Отчаянная, безбашенная, наглая — с таким характером проще простого нарваться на неприятности, но ей как всегда везет. — Понравилось? — с ехидной улыбкой интересуется она, когда Геральд разжимает пальцы и отворачивается. На миг мне кажется, что на его щеках вспыхивает румянец, и в ту же секунду лицо становится непроницаемым. — Она не разбивала фреску, — бесстрастно выдает он. — Какую фреску? — ахает Лора. — И что вы хотите найти в наших вещах? — В галерее изувечен лик, и мы ищем следы вандала, — снисходит до пояснения Фенцио. — Недостающие фрагменты, золотую пыль на одежде, инструмент, которым осквернили святыню. — Вы серьезно думаете, что кто-то потащит их к себе в комнату? — фыркает Мими. Тем временем Геральд подходит к Лоре и изучает ее мысли. Та не противится, словно никогда не состояла в запретных связях с урожденными, и даже отпускает саркастичные шуточки. Беззаботна и радушна, как всегда. Я же близка к панике. Нужно срочно придумать правдоподобную отговорку! Или узнать, когда повредили фреску и предоставить алиби. — Теперь Вики, — добивает мои надежды Фенцио. — Она — последняя, кому это нужно, — без энтузиазма отзывается Геральд. Хвала Создателю! Мне все-таки удастся избежать наказания. — Есть регламент, — настаивает Фенцио. — Не будем его нарушать. Сначала Геральд смотрит без интереса, но едва его зрачки встречаются с моими, я вижу в них вспыхнувшую искру. Он что-то заметил! Сглотнув, я ставлю блок, но его сносит как хлипкий дом во время урагана. Геральда не сдержать, как и стихию — он вторгается в сознание и перебирает одно воспоминание за другим. Господи, нет! В груди леденеет от страха. Пожалуйста, только не это! Я готова кричать от бессилия, когда Геральд добирается до сокровенного. — Если я захочу, ты раздвинешь ноги прямо здесь, перед ликом святой мамочки, — Люцифер прижимает меня к фреске. Горячая рука стискивает шею, я часто дышу. Наши губы близко. А тела еще ближе. Пусть это и не нарушение закона, но все же весомый повод для отчисления. Стена. Нужна стена! Я по кирпичику возвожу новую преграду… и она опять рушится.  — Я же говорил, что выиграю, непризнанная, — полностью обнаженный Люцифер нависает надо мной. Я все еще обвиваю бедрами его торс. Это конец. Меня казнят. Сопротивляться бесполезно, но я пытаюсь поставить очередной заслон. Тщетно — Геральд разбивает его еще быстрее, чем предыдущие. — Как ты хочешь умереть сегодня? Быстро или медленно? — губы Люцифера обжигают мое плечо. Его пальцы во мне, и я не в силах сдержать стона. — Вы что-то увидели? — с надеждой спрашивает Фенцио, заметив, как Геральд ведет бровью. А я боюсь вздохнуть. Теперь и он знает. Никто не спасет нас от небесного суда. Я готова упасть на колени и умолять, но не нахожу в себе сил. Мой взгляд полон отчаяния. — Ни одна из них не портила фреску. От равнодушного тона меня бросает в жар. Он… не сказал! Но ради кого? Неужели из-за верности Сатане и его сыну? Или Геральд знает о предложении Кроули? После ссоры у «Чертога» я несусь прочь, не разбирая дороги. Хочется забиться в угол и рыдать во весь голос. Господи, почему ты это допустил? Почему твои дети должны мириться с недостойным? Я не хочу принимать ад, он слишком обманчив и жесток. Но и поддерживать рай не желаю, ведь он не менее коварен. Я так надеялась найти верное решение, но его нет, как и правильной стороны. Никто не думает о смертных, хотя забота об их душах — это наша миссия. Слезы затуманивают глаза, лишая меня ориентира. Я спотыкаюсь и падаю на мраморный пол у подножия статуи Равновесия. И так и остаюсь перед ней на коленях — то ли в молитве, то ли в немом укоре — пока ко мне не приходит осознание. Нельзя спрятаться от всего мира. Как и убежать от себя. Люцифер снова оказался прав. Хочу я или нет, мне придется выбирать. Всхлипнув, я вытираю глаза, обещая себе, что больше не буду плакать. Я найду силы двинуться дальше. И не позволю никому играть с собой. За спиной раздается шорох. Я резко оборачиваюсь: — Люцифер? Но вместо силуэта демона вижу другую знакомую фигуру — со светлым ореолом вокруг поникших крыльев. — Серафим Кроули… я… Он не дает мне продолжить: — Не трать время на оправдания, я знаю, что тебя тяготит. Нет ничего страшнее, чем навязанный выбор. Поэтому я и попросил Фенцио поговорить с тобой — чтобы проверить. Ты не готова к признанию адом. Кроули протягивает мне руку, помогая подняться с колен. — Поздно что-то менять, — тоска в моем голосе неподдельна. — Ты так похожа на свою мать, — усмехается он. — Когда-то и она пришла ко мне в минуту сомнений. Я дал наставление, которое изменило ее судьбу. — Тогда, быть может, вы посоветуете и мне? Он снисходительно кивает: — Конечно. Ребекка была умна, и я уверен, что ты это унаследовала, поэтому легко справишься с такой же задачей. Простой, но очень важной. Я слушаю его, затаив дыхание. Неужели в беспросветном мраке, который меня окружает, наконец, блеснул луч надежды? — Как дитя света ты не должна допустить в сердце тьму, — Кроули складывает ладони в молитвенном жесте. — Отринь зло, и следуй за добром. И чтобы этот путь был легким, ты должна знать о планах ада. Ведь знание и есть сила. — Я не понимаю… — Ну же, Виктория, не заставляй меня в тебе усомниться, — на губах серафима появляется недобрая улыбка. — Ты сблизилась кое с кем. Возможно, ближе, чем это допускает закон. По позвоночнику прокатывается леденящая волна страха. Великий Боже, как он узнал? — Тяжело противостоять искушению, когда ты молод и безрассуден, — изображает участие Кроули. — Но всегда надо помнить о последствиях. В твоем случае есть единственный способ искупить вину за преступное влечение — обратить его на пользу небес. Кровь пульсирует в висках, руки дрожат как в ознобе. — У твоего наставника, — Кроули намеренно делает паузу, вызывая новый кульбит в сердце. — Есть некий кредит доверия к тебе. А значит, ты сможешь узнавать о планах его отца. Проверять письма, сообщать о встречах… — Вы хотите, чтобы я следила за Люцифером? — ахаю я. Неужели моя мать тоже шпионила? И поэтому получила крылья серафима? — Я хочу, чтобы ты поняла, какие перспективы открываются на правильном пути. Но я не давлю и дам время все обдумать. Самодовольно хмыкнув, Кроули выходит из зала, а я снова оседаю на пол. Что, черт возьми, это было? Серафим оказался двуличней самого Сатаны! Обхватив плечи ладонями, я пытаюсь согреться, как учил Люцифер, но от мысли, что небеса страшнее ада меня кидает в холод. Все догмы и законы — ложь. А мама, которую так восхваляют, всего лишь заключила выгодную сделку. Вдалеке слышатся чьи-то шаги, и я испуганно вскакиваю. Неужели Кроули так скоро вернулся за ответом? Но нет, в дверях появляется Люцифер. — Опять ты, — поморщившись, он разворачивается, чтобы уйти. Я кидаюсь следом: — Подожди! — Мне хватило одной истерики. И если ты думаешь, что… Догнав его, я прикладываю палец к губам — вдруг Кроули все еще рядом. Обдумывать последствия некогда, но я к этому не стремлюсь и в порыве хватаю Люцифера за руку. Необязательно говорить словами, пусть увидит сам. Я широко распахиваю глаза, пуская его в свое сознание. И этот шаг — не только выражение доверия, но и мое извинение за все, что я наговорила в отчаянии. Замерев, Люцифер пристально вглядывается в мои зрачки. — Кто-нибудь знает, что изувечили? — спрашиваю я, когда мы, наконец, выходим из спальни. — Или опять все заделали впопыхах, как было с надписью о Мальбонте? Мими пожимает плечами, а Лора отправляется расспрашивать знакомых. Из-за проверки комнат расписание сдвинулось, и все предоставлены сами себе. Ученики ожидаемо разделились на группы — ангелы у входа в большой зал сдержанно делятся предположениями, демоны шумно возмущаются в другом конце коридора, а непризнанные тихо переговариваются возле лестницы. Повертев головой и так и не решив, к кому присоединиться, я замечаю Дино — он и Лора перешептываются поодаль и как-то странно поглядывают на меня. Я удивленно приподнимаю бровь. С каких это пор у них появились тайны? — Давай ты, — Лора тычет его локтем в бок, когда я подхожу ближе. От серьезного выражения лица Дино я внутренне напрягаюсь. Что же произошло? — Отец не станет делать объявление, пока не прилетит Кроули, — хмурясь, начинает он. — Но я подслушал его разговор — разбили фреску с ликом твоей матери. Вот почему Геральд сказал, что я последняя, кому выгодно портить святыню! Пусть я официально и числилась в отобранных стороной ада, мне бы и в голову не пришло разбить фреску. Даже после всего, что я узнала. Зачем же понадобилась проверка мыслей? Вряд ли дело в регламенте. Наверняка Фенцио лишний раз хотел продемонстрировать, что я такая же, как все, и особого отношения не будет. Поблагодарив Дино, я спешно кидаюсь в галерею. Мне нужно увидеть фреску до того, как ее восстановят, словно ничего не случилось. От нас слишком многое скрывают — второй побег из темниц, личности заключенных, подробности истории о Мальбонте. Лик мамы постигнет та же участь. Правду спрячут новые слои краски. Взбегая по ступеням, я вижу вдалеке знакомые темные крылья. Проклятье! Люцифер тоже здесь. И как вести себя теперь, когда все вконец запуталось? Он ничего не сказал, узнав о предложении Кроули, и не вернулся к тренировкам, а значит, с наставничеством покончено. Вот только по злой иронии судьбы это произошло, когда я передумала. Мне неловко находиться рядом. Я так яростно обвиняла ад, а небеса оказались не лучше. И хоть я готова признать вину, раскаяние ничего не исправит. Затаив дыхание, я пячусь назад, но Люцифер чувствует мое присутствие. — Так и будешь прятаться от меня? — он даже не оборачивается. Я замираю как маленький ребенок, которого пристыдили. Придется подойти и изображать… вот только что? Сожаление? Или безразличие? И как быть с отбором? Попросить нового наставника? Но ни один демон не дотягивает до уровня сына Сатаны. Занятия с Люцифером — это неоспоримый прогресс. Терзаясь сомнениями, я пересекаю галерею и останавливаюсь рядом с ним и тем, что осталось от фрески — обрывком надписи «сараф» и узорной окантовкой вдоль рамы. Таинственный вандал в приступе ярости выбил не только лик мамы, снесено даже ее имя. — Злишься? — Из всех глупых вопросов ты выбрала именно этот? — Потому что я не знаю, что сказать. И как себя вести, чтобы ты… — Простил? Не смотрел так, словно я мусор под ногами? Я не решаюсь на него взглянуть и еле слышно выдыхаю: — … доверял мне. — Цена моего доверия высока, — хмыкает он. Снова! Люцифер снова издевается, хотя прекрасно понимает, как много значит для меня его ответ. — А ты рискни ее назвать! — в запале бросаю я. Чертов манипулятор! Если и сейчас он сведет разговор к непристойным шуткам о постели, я не буду корить себя из-за нашей ссоры. Пусть катится к дьяволу. Справлюсь сама. Я вскидываю подбородок, и мы, наконец, встречаемся взглядами. — Хочешь, чтобы все было, как раньше? — сверкнув глазами, Люцифер переходит на зловещий шепот: — Тогда иди к Кроули, и скажи, что принимаешь предложение. Я не ослышалась? — Но вместо доносов ты будешь говорить ему то, что я прикажу. Он выводит меня на новый уровень грехопадения. Гнев уже был, похоть тоже. Теперь я должна солгать серафиму. * При хлебопреломлении верующие собирались в уединенной обстановке, чтобы вместе принять пищу и восславить Бога. Этнографы полагают, что обычай идет от первобытных охотников, вместе поедавших сырое мясо только что убитого зверя. Для них совместная трапеза была знаком побратимства. Мне показалось логичным включить это в быт академии, сославшись на послевоенную традицию. Другой причины, по которой высшие существа зачем-то едят, я представить не могу.