Феникс

В лазарете меня не отпускает ощущение, что лекарь перепутал настойки и вместо восстанавливающей наливает в стакан средство от бессонницы. Даже на вторую ночь я не отрываю голову от подушки. Контуры стен плывут, знакомые голоса слышатся сквозь туман — друзья обеспокоены и наседают на персонал больничного крыла. — Когда ей станет лучше? — требовательно спрашивает Мими. — Вы же понимаете, что такое состояние опасно? — Какой диагноз вы поставили? — не отстает Лора. — Не будите, — шикает на них Сэми. — Ей надо хорошенько выспаться. Под утро дремота отступает, и я с трудом сажусь на кровати. — Не делай резких движений, — ко мне кидается сразу двое лекарей. Оба долго измеряют показатели и что-то сосредоточенно записывают в блокнотах, прежде чем выдать новую порцию лекарства. От него сознание не мутнеет, и я, наконец, могу все спокойно обдумать. Плавные взмахи багрово-черных крыльев поднимают меня к ночному небу. Прикрыв тяжелеющие веки, я утыкаюсь носом в шею Люцифера. Слишком интимный жест, но сил корить себя за него нет. Как и на то, чтобы лететь самой. Тело не просто расслабленно, я вымотана, словно пробежала марафон в сотню миль. В голове шум, дыхание сбилось, рука безжизненно свисает вдоль крыла — я не могу даже обхватить Люцифера за шею. — Почему ты не сказал? — срывается с губ сдавленный шепот. Чем дальше мы от храма, тем яснее мысли. Люцифер знал про Израэля — а значит и про Кроули — но молчал. Я по-прежнему не заслужила доверия. С нарастающей обидой возвращается способность шевелиться. Упрямая часть меня требует оттолкнуть Люцифера, любопытная — жаждет ответов. Робко пристроив ладони ему на плечи, я смотрю в алые глаза и надеюсь, что он не станет отнекиваться. — Ты должна готовиться к отбору, а не копаться в прошлом, — Люцифер морщится, но это не привычная злость, а скорее досада. Из-за того, что снова донимаю его расспросами. А может, потому что вынудила потратить время. — Но оно не отпускает меня! — я не спорю, а всего лишь хочу объяснить. Выходит сбивчиво: — Зовет и изводит. Это не прихоть... Сны, видения... я просто не могу оборвать связь! И не понимаю, почему... — Тяга неизбежна — твой дар усиливается, — Люцифер говорит это спокойно, а меня кидает в дрожь. — Так он у меня все-таки есть... — Если даже себе ты кажешься никчемной, почему другие должны воспринимать тебя иначе? Займись самооценкой, Уокер. От его ухмылки я вспыхиваю как спичка: — А ты — своим тактом и манерами! А еще лучше — логикой. Люцифер едва заметно ведет бровью, не понимая, к чему я клоню. Меня же распирает от возмущения: — Если ты знал о даре, почему велел заниматься другим? — В первую очередь нужно работать над слабостями! — его глаза знакомо темнеют, а руки, удерживающие за талию и под коленями, сжимаются сильнее. — Сомневаюсь, что ты преодолеешь полосу препятствий на одном видении сущностей. На отборе понадобятся ловкость, выносливость, умение защищаться и нападать. — Ну прости, что мой дар слишком ничтожен для ада! — я вырываюсь, но Люцифер держит крепко. Даже из этой схватки мне не выйти победителем. Перестав дергаться, я добавляю с обидой: — И прости, что я слабая. Давай же, унизь меня. Выдай очередное саркастичное замечание. — Хуже, — отбивает он. — Ты упрямая. А это хорошо, когда упорство направлено на результат, а не против него. Ты же расходуешь силы на борьбу с собой. Чертов философ! Пока я обдумываю достойный ответ, вслед за поучением прилетает очередная колкость: — Мне не показалось? Ты умеешь молчать? — Жаль, что ты не умеешь быть... нормальным, — с тоской вздыхаю я. Разговаривать без издевок. Не задевать. Не бить по больному. — Как твой занудный святоша? — ехидно уточняет Люцифер. — Он не мой! — вырывается у меня. Покраснев, я возвращаю разговор в нужное русло: — Своей несдержанностью ты делаешь очень больно. И если не перестанешь, многие от тебя отвернутся. — А ты не закалишь характер, если не научишься не только слушать, но и слышать, — хмыкает Люцифер, влетая в распахнутое окно лазарета. Смяв подушку, я поворачиваюсь на узкой кровати. Спина устала без движения. Хочется расправить плечи и пройтись, но за каждым моим шагом зорко следят лекари. Ни встать, ни сесть, ни взмахнуть крыльями. Лишь тишина и покой. И их опасные спутники — тревожные мысли. Не верится, что у меня есть дар! Видение сущностей. Хочется поделиться новостью, но радость омрачает то, что я не умею им пользоваться. Как развивать силу, которую не прочувствовала до конца? Второй причиной переживаний становится Кроули. Почему он не улетел сам? Ведь крылья еще были здоровы. И кого отправил за помощью к архангелам? Мне не с кем обсудить произошедшее, и некому довериться… за исключением Люцифера, который упрямо отмалчивается. На третьи сутки в лазарете я устаю от бездействия и тягостных раздумий сильнее, чем от физических тренировок, и когда меня отпускают, чуть ли не бегом несусь в спальню. Вечером того же дня Мими и Лора собираются в «Чертог» — праздновать мое выздоровление. Бесполезно убеждать, что побочный эффект дара болезнью не считается, и отмечать нечего. Проще уступить, чем объяснить, почему нет. Да и я рада любому поводу не лежать без движения. Подготовка занимает несколько часов. Единственное, что мне удается самой — выторговать непрозрачное платье. В остальном Мими старается ото всей неуемной демонской души. Макияж яркий, на платформах босоножек не удержится и опытная стриптизерша, а накладные рожки в прическе подозрительно копируют стиль Ости. Финальный штрих за Лорой — плотным слоем она наносит серебристо-черный блеск на мои крылья. — Не рановато делать из меня демона? — фыркаю я, поморщившись от натирающего ногу ремешка. — Самое время, — Мими обнимает нас с Лорой и разворачивает к зеркалу. — Готовы, красотки? В кураже мы крутимся перед ним, подкалываем друг друга, посылаем воздушные поцелуи отражению. На волне всеобщего веселья тоска отступает… и уже в «Чертоге» накатывает с новой силой. Я не ищу Люцифера, но взгляд замечает до боли знакомый силуэт еще от входа. И, конечно же, в компании Ости. Я отворачиваюсь, успев сохранить в памяти, что Люцифер не делает ни малейшей попытки отстраниться, когда ярко накрашенные губы словно ненароком касаются его щеки. — Не опоздали, — радостно восклицает Мими, устремляясь в центр танцующей толпы. Музыка оглушает. Вокруг извиваются разгоряченные тела. Кто-то из демонов пристраивает ладони на талию Лоре, и она прижимается к нему спиной. Поодаль Мими пьет глифт прямо из горлышка. Получив шлепок по ягодицам, я отшатываюсь под звонкий смех Астра: — Расслабься, недотрога. Сегодня даже ангелов не упрекнут за распутство. — О чем он? — я с удивлением смотрю на Лору. — Сейчас начнется, — подмигивает она и кивком указывает на люстру. Под потолком медленно гаснут свечи. Фанфары затихают. Отовсюду слышится свист и довольный рев. Что происходит? — Час греха! — кричит кто-то, забираясь на стойку. В углах опрокидывают канделябры, погружая еле освещенный зал в темноту. — Блуд! Блуд! Блуд! — скандирует толпа. Мими как-то упоминала о ежегодном непотребстве в «Чертоге», когда демоны сношаются с кем попало — в основном с непризнанными, но не брезгуют и ангелами. Я была уверена, что это выдумка. Невозможно поверить, что на небесах не знают о ночи Содома и Гоморры*. Когда разбили фреску, Геральд и Фенцио перетрясли наши шкафы до полок с нижним бельем… но при этом упустили разврат у себя под носом! Как же так? Пусть ангелы редкие гости в «Чертоге», да и сегодня кроме Астра я заметила от силы двоих, но сам факт, что до сих пор никто не проболтался о грешном досуге, поражает. — Представь, что мы в Вегасе, — хохочет Лора, заметив мой изумленный взгляд. — Все останется здесь**. Над нами гаснет последний факел, и я испуганно проталкиваюсь к двери. Надо выбираться из этого царства порока. Я не собираюсь участвовать в групповушке, даже если ее воспоют в церковных гимнах. Кто-то похотливо трется о мою спину. Оттолкнув наглеца, я кидаюсь к лестнице, но толпа затягивает подобно трясине. Меня лапают, задирают платье, шлепают по ягодицам. Во всеобщем хаосе я лишаюсь возможности ориентироваться и уже не понимаю, в какой стороне выход. Я готова распахнуть крылья и взлететь с риском удариться о потолок, лишь бы вырваться из царящего вокруг безумия. — Развлечемся, недотрога? — Астр оттесняет меня к стене. — Отвали, — брыкаюсь я. Вот уж кому не место среди ангелов с такими наклонностями. Лгун и притворщик! Если бы Кэсси видела его сейчас, вряд ли бы выбрала сторону небес. — Не упрямься, — его потные ладони прижимаются к моим бедрам. Я замахиваюсь изо всех сил, но ударить не успеваю — Астра сносит мощной волной. А через секунду за талию обнимают уже другие руки. — Отвратительное платье, — Люцифер легонько кусает меня за шею, и сердце начинает биться как в агонии. — Сними его немедленно. Он стягивает бретельку с одного плеча. Вцепившись в нее, я удерживаю сползающую ткань: — Не смей. Я тебе не шлюха! — Ты пришла сюда, — он снова прихватывает кожу зубами и неспешно обводит языком место укуса. — Сама. Тяжело дыша, я пытаюсь отстраниться, но натыкаюсь на стену. — Я не знала, что здесь будет. Поясница горит под его ладонью, а от прикосновения губ к ключице я и вовсе перестаю дышать. Господи, молю, дай мне устоять. — Не трогай меня, пожалуйста. — Ты не в духе? — дразня, Люцифер скользит пальцами по внутренней стороне бедра. — Хочешь, угощу глифтом? Спина покрывается мурашками. Как же я скучала по его рукам! Запаху. Глухим ударам сердца, которые чувствуются кожей, когда его тело прижимается к моему. А он... испытывает ли он что-нибудь кроме похоти? — Отпусти. Колени дрожат, кончики пальцев леденеют, мысли вьются как растревоженный рой. И самая настойчивая жалит сильнее пчелы — Люцифер подошел в темноте, а при свете даже не кивнул в знак приветствия. Да и в лазарете ни разу не появился. Он меня стыдится. — Расслабься, — шепчет Люцифер, прокладывая дорожку из поцелуев от шеи к ложбинке груди. — Хватит! — я почти обмякла в его руках — податливая и жаждущая близости. Боже... Не введи во искушение. И избавь от лукавого. — Мы оба знаем цену твоих отговорок, — его ладонь накрывает мою грудь, и я еле сдерживаю стон. Нужно это прекратить! Пока я еще не растоптала собственную гордость. — Для тебя все... несерьезно. — А для тебя иначе? — Люцифер останавливает руку. — Ты что, влюбилась в меня, Уокер? Ирония в его голосе убивает. Стиснув зубы, я высвобождаюсь из объятий. Мое лицо пылает от стыда — почему он первый назвал вещи своими именами? Ведь даже я не искала определения происходящему. Боялась. Запрещала думать. Не подготовилась держать удар. И теперь у Люцифера есть повод высмеивать. Как вести себя дальше? Отбросить эмоции? Притворяться? Или признать? Его опыт делает меня сильнее, а чувство к нему — ослабляет. Не буду лгать себе, да, оно есть. Но я не обязана следовать за ним. — Найди другую, — я не узнаю свой безжизненный голос. — Ту, которой все равно, как и тебе. Не так давно я бы не смогла сказать подобное вслух. Все-таки общество демонов научило меня говорить о желаниях, не стесняясь. Я хочу взаимности. И если ее не будет, я наступлю себе на горло, но удушу ненужную и опасную привязанность. С вызовом вздернув подбородок, я поднимаю глаза на Люцифера: — Мое чувство к тебе — слабость. А ты сам говорил, что над ними надо работать в первую очередь. Поэтому я от нее избавлюсь. Жаль, в темноте не различить его лица. Он удивлен? Зол? Равнодушен? Люцифер молчит. Я разворачиваюсь и продираюсь сквозь редеющую толпу — целующиеся парочки разошлись по углам или просто улеглись на пол. Перешагивая через совокупляющиеся тела, я в глубине души надеюсь, что Люцифер остановит меня или хотя бы окликнет, но этого не случается. Под громкие стоны я выхожу из «Чертога» и иду по коридору, не дрогнув, с ровной спиной и расправленными крыльями. Ни вздоха, ни всхлипа. Сильная и решительная. Никто не увидит, как мне плохо. Лишь повернув за угол, я опускаю плечи и даю волю слезам. В отличие от разума сердце выбрало свою сторону. И выбор не принес мне ничего, кроме боли. * Согласно Библии, жители Содома и Гоморры были наказаны за чрезмерную развращенность. ** Отсылка к устойчивому выражению «What happens in Vegas stays in Vegas» — все, что случилось в Вегасе, остается в Вегасе.