Феникс

— Подожди здесь, — приподняв гобелен с Цербером, Люцифер пропускает меня вперед. Наше занятие в этом кабинете было весьма… горячим, и одно воспоминание о нем за секунду воспламеняет щеки. Покосившись на триптих с Сатаной, я скидываю туфли и с ногами забираюсь на диван. Притягиваю колени к груди, стискиваю их ладонями — защитный жест, знакомый с детства, но и он не в силах унять тревогу. Оказавшись в аду, я по-прежнему чувствую себя неуютно. Стены давят, приглушенный свет заставляет нервничать, а от удушливого запаха серы першит в горле. — И не высовывайся, — добавляет Люцифер, прежде чем закрыть дверь. Запоздалое предупреждение — я не просто пошевелиться, а даже думать боюсь, учитывая, до чего довело меня погружение в собственные мысли. Утром я первой прошмыгиваю к шкафу и выбираю блузку с высоким воротничком. Мими и Лора крепко спят, но я то и дело оборачиваюсь, опасаясь их разбудить. Спешно застегиваюсь и смотрюсь в зеркало — не просвечивает ли узор? Если его увидят, не избежать расспросов. Как объяснить наличие татуировки, да еще и одинаковой с Люцифером? Я и сама не знаю, зачем он выбрал такое странное доказательство доверия. Нацепив первую попавшуюся юбку, я спускаюсь в учебное крыло. Нужно сосредоточиться на занятиях, но я могу думать только о Луциане. Видения, наконец, сложились в единую картину. Луциану заключили в темницу за убийство Израэля, а перед этим она прокляла крылья Кроули и храм — неудивительно, что после смерти Бонта ей хотелось мести. Я не оправдываю ни Луциану, ни серафимов. Как можно было так жестоко поступить с младенцем? И кто это сделал? Ведь не Кроули поднял меч. У алтаря был кто-то еще... Тот, кого Кроули послал за помощью. Погрузившись в размышления, я не замечаю, что лестница заканчивается, и спотыкаюсь на последней ступеньке. Одна рука машинально ложится за перила, вторая хватается за руку идущего позади. Я оборачиваюсь, чтобы извиниться и натыкаюсь на знакомую насмешливую улыбку. — Не самый лучший реверанс, Уокер. Сатана не оценит. Вспыхнув, я отталкиваю запястье Люцифера: — Я случайно... Он продолжает ухмыляться и явно намерен подколоть снова, когда что-то в моем взгляде привлекает его внимание. Алые глаза темнеют, я отшатываюсь в сторону, но поздно — пальцы Люцифера крепко удерживают меня за подбородок. Не давая отвернуться, он всматривается в мои воспоминания и ожидаемо мрачнеет: — Иди за мной. Приказ звучит резко, вынуждая оправдываться: — Я же… никому… — Ни слова, — отрезает Люцифер. — И не поднимай головы. Потупив взор, я следую за ним по длинным коридорам. Что он задумал? И почему я чувствую себя виноватой, хотя ничего не сделала? Поравнявшись с кабинетом Геральда, Люцифер со злостью толкает дверь и рывком затаскивает меня внутрь. — Заглушите нас, — выдает он вместо приветствия. Не задавая вопросов, Геральд раскладывает по углам защитные амулеты. Кристаллы начинают светиться, а исходящие из них лучи скрещиваются, образуя многоугольник. — Она знает, — продолжает Люцифер, когда пентаграмма срабатывает. — Но непризнанным не дано... — с недоумением начинает Геральд. — Она видит сущности, — перебивает Люцифер. — И видела, будучи смертной. — Не преувеличивай, — недоверчиво усмехнувшись, Геральд приближает свое лицо к моему. Пристально вглядывается, изучает… и через несколько секунд хмурится: — Почему сам не стер? От ужаса по спине пробегает холодок. Неужели они собираются стереть мне память? — Не надо! — взвиваюсь я. — Я же никому не сказала! В панике я кидаюсь к окну. И даже успеваю взмахнуть крыльями, но Люцифер сбивает меня в полете и придавливает к полу. — Лучше не дергайся, — рычит он, сжимая шею так, что вместо крика я могу лишь хрипеть. — Нет! — я пускаю в ход ногти, но с таким же успехом можно царапать каменную стену. Крылья бьются в судороге, позвоночник сводит от напряжения, по щекам катятся слезы бессилия — мне не вырваться из его хватки. — Пожалуйста, — выдыхаю я с остатками кислорода. — Умоляю... — Угомонись, — Люцифер ослабляет хватку. — Он поставит тебе ментальный щит. Я замираю и еле слышно прошу: — Обещай. Потемневшие глаза возвращают привычный кровавый цвет. — Обещаю, — Люцифер рывком ставит меня на ноги и разворачивает лицом к Геральду. — Начинайте. — В сложившейся ситуации я настаиваю... — Просто закройте ей память! — рявкает Люцифер. Меня все еще ощутимо потряхивает, и если бы вокруг талии не обвивалась крепкая рука, я бы осела на пол. Сокрушенно покачав головой, Геральд подчиняется приказу. Не моргая, я смотрю на него, а он перебирает воспоминания одно за другим. Игры на школьном дворе, поездка в Диснейленд, покупка первой помады — сцены из жизни мелькают перед глазами как кадры из фильма при перемотке. Выпускной бал, лекции в университете, долгожданный диплом. Наконец, мой земной путь заканчивается. Я вижу свои окровавленные руки и коврик седана, усыпанный осколками стекла. В ушах все еще звучит песня Селин Дион. Я жду, когда воспоминание оборвется, но вместо яркого света перед глазами появляется лицо. Незнакомое и совершенно неприметное, но осознание факта, что это мой убийца, заставляет всматриваться в каждую морщинку. Почему же я не видела его ни в одном сне? — Прости, моя маленькая звездочка. Шепот на миг останавливает сердце. Господи, так не может… так не должно быть! — Это неправда, — горько всхлипываю я. Меня выбрасывает из воспоминаний. Тяжело дыша, я прижимаю руки к груди. Боль скручивает тело — я словно умерла во второй раз. — Мама, — шепчу я, покачнувшись. — Меня убила мама... Колени подгибаются, но Люцифер удерживает меня и прижимает к себе. — За что? — рыдаю я. Опустошенная, раздавленная и абсолютно потерянная. Чем же я так прогневила Бога, что он ниспослал мне смерть от рук собственной матери? — Я бы тоже хотел знать, — Люцифер переглядывается с Геральдом. — Ни один щит этого не скроет, — обреченно вздыхает тот. — А если яд? — Рискованно, — не соглашается Геральд. — Она ведь пока непризнанная. — Яд? — встреваю я. Теперь меня хотят отравить? — От змея, который искусил Еву, — снисходит до пояснения Геральд. — Помнишь, почему она не смогла ему противостоять? Не лучшее время проверять, как я выучила урок, но я все-таки отвечаю. — Потому что он скрыл свои помыслы… Хотите сказать, это из-за яда? — наконец, осеняет меня. Геральд кивает. — Отец делает инъекции этого яда, — добавляет Люцифер. — Поэтому никто не может проникнуть в его разум. От мысли, что мама виновна в моей гибели, щемит в груди. Я смыкаю крылья над головой, чтобы спрятаться от всего мира — от оскалившегося Сатаны на фреске, едва слышных шагов за дверью, назойливого запаха гари — и сижу в полумраке, едва не плача, пока не возвращается Люцифер. — Выбери место, — он подходит ближе. В его руках флакон с бурой жидкостью и что-то похожее на загнутые щипцы. Отвинтив крышку, Люцифер помещает яд в специальный паз и защелкивает крепление. — Мне все равно, — я с готовностью вытягиваю руку. — Пальцы, запястье. Прокалывай где угодно. — Это слишком заметно — от яда останется след. — Тогда бедро, — я равнодушно пожимаю плечами. Его легко спрятать под одеждой. Особенно теперь, когда нет желания надевать короткие платья. — Будет больно, — Люцифер садится рядом и проводит ладонью от моей щиколотки к колену, приподнимая юбку. Я напряженно сглатываю. Уж лучше боль, чем дрожь от его прикосновений. Рука скользит выше и медленно обнажает бедро. — Здесь, — останавливаю я, не в силах унять нервозность. Острые штыри впиваются в ногу, и я вскрикиваю от режущего спазма. Яд проникает в кровь, вызывая судороги. — Придется потерпеть, — убрав щипцы, Люцифер зажимает рану. — Скоро отпустит. — Он быстро действует? — я морщусь, наблюдая, как под кожей начинает вырисовываться узор. — Попробуешь прочитать мои мысли? — У тебя на лице все написано, — конечно же, он знает, что я думаю о матери. — Зачем она это сделала? — отрешенно бормочу я. — Даже твой отец не настолько жесток. Вместо ответа Люцифер хмурится. — Извини, я не должна была сравнивать. Просто это… очень тяжело. Я часто моргаю, но скрыть слезы не получается — крупная капля скатывается по щеке. Проклятье! Люцифер ненавидит слабость, а теперь ее ненавижу и я. И не хочу, чтобы он видел меня такой, но боль от яда и душевных терзаний не дает спрятаться за маской уверенности. Зажмурившись, я стыдливо отворачиваюсь. И вздрагиваю, когда скулы касается горячая ладонь. Удерживая за подбородок, Люцифер стирает влажную дорожку подушечкой большого пальца. От невинной ласки подскакивает пульс; я пытаюсь отстраниться, но он не отнимает руки, пока я не распахиваю глаза, и мы не встречаемся взглядами. Его зрачки затягивают, как две черные пропасти. Я проваливаюсь в них, не успев обдумать, что он пытается рассмотреть в моих. Боже, как же хочется его поцеловать! Кажется, я это и делаю — тянусь к нему губами. В надежде на что? Участие? Или чертову взаимность, которую он никогда не сможет мне дать? Я ведь сама увеличила дистанцию между нами. И теперь безуспешно пытаюсь ее сократить. Люцифер останавливает меня, не давая притронуться, и сердце пропускает удар. Неужели он не ответит? Или… Я не успеваю охнуть, как его губы впечатываются в мои. Всхлипнув, я подаюсь вперед и целую в ответ. Не контролируя себя. И не могу остановиться. Мне это нужно. Рука Люцифера все еще покоится на моем бедре — поглаживает отек от яда. Я подбираюсь ближе, прижимаюсь, ощущая животом его упругий торс. И не сопротивляюсь, когда ладонь скользит выше и накрывает ягодицы. Мне нужен он. Как воздух. С ним я могу дышать в полную силу. Проведя по щеке, пальцы второй руки спускаются ниже, от скулы к ложбинке груди. Согревают, неторопливо расстегивают пуговицы на блузке, пока не открывается узор под ключицей. Оторвавшись от моих губ, Люцифер целует еще не зажившую от татуировки кожу. Я запускаю пальцы в непокорные черные волосы и не могу сдержать стона — обдавая жаром, его рот накрывает сосок прямо через тонкую ткань бюстгальтера. Спина покрывается мурашками. Люцифер чуть сжимает зубы, дразня, и я тихонько вскрикиваю. Меня не просто лихорадит, внутренняя дрожь ощущается каждой клеточкой тела. — Пожалуйста... — я судорожно стискиваю его плечо. Пожалуйста, не отпускай меня. По тому, как напрягаются бицепсы под рубашкой, я понимаю, что сказала это вслух. Люцифер замирает. Секунды кажутся мне вечностью. Я все усложнила — обнажила чувства. То, что он отрицает. Высмеивает. И никогда не примет. Трусливое извинение готово слететь с моих губ, но Люцифер впивается в них, заставляя смолчать. Словно в тумане я чувствую, как он медленно укладывает меня на диван. Не переставая целовать, тянет с бедра тонкую резинку — сначала неспешно, но когда та за что-то цепляется, рывком стаскивает трусики к коленям. Кружево трещит по швам, следом отлетают пуговицы с блузки. Люциферу не хватает терпения, чтобы меня раздеть. Трясущимися руками я выцарапываю его из рубашки и расстегиваю ремень. Пальцы не слушаются, пряжка путается в шлевках. Люцифер хмыкает, от чего мои щеки снова багровеют, и приспускает брюки сам. — Тебе идет похоть, — беззлобно усмехнувшись, он легонько кусает меня за шею. От возмущения я дергаюсь, но пыл возражения теряется в стоне — оттянув кружевную чашечку, Люцифер щекочет сосок языком. Охнув, я выгибаюсь назад и натыкаюсь взглядом на золотую мозаику: «Absolvo te». Чтобы не расхохотаться, я прикрываю рот ладонью. Какая прозорливая надпись! Отец наш небесный, я грешна. Я снова нарушила твой запрет… и не сожалею. Наверное, мое место действительно в аду. Самобичевание прерывает Люцифер. Сжав щиколотку, он закидывает мою ногу себе на плечо. Выбившееся из крыла алое перышко щекочет ступню. Сдерживая смешок, я закусываю губу. А через секунду шумно втягиваю в воздух, почувствовав возбужденный член — Люцифер входит медленно, наблюдая за реакцией. Я знаю, что будет глубоко, и внутренне напрягаюсь, но вместо боли меня наполняет приятный жар. Так тесно… и горячо. Мой огонь. Мой демон. Смогу ли я воскреснуть, если ты пресытишься? Или так и останусь горсткой пепла? Второй раз Люцифер толкается резче, и снова до предела. А я, распаляясь, задаю свой собственный ритм. Я не могу ждать и не хочу, чтобы он медлил. Оценив рвение, Люцифер вонзается быстрее. Двигается напористо и яростно, заставляя не просто стонать — кричать его имя. И я кричу, всхлипываю, умоляю. И больше не корю себя. Рано или поздно это все равно бы случилось. Мы оба слишком сильно закрывались, пока близость не стала маленьким взрывом, который снес преграды. И мы оба были в его эпицентре. Выпады становятся настойчивее и жестче. Я задыхаюсь от бешеного темпа. Извиваюсь. Стискиваю подлокотник, чтобы удержаться ближе к Люциферу. Еще ближе. Он чувствует, как я сжимаю в себе его член, и прикасается ладонью под ключицей, совмещая татуировки. От глубоких толчков они трутся друг о друга, и в эту секунду оргазм прокатывается по всему телу жаркой волной, заставляя дрожать и снова сжиматься, пока есть силы. Люцифер вонзается еще несколько раз и тоже кончает. Не говоря ни слова, он отпускает лодыжку и накрывает меня своим телом. Обняв за плечи, я рвано дышу ему в висок. И тоже молчу, не решаясь нарушить тишину первой. Господи, что же теперь будет с нами... или все еще только со мной? Я боюсь задавать этот вопрос. Приподнявшись на локтях, Люцифер изучает мое бедро и насмешливо фыркает: — Кто бы сомневался. Проследив за его взглядом, я вижу проступивший узор — на коже появился крошечный феникс во всполохах пламени. Чертовски символично. Люцифер медленно проводит по нему кончиками пальцев, чем вызывает очередную волну мурашек. Я вздрагиваю, а он поворачивает голову и снова смотрит мне в глаза.