Феникс

Под натиском толпы золоченые створки распахиваются с тоскливым скрипом. Поверженных архангелов не видно, внутрь вваливаются только сбежавшие заключенные. С крыльями и без, в лохмотьях и расшитых мантиях — последние, судя по размерам, с кого-то сняты — они рассредотачиваются вокруг замка и замирают в ожидании приказов. Демоны, грешники, падшие — Луциана привела за собой весь адский сброд. Господи, но почему в академию? Что или кого она здесь ищет? — Никого не выпускать, — командует Луциана. Несколько фигур в черном кидаются к воротам и поднимают выбитый засов. В этот момент я всей душой ненавижу Кроули. Если бы он предупредил архангелов о возможной опасности, те бы усилили охрану. — Окна и двери держать под прицелом! Лучники готовят стрелы. Луциана обходит меня по кругу, не переставая высокомерно морщиться, и рявкает, когда я пытаюсь встать: — Не дергайся! — Госпожа, позвольте, я ей займусь, — прихрамывая, от толпы отделяется калека в разодранном плаще. Обожженное лицо кривится в попытке улыбнуться: — Я вмиг переломаю эти сладкие косточки. Узнав его, я не сразу подбираю слова: — Зигза? Как... кто тебя так изувечил? — Чистенькая, — шипит он, игнорируя вопрос. — Сначала дождемся ее мать, — одергивает Луциана. В изумлении я распахиваю глаза. Ей нужна мама? Но зачем? Додумать я не успеваю — следующая фраза хоронит меня под лавиной ужаса. — А потом делай, что хочешь с этим отродьем, если не брезгуешь подбирать объедки за моим братом. Меня кидает в дрожь. Люцифер не мог рассказать ей. Мысли путаются, в груди разливается холод. Нет! Он бы никогда... После всего, что между нами было... Увидев мой опешивший взгляд, Луциана язвительно фыркает: — Считаешь себя особенной? Ты всего лишь временное развлечение. Очередная шлюха, которую мой неуемный братец уложил под себя в минуту скуки. В отчаянии я сжимаю кулаки. Она лжет. Люцифер бывает едким, дерзким, суровым, совершенно невыносимым... но он никогда не предаст. При всей скупости на громкие речи его поступки говорят больше, чем слова. Я докажу это ухмыляющейся стерве. Даже если Луциану озлобила боль утраты, я не позволю растоптать свою веру. — Люцифер не такой, — я с вызовом вскидываю подбородок. Рука сама тянется к ключице. Он возвращается без единой царапины. Я еле сдерживаюсь, чтобы не задрать его рубашку и не проверить, нет ли скрытых порезов или синяков. — Подслушивала нас с Рондентом? — в бархатистом голосе слышится недовольство, но я понимаю, что оно показное. — А ты проверь, — приблизившись, я широко распахиваю глаза. Из-за яда ему не удастся прочитать мои мысли — как не воспользоваться ситуацией и не поддразнить в отместку за все скабрезные шуточки? — Опять дерзишь, — обхватив за талию, Люцифер рывком притягивает меня к себе. — За это можно и поплатиться. — Снова меня подпалишь? — я ответно обнимаю его за плечи. Игриво, без малейших угрызений совести. Мне нравится к нему прикасаться, и я не хочу этого скрывать. Люцифер хищно прищуривается, но вместо гнева во взгляде лукавый блеск — его явно забавляет происходящее. О чем же он говорил с отцом, если вернулся в приподнятом настроении? — Привяжу к кровати. Даже от адского пламени мои щеки так не пылали. Люцифер острит в своей привычной манере, заставляя дыхание сбиваться. Я таю от предвкушения. И жду поцелуя — о нем просит каждая клеточка моего тела — а демон продолжает раззадоривать. Медленно обводит пальцем мои губы и дает новое обещание: — Неделю не выпущу из спальни. Адреналин подскакивает вместе с сердцем. Чертов искуситель! Как он это делает? От одного лишь шепота я плавлюсь словно воск. И да, я знаю, что при свидетелях Люцифер снова наденет маску безразличия и цинизма, но это неважно. Есть здесь и сейчас — момент, когда он может быть собой, не таясь, а я могу не скрывать желаний. Собираясь легонько куснуть его палец, я замечаю рогатого дьявола в вырезе рубашки. Пульс сбивается снова, в этот раз от тревоги. Эйфория мигом улетучивается, стоит вспомнить о Сатане. — Он точно нас не видит? — с опаской шепчу я. — Могу вызвать — спросишь лично, — усмехается Люцифер, скользнув ладонью с талии к ягодицам. Его вольности не сбить меня с мысли. Татуировка нужна для двусторонней связи! Наверняка и остальные сделаны не просто так. Как завороженная я поглаживаю черные бутоны: — Каждая из них важна... Я не спрашиваю, но Люцифер кивает: — Есть защитные, укрывающие, излечивающие. — А моя? — в задумчивости я касаюсь ключицы. Теперь я понимаю, око не было испытанием доверия. Люцифер поставил печать с другой целью. — Угадаешь — дам фору на финальном отборе, — наклонившись, он целует меня в шею. Под горячими губами кожа покрывается мурашками, я жмурюсь от удовольствия... но назойливый голосок любопытства громче шепота вожделения. Глаз Бога. Масоны. Великий Архитектор, наблюдающий за трудами вольных каменщиков.* — Так ты... следишь за мной! — наконец, понимаю я. И почему-то не чувствую раздражения. Быть может, я прежняя разозлилась бы на Люцифера за своевольность. И сочла бы татуировку посягательством на свободу, но теперь мне интересно, на что еще способна маленькая пирамида под ключицей. — А я могу связаться с тобой? — Дотронься до нее и узнаешь. Так просто? Одно касание, и он ответит на зов? Я радуюсь как ребенок новой игрушке и воодушевлением тянусь к узору, но эксперимент прерывает стук в дверь. — Люцифер, ты нужен на совете, — зовет Рондент. Я со вздохом отстраняюсь: — Тебе лучше не опаздывать. Наше «здесь и сейчас» закончилось. Один поворот ручки все изменит. Я снова стану «никчемной» непризнанной, а он — сыном хозяина ада, заносчивым, грубым и закрытым. Люцифер не спешит убирать ладонь с моих ягодиц. — Сначала проведу тебя к тоннелю, — тоном, не терпящим возражений, заявляет он, а когда я начинаю отнекиваться, добавляет с ехидцей: — Не советую со мной спорить, Уокер. Как и разгуливать по аду без трусов. Я не успеваю коснуться татуировки — Зигза наваливается на меня и заламывает руки за спину. — Свяжи ее, — Луциана бросает ему моток золотых нитей. — И отнеси к лодкам. Пока он стягивает мои запястья и крылья, я отчаянно бьюсь, брыкаюсь и даже пытаюсь укусить. Сопротивление заканчивается тяжелой пощечиной. От удара звенит в ушах, а оскалившееся лицо Зигзы расплывается перед глазами. Придавив к земле, он шипит мне на ухо: — Уже скоро мы с тобой развлечемся, свеженькая. — Пусти, — извиваюсь я. Наблюдая над моими жалкими потугами, Луциана молитвенно складывает руки. — Великий Творец, и это дочь Твоего серафима, — и наклонившись ко мне, добавляет с сарказмом: — Надеюсь, ты хотя бы умрешь с достоинством. Зигза хрипло хохочет, оценив шутку. — Моя смерть не вернет Бонта! — со злостью бросаю я. — Какая осведомленность, — Луциана иронично изгибает бровь. — Мне нет дела до твоей никчемной жизни. Надеюсь, твоей матери она небезразлична. Святая пустышка дважды игнорировала мои послания, может, хотя бы третье до нее дойдет. Послания? Ну конечно! Надпись о Мальбонте и разбитая фреска были провокацией, чтобы вызвать мою мать в академию! — А если и оно не сподвигнет ее появиться, — Луциана достает из-за пояса кинжал и, едва касаясь, проводит острием по своей шее. Красноречивое предупреждение. — Лучше молись, чтобы сараф Ревекка** почтила нас своим присутствием. — Луциана! — на ступенях замка появляется Геральд. Он безоружен, но его не останавливают ни ощетинившиеся копья, ни занесенные мечи. Развернув ладони, Геральд медленно идет сквозь строй беглых заключенных, а те не решаются напасть без приказа. — Этот трус побоялся выйти сам, — с горечью усмехается Луциана, когда он замирает рядом. — И прислал тебя. — Я здесь по доброй воле. Сделав шаг навстречу, Луциана опускает кинжал... и порывисто обнимает Геральда за шею! — Рада тебя видеть, — с искренней теплотой шепчет она. Боже, что происходит? От удивления я перестаю отбиваться. Да и Зигза шокирован не меньше моего. — Когда ты перестанешь сражаться со всем миром? — уголки губ Геральда приподнимаются в подобии улыбки. В ясных глазах нет ни намека на привычную холодность, в них бушует пламя. Я раньше не видела, чтобы он на кого-нибудь так смотрел! — Я верна себе, — Луциана гладит его по щеке. — Ты всегда меня понимал и поддерживал. Прошу, сделай это снова — присоединись к моему войску. И я стану той, о ком ты мечтал все эти годы. Так он... влюблен в Луциану! Вот почему Люцифер сказал, что Геральд всегда был на ее стороне. — А я прошу тебя остановиться, — он хмуро сводит брови. — Я разделяю твою скорбь, но месть не должна забирать жизни невинных. — Никогда! — в гневе Луциана отшатывается. — Я не отступлюсь! Даже, если небеса пришлют свой легион. — Лу... — Уходи! — она отталкивает Геральда. — И передай этому ничтожеству — я его не прощу. Утратив интерес к перепалке, Зигза взваливает меня на плечо. — Слышишь, Фенцио? — повернувшись к замку, разъяренно кричит Луциана. — Сына за сына! * Всевидящее око у масонов символизирует Великого Архитектора Вселенной (Бога), наблюдающего за трудами вольных каменщиков. ** Отсылка к надписи на разбитой фреске. Не планировала давать сноску еще раз, так как она уже была в главе «Светлое начало», но поскольку многие усиленно атакуют ПБ, предлагая заменить «в» на «б», все-таки продублирую: «Сараф» на иврите — это единственное число, а «серафим» — множественное, «Ревекка» — вариация имени «Ребекка» на иврите.