Феникс

Люцифер не видит устремленного на него взгляда — слишком занят бушующей сестрой — но мне хватает осознания того, что он сделал. Мгновение назад я едва ли не плакала от жестоких слов о своей ничтожности, а теперь понимаю, насколько глупа эта обида. Какая разница, кто и что говорит? Важны лишь поступки. Со счастливой улыбкой я прижимаю руки к татуировке. Спасибо за этот выбор. Я сделаю все, чтобы ты никогда не пожалел, что дал его мне. От радужных мыслей меня отвлекает гневный вопль Луцианы. — Если не могу сама, не значит, что никто не может! — оттолкнув Люцифера, она в бешенстве оборачивается к Зигзе: — Убей эту сучку! Оскалившись, тот достает меч. — Не вздумай! — вскрикивает Люцифер, кидаясь навстречу. Маска безразличия мгновенно слетает с его лица. Он ожидаемо зол, но кроме гримасы ярости я вижу и тень испуга. Мне тоже следует бояться — за себя и за Дино — но сердце сжимается не от страха, а от наивной детской радости. Впервые Люцифер не скрывает, что я важна для него. — Зигза, шевелись! — торопит Луциана. Как темная молния она проносится над поваленными скамейками и крылом отбрасывает Люцифера к двери. Тот с грохотом прокатывается по полу, поднимая клубы пыли. Луциана устремляется следом и, подмяв под себя, шипит ему в лицо: — Не позорь честь семьи. Пыхтя, Зигза заносит меч. Заметно покачивается — оружие слишком тяжело — но даже это вряд ли его остановит. — Не тебе рассуждать о чести, — хмыкает Люцифер, вырываясь из крепкой хватки. Я отползаю к стене. Неуклюже и поспешно, насколько позволяют впивающиеся в кожу нити. Дино вытягивает ноги, намереваясь сбить Зигзу, но тот отшатывается и резко рассекает лезвием воздух. Я силюсь вспомнить слова молитвы, и как назло ни одна не приходит на ум. Взглянув на Люцифера, я успеваю мысленно прошептать «прощай», когда на меня наваливается Дино. Господи! Он же закрыл меня собой! Я испуганно выдыхаю. Меч со свистом описывает полукруг... и сносит половину белоснежного крыла! Дернувшись, Дино кричит сквозь стиснутые зубы. Хлынувшая кровь заливает рубашку, срубленные перья осыпаются как грязный снег. — Нет! — в панике я выставляю перед собой связанные руки. — Зигза, не убивай его! Тебе нужна я. От боли Дино теряет сознание. Зигза с ехидной усмешкой снова поднимает меч, но замахнуться мешает мощный удар справа. Схватив за горло, Люцифер впечатывает Зигзу в стену — так яростно, что осыпается часть уцелевших фресок — и одним движением сворачивает шею. — Из-за какой-то непризнанной девки... — не унимается Луциана. Люцифер разжимает пальцы, и тело Зигзы сваливается к его ногам как мешок с гнилью. Меч со звоном падает рядом. Черт! Слишком далеко, чтобы дотянуться и перерезать силки. — Улетай, — тяжело дыша, Люцифер смотрит на сестру. — Прямо сейчас. Знакомую жестокость в голосе дополняют новые пугающие нотки. Он словно сдерживает крик... или нечто иное — на его шее проступают потемневшие вены. Кожа багровеет и трескается как иссушенная почва. В глазах появляются всполохи огня. Одежда дымится, начиная тлеть. Внутренний демон рвется наружу! Преображаясь, Люцифер становится похожим на Сатану, разве что оскал не такой безумный, а лицо отдаленно напоминает человеческое. — Улечу, — кожа Луцианы покрывается черной коркой, подобно обуглившемуся дереву. Взметнувшиеся волосы образуют рога, радужка светится желтым. — И заберу девчонку с собой. В замке любой заключенный с радостью ее обезглавит. — Что ж, рискни, — Люцифер разворачивается, готовый атаковать. Опасный. Негодующий. Беспощадный. Я догадывалась, что его вторая сущность окажется страшной, но пугает не лик чудовища, а хищные, звериные движения. — Пусть мы не можем убить друг друга, — Луциана поудобнее перехватывает кинжал. — Это не помешает хорошенько тебя потрепать. Вместо ответа Люцифер взмывает под полуразвалившийся купол храма. Луциана кидается за ним. Преследует, догоняет... и через мгновение они сталкиваются в полете с такой силой, что гудят стены. От грохота Дино приходит в себя. — Вики... — застонав, он пытается подняться. — Ты в порядке? — Ох, прости, — я отрываю кусок рубашки и суетливо прикладываю к ране на его спине. Ткань тут же пропитывается кровью — разрубленное крыло не в состоянии регенерировать — просачиваясь сквозь пальцы, она стекает в багровую лужицу на полу. — Пожалуйста, не шевелись, — я мягко удерживаю Дино на своих коленях. Меня душит стыдливое чувство. Он страдает по моей вине, а я не сделала ничего, чтобы облегчить его боль. Нужно помочь! Как угодно! От нового удара сверху падает деревянная балка и разбивает кропильницу. Следом сваливается несколько увесистых камней — в гневе Луциана не щадит кладку храма и даже не задумывается, что стены могут не устоять. Коснувшись спины Дино, я обхватываю выступающую из лопатки кость с остатками перьев. Если вырвать крыло, ему не придется тратить силы на бесполезную регенерацию, ведь на поврежденном невозможно улететь, а новое будет здоровым. — Позволишь? — Я в тебя верю, — кивает он. Не лжет, не сомневается. Мне бы хоть малую толику этой веры! Стараясь не выдать волнения, я тяну за крыло, но не выходит — руки слишком слабы. Напрягшись, я дергаю еще раз, и еще... и вызываю лишь новый стон Дино. От бессилия на глаза наворачиваются слезы. — Неужели нет другого способа? — Есть, — воскрешает надежду Дино. И тут же хоронит: — Крылья можно сжечь адским пламенем. Над нашими головами слышится скрежет и звон стекла. Со стен рушится лепнина, в воздухе виснет пыль. Мелкая крошка от потрескавшихся фресок засыпает бледное лицо Фенцио. Он больше не хрипит, но, кажется, еще дышит. Дино не смотрит на отца, но я чувствую его тревогу. И душевную боль, которая раздирает на части. А ведь Фенцио можно спасти, если я не облажаюсь. Стиснув кулаки, я собираюсь с силами. Дино всегда мне помогал. Я просто обязана вернуть этот долг. Потерев ладони, я представляю огненные всполохи. Яркое свечение, треск пламени. Надеюсь, уговариваю, заставляю поверить, но пальцы по-прежнему холодны. От ненависти к себе мне хочется кричать. Биться о стены. Царапать камни до крови под ногтями. Я недостойная. Никчемная. Непризнанная. Ненавижу. Ненавижу! Эмоции сильны, но по-прежнему бесполезны... Неужели Лора права? И я неверно выбрала чувство? Лора сидит на полу, оперевшись спиной о ножку кровати, и сосредоточенно водит ладонями над миской с водой. Как зачарованная я наблюдаю за корочкой льда, которая медленно разрастается вдоль металлического ободка, покрывая его тонким слоем инея. — Я тебе завидую, — шепот срывается с моих губ неосознанно — я просто озвучиваю назойливую мысль. Возможно, во владении оружием мне и удастся показать достойный результат, зато в управлении стихиями я полный ноль. — Не забывай про адское пламя, — Лора пытается приободрить. — Научишься его вызывать — и сразу подвинешь нас с Моникой. Вместо ответа я красноречиво вздыхаю. Мысли о приближающемся отборе все чаще навевают уныние — за все время тренировок я не создала даже искру. — Ой, да брось, — отодвинув миску, Лора поднимается и присаживается рядом на кровать. — Нужно верить в себя. Она дружески похлопывает меня по плечу. — Думаешь, я не пыталась? — в отчаянии я закрываю лицо ладонями. — Убеждала, торговалась, шантажировала. Я испробовала все. Мне даже снится чертова схема «представляешь, направляешь, фиксируешь». И ни-че-го. Я бездарна. — А чем ты питаешь образ? Я округляю глаза. Почему ни в одной книге нет ни слова об этом? — Ты хоть слушаешь Геральда на занятиях? — Лора театрально прикладывает руку ко лбу, изображая обреченность. — Стихии подобны сильным чувствам. Найдешь свое — сдвинешь горы. Я, к примеру, использую ненависть. Демонстративно хмурясь, она опускает палец в стоящий рядом стакан с водой, и та практически сразу же замерзает. От удивления я приоткрываю рот. Все так просто? — Чем сильнее концентрация эмоции, тем лучше результат, — Лора передает стакан мне. — Твоя очередь. Я делаю глубокий вздох, уговаривая себя настроиться. Просматриваю застывшую воду на свет, подбираю чувство. Что движет мной? Злость? Или... страх? — Задействуй грешные мысли, — со смешком подначивает Лора. — И растопи ими лед. Мы практикуемся больше часа. Гнев, зависть, раздражение от бессилия — все идет в ход, но безрезультатно. Стакан даже не нагревается. — Попробуй похоть, — неожиданно предлагает Лора. И хитро прищуривается, словно не просто раззадоривает, а что-то знает. — Ну же, давай. Подумай о Люцифере. — А он здесь при чем? — вспыхиваю я. Черт. Черт! Неужели она подозревает, что мы... — Я не слепая, — искренне улыбнувшись, Лора убирает за ухо выбившуюся прядь. — Я вижу, как Люцифер на тебя смотрит. И как ты смотришь на него. Ее слова пробуждают надежду, но я не готова откровенничать. — Хватит, — я резким движением возвращаю стакан на тумбочку. — Он быстрее растает от температуры в комнате, чем от моих жалких попыток. Страх, злоба, отчаяние. На тренировках я испробовала десятки эмоций, позабыв о главном. Я думала как демон. Но ведь я светлая! А значит, мое пламя может питать чувство, противоположное ненависти. Я устремляю взгляд к куполу храма, под которым мечутся две черные тени. Демоническое сражение похоже на танец — опасный, завораживающий, дикий — не смертельный, но все же пугающий. Развернувшись, Люцифер отбрасывает сестру к колоннаде. Луциана впечатывается в барельеф с херувимами, злобно рычит и кидается в атаку. Накидывается, замахивается кинжалом и снова отлетает от молниеносного удара. Наблюдая за схваткой, я ощущаю нарастающее тепло в груди. Каждое движение Люцифера вызывает восхищение. Я горжусь им. Его вспыльчивостью, бесконечным упорством, желанием доказать правоту. Он будет спорить со всем миром. Не уступит. Не смирится с тем, что не нравится. Люцифер никогда не изменится. Но я... люблю его таким, какой он есть. Глаза Дино изумленно округляются, когда в моих ладонях вспыхивает искорка. Крошечная, слабая, едва заметная — кажется, дунь на нее, и исчезнет. Но она не гаснет, а медленно разгорается. — Ты вызвала пламя, — восторженно шепчет Дино. Шмыгнув носом, я стараюсь не заплакать. Только теперь от радости. Я смогла. Смогла! Кожу ощутимо покалывает, как в тот раз, когда мне пришлось держать огненный шар. Полыхнув, свечение становится ярче. — Наверное, будет больно, — заранее извиняюсь я. — Я готов. Едва мои горящие ладони прижимаются к крыльям, Дино стискивает зубы. Перья взъерошиваются, подрагивают... и вспыхивают как сотни фитилей! Я еле успеваю отпрянуть от нахлынувшего жара. Огненный столб устремляется ввысь, а следом рвется отчаянный крик. Дино трясет в конвульсиях. — Прости, прости, — твержу я, удерживая его и не давая опрокинуться на спину. Некогда белоснежные крылья превращаются в два гигантских факела. От отчаяния я кричу вместе с Дино. Вдруг пламя окажется слишком сильным? Я ведь не знаю, как его остановить! Воздух в легких заканчивается одновременно со свечением перед глазами. Догорев, крылья мерцающим пеплом рассыпаются по полу. В воздухе остается лишь запах паленых перьев. Боже... я ведь чуть нас не сожгла! В шоке я не могу подобрать слов. — Ты все сделала правильно, — рука Дино ободряюще сжимает мое запястье. Из ран под лопатками пробивается белый пушок. Мягкий и почти невесомый, как у птенца. Я собираюсь сострить про детские крылышки, но не успеваю — Луциана сбрасывает Люцифера в гору переломанных скамеек. — Хватит! — рявкает она, надавив широким каблуком ему на горло. — Я все равно заберу эту непризнанную тварь. Люцифер отталкивает ее к двери, и в ту же секунду резные створки с грохотом вваливаются внутрь храма. В проеме появляется шестикрылый силуэт. Издалека можно рассмотреть лишь расшитое золотом платье и капюшон, не скрывающий светлые волосы — что может оказаться совпадением — но мне хватает этого, чтобы екнуло в груди. — Сдавайся, — серафим делает шаг внутрь. Я узнаю голос, и сердце бьется чаще. Неужели она все-таки пришла? Или я снова обманываю себя? Мне нужно увидеть ее лицо, чтобы удостовериться! Фигура в белом плаще приближается. Она не идет — плывет по воздуху. Чинно и горделиво, не хватает только фанфар или ангельского хора. — Ты здесь, — кривится Луциана, стискивая кинжал. Серафим ступает в луч света, и я, наконец, вижу мамино лицо. Такое родное и чужое одновременно. Голубые глаза ясны, как и прежде, но в их взгляде не осталось теплоты. А губы не улыбаются и выдают с прохладцей: — Легион уже близко. Она пришла не ради меня. Серафиму нужна не дочь, а беглая заключенная. — Сопротивление бесполезно. Мама вскидывает к куполу свое сверкающее оружие — точь-в-точь как на фреске — и у меня сжимается в груди. Я помню это движение. Таким же худенькие руки подхватывали выпавший у алтаря меч. На лезвии поблескивают золотые буквы. Я не хочу вчитываться, не хочу смотреть, но они сами складываются в имя «Израэль». — Во имя Господа нашего. Детский плач звучит в ушах как тягостное эхо. — Да упокоится твоя душа с миром. Вот почему, тот голос показался мне знакомым. Правда слишком жестока — ненависть Луцианы не слепа. Не только моя смерть на руках мамы. — Так это ты, — шепчу я, чувствуя, как спина покрывается мурашками. — Ты убила Бонта.