Феникс

В предрассветной дымке замок кажется призрачным. Словно в мираже стены проступают сквозь клубящееся облако, а белесое марево у ворот похоже на туман в номере иллюзиониста. Когда яркие солнечные лучи озаряют шпили башен, картина не становится четче. Мы несемся по стремительно светлеющему небу, а ему нет конца, как в безнадежных снах. Лишь слабые удары сердца Фенцио под кончиками пальцев — он по-прежнему цепляется за жизнь — не дают поверить в эфемерность происходящего. Отца несет Дино; я только поддерживаю под плечо, чтобы вес обмякшего тела не тянул нас вниз, и пытаюсь успокоить несвязным бормотанием: — Уже близко. Ему помогут. Все будет хорошо. Не знаю, кого убеждаю — ни Дино, ни Фенцио меня не слышат — быть может, себя. Нет ни малейшей гарантии, что в лазарете найдутся нужные отвары, а лекарь сумеет ускорить регенерацию такой серьезной раны. Дино сосредоточенно смотрит вперед, взмахивая крыльями все яростнее. Они настолько сильны, что я еле поспеваю за ним. Мысль о том, что осталось позади, почему-то не тревожит. Сердце не сжимается от горя, даже слез нет. И это равнодушие… пугает. Мне ведь должно быть больно! Я должна кричать или плакать. Но на душе пустота. — Он был невинным ребенком, — я не в силах отвести взгляда от безучастного лица мамы. Мне непонятны причины жестокости Создателя. Какую опасность мог представлять младенец? — Мальбонте, — исправляет она, делая шаг к Луциане. — Один лишь его дух нес в себе погибель. «И тогда Господь карающей рукой уничтожил зарождающееся зло», — вспоминаю я слова Геральда. Не своей рукой, как казалось раньше. Он призвал серафимов. И почему я не догадалась? Ведь фреска давно была у меня перед глазами. Младенцы с пестрыми крылышками — не черными и не белыми — и надпись о карающем мече. Моя мама не светлый вестник, а... палач. Какая страшная миссия! Скольких еще осужденных ей пришлось убить, чтобы оправдать доверие? В ожидании удара Луциана подбирается, готовясь его отразить: — Цена твоего величия — жизнь моего сына. — Смеешь оспаривать решения Творца? — мама пренебрежительно поджимает губы. — Творца ли? Это было решение Кроули, по приказу которого ты за мной следила! Так вот за кем шпионила моя мать! Я гоню циничные мысли прочь и не хочу верить, что крылья достались ей не за усердие в учебе, но подозрения подтверждаются. — Ты донесла серафимам о ребенке, который ничего тебе не сделал, — шипит Луциана. — Ты привела их в храм. И ты же подхватила меч карателя. — А ты нарушила закон. Праведный тон кажется фальшивым, а образ «святой» меркнет с каждым словом. Ребекка Уокер больше не моя мать, а ее бездушная копия. Любила ли она когда-нибудь меня? Отца? Фенцио? Или чувства стерлись, уступив место долгу? — Сдавайся. Твоя сделка с гарпиями аннулирована. — Плевать на гарпий, — почерневшая рука стискивает кинжал. — Я все равно убью тебя. Меч со свистом описывает полукруг, но Луциана уклоняется и взмывает к куполу. Белоснежной стрелой мама кидается следом, а еще через мгновение сверху снова осыпается кладка — завязавшаяся борьба сносит кусок стены. — Я избавлюсь от силков, — расправив окрепшие крылья, Дино устремляется за мечом Зигзы. И пока освобождает руки и ноги, Люцифер приближается ко мне. Он уже успел вернуть привычный облик, и лишь глаза, пылающие гневом, напоминают о внутреннем демоне. Его лицо, как и прежде, не выдает эмоций, а в голосе все те же прохладные нотки. — Улетай, — бросает он, перерезав золотые нити осколком витража. Скинув силки, Дино спешит к отцу — тот еще дышит. — Улетайте оба, — продолжает Люцифер, кивнув в сторону Фенцио. — И уносите его в лазарет. — Я останусь, — не уступаю я. С купола со скрежетом падает часть колоннады, трескаясь на куски и накрывая нас облаком пыли. Звон от ударов меча приближается, черная и белая фигуры стремительно спускаются вниз. Мне нужно переживать за маму, это ведь естественная реакция — бояться за близких — но я даже не слежу за схваткой. — Уокер, это приказ! — рычит Люцифер. Мои губы дрожат от обиды. Конечно, для него это просто. Приказы не обсуждаются. — Не спорь, — Люцифер обхватывает мое лицо ладонями. Хмурится, словно собирается съязвить или отчитать, но все же не выдерживает и порывисто целует. Торопливо и почти невинно, не размыкая губ. Горячих и упрямых, от мимолетного прикосновения которых замирает сердце. — Не спорю, — обреченно вздыхаю я. После поцелуя еще тяжелее улетать, но я понимаю, что каждая минута промедления может стоить Фенцио жизни. — Надо торопиться, — Дино поддерживает отца под плечо. — Сейчас, — я нехотя отстраняюсь от Люцифера. Остается сделать шаг, чтобы подхватить Фенцио с другой стороны, когда из-под свода с грохотом обрушиваются два сцепившихся тела. Прижав спиной к себе, Луциана локтем удерживает маму за горло — та извивается и бьется как в агонии, но не может освободиться от захвата. От злобного смеха Луцианы я невольно замираю. — Даже шесть крыльев не сделают тебя сильнее, — она упивается властью, стискивая шею виновнице своих бед и не давая вздохнуть полной грудью. — Ты все та же никчемная непризнанная! — Отец наш небесный, молю, направь меня, — мама поднимает меч и рывком всаживает его себе в грудь. Лезвие входит почти по рукоять, пронзая обеих. Я слышу странный гортанный всхлип, и понимаю, что это мой голос, когда в легких заканчивается воздух. Мне не тревожно и не больно — я поражена. Мама не пожалела собственной жизни, лишь бы достичь цели. Вот только этой целью было не мое спасение. — Не смотри! — Дино пытается загородить ужасающее зрелище, но я все равно вижу кровь, хлынувшую на расшитое золотом платье. Закашлявшись, Луциана стискивает зубы. — Все равно... заберу... с собой, — хрипит она. Из уголка рта стекает алая струйка. — Ну же, Вики! — Дино увлекает меня к куполу. Поднимаясь, я вижу, как Луциана перерезает маме сонную артерию, и оба тела тяжело заваливаются на пол. Ангел и демон. Палач и жертва. Виновная и мстящая. Смерть навсегда прекратила спор между ними. — Не смотри, — повторяет Дино. Я устремляю взгляд в небеса. У ворот нас встречают ангелы из легиона и, не задавая вопросов, провожают до лазарета. Внутренний дворик усеян стрелами. Кое-где валяются сломанные копья, перепачканные в крови перья и обрывки плащей, искореженные доспехи — замок отбили ценой не одной жизни. Меня передергивает. Тела успели убрать, но траве, вытоптанной до комков бурой грязи, не скрыть масштаба сражения. Молясь, чтобы все уцелели, я поднимаюсь вслед за Дино... и у двери в больничное крыло от удивления открываю рот. Коридор на подходе к лазарету переполнен ранеными. Кто-то неподвижно лежит вдоль стены, кто-то пытается подняться, кто-то стонет. Это не хаос; здесь страшнее, чем у врат первого круга ада. От запаха мазей кружится голова. Лекари передают друг другу склянки с отварами, а ученики — ангелы, демоны, непризнанные — помогают им бинтовать. Уложив отца на ближайшее свободное место, Дино озирается в замешательстве. — Ты живой! — Лора кидается к нему через коридор и порывисто обнимает за шею. — Господи, я чуть с ума не сошла. Дино на миг забывает, что они не одни, и стискивает ее талию в кольце рук. — Я в порядке. А вот отец... Но Лора и сама замечает Фенцио. — Кэсси, неси заживляющий бальзам, — командует она, опускаясь на колени. Ее ловкие пальцы аккуратно приподнимают окровавленную ткань. Дино присаживается рядом и помогает освободить рану. — Спасибо, — его рука словно ненароком задевает запястье Лоры. Ее щеки вспыхивают. — Не бойся, он не умрет. Успокаивающий шепот вызывает у него вымученную улыбку. Лора поднимает глаза — сияющие, как никогда прежде — и смотрит на Дино. Этот взгляд стоит тысячи слов. В нем теплота, забота, волнение... и то, что он будет счастлив услышать, а она никогда не осмелится сказать. — Рана серьезная, но ты успел вовремя, — осознав, что выдала себя, Лора спешно отворачивается к Фенцио. Чтобы ее не смущать, я отхожу в сторону. У стены напротив полулежит Сэми, а Ади стирает запекшуюся кровь с его груди и заботливо поправляет повязку: — Ну и зачем ты подставился под удар? Я бы все равно увернулся. Вместо ответа тот сухо сглатывает — на споры не осталось сил. — Попей, — Моника подносит кружку с водой и ждет, пока Сэми сделает глоток. — Ты поступил смело. Я не смогла... закрыть его собой. Это не был ступор. Я просто... испугалась. Признание дается тяжело. Она мнется, не решаясь добавить что-то еще. — Поэтому он мой ангел-хранитель, — Ади с усмешкой накрывает руку Сэми своей. Впервые эта нежность не показная. Он не рисуется, не ждет внимания, не прячется под маской самоуверенности. Риск потерять того, кто по-настоящему близок, заставил и его обнажить чувства. Сэми улыбается и едва заметно сжимает пальцы Ади. — Вики, передай мазь Мисселине, — сунув мне склянку, Кэсси проносится мимо. — Поторопись, — навстречу ей спешит Лилу с охапкой бинтов. Всеобщая суматоха делает укол совести весьма ощутимым — надо и мне помочь остальным, а не стоять посреди коридора. Я нахожу Мисселину в дальнем конце лазарета возле кровати Астра, который выглядит так, словно встретился с грузовым поездом — бедра и голени в глубоких порезах, крылья потрепаны, под глазом синяк, а щеку пересекает кровавая борозда. — Все так плохо, недотрога? — хмыкает он, улучив момент, когда Мисселина отворачивается. — Не смогу сказать, что ангельски прекрасно, — пытаюсь отшутиться я. Ткани регенерируют медленно, а значит повреждения серьезные. Судя по неестественно согнутой ноге, у него несколько переломов. — Шрамы — показатель мужественности, — встревает подоспевшая Кэсси. Пока она перебинтовывает Астру голову, я осматриваюсь. Привычно пустующий проход застелен матрасами. Их сняли с кроватей, чтобы хватило всем, но многим приходится сидеть на голом полу. Не каждая рана опасна — некоторым просто нужно время на восстановление — но от красных пятен вокруг рябит в глазах. Святый Боже... что же здесь творилось? Как кучка сбежавших заключенных умудрилась покалечить столько ангелов из легиона? — Вам нужна помощь, — Мими склоняется к неестественно бледному Геральду. Не шелохнувшись, он лежит на тонком покрывале возле двери. Под плащом вместо знакомой черной мантии поблескивают нагрудные доспехи, а предплечья затянуты щитками на ремнях. Его глаза закрыты, но как только Мими пытается отстегнуть пластину, из-под которой сочится кровь, Геральд перехватывает ее запястье: — Не трать на меня время. — Просто помолчите и дайте перевязать, — огрызается Мими, освобождая руку. Подвинув миску с водой, она осторожно промывает рану. И тяжело вздыхает, когда Геральд стискивает зубы. — Потерпите, — ее извиняющийся шепот еле слышен. Их лица ближе, чем требует ситуация, но Геральд не спешит отворачиваться. — Займись другими. — Нет, — она упрямо поджимает губы. От двусмысленности фраз мне становится неловко, словно я вторглась в личное пространство. Я возвращаюсь в коридор, где не утихает суета. Ангелы из небесного легиона приносят новых раненых; кто-то приходит сам и, получив первую помощь, возвращается к дозорным. Фенцио выглядит лучше. Дыхание выровнялось, нет дрожи в пальцах, а щеки медленно розовеют. — Не спорь, — Лора кружит возле Дино со смоченной в отваре губкой. — У тебя ожоги по всей спине. И под крылом порез. — Заживет. — Когда? Через сутки? — она чуть ли не силой усаживает его рядом с отцом и принимается обрабатывать раны. — С тобой никакого ангельского терпения не хватит! Дино улыбается: — Тебе хватает. Лора снова краснеет. Я порываюсь отойти к лестнице, но в дверях сталкиваюсь с Кроули. Величественным шагом он проходит через коридор, ободряя и раздавая напутствия. — Хвала Создателю, мы выстояли. В его высокопарном «мы» звучит гордыня. Кроули вряд ли принимал участие в защите замка — на белоснежной одежде нет ни капли крови. Нет ее и у двух вооруженных архангелов, идущих следом. Интересно, с каких пор серафиму требуется охрана? Он настолько обеспокоен возможностью нового нападения? Или это инициатива самих воинов? — Эй, Кроули. Услышав знакомый голос, я вздрагиваю. Люцифер... здесь? — У меня послание, — он неспешно приближается от входа с мечом Израэля в руках. Покачивает им, играясь, касается острием пола, волочит за собой. От царапающего звука хочется заткнуть уши. Визжащий скрип заглушает стоны раненых — взгляды окружающих прикованы к Люциферу. Ухмыльнувшись, он останавливается перед Кроули и кидает меч ему под ноги: — Ваша ангельская шестерка мертва. От наглости серафим на мгновение теряется, но быстро приходит в себя. — Ты посмел убить Ребекку? — рявкает он. И командует архангелам: — Взять его! — Нет! — вскрикиваю я. Заметив меня, Люцифер едва заметно качает головой. «Не вмешивайся», — читаю я по его губам. Тревога разрастается в груди леденящим комом. Что, черт побери, задумал Люцифер? Зачем так открыто провоцирует Кроули? — Ты поплатишься за этот грех. И даже Сатана тебе не поможет. — Сначала докажите, что я виновен, — алые глаза ехидно прищуриваются. — Серафим Кроули! — из лазарета выбегает растерянная Лилу. — Взгляните в окно... там... там... Вот же косноязычная, прости Господи. Сколько можно мяться? Говорила бы сразу. — Сейчас не время, — осаживает ее Кроули. Лилу продолжает картинно заламывать руки: — Но Сатана привел свой легион! Демоны уже у ворот.