Феникс

Новые прошения остаются без ответа цитадели. Я все еще надеюсь, что это происходит по причине неправильного составления — я не сильна в ангельском праве — а не из-за избранной советом тактики полного пренебрежения. — Не могут же они игнорировать письма? — возмущаюсь я, расчеркивая пергамент по образцу, который нашел Дино в какой-то старой юридической энциклопедии. — Шестое или двадцать шестое? — Мими в кружевном бюстье высовывается из-за створки шкафа. — Запомни, ты для них — настырная дочь серафима. В совете даже не читают твои послания. Многозначительно хмыкнув, она возвращается к созерцанию вешалок с одеждой. — Попробуй выждать недельку, — поддерживает Глория. — Шумиха скоро утихнет, и… — И книги мамы заберет кто-нибудь другой! — вспыхиваю я. — Господи, я же не требую отдать ее меч. Почему они такие упертые? В очередной раз пропустив обед, я собираю с кровати чистые пергаменты и направляюсь в библиотеку. Нужно найти все шаблоны и по каждому отправить письмо, а еще лучше — по два. Если совет упрям, я буду еще упрямее. Обложившись старыми фолиантами, я штудирую законы о наследстве, пока уютный закуток читального зала не погружается в полумрак — стоявшая рядом свеча прогорела до основания. Чертыхнувшись, я наклоняюсь через стол за новой, и вдруг волоски на шее приподнимаются как от холодного ветерка. Замерев, я спиной ощущаю приближение знакомой темной энергии. — Не надоело переводить чернила? — Люцифер подходит бесшумно. — Считаешь меня настолько никчемной? — я все еще тянусь за свечой. — Считаю, что так наклоняться — преступление, — воспользовавшись отсутствием свидетелей, он целует меня между лопаток. — Или это провокация? Люцифер проводит горячей ладонью по бедру, и крылья вздрагивают от предвкушения. — Нет уж, — развернувшись, я звонко шлепаю его по запястью. И добавляю в ответ на притворное недовольство: — Не здесь. Даже сумраку не скрыть лукавый блеск алых глаз. — Точно? — ухмыляется Люцифер. — Ты столько времени проводишь в библиотеке, что я уже начал подозревать наличие свойств афродизиака у книжной пыли. — Подхватив под ягодицы, он усаживает меня на стол. — Признавайся, что тебя заводит? Темные проклятия? Или, может, псалмы? Я с хохотом уворачиваюсь от поцелуя, подставляя щеку: — Ты опошлишь даже Библию. Волосы на затылке оказываются стянутыми в кулак — ни вырваться, ни отстраниться. Требовательные губы накрывают мои, и я млею. С Люцифером каждый раз, как в первый. Будоражит до мурашек. До сбивчивого дыхания. До волны желания по позвоночнику. Незатуманенная часть сознания с трудом замечает, что блузка соскальзывает с одного плеча, а ловкие руки подбираются к юбке. — Нас увидят, — сбивчиво шепчу между поцелуями. Внутренний голос взывает к осторожности, а тело упрямо отказывается его слушать. — Идем со мной, и я покажу, где никто не увидит, — Люцифер легко прихватывает зубами кожу на шее. Я едва успеваю прикрыть ладонью рот, чтобы не застонать в голос. — Не могу, — с сожалением выдыхаю я ему в ключицу. — Прости. Не верю, что нашла в себе силы отказать. И ради чего? Ради нескольких писем в цитадель! Люцифер отстраняется, чтобы съязвить, но заметив напряжение, хмурится: — Что случилось? А я не знаю, как сказать правду. Наверняка он сочтет мое занятие безнадежным, ведь даже ангелы считают его гиблой затеей. — Тема эссе, которое вы должны сдать до земного экзамена — «Равновесие в новейшей истории небес и ада», — сцепив руки за спиной, Фенцио прохаживается вдоль столов. После ранения он выглядит еще более хмурым, чем обычно. Хоть цитадель не стала проводить повторное расследование в деле об отцовстве, в академии достаточно и слухов — давнюю связь одного из преподавателей с дочерью Сатаны не обсудил только ленивый. — Наконец-то я на два свитка распишу, как недосерафима Кроули лишили головы, — довольно хмыкает кто-то из демонов. Лицо Фенцио становится пунцовым от досады. — Похвальное рвение, Себастиан, — кривится он. — Раз ты так заинтересован в учебе, прочитай дополнительно трактат святого Пафнутия о введении во искушение. — Кому и насколько глубоко он ввел, — с сарказмом комментирует сосед Себастиана. Остальные демоны громко смеются, оценив остроту. — А ты, Калеб, займешься конспектами по христианским догматам. Как и все, кто готов и дальше упражняться в словоблудии. Гвалт в аудитории стихает. Дождавшись внимания, Фенцио продолжает лекцию, я же нетерпеливо ерзаю по скамье в надежде его расспросить. Наверняка он знает, как составить прошение. Еле дотерпев до конца занятия, я подхожу к преподавательскому столу, но Фенцио сходу развевает мой энтузиазм: — Я вряд ли помогу с шаблонами. — Тогда порекомендуйте книги по ангельскому праву, — не сдаюсь я. — Цитадель не отменит решение, — в его тоне нет ни намека на издевку, лишь усталая обреченность. — Поверь моему опыту. Мисселина и вовсе не дослушивает фразу, когда я прихожу за советом: — Если тебе отказали, не стоит и пытаться. И этим лишь укрепляет стремление добиться справедливости. — Обещай не высмеивать до скончания времен, — с опаской начинаю я. — Попробую, — Люцифер с хищной улыбкой припечатывает ладонями мои ягодицы и напрочь сбивает весь серьезный настрой. Вздохнув, я рассказываю про видение с мамой, нахлынувшее от прикосновения к мечу. — Она приходила, понимаешь? Я думала, ей все равно, но она спускалась на землю и забрала мой рисунок! Я должна до него дотронуться, чтобы выяснить… — Не вороши прошлое. Предсказуемая категоричность — демонам чужды переживания смертных. Я разочарованно отвожу глаза, но Люцифер удерживает мое лицо за подбородок и терпеливо поясняет: — Думая об этом снова и снова, ты ничего не изменишь. Знаю, как тяжело принятие, но все же попытайся. — Не могу! — срываюсь я. — Мне нужно знать, что мама не была холодной стервой. И что мы с папой были для нее важны! Мы, а не чертовы крылья серафима! — Она пришла биться за тебя, — напоминает Люцифер. Но довода недостаточно. Я хочу быть уверена, что мама спасала мою жизнь, а не выполняла приказ остановить Луциану. — Хватит, Виктория, — его шепот успокаивает. Хочется прижаться к широкой груди и прогнать тревожные мысли. Рядом с ним я невольно чувствую себя сильнее, словно Люцифер незримо делится со мной уверенностью. — Отпусти ее и себя, — он гладит мои скулы подушечками пальцев, не давая отвести взгляд. — А вдруг это единственный способ? — с тоской признаюсь я. — И только прикоснувшись к ее вещам, я смогу понять, какой она была на самом деле… Это больше, чем навязчивая идея — жизненная необходимость. Я уже дважды лишалась матери, так ее и не узнав. Страшно представить, что будет, если видение не появится. Нет! Я почувствую! Не зря же мне дана способность видеть сущности. От напряжения шумит в висках. Контуры стен плывут перед глазами, теряя четкость. — Люцифер… — в панике я хватаюсь за его плечи, но договорить не успеваю — сознание растворяется в пугающей темноте. Она наваливается, как тяжелый сон. Как кошмар, от которого тело трясет в ознобе. Меня кидает то в жар, то в холод и крутит в пространстве, словно я пролетаю сквозь пекло. В нос ударяет запах серы, удушливый и тяжелый, и вместе с ним, неожиданно, появляются силы поднять веки. Пока взгляд фокусируется на угольно-черных стенах без единого окна — это точно не лазарет академии! — слух улавливает обрывок разговора. — Зачем ты принес ее сюда? — в незнакомом женском голосе звучат нотки возмущения. Я медленно поворачиваю голову, и вижу Люцифера у изножья кровати, на которую меня уложили в мягкую гору перин. Он раздраженно постукивает по резному столбику, от чего полупрозрачная ткань балдахина едва заметно колеблется в такт ударам. — Потому что на небесах ей прочитают пару молитв и дадут зелье забвения. Так мы в аду? И мне не почудился смрад? — Осмотри ее, — продолжает Люцифер. И добавляет чуть тише. — Я доверяю только тебе. В щель между дымчатыми полотнами я вижу лицо незнакомки, одухотворенное и тревожное, как у святых на фресках. Она заметно старше Люцифера, но не настолько, чтобы возраст наложил на тонкие черты суровый отпечаток. Если бы не темные крылья, я бы приняла ее за ангела — демонессы не носят целомудренно-закрытых платьев и не собирают волосы в скромные пучки. — Пользуешься тем, что я не могу отказать, — она сокрушенно качает головой и гладит Люцифера по щеке. А он… не противится! Не отстраняется, не скалится с сарказмом и даже не дергает бровью, как когда к нему прикасаюсь я. Закусив губу, я силюсь усмирить обиду. Может, это еще одна сестра? Или очередная молодая мачеха? Я ведь изучила не все фамильное древо Сатаны. — Я рада, что ты здесь, — она сжимает предплечье Люцифера. Тихий шепот ревности перерастает в настойчивый скулеж. Демонесса смотрит на него с любовью и улыбается так, словно в нем весь ее мир. Это обожание не спутать ни с чем. Она ему не сестра. Кашлянув, я пытаюсь сесть. Приподняв ткань, незнакомка заглядывает под полог и склоняется ко мне. — Как ты себя чувствуешь? — в ясных глазах неподдельное волнение. — Прекрасно, — ответ звучит резко, но я ничего не могу с собой поделать — присутствие демонессы напрягает. — Ты уже теряла сознание? — не прикасаясь, она водит ладонями над моей головой. Кожу на лбу приятно щекочет, словно от теплого ветерка. Нервозность медленно отступает. — Да, но иначе. Тогда были видения, а сейчас… Нахмурившись, незнакомка задерживает руки у моего солнечного сплетения. Желудок отзывается недовольным урчанием. — Когда ты последний раз ела? — Не помню. Вряд ли обморок случился от голода. Пусть я частенько пропускала обеды и ужины из-за писем в цитадель, этого недостаточно для истощения. — Ты мало спишь, — демонесса не спрашивает — утверждает. И с укоризной оборачивается к Люциферу: — Отведи ее в малый обеденный зал и проследи, чтобы она нормально поела. — Благодарю за заботу, но лучше я вернусь в замок, — я выбираюсь из-под балдахина. Меньше всего на свете хочется задерживаться в чужом доме. Особенно, возле женщины с непонятным статусом — на ее руках нет брачной печати Сатаны, как у Астарты. Не сестра и не мачеха. Теории разбиваются вдребезги вместе с душевным спокойствием. — Здесь решаешь не ты, — привычно игнорируя протест, Люцифер стискивает мою кисть. — Потащишь силой? — язвлю я, но едва его пальцы переплетаются с моими — перестаю упираться. Собственнический жест вселяет уверенность. Мне нравится, когда он демонстрирует, что я с ним. И пусть тщеславие — грех, я не испытываю угрызений совести. — Донесу, если понадобится, — коротко кивнув незнакомке, Люцифер уводит меня в коридор. Любопытство умоляет забыть о гордости, но самодовольный взгляд алых глаз заставляет избрать другую тактику — я снова принимаюсь спорить. — Я не голодна. Так что даже если соберешь целый симпозиум красоток, чтобы посоветоваться… Закончить претензию не позволяет искренний смех Люцифера. — Ревнуешь меня к матери, Уокер? От удивления я издаю непонятный звук. Так это его мать? — Но она же… такая молодая! — невольно замираю я. — Может, это я старый? Ну конечно, сейчас самое время упражняться в сарказме. — Очень смешно, — я обиженно поджимаю губы. Придержав за талию, Люцифер тянет меня в тень алькова, чтобы нас никто не подслушал. — Моя мать много лет была в девятом кругу. Время в нем замедляется, практически замерзает. Между бровями залегает заметная морщина, словно ему неприятно вспоминать. — А зачем она туда пошла? — как любознательный ребенок я продолжаю донимать его расспросами. Люцифер театрально вздыхает, но все же снисходит до ответа: — В девятый круг не ходят по доброй воле. Туда отправляют в изгнание, и сам ад решает, когда выпустить. И выпускать ли вообще. Я не успеваю анализировать сказанное. Шутка ли, избранницу самого Сатаны приговорили к ссылке! Кто же посмел тронуть мать его ребенка? Она ведь могла рассчитывать на защиту сильнейшего из демонов. Когда в голове формируется единственно верная догадка, я вздрагиваю от изумления: — Ее изгнал… твой отец! Но за что? Губы Люцифера складываются в злобную ухмылку: — За предательство.