Феникс

— Как вам удобнее, Госпожа? — служанка Мириам собирает мои волосы в пучок, оголяя шею. — Поднять или оставить распущенными? Я мельком смотрюсь в зеркало над столиком с изогнутыми ножками и отвечаю невпопад: — Да. Все мысли сосредоточены на неприметном куске янтаря, лежащем в шкатулке с заколками. — Я прикажу подготовить ей бывшую детскую, — не сбавляя шага, Мириам пересекает галерею с мраморным садом и сворачивает в коридор. Люцифер спешно идет следом, и я еле успеваю за ними. Не сжимай его рука мою, я бы давно отстала. — Нет. Пусть будет в багровой спальне, — поразмыслив, возражает он. — Там больше защитных печатей. — Но это же комната… — Мириам осекается под его суровым взглядом и согласно кивает. — Как скажешь, сын. Люцифер оставляет меня в начале широкого коридора у массивной темной двери и уходит, не поцеловав на прощание. От обиды колет в груди, хоть я и пытаюсь убедить себя, что заслужила «наказание». — Кто здесь живет? — несмело начинаю я, когда Мириам заводит меня в широкий будуар с пунцовыми шторами. Внутренняя отделка кажется вычурной — стены покрыты багровым мрамором с вкраплениями рубинов, в нишах между колоннами висят массивные зеркала в золоченых рамах, по углам возвышаются каменные столпы с узорами из алмазной крошки. Я чувствую себя чужой среди этой роскоши. — Сейчас никто, — Мириам проводит кончиками пальцев по пентаграммам возле дверной рамы. Контуры печатей озаряет едва заметный свет — срабатывает защита. — А раньше это была спальня Луцианы. От изумления я замираю на месте. Люцифер отдал мне комнату сестры! — Я пришлю к тебе служанку, — продолжает Мириам, зажигая свечи в ближайшем канделябре, украшенном драгоценными камнями — черными и бордовыми, в тон фрескам на потолке. — Она поможет принять ванну и переодеться. А потом мы приступим к изучению судебного этикета. Как только за ней закрывается дверь, я в растерянности присаживаюсь на краешек кресла. К чему столько сложностей? Сатана казнил Кроули, не раздумывая, но в случае с Астартой делает послабление. Быть может, у жен есть преимущество? Или он просто хочет устроить показательный процесс, чтобы лишний раз продемонстрировать свою власть? Сжав виски ладонями, я устало выдыхаю в давящую тишину: — Господи, что же будет? И что я должна сказать? Пальцы задевают заколку над ухом. От прикосновения пружинный механизм щелкает, и она падает на пушистый ковер. — Черт, — наклонившись, я замечаю у ножки кресла полупрозрачный камень. Не задумываясь, я поднимаю его, и освещение резко меняется. Как и я сама — кожа смуглеет, запястья становятся тоньше, на ногтях появляется яркий лак. Это же… видение! И я больше не я. Единственное, что осталось прежним — камень в моих руках. Кажется, это янтарь. Необработанный кусок с застывшей внутри бабочкой. — Покажи! — от созерцания отвлекает детский голос. Я поворачиваю голову, и сердце учащает ритм — ко мне подбегает маленький Люцифер. Подросток с неокрепшими крыльями, взъерошенный и худощавый, еще без татуировок и циничного огня в глазах. — Не покажу, — дразня, я прячу камень в кулаке. — Ну Луциана, — обиженно тянет он. В горле застревает сухой ком. Я и не представляла, насколько они близки. Даже когда Люцифер пытался ее спасти от ангельского легиона, я была уверена, что замешан братский долг, а не любовь. — Ладно, — со снисходительным смешком я разжимаю ладонь. Он восторженно подается вперед… и морщится, разглядев бабочку: — Какая уродливая. — Тоже мне знаток красоты! — Геральд подарил? — в алых глазах мелькает любопытство. — Других вариантов нет? — А кто еще? — самодовольно хмыкает он — почти как сейчас, с хитрым прищуром. — Левиафан зажал бы из жадности. А Вельзевул наверняка бы сожрал. Луциана запрокидывает голову от смеха, и я хохочу вместе с ней. — Ты не найдешь его среди демонов. — То есть… он ангел? — Люцифер забавно округляет рот. — Но это запрещено! — Когда-нибудь ты тоже поймешь, что цвет крыльев не важен, — я вижу в зеркале улыбку Луцианы, и мне хочется рыдать от безысходности, потому что я знаю финал. Ее глаза светятся — не усталые, не безумные, без дикого огня — она просто счастлива. — Я — сын Сатаны и женюсь, на ком захочу, — Люцифер гордо задирает нос. — Не слышала, чтобы наш отец тебя признал. Ясно, это наследственное. В их семье не умеют осаживать беззлобно. Укол достигает цели — Люцифер ссутуливает плечи. Я умираю от желания его утешить, и, словно чувствуя мой порыв, Луциана обнимает брата: — Не злись. Он примет. — Нет, если Астарта родит ему наследника, — детскую непосредственность в голосе вытесняет знакомая язвительность. — А может, и вовсе казнит. — Не смей так говорить! — взвиваемся мы обе. — Я не позволю! — А я не позволю казнить тебя, если в цитадели узнают об ангеле, — его взгляд слишком серьезен для ребенка. — Благодарю, мой защитник, — в голосе больше нет иронии, только искренность. Если ответ и задумывался как подшучивание над младшим братом, Луциана этого не показывает. Люцифер забирает у нее янтарь и долго вертит перед глазами. Прозрачная смола подобно линзе увеличивает крылья бабочки, позволяя рассмотреть каждую чешуйку. — Почему ты не боишься нарушить запрет? — наконец, спрашивает он. — Потому что я слишком люблю звезды, чтобы бояться ночи, — Луциана наклоняет голову, и мы в унисон повторяем на латыни: — Stellas nimis amo, ut noctem timeam. — Так как лучше причесать? — служанка недоуменно смотрит на меня. — Как угодно, — я раздраженно передергиваю крыльями. Пусть хоть вавилонскую башню сооружает, лишь бы не донимала вопросами. Видение не выходит из головы. Почему жизнь так несправедлива? Ведь Луциана была… нормальной. Любила и хотела счастья. И даже если бы Фенцио не принял ребенка, она нашла бы утешение в сыне. Закон и заключение сломали ее. Растоптали. Свели с ума. — Вам нравится, Госпожа? — робкий голос снова вырывает меня из размышлений. — Почему ты зовешь меня так? Покрутившись перед зеркалом, я оцениваю укладку. Она довольно проста — пряди аккуратно скреплены на макушке, и лишь на висках остались два длинных локона. — А как же еще? — искренне удивляется служанка. — Вы собираетесь вступить с наследником в двойственный союз, а он и деловой, и брачный. Я широко распахиваю глаза. Выходит, после слушания мы с Люцифером… поженимся? — Какой наряд вам подать? Можно подумать, я могу выбирать. — Все мои вещи в академии. — Послать за ними? — Нет времени, Надира, — в спальню возвращается Мириам. — Пока получим разрешение на визит, пока Геральд его засвидетельствует. Проще купить новое платье. Я жалобно смотрю на нее: — И счет опять придет Люциферу? Я не хочу быть содержанкой! — Содержанка получает дары для собственной радости, — возражает Мириам. — Чтобы потешить тщеславие. — Но я… радуюсь подаркам Люцифера. — Как и положено спутнице, — кивает Мириам. — В чем же тогда разница? — Содержанка ведет праздную жизнь, — терпеливо объясняет она. — В то время как спутница вносит свою лепту в жизнь избранника. Вдохновляет. Наставляет. Дарит участие. И получает ответные дары — внимание, наряды. — А вам легко принимать подарки Владыки? Я замечаю смущение в ее улыбке. — Нет, — щеки Мириам розовеют. — Но такова цена власти. Став частью правящей династии, я не принадлежу себе. У меня есть долг, и все мои поступки и решения — пример для других. Я не могу тратить время на сомнения, правильно ли принимать то, что Владыка пожелал подарить. И занимаюсь своим делом — избавляю Самаэля от рутинной переписки с цитаделью. — Сатана разрешает вам работать? Мое замешательство вызывает смех Мириам — мелодичный и искренний. Я впервые его слышу. — У каждого есть обязательства, Виктория. — И у других жен тоже? — я понимаю, что перехожу грань, но на удивление Мириам отвечает. — Лилит воспитывала и тренировала наследницу, а после смерти дочери вернулась к командованию одной из частей легиона. Аграт занималась делами казначейства. Эйшет подготавливала официальные приемы. Она умалчивает об Астарте, и я не решаюсь спросить. Решив, что разговор закончен, Мириам отправляет служанку за платьем. — Только ничего вызывающего, — напутствует она. — Виктория — будущий ангел, и не умеет носить провокационные наряды. Спустя четверть часа Надира приносит точную копию платья из салона. Черт возьми! Оно преследует меня! Я закусываю губу. — Не бойся принять себя новую, — подбадривает Мириам, расправляя складку на юбке. — И ты станешь достойной спутницей. Она помогает застегнуть крючки и ненадолго задерживает ладонь у сложенных на животе рук, пока я придерживаю лиф. — Ты… — улыбка сползает с ее лица. — Что? — вздрагиваю я. — Люцифер знает? — испуганно шепчет Мириам. — О чем? Неужели я что-то сделала не так? — Спали меня Геенна, — в ясных глазах читается паника. — Ты и сама еще не знаешь…