Феникс

— «И ступили падшие на земли преисподней. И закипели воды озера, превращаясь в пар, похожий на облака навсегда утраченных небес. И наполнились заблудшие души светлой тоской о былом…» Как же это прекрасно! — шмыгнув носом, я отрываюсь от пожелтевшей страницы, чтобы встретиться с ироничным взглядом алых глаз. — У вас невероятно притягательная история! Бросив застегивать рубашку, Люцифер подходит к кровати. — Нет ничего более притягательного, чем голый ангелочек, сидящий на взъерошенных после секса простынях и зачитывающий вслух «Темные хроники Начал», — он наклоняется к моим скрещенным ногам и целует колено. — Только не начинай молиться отцу — призовешь ненароком. Так и хочется стукнуть его толстым фолиантом, но я слишком впечатлена талантами летописцев, чтобы поддаваться на провокацию. — Ты только вслушайся! «И изрек Самаэль: отриньте былое и примите себя. Я поведу вас. Я — Сатана, Владыка нового мира. Если идете за мной — идите до конца». — Уокер, я знаю это наизусть, — горячие губы перемещаются к бедру. — Тогда объясни, почему это нельзя читать непризнанным? — я ерзаю от возмущения, не давая продолжить ласки. — Совет цитадели счел текст совращающим, — Люцифер хмурится. — Ад должно показывать мрачным и жестоким, чтобы не давать ложных надежд. — Но это же нечестно! — захлопнув книгу, я откладываю ее в сторону. — Чтобы принять верное решение, мы должны узнать обе стороны. — Обещаю: со мной ты досконально изучишь ад, — с плотоядной улыбкой Люцифер опрокидывает меня на подушки. — И в теории, и на практике. Повод кажется более чем удачным, чтобы спросить о том, чего я не нашла. — Тогда скажи, — я обхватываю его лицо ладонями до того, как он успевает меня поцеловать. — Почему в «хрониках» нет ничего о сыне Лилит? Люцифер снова мрачнеет — ожидаемая реакция. Хорошо, что я знаю, как поднять ему настроение. — Или мне опять нужно правильно попросить? На третий день «заточения» я готова взвыть. Отсутствие новостей нервирует. Я знаю лишь, что Ронденту удалось бежать до того, как запечатали огненные тоннели. В комнате Луцианы нет ни единой книги, мне не с кем поговорить, за исключением моментов, когда Люцифер возвращается с непрекращающихся советов и смотров. Вот только мы не разговариваем, используя время для более приятных занятий, которыми можно скрасить унылый досуг. Со мной не пытаются связаться из академии — Геральд подписал разрешение на пребывание в аду, не задавая лишних вопросов. Подозреваю, что он даже не поставил в известность цитадель. Я ведь непризнанная, и формально ангелам нет до меня никакого дела. Помимо лекаря ко мне разрешено заходить Мириам — что она делает довольно редко — и одной из ее служанок. Сомневаюсь, что Люцифер собирался пойти даже на эту на уступку, но должен же кто-то заниматься одеждой и едой. Удивившись выбору, я принимаюсь расспрашивать Надиру. — Госпожа мне доверяет, — невозмутимо поясняет та. — Я скорее выколю себе глаза, чем позволю прочитать в них хоть что-нибудь. — Такая преданность — большая редкость, — восторгаюсь я, надеясь, что лесть сделает ее разговорчивее, но ответы по-прежнему скупы. — Мы с сестрой обязаны Госпоже жизнью, — Надира расставляет на столике тарелки и кланяется, намереваясь уйти. Я еле успеваю попросить у нее пару книг. — Их можно приносить только с позволения наследника, — мнется Надира и, радостно встрепенувшись, предлагает альтернативу: — Я могу подать вам модные каталоги! Вздохнув, я отпускаю ее и принимаюсь составлять список. Хватит лени и праздности. Если Люцифер надеется, что я довольствуюсь нарядами, он сильно ошибается! — Здесь самое необходимое, — вечером я вручаю ему пергамент прямо у порога. И отступаю назад, подальше от искушения поцеловать. Если это случится, мы до утра не выберемся из постели. — «Предания преисподней», «История падших», «Легенда о Фидеро», — Люцифер с насмешкой зачитывает названия, пока я старательно сохраняю на лице серьезность. — А почему не вся библиотека сразу? — Если это сложно, могу сходить туда сама, — я выдаю самую невинную улыбку, на которую способна. — Вот незадача, — Люцифер откладывает пергамент и идет ко мне, на ходу расстегивая рубашку. — Тебе нельзя покидать комнату. Кажется, о книгах можно забыть. — Тогда ты принеси их, — все еще торгуюсь я, не давая себя обнять. — А ты попроси правильно, — с ехидным прищуром он усаживается на кровать. Очередная провокация? Что ж, теперь я знаю об этом все. — Пожалуйста, — вкрадчиво шепчу я, подойдя ближе. — Пожалуйста, Люцифер. Я перебрасываю ногу через его бедра, демонстрируя, что на мне нет трусиков, и оказавшись сверху, опрокидываю на спину легким толчком в плечо. — Демоны ничего не делают просто так, — довольным тоном сообщает он, когда я наклоняюсь и целую его в щетинистый подбородок. Ровное дыхание не сбивается ни на секунду, в отличие от участившегося сердечного ритма — я чувствую его кончиками пальцев, словно невзначай коснувшись чернильного узора под ребром. — И что же мой демон попросит взамен? — я тянусь к пряжке ремня. — Сама предложи, — горячие ладони ложатся на мои ягодицы. — На что ты готова? — Я буду очень, — закончив с застежкой, я медленно стаскиваю с плеча бретельку пеньюара. — Очень, — вторая спадает следом, обнажая грудь. — Очень благодарной. — И все? — в алых глазах загорается знакомый огонек. — И очень послушной, — скользнув рукой под плотную ткань, я обхватываю напрягшийся член. — И выполню любые желания моего демона. Уткнувшись носом в мою шею, Люцифер делает жадный вдох. — Так сильно хочешь книги? — от обжигающего ключицу шепота волоски на шее становятся дыбом. — Сильно, — я забываю, что собиралась дразнить — теперь он мое искушение. Нетерпеливо отогнув край пояса, я легонько сжимаю член. Хочется ощутить его жар внутри себя до дрожи во всем теле — я готова насадиться сама. — Очень сильно. С тихим смешком Люцифер обводит мои губы указательным пальцем. И явно собирается сострить, но я не даю такой возможности, сначала прихватив подушечку зубами, а потом втянув ее в рот. От посасывающего движения он нервно сглатывает, сдерживая стон, а я подаюсь вперед, чтобы направить член в себя. — Такая порочная, — Люцифер с готовностью толкается навстречу. — Моя… Он убирает руку от моих губ, и я с тихим всхлипом запрокидываю голову. — Твоя… — Вскидываю бедра в такт новому выпаду. Извиваюсь как змея, не прекращая хаотичных движений. На коже проступает пот, дыхание сбивается, но я продолжаю выстанывать: — Твоя, Люцифер. Его палец легким касанием щекочет копчик, спускаясь ниже к тугому кольцу мышц. Останавливается, словно задевает случайно… и надавливает настойчивее. Распалившись, я осознаю это, только когда он проникает в меня на целую фалангу. Черт! Я же никогда раньше… Охнув, я на мгновение замираю. — Ты обещала быть послушной, — напоминает Люцифер, не давая отстраниться. По позвоночнику пробегает озноб. — Я… буду… Нажим усиливается — внутри так плотно и туго, почти болезненно. От непривычного растяжения хочется кричать, но я боюсь пошевелиться. — Расслабься, — второй рукой Люцифер поглаживает клитор. И делает еще один толчок бедрами. — Господи… — меня трясет от тактильных ощущений. Я чувствую его везде, и каждое проникновение пробуждает во мне неуемное желание. Я осторожно опускаюсь ниже, привыкая к этой новой чрезмерной наполненности, которая пугает и заводит одновременно. Приподнявшись, я пробую снова, чуть быстрее, и, осмелев, ускоряюсь — Люцифер позволяет мне самой задавать ритм и глубину. — Боже… — Опять сквернословишь, Уокер, — хмыкнув, он затыкает мне рот поцелуем. Я с умоляющим стоном отвечаю его жарким губам. Наши языки сталкиваются, наши тела трутся от рваных движений, и я впервые чувствую, как наши энергии сливаются в одну. Я растворяюсь в его насыщенной темной силе, и от этого напора мои крылья распахиваются, а по телу проносится дрожь. Поджав немеющие пальцы, я выгибаюсь в пояснице так, что сводит позвонки. Люцифер кончает следом, и пока мы оба восстанавливаем дыхание, удерживает меня в крепком кольце рук. В приятной опустошенности я обнимаю его за плечи: — Теперь принесешь книги? — Ты выложилась не на сто процентов, — глумится он, звонко шлепнув меня по ягодицам. — Но одну, так и быть, заслужила. Вместо угрюмой морщинки на лбу появляются две хитрые — в уголках глаз — Люцифер явно вспоминает вчерашний вечер. — Расскажи, — подначиваю я, не переставая тереться о его пах. — Ведь твой отец не казнил Лилит, и значит… — Значит, не считал факт наличия ребенка важным, — алые глаза темнеют — опасный знак. — Однако он отдалил ее от себя, — не унимаюсь я. — Почему? Только из-за того, что ему она родила дочь, а не сына? Люцифер отстраняется, не ответив. — Не сердись, — я примирительно глажу его по плечу. — Это же история твоего мира. Логично, что меня интересует все, что связано с тобой. — Это не связано, — с плохо сдерживаемой злостью бросает он, поднимаясь с постели. — Подожди, — вскочив за ним, я стискиваю его талию и прижимаюсь щекой к спине. — Давай не будем ссориться. Тем более из-за того, что случилось тысячи лет назад. Массивные крылья нервно подрагивают, но Люцифер не раскрывает их, чтобы не задеть меня. — Я и не планировал, — металлические нотки в голосе выдают раздражение. — Тогда поцелуй меня. Всем видом демонстрируя, что делает одолжение, Люцифер поворачивается и едва ощутимо касается губами виска. — Лучше сюда, — я прикладываю его ладонь к своему животу. — Запрещенный прием, Уокер. По тихому смешку я понимаю, что он оттаял. — И достойный демона, — гордо добавляю я. Не отрывая взгляда, Люцифер опускается на колени и целует крошечную родинку возле пупка. Прикосновение обжигает — снаружи и изнутри. Малыш чувствует, что происходит. Это так трогательно, что я готова расплакаться от переполняющей теплоты. — Я люблю тебя, Люцифер, — я зарываюсь пальцами в его волосы. — Мы любим. И ни один цвет крыльев этого не изменит. Я готова сказать ему сотни нежных слов, но мешает свечение в вороте рубашки — глаза рогатого дьявола вспыхивают знакомым огнем. — Черт… — Он самый, — Люцифер поднимается и почти целомудренно накрывает мои губы своими. — До вечера. — А вот ладони позволяют больше наглости, по-хозяйски сжимая ягодицы. — Готовься просить новые книги. Шлепком по плечу я отгоняю его к двери. Активировав защитные печати, Люцифер скрывается в коридоре, а я в задумчивости плюхаюсь на матрас. Чем же себя занять? Несмотря на свободное время — которого у меня теперь в избытке — я ни на дюйм не продвинулась в попытке распутать клубок адских тайн, даже «Темные хроники Начал» не помогли. Накинув пеньюар, я с ленцой прохаживаюсь из угла в угол. Остатки фрески за зеркалом притягивают взгляд. Я несколько раз прикасалась к ней, но так и не узнала ничего нового, и все же рисунок манит. — Что ты скрываешь? — приблизившись к столику, я со скрипом отодвигаю его от стены. Затертый узор едва проступает сквозь крошку отделки. Контур фигуры Лилит местами и вовсе не различить, но четкий завиток в углу — инициалы художника — практически не пострадал от рук строителей. Присев на корточки, я провожу по нему ладонью, и в уши неожиданно врывается знакомый голос: — Сколько еще ты будешь ретушировать мой плащ? Обернувшись, я вижу Лилит, позирующую у стены напротив. На ней те самые доспехи с фрески, тот же меч в руках, а на лице привычное выражение превосходства. — Я закончил, командующая, — последний раз мазнув по рисунку, художник откладывает кисть. — Позволите удалиться? Оценив работу, Лилит сдержанно кивает: — Сгодится. Мой слуга принесет тебе оставшуюся часть оплаты. — Благодарю, — поклонившись, художник исчезает за дверью. Покачав головой и хрустнув позвонками, Лилит тяжело вздыхает. Затем достает из-за пояса перчатки, бросает их на столик — не такой, как сейчас, более низкий и с практичной отделкой. Неспешно отстегивает плащ и вешает в шкаф — тот тоже другой и стоит в другом месте. Вся обстановка спальни отличается, в ней проще убранство, нет вычурного блеска стен. Выходит, до Луцианы комната принадлежала Лилит. Устало опустившись на кровать, она прикрывает глаза и не слышит скрипа двери. Я и сама его не замечаю, пока перед глазами не возникает тень. — Ты? — ахает Лилит, почувствовав чужое присутствие. — Я пришел с миром, — мужчина кладет у изголовья лавровую ветвь и белый плат, расшитый серебром. Я не вижу лица, но этого и не нужно — я узнаю голос. Тот самый голос! — Забери свои дары, Михаил, — поднявшись с кровати, Лилит обхватывает себя ладонями. В комнате тепло, но по коже все равно пробегает морозец. Не может быть! Я упрямо всматриваюсь в силуэт, сравнивая детали. Узор на перчатках, белесая дымка вместо крыльев — сомнений быть не может, это он. Виновный в смерти летописца. Святый Боже… твой архангел, твоя длань… убийца! — Молю тебя, — Михаил разворачивает Лилит к себе, и та не противится. — Используй последнее покаяние и вернись. Тебе здесь не место. Лилит молчит. — Ты же любила меня… — А ты не любил никого, кроме себя, — в запале она толкает Михаила в грудь. — Гордыня — твой грех. Ты должен был пасть вместе с нами. Но предпочел смолчать, чтобы сохранить место подле Творца! — Лилит… — в охрипшем голосе боль, но я ему не верю. — Уходи, — она всовывает подарки ему в руки. — Я выбрала Самаэля. Михаил стискивает ветвь в кулаке, так, что осыпаются листья: — Я превращу вашу жизнь в ад! — Опоздал! — надменные губы кривит нервная гримаса. — Мы уже в аду! А ты проваливай на небеса! От хлопка двери мы вздрагиваем синхронно. Лилит обессиленно прислоняется к ней спиной и прижимает ладони к животу: — Не злись, Маль. Это единственное верное решение.