Глаза обращенные к тьме

Проснувшись в своей постели, она сначала подумала, что всё это было просто сном, жестокой игрой воображения, но увидев матушку в том самом выходном туалете, спавшую в кресле подле неё, и до боли знакомый чемоданчик местного доктора. К ужасу поняла, что это всё было по-настоящему. Её затрясло. Сердце с силой забилось о грудную клетку, словно птица, которая жаждала любой ценой обрести свободу. «Папочка.» Резко откинув одеяло, она вскочила, но ноги обессилили, и девушка с оглушительным грохотом упала. Агния Петровна тут же проснулась и подскочила к дочери. — Зачем же ты так резко вскочила, милая моя, — осторожно поднимая её, сказала она. — Папенька, что с ним? — едва сдерживая слезы, спросила Лиза. — Всё в полном порядке, он тоже спит. Врач сказал, что с вами обоими, слава Богу, всё хорошо, — усаживая дочь на кровать, нежно заправила еë прядь волос за ухо. — Я так испугалась за папеньку, слов нет, — тёплая капля упала на руку Агнии Петровны. — А я-то как испугалась, солнце моё! Вообрази себе, прибегает Ерофей Павлович Лебедев, генерал, на минуточку! Без убора, волосы в разные стороны торчат, глаза круглые, испуганные. У меня так сердце и опустилось. Мы накинулись на него, мол, что такое, да что случилось, а он хрипло так начинает кричать: «Врача! Врача!». Все засуетились, забегали, сразу вниз, сломя голову, себя не помня. — Агния Петровна! Душа моя! – послышался голос Митрофона Григорьевича. — Слава богу! Вот сейчас он сам тебе всё и расскажет. Это, право слово, сюжет для целого романа! – вскочив, сказала она и уже в дверях продолжила. — Чай будем пить у отца в кабинете минут через пять, там всё и обсудите! Желающих послушать масса! Лиза, оставшись одна в комнате, устало опустилась на подушку. Одна. Слезы покатились по щекам. Если подумать, она так давно не давала волю чувствам. Потому, наверное, они были жгучие и никак не желали прекращаться. Как долго девушка запрещала себе плакать, уговаривая себя быть сильной, как долго закрывала своё сердце, «оставляя рассудок холодным». Как она, оказывается, от этого устала. Несколько минут Лиза давала слезам спокойно катиться по щекам, пока они сами собой не иссякли, словно горный ручей знойным летом. С босыми ногами она пошла в ванную, где её ждала уже остывшая вода, но сейчас она оказалась как нельзя кстати, следовало взбодриться, ни к чему волновать родителей слезами, что льются попусту. Хорошенько умывшись, она с силой хлопнула себя по щекам. «Довольно, Лиза!» Она внимательно осмотрела своё отражение в зеркале: припухлость глаз почти сошла на нет благодаря столь радикальным методам девушки, к белому лицу прилила краска, бледные губы также пришлось изрядно потереть — так-то лучше. Но что же это?... «Где мой кулон?» Лиза кинулась обратно в комнату, пристальным взглядом осмотрела кровать и прикроватный столик, проверила кресло, в котором спала матушка, подняла каждую бумагу на столе, обшарила всё под ним. От резких движений у девушки темнело в глазах, на что та старалась не обращать внимания. Выпрямившись, она встала в центре комнаты и растерянно вертела головой. — Какое жуткое невезение! – раздосадовано выдохнула она. — Солнце моё, мы все смиренно ждём одну тебя! — послышался голос отца. — Уже бегу! — с этими поисками Лиза почти забыла о встрече в кабинете. Накинув домашний халат, быстрым движением заколола волосы золоченой шпилькой, на ходу сунула ноги в домашние туфельки и, уверенно преодолев коридор, вошла в отцовский кабинет. Он был не такой большой и не такой роскошный как в их городском доме, но, как девушке казалось, более уютный. Широкий дубовый шкаф с тысячами ящиков, на высоких и толстых ножках стоял у окна, бумаги на нём были аккуратно разложены по стопкам, которые, в свою очередь, были пронумерованны. По левую руку от него стояла софа, на которой Митрофан Григорьевич любил почитать утреннюю газету или послушать, как в другой стороне коридора Лизонька занимается пением. Около двери стоял второй диванчик с кофейным столиком и там же ещё одно кресло — «место переговоров», так называл его отец. За спинами вдоль правой стены растянулся шкаф с неимоверным количеством папок и форм: от нашего хозяйства до городских дел, в которых отец помогал губернатору. Как можно было понять, Митрофан Григорьевич был человеком аккуратным, если не сказать педантичным. Войдя в дверь, девушка чуть не налетела на неловко толпящихся у входа Арину и Илью Сергеевича, нашего садовника, который крайне сконфуженно мял свою широкополую шляпу в руках. В кресле за столом сидел Ерофей Павлович, матушка сидела подле отца на софе, рядом со столом. — Лизонька, душенька моя, неизмеримо счастлив видеть тебя в здравии! — Ерофей Павлович живо поднялся, по-отцовски обнял девушку, после чего сел обратно. — Наконец-то, моя дорогая! Очень тебя прошу, повлияй на эти столь несговорчивые личности, — отец возмущенно мотал головой. Лиза сразу поняла в чëм дело. Арина и Илья Сергеевич — слуги семьи, и не должны столь открыто участвовать в семейных собраниях, но, по-видимому, сегодня отец решил иначе. — Милая Арина, заклинаю, не противься, полагаю папенька ненадолго задержит вас, — девушка заглянула нянечке в глаза, взяла под одну руку её, под другую Илью Сергеевича и усадила обоих на «место переговоров». — Право, неудобствено, да и дела стынут! – словно курочка наседка запротестовала Арина. — Да что вы, полно, а я бы и в дверях постоял, ничего со мной не будет! — начал было садовник. — Арина, Илья Сергеевич! — покачала головой девушка и села подле родителей. — Теперь, когда мы все собрались, можно начать! Все находящиеся здесь были в крайней степени обеспокоены произошедшими вчера событиями, потому я решил посвятить вас в подробности, в надежде, что они не покинут стены этого кабинета, — он сел поудобнее, Агния Петровна взяла его за руку. — Итак, вчера, когда моя душа натурально готова была покинуть это бренное тело, казалось, я видел бешено горящие глаза (на этом моменте он задержал взгляд на Илье Сергеевиче) этого скакуна, перед нами, словно из-под земли, возник человек. Вокруг стояла пыль, доносились крики Евгения, Ерофея, чьи-то ещё. Я смог приоткрыть глаза, только когда столб пыли несколько осел. Евгений, если бы был здесь, не дал мне соврать — между нами с Лизой и разъяренным скакуном стоял сэр Уолтер Ливаини. Все, кроме Ерофея Павловича, ахнули, тот лишь кивнул. Лизе показалось, что она сейчас снова лишиться чувств, с силой сжав кулаки, она постаралась не терять самообладания. «Он спас нам жизнь…» — И можете себе вообразить, он стоял лицом к морде с этим бешенным животным, хотя за спиной у него была лишь трость. Несколько секунд, которые для меня тянулись будто вечность, они сверлили друг друга глазами, а горячее дыхание норовило сбить меня, едва стоящего, с ног. После чего сэр Уолтер, вы не поверите, поднял руку и легонько оттолкнул морду лошади. Та сделала несколько неуверенных шагов назад, обойдя рытвины, которые оставила в песке, после чего её уже поймали люди. У меня на руках была Лиза, я, право, испугался, как бы тебя, моя милая, не хватил настоящий удар. Подбежал Евгений, Ерофей Павлович уже во всю прыть бежал наверх в поисках доктора. Тут сэр Уолтер поворачивается наконец ко мне и начинает извиняться, человек, который только что спас жизнь мне и моей дочери, просит у меня прощения. Уму не постижимо! Вот только тогда я не мог думать ни о чём, кроме как о спасении Лизоньки. Евгений хотел было помочь мне приподнять тебя, но тут князь подхватил тебя и направился вслед за Ерофеем, да так, что мы с Евгением едва поспевали следом. «Боже мой… Какой позор...» Лиза была готова завыть от отчаяния. Наверху он незаметно, благодаря тому, что все собрались вокруг Ерофея, проскочил в служебное помещение, куда после прибежал и местный врач. Пока он осматривал тебя, сэр Уолтер рассказал, что это его жеребец, потому, как он сказал, чувствует огромную вину перед нами. Так он оставался с нами до последнего, пока не убедился, что с тобой всё в порядке, и лично не посадил нас в карету. В кабинете повисла тишина. — Ну и история… Теперь я могу идти работать? – неуверенно нарушив её, спросила Арина. — Арина! Ступай себе с Богом! — отмахнулась Агния Петровна. Откуда-то снизу послышался колокольчик. Илья Сергеевич хотел было тоже удалиться, но Митрофан Григорьевич жестом велел ему подождать. — Иду, уже иду! — выбегая из кабинета, крикнула Арина. — По истине удивительная история спасения! Вот только что могло найти на породистого скакуна, который с рождения приучен к людям? – спросил Ерофей Петрович. — Милая моя, это уже отнюдь не женские разговоры, если ты отдохнула, не самое ли время немного помузицировать? — встрепенулась маменька. — Самое что ни на есть, маменька! – с трудом разжав пальцы, сказала Лиза. – Придётся оставить вас, судари, приятной беседы. Медленно закрывая дверь, девушка краем уха услышала обрывок фразы: — Ерофей Петрович, помниться, ты говорил мне про горящие красные глаза и… Тяжелая дверь плотно закрылась. Подняв голову, она увидела, как маменька быстрым шагом направляется к комнате с домашним фортепиано. «Значит, мне следует забыться, музыка — верный способ» Следующие несколько часов пролетели незаметно, девушка играла, матушка пела, потом Лизонька играла и пела. Её мысли оставались при ней, в этой самой комнате, в музыке, в песне. Позанимавшись чуть меньше обычного, Агния Петровна отпустила девушку, у неё самой были дела по хозяйству, которые она, увы, не могла отложить. Лиза, оказавшись предоставленой самой себе, вернулась в комнату. Тут царил сущий беспорядок, в особенности на столе. Стоило наконец привести записи в порядок, а то того гляди матушка воплотит в жизнь угрозы «взяться самой за этот бардак». Она начала с прикроватной тумбочки, под кроватью, под столом, возле шкафа и внутри, нашла пару листов даже в ванной, со всей этой кипой девушка замерла у стола. На многочисленных бумагах, развернутых книгах, перьях и печатках, словно вишенка на торте лежал аккуратно свернутый конвертик не больше мизинца. Лиза завертела головой, пусто и тихо. Она осторожно взяла его в руки и развернула. Внутри лежал её кулон на подушке из нежно фиолетовых цветов гиацинта. «Извинения?» Девушка подняла его, аметист, словно заговорчески, подмигнул ей, она опустила взгляд на листок, под цветами виднелась какая-то надпись, выведенная каллиграфическим витиеватым подчерком, смахнув бутоны, она прочитала: «Надеюсь, вы не забыли о своём приглашении?» Её рука обессиленно опустилась, если бы только кто-то подсказал ей, что чувствовать. В дверь громко постучали, что заставило Лизу подпрыгнуть от неожиданности. — Моя дорогая, Вас, право, не дозваться, — в дверном проёме стояла Арина. — Кто передал записку, Арина? — тихим голосом спросила девушка. — Записку? Ах, записку! Абсолютно ужасающего вида слуга, положа руку на сердце, точно такой, как мне бабка рассказывала – живой мертвец, ни дать ни взять. А глазюки такие! Свят, свят, свят. Боюсь, как бы они мне грешным делом во снах видеться не начали, упаси Боже! — женщина горячо закрестилась. — Больше он ничего не сказал? — не поворачиваясь, спросила Лиза. — Да он и по русский то ни бельмеса не говорит. Что-то пролепетал на своём тарабарском, сунул в руку, как-то неприятно хмыкнул и ускакал, не поклонившись. Ишь какой, — девушка молчала. — Я пришла сказать, что батюшка Ваш распорядился обед подать на веранде, он вскоре будет готов. Девушка кивнула, но, когда Арина начала уходить, остановила её. — Арина, будь добра, распорядись, чтобы мне подыскали хорошего учителя, и как можно скорее. Кажется, мне следует овладеть новым языком. — Как прикажете, моя милая… Но разве английского, французского, немецкого и норвежского, или как там его, Вам решительно недостаточно? — вскинув брови, спросила женщина. — Для общего развития. И, Арина, никому не говори, для каких целей мне учитель. — Почему же? — ещё пуще прежнего удивилась Арина, уперев руки в бока. Девушка совсем забылась в своих мыслях, кажется, Арина начинает понимать, что та ей что-то недоговаривает. — Просто хочу сделать сюрприз родителям, представь: меня просят исполнить песню, у всех уже в горле стоят эти модные романтические песенки, и тут, словно глоток свежего воздуха, новая мелодия, необычные слова, — Лиза в вальсе закружилась по комнате, обворожительно улыбаясь няне. Заразительная улыбка девушки моментально отразилась на лице женщины. — Ладно, моя милая, Вы в праве поделиться со мной, когда посчитаете нужным, — от неё невозможно было что-либо скрыть, за столько лет службы она научилась видеть людей насквозь, особенно свою подопечную. – Вас не затруднит позвать своего отца к обеду? Получив утвердительный ответ, она удалилась. С помощью служанки девушка быстро собралась к обеду. Легкое кружевное летнее платье с облаками рукавов, простое кружево — работа девушки, атласные кремовые ленты терялись в золотом водопаде волос. Выйдя в коридор, девушка увидела слабый свет в кабинете отца и направилась туда. Митрофан Григорьевич сидел за своим широким столом, опустив голову на руку, и что-то в задумчивости писал в тусклом свете свечи. Прикрыв дверь, дочь подошла, опустилась на край ручки его кресла, руками приобняв за плечи. Его записи пестрели цифрами, чертежами зданий, количеством скота и зерна, бесконечные столбики имён крестьян. Он слабо улыбнулся. — Папенька, вы, право, заработались сегодня, неужели нельзя отложить некоторые дела до завтра? – наклонив голову, спросила Лиза. — Я почти закончил, моя дорогая, к сожалению, некоторые дела требовали скорейшего моего вмешательства, — девушка увидела несколько концертов по правую руку отца с семейной печатью на сургуче. — Арина сказала, что ты попросил подать обед на веранде, весьма удачная идея, — он лишь кивнул. Дочери очень не хотелось отвлекать его от работы, но сказать следовало сейчас. — Отец, помнишь наш недавний разговор в библиотеке? – немного замедлившись в письме, тот снова кивнул. – Так вот… Мне кажется, тебе следует начать готовиться к приёму. Митрофан Григорьевич повернулся к дочери. Танцующее пламя играло на его лице, мудрые серые глаза изучали лицо Лизы. — Ты в этом совершенно убеждена? — осторожно спросил он. — К сожалению, сомневаться не приходиться, — попыталась улыбнуться девушка. — Солнце моё, мы вполне можем отказать в приёме, уехать в деревню или ненадолго вернуться в город, — отец дотронулся до щеки дочери. Лиза с ужасом представила сборы, беготню и неудобства, которые придётся пережить всем, включая слуг, кучера, кухарок, садовника и горничную. — В этом, право, нет никакой необходимости. Нам следует поблагодарить его за спасение, — накрывая его руку своей, ответила дочь. — Моя девочка, ты такая мудрая! — снизу донёсся колокольчик. — Митроша! Лизонька! Сколько можно вас ждать! — крикнула Агния Петровна. — Кажется, матушка начинает гневаться, нам лучше поспешить! — он поцеловал её в лоб. Девушка улыбнулась и встала. Дописав последнее предложение, отец встал следом. Зайдя на веранду, они зачарованно остановились. Всё вокруг купалось в вишневых лучах заката, огромный солнечный диск медленно опускался за кроны деревьев. Уютно горели свечи, свет которых играл в бокалах и отполированных до блеска приборах, легонько колыхались невесомые шторы, из сада доносился медовый аромат вечерних цветов. На столе стояла высокая ваза со свежим букетом из сада, девушка знала, что мама сама составила композицию из белых лилий, цветущего мирта и веточек эвкалипта. — Невероятно красиво! — выдохнув, сказала девушка. — Думаю, нам стоит почаще собираться тут, покуда погода позволяет, — тоже завороженная закатом прошептала Агния Петровна. Ухоженный сад утопал в зелени, подстриженные лужайки, цветочные поляны с красочными брызгами цветов, увитая плющами и белыми цветами поодаль выглядывала беседка. Этот обед был по-настоящему домашним, они сидели только втроём, оказывается, Ерофей Павлович и садовник, обсудив дела, уехали восвояси. Семейство Р. неспешно наслаждалось едой, обсуждали какие-то пустяковые темы и планы на ближайшее будущее. За приятной беседой, к которой позднее присоединилась и Арина, обед плавно перетёк в ужин. Покончив с едой и разговорами, они отправились спать, но уже будучи в дверях, Агния Петровна окликнула девушку. — Лизонька, завтра ни свет ни заря мне придется сопровождать отца на рынке, ты уже знаешь, что мы готовимся дать приём? — улыбаясь, спросила она. — Да, папенька поставил меня в известность. «И когда только он успел её порадовать?» — Сможешь сменить цветы в вазах? К завтрашнему приёму хочу, чтоб они все были свежими. — Конечно, матушка. — Даже в библиотеке, милая, — уже заходя в комнату, напомнила она. — Помню, мамочка, покойной ночи, — закрывая дверь, сказала девушка. «Завтра планируется невероятно сложный день». *** Девушка проснулась с первыми лучами солнца. Сев на кровати, она осознала, что сердце шумно, быстро бьётся в груди. Большого труда ей стоило дождаться Арину с девочкой-служанкой. Матушка позаботилась о её туалете, и когда только успела? Из закромов, казалось, бездонного гардероба Арина извлекла платье нежно фиалкового цветами со спущенными плечами, окаймлёнными простенькими вышивками и скромным количеством бисера. Плечи следовало прикрыть струящейся шёлковой шалью, несколько темнее платья. Вновь ненавистный корсет, к счастью, сегодня можно было обойтись без крайностей, это всё же домашний приём, в сторону отошёл и ненавистный кринолин, достаточно было пышного подъюбника. Подобрав волосы наверху, запустив пару белоснежных атласных лент, ниточку жемчуга и тонкую сливовую кайму – приготовление были окончены. К слову, всё время, пока служанки возились с туалетом Лизы, сама же девушка пыталась предугадать возможные развития сегодняшних бесед. Те несколько встреч, где они с князем пересекались, и пара историй, которые доходили до её ушей, помогли сложить ей некое впечатление о князе Уолтере Ливаини. Из чего она пришла к выводу, что ей лучше молчать. Равнодушно оглядев себя в зеркале, она спешно спустилась по лестнице и быстрым шагом направилась в сад. — Илья Сергеевич! — крикнула девушка. — Да, розочка моя, я тут, — из-за кустов выглянула лишь говорящая шляпа, спустя пару минут показался и сам садовник. — А я Вас уже заждался, прелестное платье, Вам очень к лицу. — Поможете мне с цветами? Следовало бы самой это сделать, но маменька настояла на непременно свежих букетах, — улыбнувшись, сказала девушка. — Я буду счастлив помочь Вам. Они углубились в сад, красочность которого всегда завораживала, а ароматы пьянили. — Великолепнее нашего сада — Ваша заслуга. Здесь я по-настоящему отдыхаю душой, — вдыхая сладкие запахи, сказала Лиза. — Полно Вам… — садовник несколько покраснел. – Вы уже успели выбрать цветы? — Да, думаю, стоит срезать довольно много белых бегоний, несколько веточек вереска, может быть несколько ирисов, листья папоротника для украшения, и пусть будет ромашка, — девушка летящей походкой ходила за садовником, пока тот срезал один цветок за другим. — Идите в дом, я пока подрежу стволы, да стрясу муравьев, могу ли оставить букеты на веранде? Боюсь, Арина не обрадуется следам моих сапог где-то в зале дома, тем более в такой день. — Разумеется, Илья Сергеевич! Спасибо Вам огромное, — сказала девушка, удаляясь в дом. Она не успела собрать все вазы в доме, когда цветы уже лежали пышным благоухающим облаком на веранде. Когда-то давно девушка ходила на собрание юных дам, где тех учили манерам, этикету, а также посвящали в различные «утончённые» и «увлекательные» занятия, несмотря на чопорность и неимоверную нудность, Лиза открыла для себя занятие по душе. Составление букетов, сочетание цветов и трав, ветвей деревьев и кустов. Оказалось, что цветами можно говорить, что девушка сейчас и делала. Она составила цветы, выказывая в них искреннюю благодарность за защиту, надежду на мирные взаимоотношения, но предостережение от ложных надежд. Окинув взглядом готовые вазы, Лиза осталась более чем довольна собой, но постойте… Одной не хватает, она снова забыла про вазу в библиотеке, несмотря на матушкины напоминания. Собрав цветы, накинув шаль, она направилась туда. На сердце у девушки было очень спокойно, красота цветов успокаивала её, аромат пленил душу, поднимал настроение. Заходя в дверь библиотеки, она вполголоса запела простенькую песенку о любви, которую когда-то в детстве пела ей матушка, пока они гостили у друзей в Париже. (Предлагаю включить Carla Bruni — quelqu'un m'a dit lyrics) Поставив вазу на стол возле окна, она принялась за работу. Нежные руки Лизы перебирали свежие цветы, уверенно отрывая не подходящие листья или бутоны, выстраивая идеальную гармонию в цветочной композиции. В какой-то момент сердце её настолько наполнила музыка, что она не заметила, как перестала сдерживаться. Плавно двигая руками, она, танцуя, вставляла стебель за стеблем, лишь изредка отходя, дабы посмотреть на вазу под другим углом. Так, стремительно возвращаясь к столу, не успела вовремя заметить, как легкая шаль упала с белых плеч девушки. Обернувшись поднять её, Елизавета вздрогнула, песня оборвалась. — А соловей всё о любви поёт, — изящным движением подняв шаль, мужчина протянул её испуганной девушке. Перед ней на расстоянии в полкогтя стоял сэр Уолтер Ливаини. Чёрный фрак оттенял несколько нездоровую белую кожу, блестели серебром пуговицы, под ним жилет цвета индиго с играющей серебром вышивкой, белоснежный шарф с изящной вышивкой, заколотый аметистовой брошью. Светлые штаны были словно только что выглажены, а туфли начищены. — Вы напугали меня, — пролепетала девушка, сделав осторожный шаг назад, дабы не смотреть на него снизу вверх. «Почему я не слышала колокольчик? Где Арина, почему пустила его сюда, не поставив в известность меня?» — Ваша служанка попросила меня подождать в зале, но я никак не мог отказать себе в удовольствии ещё раз услышать Ваше пение, — его глаза сверкали зелеными огоньками из-под полуоткрытых век. Небрежным движением опустив шаль на руку девушки, он окинул взглядом книжные полки, ломившиеся от рукописей разной толщины и ценности. — Значит, это Ваша хвалëная библиотека? И чем же она сможет удивить меня? — князь кинул на неё насмешливый взгляд, который лучше любой пощечины привёл девушку в чувства. — Это будет зависеть непосредственно от Ваших интересов, — накидывая шаль, холодно ответила Елизавета. — Мои интересы весьма обширны. — Тогда, быть может, Вам стоит начать со словаря или атласа? Холодным взглядом он осмотрел девушку с ног до головы, медленно, словно та была ничтожной бактерией под мощными стёклами микроскопа. Елизавета выдохнула. — Я Вам безмерно благодарна за… То, что Вы сделали на ипподроме. — Я вижу, — хмыкнул князь. Повисла напряжённая тишина, он медленно подошёл к вазе и принялся задумчиво её рассматривать. Елизавета, подойдя к двери, хотела было уйти, но негоже было оставлять гостя, да и искать по всему дома Арину совершенно не хотелось. — Позвольте узнать, сэр Уолтер, что стало со скакуном после этого? — дабы развеять её, спросила Елизавета. — Рулер отправился на скотобойню, — спокойно произнес князь. «Жестокий». — Или дальновидный? — Простите? — Поймите меня правильно, лучше отдать на скотобойню одного жеребца, чем лишиться всего табуна из-за бешенства и собственной мягкосердечности. Не считаете? «Мне показалось, он ответил мне, но я однозначно не произносила этого вслух. Как будто читает мои мысли. Стоит проверить. Заносчивый. Невыносимый. Сноб». — Елизавета? Витаете в облаках? Что ж, для юных дам это вполне свойственно, — его хитрая улыбка оголила удивительно острые зубы. «Это просто смешно, Елизавета… Читает мысли, подумать только.» — Для молодых мужчин свойственно чрезмерно превозносить собственное эго. — Не думаете, что не стоит столь грубо обобщать? — А вы? Сощурив глаза, он пристально посмотрел на Елизавету сверху вниз, ему явно нравилось чувствовать собственное превосходство. Но, к его удивлению, девушка стояла с прямой спиной и открыто смотрела в его малахитовые глаза. — А вы… Любопытный экспонат, Елизавета Митрофанова. — Вот только мы не в музее, — сказала она, мотнув головой. Сэр Уолтер вдруг рассмеялся, смех у него оказался неожиданно приятным, такой низкий и чистый… — П… Позвольте, что смешного я сказала? — Елизавета хотела злиться, хотела возмутиться, но почему-то не могла. Его смех оборвался также внезапно, как и начался. Дверь позади девушки открылась, в проёме показалась краснощёкая Арина. — Душа моя, беда, оставила дорогого гостя в зале, теперь там только его этот… Слуга, а он, как я поняла, ни сном ни духом, — женщина тяжело дышала, её широкая грудь так и ходила ходуном. — Право слово, Арина, не стоит беспокойств, ведь он… — Бесконечно извиняюсь, позволил себе вольность несколько пройтись. – сказал князь, проходя вдоль лестницы, ведущей на второй этаж. «Он вышел через другую дверь? Но зачем?» – Добрый день, миледи! – он приложил руку к сердцу и поклонился. — Добрый день, князь! — несколько растерянно, сделав реверанс, ответила девушка. Быстро приближался звук колокольчиков за окном. Поднеся руку к груди, Арина шумно выдохнула, семейству Розовых не так часто приходилось принимать гостей в своей загородной усадьбе, по большей части приёмы проводились в городе, где прислуга более... Подготовленная. Потому по бедной Арине было видно, как она старалась быть учтивой, собранной и внимательной. — Хозяйка, Ваши родители уже подъезжают, Вам с дорогим гостем следует пройти на веранду, дабы дождаться их, — такое обращение к Елизавете было настолько формальным, что рассмешило девушку. — Хорошо, спасибо, Арина! — кивнув головой, в попытке скрыть смешок сказала девушка. — Я сейчас же распоряжусь, чтобы Вам, сэр, подали напиток, он скрасит ожидание, — Арина присела настолько, насколько позволяли её колени, получилось не очень низко. — Не стоит об этом беспокоится. Занимайтесь приготовлениями, думаю, Елизавета Митрофанна скрасит моё ожидание, - он элегантно поклонился, хитро улыбнувшись уголком губ. Лицо девушки помрачнело, она была убеждена, что разговор с князем лишит её покоя, и хоть они и находились в доме с проверенной прислугой, что исключало опасность быть скомпрометированной, не стоило расслабляться и терять контроль над своими речами. — Ох, тогда Вы можете пока остановится в гостиной, где Лизонь-, кхм, Елизавета, сможет порадовать Вас игрой на фортепиано, — учтиво улыбнувшись, женщина быстро подмигнула девушке, после чего двинулась в направлении гостиной. Войдя в просторную комнату, она привычным движением села на стул возле сверкающего инструмента. Волнения не было, вернее было, но оно никак не относилось к её музыкальным способностям. Изначально девушка хотела сыграть новый ноктюрн Глинки — «Разлука», но он был достаточно коротким, а прерваться на разговоры было достаточно опасно, тогда ей в голову пришла мысль исполнить «Вальс-фантазию» Князь стоял вполоборота у окна. Легкая тень от тюля скользила по его лицу, выбившиеся из прически пряди развивались на легком ветру. Елизавета прекрасно помнила композицию, потому могла спокойно рассмотреть лицо князя, пока тот, вероятно, смотрит, как слуги накрывают столы на веранде. Его спокойные холодные глаза, как всегда, были слегка прикрыты, словно он не хотел утруждать себя, постоянно держа веки открытыми. «Всё-таки какой странный субъект. Никак не могу понять, что у него на уме. Его явно не интересует отец с его связями, если хотя бы часть разговоров правдива, то отцовские возможности далеки от того, что может заинтересовать такого человека… И всё-таки его глаза…» Князь резко повернулся и устремил пронизывающий взгляд на Елизавету. Отводить взгляд сейчас было ребячеством, потому она, сама не отдавая отчёт, улыбнулась ему, слегка наклонив голову. После чего невозмутимо продолжила играть. Князь едва заметно вздрогнул. — Ce naiba? (Какого черта?), — одними губами прошептал он. Когда мелодия уже подходила к концу, князь, обернувшись, посмотрел на дверь, которая через долю секунды открылась, и в комнату вошли родители девушки. Облегченно вздохнув, Елизавета закончила играть. — Дорогой Уолтер! Покорнейше прошу прощения за задержку! Наш сегодняшний приём никак не мог состояться без кое-каких деталей, — мужчины крепко обнялись, похлопывая друг друга по спине. «И когда только они стали столь близкими друзьями?» — удивлённо подумала девушка. — Пустое! Уверяю вас, не стоило так утруждаться. Я, право, и не рассчитывал на такой приём, меня бы устроило простое чаепитие, — лицо князя расплылось в улыбке, однако, не смотря на эти слова, ему было приятно внимание к своей персоне. — Ну всё, мальчики, хватит любезностей! Все к столу, — из-за спины Митрофана Григорьевича появилась Агния Петровна с белой коробкой в руках. Быстро поклонившись князю, она уверенными шагами направилась к столам, остальные последовали её примеру. На веранде всё было готово. Подсвечники с жёлтыми и белыми свечами блестели в мягких лучах солнца, которое уже начинало клониться к закату. Белоснежная скатерть с искусной вышивкой — мамино приданное, сверкающий новенький сервиз, столовое серебро и вкуснейшие блюда из продуктов с собственной фермы. И это ещё не всё! — Не может быть! — слегка удивленно воскликнул князь. — Неужели это урдэ и мамалыга? — Да, князь, нам очень повезло, что у нашей Арины матушка болгарка, готовила она по памяти, так что не судите строго. Уж очень нам хотелось порадовать вас, — улыбнулась Агния Петровна, пока её муж помогал ей сесть. Князь кивнул и бросил быстрый взгляд на Елизавету, которая уже самостоятельно заняла своё место и со вздохом опустился на место возле неё. — Вы никогда не позволяете за собой ухаживать? — тихо спросил князь. — А вы способны на ухаживания? — приподняв бровь, также тихо спросила девушка. — Veți vedea (Увидите), — едва различимо ответил он. Вечер протекал легко и непринуждённо. Интересные разговоры, звон бокалов, прекрасные блюда, которые оценил даже сэр Уолтер, быть может, он просто не хотел обижать радушных хозяев, кто знает. Лиловый закат заполнил веранду, разговоры сами собой на время затихли, все любовались, как зелень купается в розовом, а на небе словно горят янтарно-алые пожары. Митрофан Петрович достал из-за пазухи сверкающий портсигар — не было сомнений, сегодня там только лучшие папиросы. «Должно быть, отцу очень приятен князь». — Угоститесь, Уолтер? — С радостью, но предлагаю выйти, полагаю, дамам не будет приятен столь крепкий запах. Митрофан Петрович довольно кивнул, и они месте вышли в сад. — Какой галантный, прекрасные манеры! — лепетала матушка, помогая Арине убирать пустые тарелки. Елизавета задумчиво смотрела в окно, где блуждало два горящих уголька папирос. Когда мужчины вернулись, солнце зашло, и с улицы потянуло холодом, все перебрались в гостиную, уютно устроившись на диванах. В дверях появилась Арина и вопросительно посмотрела на Агнию Петровну, всем видом спрашивая: «Ну что, ещё не пора?» — Ах, точно! Самое время пить чай, не правда ли? — спохватилась она. Арина принесла чайные пары, те, которые так любила Елизавета, — тонкий фарфор с нежными бутонами пионов и золотой окантовкой. — Сэр Уолтер! Хотелось бы сказать, мы очень рады, что такой человек, как вы, посетил наш дом! И нам, в свою очередь, очень хотелось бы порадовать Вас! — начала Агния Петровна. Тут вошла Арина с широкой тарелкой, на которой красовался шоколадный торт. — Я очень тронут, право слово! — начал было говорит князь, но взгляд его упал на торт. — Быть не может… Это же жоффр. — Я так счастлива, что вы его сразу узнали. У нас в городке только одна женщина про него знает, мы из-за того и задержались, что ждали, пока она его выпечет, — матушка была на седьмом небе от счастья и уже переключилась на Митрофана Григорьевича. Елизавета обернулась на князя, тот вдруг сделался задумчивым. — Сэр Уолтер, что-то случилось? — неожиданно для себя поинтересовалась девушка. — Этот торт любила делать моя дорогая мама… Пока… — задумчиво начал было князь. — Пока что? Уолтер Ливаини, резко повернувшись, взглянул ей в лицо обжигающе холодом взгляд, потом он резко мотнул головой, нахмурив нос, словно пытался выбросить что-то из головы. — Не важно, — сухо ответил он. «Видно, что ему больно. Кто тебя только за язык тянул». — Простите меня, — тихо сказала она, но князь уже говорил с Митрофаном о будущем сотрудничестве. Разговоры продолжались до поздней ночи. О чём говорили? Обо всём. О далеких странах, в которых хотелось бы побывать каждому, о тканях, о породистых лошадях, о цветах и театре, о Румынии, конечно же, — сэр Уолтер впервые так много говорил о родине, как тогда отметил Митрофан Григорьевич, который в последнее время его сопровождал. Раздался стук в дверь. — Да, что такое? — слегка повернувшись, спросила Агния. А дверях появилось знакомое серое лицо с пугающей полуулыбкой и жутким взглядом. Он едва заметено поклонился и обратился к князю: — Tebuie să mergem domnule (Нам уже пора, сэр). — Bine, haide (Хорошо, ступай). Слуга было начал уходить, но князь остановил его один движением руки. — Nu uitați de acordurile lui, Yanko (Не забывай о приличиях, Янко), — ледяным тоном сказал князь. — Изцвияйте, дамы, сэр, — приложив руку к груди, он глубоко поклонился. Однако, когда он уходил, Елизавета увидела, как взгляд его горел презрением. «Кого он так ненавидит? Или боиться? Князя?» — Право, очень не хотелось прощаться, но мне действительно уже пора. Елизавета вскочила с дивана и быстро выбежала из гостиной. — Дорогая, что такое? — послышался голос отца за спиной. — Секундочку, — крикнула девушка на бегу. Оказавшись в библиотеке, она принялась быстро скользить глазами по полкам с тяжелыми книгами, газетами, вырезками, не прошитыми печатным изданиям. «Не хватало бы ещё, чтоб он забыл то, зачем приезжал. Ещё одного визита я не вынесу. Хотя, всё прошло довольно хорошо… Лиза, соберись!» На ходу она взяла с полки «Маленькие трагедии» Пушкина, «Героя нашего времени» Лермонтова, несколько томов Сократа, а также статью Эли Стар в рассуждении о астрономии, спорное, но тем и примечательное, и «Отверженные» Гюго, книга, которую она сама закончила читать не так давно. Ну, ничего, будет время ещё поразмышлять над её сутью. Быстро перевязав книги бечёвкой, она поспешила вернуться в гостиную. И как раз вовремя, родители уже прощались с князем. Елизавета вышла в коридор. — Сэр Уолтер, собрала на скорую руку, но, думаю, Вам должно хоть что-то понравится, — с трудом удерживая тяжёлые книги, проговорила девушка. Слуга князя сделал было движение в её сторону, но тот, едва мотнув головой, остановил его. — Благодарю Вас за заботу, Елизавета Митрофановна! — смотря ей, казалось, в самую душу, сказал он бархатным голосом, холодные руки с легкостью перехватили книги. Все прощались на крыльце. Складывалось впечатление, что Сэр Уолтер закадычный друг, с которым знакомы уже тысячу лет. — Обязательно посетите нас ещё! — лепетала матушка, обнимая князя словно собственного сына. «Не приведи Бог!» — выдавливая улыбку, подумала Елизавета. — Непременно! — улыбнулся князь. — И сообщите дату своего отъезда, чтоб мы смогли как следует проститься! — хлопая его по спине, сказал Митрофан. «Точно… Он же приехал лишь на время.» Что-то до боли похожее на тоску зашевелилось в груди у девушки. — Елизавета Митрофановна, доброй ночи, спасибо и Вам за прекрасный вечер, — взяв белую ручку, он едва коснулся её губами. Девушка рассердилась на себя за то, что была чрезмерно задумчива и не успела отдëрнуть руку. — И Вам доброй ночи, сэр Уолтер, — нахмурив брови, ответила она. Но сжав руку, она вдруг поняла, что что-то сжимает. «Что это такое?» Она ошарашенно смотрела вслед удаляющемуся князю. Остановившись перед каретой, он помахал семейству Розовых, несколько задержав взгляд на Елизавете, только после этого сел внутрь. Янко, поклонившись, прыгнул к кучеру на козлы, и карета быстро удалилась. «Даже не вериться, что этот день наконец-то закончился. Но почему же у меня такое чувство, что это ещё далеко не конец?» Она ещё раз сжала что-то в руке. «К сожалению, не показалось». Агния и Митрофан восторженно ворковали, когда девушка пожелала спокойной ночи и отправилась к себе. Закрыв за собой входную дверь, она почти бегом добралась до своей комнаты. Уперевшись спиной в дверь, Лиза шумно выдохнула. «Почему сердце так сильно бьётся?» Поднеся к лицу холодную от испуга руку, она наконец разжала кулак. — Кольцо? — удивлённо спросила она пустую комнату. Будем честны, она ожидала увидеть камень, жучка, монетку, конфету, что угодно, но не кольцо. Золотое колечко с овальным красным камнем, должно быть рубин, спокойно лежало у неё на руке. «Что это значит?» Ошарашенная она подошла к столу, резким движением открыла верхний ящик и, словно ядовитую змею, бросила подарок туда, после чего быстро закрыла его. «Он что, считает, меня можно купить драгоценностями? Разговаривает со мной, как с недостойной, а после дарит кольца. Да что он о себе возомнил!» Скинув с себя платье, наспех умывшись давно остывшей водой, она рассерженно залезла под тяжёлое одеяло. Лиза было подумала, что теперь всю ночь будет ворочаться, но не успела она повернуться на бок, как усталость взяла своё.