Глаза обращенные к тьме

(https://www.youtube.com/watch?v=HmTkm_o9Glo&list=PL209R8aAtbnFuFM2cT94xWj7VTLtKk_T3&index=40&ab_channel=CryoChamber Можете включить, для большего погружения) Готический высокий особняк в три этажа, с маленькими комнатками под самой крышей. Темные, высокие крепкие стены, блестяще-черные, вымоченные от ищущего сейчас дождя. Острые своды вытянутых окон, на верхних этажах заканчивающиеся витражами с ликами святых, сценами покаяния и скорби. Он, окруженный высокими кедрами, соснами и лиственницами, стоял в отдалении от сельской дороги, вплотную к лесу, словно отворачивая свой строгий, пугающий фасад от надоедливой суеты. Будь он чуть ближе к широким и низеньким домам торговцев, с их цветущими клумбами и плодоносными деревьями, разница казалась куда более разительна. Лежа на широкой софе, заложив одну руку за голову, князь скучающе смотрел на темные колонны балкона второго этажа. На нем был надет длинный халат из дорого атласа роскошного темно-оливкового цвета со сверкающей золотом вышивкой, накинутый на острые голые плечи, и свободные коричные домашние штаны. Гладкая и широкая, едва прикрытая грудь сверкала белизной, крепкий торс был плотно обтянут кожей, на котором сходился мягкий блестящий пояс. Он лежал изящно, но расслабленно, так, словно с него прямо сейчас лепили статую или писали картину. В широком камине плясало пламя, освещая темные, словно Марианская впадина, стены, однако так только казалось. Украдкой взглянув на огонь, князь поморщился. Картина пылающего города вновь разверзлась в его памяти: крики детей, матерей… «Проклятье», — с трудом отмахнувшись, он перевёл взгляд. Когда Янко зажигал роскошную золотую люстру, которая сейчас скрыта в густой тьме, стены благородного цвета мурена успокаивали, как и бокал с каберне-совиньон в его руке. Красное сухое вино, выращенное на его родине, стоит баснословных денег. Раньше его вкус напоминал ему солнце и теплый, даже жаркий день, невыносимую духоту, а ближе к вечеру сильный дождь, который приносил облечение для всего живого. Смывал боль, успокаивал и баюкал. Вот только как давно это вино перестало ему нравится? Никакого удовольствие, не считая щедрых похвал местных «ценителей вин». — Чертова крашеная вода, — нахмурив нос, он звонко опустил бокал на деревянный стол, отчего гулкое эхо побежало по пустому особняку. Сегодня он отослал всех прочь. Всё же построить отдельный дом для прислуги было прекрасной идеей. Его мысли занимали недавний приём у… как бишь его? А, черт с ним. Невероятная скука. Хотя нечто занимательное, пожалуй, произошло. Эта глупая свадьба, точнее, этот смехотворный слух, который все так легко приняли за чистую монету. В мыслях этого кучерявого мальчишки только одна девушка, но отнюдь не за неё он сватается. — Какое невозможное ребячество! — торжествующе говорил князь в тот вечер, садясь в карету. «Однако это может сыграть мне на руку». Вернувшись домой, Уолтер был в невероятном оживлении. — Хозяин, вы?.. — настороженно спросил Янко. — Я затеял игру, Янко. Славную игру. Мне жутко хочется развлечься, тут тебе не город с повсеместными интрижками, дуэлями, картами и черт знает чем на каждом шагу. Здесь стоит хватятся за любой шанс, который подкидывает тебе судьба. Янко вопросительно поднял бровь. — Вообрази. Объявлена свадьба, но тут невеста внезапно бросается мне на шею. В обществе ползут грязные слухи. Жених в ярости, может случится дуэль. Эта непокорная девчонка станет просить его отозвать вызов, затем меня. Кристальные слёзы, мольба на коленях, всё напрасно. Он умирает. Общественное волнение, всеобщая скорбь, а сердце одной девушки окончательно разбито. Думаешь, она уйдёт в монастырь? Или, может, сразу в мир иной? — князь неоднозначно хихикнул, Янко безразлично пожал плечами. — После отец Анны, внезапно САМ СОБОЙ расторгает помолвку, это сердце также разбито. Она сбежит из дома в надежде найти тут приют, вот только ещё не знает, что её ждёт. Как считаешь? — Драматично. — Не нравится? — Не совсем в вашем стиле. Никто не сходит с ума, в безумном порыве убивая всё на своём пути. Вы просто собираетесь расстроить свадьбу. Думаю, это смогла сделать и эта… девушка, просто признавшись ему, — голос Янко безэмоционально шуршал в широкой гостиной. — Она не влюблена в него. — Считаете? — Её взгляд всегда ищет меня, — тряхнув головой, сказал князь. — Но, когда находит, в нём сквозит лишь презрение. На глаза Уолтера легла тень, на несколько секунд он застыл, напрягая плечи, и лишь потом поднял горящие яростью глаза. Янко торопливо сделал шаг назад, открыл было рот, но горло его тут же сжалось, мышцы на шее болезненно напряглись, ноздри принялись бешено раздуваться; слуга хотел было начать сопротивляться, но знал, что это станет его приговором. И только когда сосуды в глазах его начали лопаться, а руки с ногами непроизвольно дёргаться, Янко обессиленно упал на холодный каменный пол. — П… простите, сэр, — сказал он сквозь оглушительный кашель. — Я лишь передаю, что видел. — Пошёл прочь. Через мгновенье дверь за слугой закрылась. «Должно быть прошёл уже месяц с тех пор. Однако моя игра оказалась не так успешна и проста». За это время он успел лишь вскружить голову этой ветреной девчонке Анне Ларионовне, что не составило абсолютно никакого труда. Всякий раз видя её, он учтиво кланялся, нежно целовал ручку и подолгу смотрел в глаза. Изредка находившийся рядом Евгений не обращал на них ровным счётом никакого внимания. «Какая скука». Протянув руку, он нащупал флейту, которую когда-то давно, кажется, что в прошлой жизни, ему подарил её отец. Закрыв глаза, Уолтер прислушался: тихий шелест травы, шепот листьев, разговоры ветра… а вот птица прыгнула с ветки на ветку. Больше никого. Князь глубоко вдохнул. Музыка всегда помогала ему думать, но сейчас даже она была против него. То и дело перед его внутренним взоров возникал золотистый водопад волос, сияющие на солнце глаза и улыбка, которая ни разу не была предназначена ему. Беззащитное личико в момент, когда она упала в обморок. Её холодный взгляд почти как у той женщины. Уолтер сморщил нос и сел. «Мне нужно только убедиться в этом, не более». Так он убеждал себя, каждый раз проникая в её сны, которые были такие яркие, теплые, точно солнечные лучи. И князь, словно вор, грелся в них; смотрел на неё из-за деревьев, скрывался за дверным косяком или в толпе безликих прохожих. Порой она видела его, отрываясь от милых бесед с отцом или этим фазаном Евгением, когда, поворачиваясь, держала какого-то мальчишку на руках и, всякий раз морщась, отворачивалась. Выпадая из теплого сна обратно в плотно зашторенную гостиную, Уолтер поежился, однако холода он не ощущал. За окном медленно рассветало и князь слышал, как Янко со слугами суетятся в гардеробе на втором этаже. «Очередной приём у Багрокова», — думал он, поднимаясь по резной винтовой лестнице. Из гардеробной выбежал слуга и, увидев князя, остановился, низко поклонившись. Уолтер же лишь на ходу бросил: — Принеси мне бокал. Свежий. Графин на первом этаже можете выпить сами. Безликий слуга озарился улыбкой и тут же удалился. Подходя к двери, он услышал шёпот, который тут же прекратился, когда Уолтер открыл дверь в гардеробную. — Моя одежда готова? — Конечно, сэр, — сказала щуплая девочка с впалыми щеками и чернеющими кругами под глазами, указав рукой на новенький фрак глубокого черного цвета, ничем не отличавшийся от всех прочих, однако с внутренней стороны на полах была изящная вышивка: золотистая трава, гордые разноцветные павлины с блестящими пышными хвостами и стройные колосья ржи. — Прекрасно. Ванна готова, Янко? — Разумеется. Туда же принесут выпить. Князь собрался идти. — Сэр, у нас заканчиваются животные. — Ну так закажи ещё, в чём проблема? — Мне казалось, что в прошлый раз я заказывал достаточно. — Закажи в этот раз больше и не докучай мне подобного рода вопросами. Или ты хочешь остаться голодным? Места в подвале хватит и для тебя. И князь, не дожидаясь ответа, вышел. Плотно зашторенные узкие окна. Солнце пробивалось лишь сквозь витраж «Таинство покаяния», отчего в комнате играли цветные всполохи фиалкового, лилового, алого и лазурных оттенков. Князь не верил в Бога, не верил в его милость, когда он столь жестоко поступил с ним в прошлом, хотя раскаивался во многом. Скинув халат, он, по обыкновению, коснулся уродливого белёсого шрама на груди. И дабы не погружаться в воспоминания, которые терзали его столько лет, схватил книгу, которая лежала на столике возле ванны. Гюго. «Всё же странная особа. Почему её выбор пал именно на эту книгу?» Янко, не щадя, прошелся по князю мочалкой и чисто выбрил, после чего настало время сборов. Два мутновато-красных бокала были выпиты. Князь готов. Шарф, сверкающий цветом шампань на свежей рубашке с пышным воротом, латунного цвета жилет, светлые брюки, коричные ботинки и легкие перчатки с семейным перстнем на мизинце. Ехать было недолго, но он всё же успел набросать несколько строк в своём маленьком кожаном блокнотике, который всегда держал при себе. Никому из слуг не разрешалось открывать его, ведь последний слуга, который позволил себе проявить столь непозволительное любопытство, ещё сидит в темном подвале под особняком. Вечер намечался скучный. Его надежды увидеть Митрофана улетучились сразу, семейство в полном составе посетило крупный бал и потому не успело принять приглашение Багрокова. Весь вечер Анна Лариновна не отходила от него ни на шаг. В своём ужасающем платье цвета спелого лимона с длинными русыми кудрями и влюбленными, глупыми глазами. Его спас мужчина, внешне чем-то напоминающий змею или какую-то старую рептилию и показавшийся Уолтеру знакомым. — Дорогой сэр, рады Вас видеть, — сказал мужчина, когда они с князем подошли к мужскому кружку, голос у которого был очень низок. — Вижу, Вам понравилось в нашей скромной деревне, — хихикнул усатый низенький мужчина, напоминающий противного жука, которого князю захотелось прихлопнуть. — Да, вот только развлечений маловато, — хмыкнул князь, — их тон ему совершенно не нравился. — Да полно, мы в Ваши годы ой как развлекались! — сказал змей, прикуривая вонючую сигару, и дамы, стоящие рядом, поспешили удалиться, но он, казалось, не заметил этого. — Верно, Сергей Полозов плохому не научит, — подмигнул жук. — Кстати, князь, — заговорил мужчина с низким голосом, «Григорий Кабанов!» — вспомнил Уолтер. — Мы все думали, что Вам под силу обуздать эту молодую кобылку! Видит Бог, я не встречал ещё девушек ретивее. — Вот сын ГОвена Жукова сватался к ней сколько раз, всё напрасно, а Митрофан только руками разводит, мол, сердцу не прикажешь, — ухмыльнулся Полозов. — Ещё как прикажешь! Взял розги, да прошёлся пару раз, — голос у Жукова был неприятный, раздражающий. — Призывать бить женщин… как мерзко, — князь говорил тихо, но он был уверен, все его прекрасно слышали. — А вы, — он посмотрел на Кабанова. — Мне кажется, Вам впору перестать сравнивать женщин с ломовыми кобылами, а то, видит Бог, Вас могут сравнить со свиньей. Повисла тишина. За пределами их мужского кружка слышался смех, праздные разговоры, стук каблуков и бокалов. — Я мог бы и оскорбиться, — сквозь зубы проговорил Кабанов. — Без всякого сомнения, — ответил Уолтер. Кабанов хотел было встать. — Вот только, любезный князь, — Полозов рукой опустил его на место, — мне казалось, наше мнение схоже, особенно касательно женщин. Вы держали смелые речи на своём первом приёме. Другими, без сомнения, более изящными словами Вы сказали тоже самое. Ко всему прочему насильно ввели в разговор юную особу, неосторожный ответ которой мог здорово пошатнуть её репутацию. — К тому же Елизавета не замужем и даже не обручена, что, впрочем, немудрено, — с таким-то характером. Вы такой же, как мы, сэр князь, — ехидно проговорил Жуков. — Но довольно. Я бы хотел обсудить и наши дела, — махнул рукой Полозов. — Разве можем мы решать общие дел, без участия Митрофана Григорьевича? — Уолтер приподнял бровь. — Мы с сыном собираемся к ним с визитом на будущий день, мне не составит труда передать ему общую суть нашего разговора, — широко улыбнувшись, сказал Жуков. Князь сразу понял, что именно это стало причиной их сегодняшнего выезда: они знали, что Розова не будет, и хотели обговорить всё непосредственно с ним. И хоть Митрофан был знаком с каждым из них со школы, Уолтер не верил ни одному из них. «Нужно выяснить, что у них на уме». — Да, у Митроши определенно есть какие-то способности, но он совершенно не умеет мыслить рационально. Один раз он хотел отправить наши ткани морем, втридорога! Видишь ли, они были нужны к определенному сроку. Боже ты мой! Отправили мы их поездом и задержали-то всего на две недели. «А деньги каждому в карман», — продолжил князь то, что недоговорил Жуков. — А эта его сделка с этим, как его… с лохматой бородой, индийским купцом Харши Мул или как-то так, — закрутил руками Жуков, глядя на Полозова, в надежде, что тот придёт к нему на помощь. — Хаджи Мулла. — О, точно! Ну, князь — знаток, — отвечал раскрасневшийся Кабанов, зажимая в руке уже второй бокал, который услужливо всунул ему Полозов. — Хаджи Мулла — крупнейший торговец во всей Азии, его знает каждый, а качество его шелка, ковров и драгоценностей выше всех похвал, — пожал плечами Уолтер. — Так вот, он хотел у этого бородатого… — продолжал почему-то Кабанов, который явно его не услышал. — Он решил у него всяких побрякушей и накупить. Вот скажите: на кой нам эти ковры? Ну, мы и купили у какого-то косоглазого монгола. Все довольны. Но не Митрофан! — Григорий, будет тебе! — хватая что-то с подноса, Полозов не глядя сунул это Кабанову в рот. «Жаль, что не мышьяк». Ещё какое-то время Полозов убеждал Уолтера вложить свои средства в проект своего хорошего знакомого. — Замечательный проект, обреченный на успех! — важно заявил Полозов. — Предлагаю Вам по дружбе, дабы вы потом локти не кусали. — Стало быть, Ваши друзья свои средства уже вложили? — спросил князь, кивнув на красного от вина Кабанова и нервно ёрзающего Жукова. Но ответить он не успел. За спиной Уолтера, словно из воздуха, появился Янко. — Domnule, este timpul să plecăm, (Сэр, пора идти.) — сказал он князю, не обращая внимания на мужчин. Все трое вздрогнули. — De ce durează atât de mult, Janko? (Почему так долго, Янко?) — сквозь зубы процедил Уолтер. — Domnule… (Сэр…) — начал было слуга, но тот махнул рукой. — Прошу меня простить, у меня ещё есть дела на сегодня, — немного опустив голову, сказал князь и, не дожидаясь ответа, развернулся. — Обязательно подумайте над предложением, князь! — крикнул ему вслед Полозов. — Непременно. Когда его фигура растворилась в толпе, Жуков спросил: — Что думаешь? — Сосунок, — коротко ответил Полозов. Выходя из парадной, князь хищно усмехнулся, а его малахитовые глаза заблестели. Кажется, он нашёл себе ещё одно развлечение. Ему хотелось жестоко проучить этих тщеславных глупцов, возомнивших о себе черт знает что. Однако, когда он садился в карету, его настигла неожиданная мысль. «Вы такой же, как мы…» — настойчиво жужжал мерзкий ехидный голос. «Таким она меня видит? Не нравятся мои речи? — князь усмехнулся. — Вот только я не могу думать иначе. Женщины способны лишь на предательство». Вот только что-то в самой глубине души было отчаянно не согласно с ним, и, дабы задушить эту мысль на корню, он ударил в стенку кареты и гаркнул: — Du-mă repede acasă, Yanko, sau te jupuiesc. (Живее доставь меня домой, Янко, не то шкуру спущу.) Янко с кучером настороженно переглянусь, и последний с силой ударил хлыстом. Ещё на подъезде к особняку домашние отчетливо ощутили, что тьма словно сгущается в воздухе; и все как один поняли — хозяин не в духе. Не успела карета остановиться, как он резко открыл дверь, не дожидаясь слуги; дверца оглушительно впечаталась в расписной бок и, неловко изогнувшись, повисла на одной петле. Не успел Янко опомниться, как князь уже был у тяжелых кованных дверей, которые также не успели услужливо открыть перед ним. Пролетев между слугами, которые в поклоне встречали его при входе, он зверским голосом крикнул, уже скрываясь на втором этаже. — Все вон! — слуги резко выпрямились и ошарашенно смотрели друг на друга. В двери влетел Янко. — Какого черта вы тут стоите? Оглохли? С третьего этажа послышались звуки падения и жуткий рёв, от которого задребезжали окна. — Во-о-о-о-о-о-он! Во-о-он отсю-ю-юда! Инэ-э-э-э-эс! Янко насильно вытолкал слуг на улицу, которые, корчась под солнцем, побежали к своему дому. — Дьявол. А я думал, что его приступы прекратились. И кого он постоянно зовет? Что за Инэс? — Серджиу стоял под плотными тенями деревьев и настороженно вглядывался в окна третьего этажа. — Заткнись, — Янко подскочил к нему и до хруста сжал его плечо. — Янко, тихо, ты сломал мне плечо! — взвизгнул тот. — Хозяин сломает тебе хребет, если услышит. — Ну ты-то знаешь, расскажи мне! Я никому не скажу. Она его возлюбленная? Его любовница? Его мать? Его?.. — Эта женщина — предательница, она одна виновна в смерти его лучшего друга, — Серджиу округлил глаза. Что-то тяжелое покатилось по лестнице. — Если я хоть от кого-то из слуг услышу это имя, — мы все будем пить твою кровь, Серджиу, — его тяжелый взгляд, не мигая, буравил кучера, словно проникая в мысли. Мгновение — и в голове у него словно повис замок на имени Инэс. — Но я… — Я доходчиво объяснил? — Да, сэр. — А теперь прочь. Секунда — и кучер исчез. «Черт! Что с ним происходит? И когда я было обрёл надежду?» Через несколько часов, которые Янко напряженно провёл перед домом, хозяин затих. Вот он спускается на второй этаж, тихо скрипит дверь ванной, вещи словно сами собой слетают на пол: бесценный шелк, чистейший лён — всё в куче валяется на полу. Князь с головой опускается в ванну, которая теперь почти остыла, однако это даже кстати. Чернеющий фасад с пустыми темными глазницами умоляюще глядит на Янко, однако он не может войти без разрешения. Жизнь ещё дорога ему. «Принеси мне выпить, Янко», — проклокотал голос хозяина в его голове. Слуга мгновенно сорвался с места, пролетел по коридору, проскочил в кухню, ловко спрыгнул в погреб и, привычно маневрируя между полок, добрался до шкафа господина. Темно-алая жидкость с надписью «К.9/7.7» приветливо булькнула, когда он рывком стянул её с полки. Взлетев по винтовой лестнице, он на секунду остановился: на ступенях третьего этажа валялись изломанные картинные рамы, изодранные в клочья холсты, расколотый глобус из первоклассной слоновой кости оскверненно распластался на полу; ему показалось, что краем глаза он увидел шкаф для вина, с корнем вырванный из стены. Он осторожно открыл дверь в комнату. Князь, опустив голову, сидел в белоснежной ванной. Кожа его была серой и по всему телу покрыта мелкой темной щетиной; руки, которые бессильно свисали с края ванны, стали почти черными, словно обгоревшими, с сверкающими перепонками и длинными твердыми когтями. А из-за плеч, едва помещаясь в теперь казавшуюся узкой ванную, выглядывали огромные блестящие и мокрые от воды крылья. «Ужасно болезненно подобным образом прерывать трансформацию» — морщась, подумал Янко. Князь поднял на него пылающие зеленым огнём глаза, вены на его лбу вздулись, заостренные черты губ постепенно округлялись, а ряды острых зубов болезненно встраивались обратно в кровоточащие дёсны. Слуга бесшумно подошёл, ловко пододвинул стол ближе, поставил бокал, заранее зная, что сейчас князь им пренебрежет, открыл бутыль, тут же поставил её и замер. Красота черных крыльев пленила его. Янко никогда не видел их так близко; темные трепещущие жилки, немного мохнатые и переливаются даже сейчас, на слабом свету, точно крылья ворона. И невероятно сильные мышцы, такие же смертоносные. Протянув дрожащую от напряжения руку, князь схватил бутыль; та напряженно вздохнула, но не лопнула. Сделав несколько жадных глотков, он хрипло сказал: — Ступай, Янко. Выйдя за дверь, слуга понял, что его несколько потрясывает. Огромным усилием воли он закрыл свои мысли; аура хозяина в этом облике распространялась на многие километры. «Подумать только, многие вампиры тысячелетия стремятся к трансформации на порядок проще, чем у господина, рискуя при этом быть поглощённые собственным естеством, когда он так запросто подавляет собственную природу. Что движет им?» Вернувшись к лестнице, он понял, что его догадка касательно винного шкафа, верна. Всюду стоял аромат дорого вина, смешение которого вызвало бы скорее рвотный рефлекс, а бордовая лужа растеклась и уже игриво капала по винтовой лестнице на пол гостиной. «Черт и подарок аббата!» Он с жалостью смотрел на цветные разодранные лоскутки, сиротливо валяющиеся на перилах и полу. Успев лишь быстро вытереть пол, он услышал до боли знакомые звуки ломающихся костей, и по его телу пробежал жуткий спазм от самого копчика к шее. Янко скривился и, хватая ртом воздух, побежал в дом слуг. Князь исступленно смотрел на вишневого цвета воду, в которую крупными каплями капала кровь, превращаясь в полупрозрачные кляксы. Его спина тяжело вздымалась. Обессиленно откинувшись назад, он ушёл под воду с головой и закрыл глаза. Темнота открылась перед его внутренним взором — его привычное место, его дом. Но, словно из ниоткуда, появилась вспышка света. Уолтер нахмурился. «Какой знакомый запах — кажется, так пахнет свет. Я уже чувствовал его, когда нёс ту девчонку». Яркая вспышка сверкающих, точно солнце, волос, кажется, стоит только князю коснуться их, и он тотчас же обожжётся. Но вот протягивая руку, они ускользают. Елизавета оборачивается, её лицо кривится в гримасе отвращения, золотые волосы встают дыбом, горят огнём, а из них возникают горящие языки пламени с искаженными яростью лицами и с факелами в каждой руке. «Смерть демону! Убить!» — вопят они. Резко вынырнув, он понимает, что задыхается. Стараясь прийти в себя, он встаёт, пораженный яркостью воспоминания. Голый, в светло-алых разводах, струящихся по белому телу, он идёт в свою комнату, оставляя за собой полупрозрачные лужицы. Князь падает на кровать и, закрыв лицо рукой, ещё долго пролежит без движения. С усилием стряхнув серый туман, окутывающий его измученное сознание, он схватил книгу, которую сам не зная почему всюду таскал за собой. Открыв её на части четвертой, книге пятой, он бережно взял в руки бумажку, исписанную аккуратным ровным почерком, и прочитал написанное, должно быть, в сотый раз. Я умею любить. Умею покорной и нежною быть. Умею заглядывать в очи с улыбкой Манящей, призывной и зыбкой. И гибкий мой стан так воздушен и строен, И нежит кудрей аромат. О, тот, кто со мной, тот душой неспокоен И негой объят… Я умею любить. Я обманно-стыдлива. Я так робко-нежна и всегда молчалива. Только очи мои говорят. На том стихотворение обрывалось. Князь болезненно улыбнулся. Перед его внутренним взглядом возникло живое лицо Елизаветы, её ловкие длинные пальцы уверенно двигаются по черно-белым клавишам, её ровная спина, бархатные нежные плечи, ясные чистые глаза. Измученно поднявшись, накинув на плечи халат, он прошёл к столу, сел в широкий мягкий стул, взял в руки перо и замер. «Имею ли я право?» Тогда, вздохнув, он взял чистый лист и написал продолжение: Они ясны и чисты, Так прозрачно-лучисты. Они счастье сулят. Ты поверишь — обманут, Лишь лазурные станут. И нежнее и ярче они Голубого сиянья огни. И в устах моих алая нега. Грудь белее нагорного снега. Голос — лепет лазоревых струй. Я умею любить. Тебя ждет поцелуй. Анна Ахматова 1906 г. (у меня ужасно получается писать стихотворения, но это даже неплохо подошло.) Отложив его в сторону, он встал и опасливо взглянул на последнюю строчку. Это было чересчур — лишнее и неуместное. Потому, оторвав край страницы, он свернул стихотворение Елизаветы и собственное вместе, обвязал его бечёвкой и поставил свою печать.