***
(Князь с Янко разговаривают на румынском) — Я вас не понимаю, господин… Тратить столь драгоценную жидкость на эту… — не успел слуга закончить, как князь возник перед ним, словно отделившись от тьмы, будто он сам и был ею. — Советую тебе закрыть свой гнилой рот, Янко. — Но вы бы могли… Ах! Янко уже успел забыть, что такое настоящая боль. Сотню лет он слышал лишь её жалкие отголоски, когда долго находился на солнце, когда заканчивалось действие таблетки или крема или когда князь наказывал его голодом. Ему показалось, что по животу его размашисто полоснули ножом, а его кишки сжимают сильные когтистые лапы, медленно, с наслаждением вытаскивая их наружу. — Когда ты позабыл, кто ты есть, крыса ты могильная! — Прошу… — Мы здесь лишь потому, что у тебя недостаточно сил. Боль отступила. — Тебе стоит заняться этим, чтобы нам больше не пришлось скакать по деревьям, как первородным. Ты меня понял? — Да, мой господин. Князь растворился. Прерывисто дыша, Янко сосредоточился. «Сегодня нельзя было злить его, он был в ужасном настроении. Разговор с Каролем явно не прошёл безболезненно. Должно быть, кто-то сегодня попрощается не только с вечной жизнью… Но и с жизнью в общем». Просочившись сквозь форточку, князь оказался наконец в комнате. Всё надо было сделать быстро. И кто бы мог подумать, что его слуга такой слабак? Стоило непременно заняться его тренировками и как можно скорее. Потревоженные его появлением, огоньки свечей трепетали, и он обернулся. «Магнолия?» Уголки губ невольно поползли вверх. Повернувшись к кровати, князь разглядел мечущуюся девушку, даже отсюда чувствуя жар её тела. Сглотнул. С трудом отведя глаза от Лизы, он заметил Анну. «Что она тут делает?» Приближаясь, князь чувствовал несколько человек, знал их запах, однако ему было всё равно. Его интересовала только Елизавета. Хмыкнув, он подошёл к кровати. Столкнув одеяло, девушка беспокойно крутилась. На белых впалых щеках и лбу выступил отнюдь не здоровый румянец. Грудная клетка под мокрым от пота ночным платьем вздымалась тяжело и часто. Против воли и отбросив всякие нормы приличия (впрочем, князь их давно оставил) он продолжал всматриваться в белую длинную шею, в аккуратную, красивую грудь. Тут веки Лизы затрепетали, и ему пришлось очнуться. — Во-ды, — хрипло проговорила девушка. Не сходя с места, князь провел острым ногтём по внутренней стороне руки, и капли крови тут же выступили на белой коже. Подойдя ближе, аккуратно сжав руку над ртом Елизаветы, он позволил трём каплям упасть ей на белые, сухие губы. «Думаю, достаточно». Князь замер в ожидании, всматриваясь в беспокойное лицо девушки. Минута, две, три. Он чувствовал, как Янко его поторапливал, но пока не мог уйти. На губах красовался красный след от его крови, и он же не мог его так оставить, верно? Достав из кармана белоснежный платок с вышитыми инициалами «WL», он, едва касаясь кожи губ, стёр кровь и хотел было убрать руку, когда Лиза коснулась её своей ещё горячей ладонью и прислонила к щеке. Князь оцепенел, застыл на колене в темноте душной комнаты, где-то в богом забытой деревне, в далёкой и холодной России. Мир схлопнулся для него. «Если бы она знала, что это я, отдернула бы руку? Был бы у неё страх глазах, если бы она узнала?» Ответ не был для него загадкой. Нахмурившись, князь тихо рыкнул. Поднял взгляд и исподлобья смотрел на Лизу, которая перестала вертеться, её дыхание уже становилось ровнее, жар тоже стремительно спадал, а сама девушка отпустила руку князя, погружаясь в сон. Янко взвыл в его мыслях. «Жалкий червь!» Князь ещё раз взглянул в лицо Елизаветы. Небо на востоке начинало светлеть. В комнате в одночасье стало темнее, а когда посветлело, князя там уже не было.***
С первыми лучами солнца Лиза открыла глаза. Она замечательно выспалась. Пелена, покрывавшая всё вокруг, и шум в ушах, отрывающие её от действительности, — всё растворилось. Осталось разве что легкое головокружение и какой-то неприятный железный вкус во рту. Повернув голову, она увидела Анну Ларионовну, сидящую на полу и сжимающую руку девушки. «Что такое?» Её домашнее платье цвета розы выглядело уставшим, ровно как и хозяйка. Волосы были небрежно подхвачены в пучок, перевязаны лентой, а на спину наброшен плед. В комнате пахло как-то по-особенному. Сквозь привычный запах едких мазей и микстур, пробивалась тонкий аромат, лёгкий и свежий, словно первый весенний день, будто кто-то варит сливовое варенье, режет лимоны и мелет ванильные палочки. Немного привстав, Лиза с изумлением увидела букет магнолии, длинные чёрные ветки с узкими острыми бутонами. Дверь в комнату открылась, с тихим скрипом впуская няню, которая несла поднос. Она тоже выглядела усталой, но, заметив Лизу, замерла как вкопанная. — Арина, почему Анна Ларионовна здесь? Та молчала, расширяющимися глазами смотря на Елизавету. — Арина? Едва ли не швырнув поднос на стол, няня подбежала к кровати. — Как вы себя чувствуете? — Арина ощупывала лоб, заглядывала в рот и глаза Лизы. — Прекрасно, не считая, того, что таким грохотом можно напугать даже мёртвого. Анна зашевелилась. — И всё-таки? — спросила Лиза, указывая на неё подбородком. Приподнявшись, Анна сонно приоткрыла глаза. — Барышня просидела у вашей кровати два дня. — Лиза! — сообразила наконец девушка, кинувшись к ней в объятия. — Два дня? — Как ты себя чувствуешь? Тебе ведь уже лучше? Скажи, что лучше! — взмолилась она. — Мне лучше, Анна. — Слава богу! Мы все так переживали за тебя. Глаз не могли сомкнуть, всё мазали тебя, натирали, поили всяким. — Подожди секунду, Анна, сейчас ты мне всё расскажешь, особенно насчёт этого, — Елизавета кивнула в сторону магнолии, — а пока, Арина, я страшно голодна, попроси распорядиться, мы не отказались бы от завтрака, не так ли? Анна Ларионовна кивнула. Поражённая до глубины души, няня собрала недавно принесённые склянки и тут же направилась накрывать на стол. Молодая хозяйка страшно голодна! Подумать только! — Милая моя Лиза! Как только ты сказала мне про магнолию, я тут же вспомнила про ботанический сад, в котором провела столько времени в детстве. И вот я попросила папочки… Лиза прервала её движением руки, затем похлопала по месту рядом с собой. Лицо Анны просияло. Мгновение, и она, хихикая, легла возле Лизы. Анна щебетала без умолку. Рассказала о том, как старалась ухаживать за Лизой, едва не ошпарив себя водой из кастрюли, как боялась, что магнолии завяли в дороге или завянут до того, как Лизе полегчает, о том, как отказывалась ехать домой, как читала больной французские эпиграммы, не забыла упомянуть и о том, что Евгений Лебедев пока не получил распоряжения и ещё находится в городе. Поток слов всё лился, а Лиза плыла в нём, не боясь утонуть. Она вдруг почувствовала близость с этой взволнованно щебечущей пташкой. Прозвенел колокольчик. — Могу я попросить подождать меня в гостиной? И попроси Арину принести мне воды, хочу быстро помыть волосы, — Лиза бодро встала и направилась к ванной. — Быстро? Боюсь, ты можешь снова простыть, пока твои кудри будут сохнуть. — Напрасные опасения, — одним движением она стянула чепчик. Анна ахнула, поджала губы, но промолчала. — Пришлю Арину сию же минуту. Умывшись холодной водой, Лиза застыла перед зеркалом. Хоть в этот раз болезнь была не столь продолжительна, она отразилась на впалых щеках, торчащих, точно сухие палки, ключицах и тусклых волосах, всё ещё измазанных мазью. Рысью прибежала Алёна, оставила воду и тут же испарилась. Мыть короткие волосы оказалось куда проще и многим быстрее, и теперь с этим можно было вполне справиться одной. «Буду ли я скучать по ним?» « — Я буду скучать по золоту волос твоих, моя Лиза. Мы ещё не закончили наш разговор, Евгений. Теперь, когда болезнь не терзает моё тело, я тебя тоже хорошенько помучаю!» Приведя себя в порядок, сбрызнув лицо лавандовой водой, опрыскав тело духами, надев свежую одежду, Лиза снова взглянула в зеркало. Отчего-то её глаза сверкали, как капли росы по утру. Она девочкой сбежала в гостиную. — Милая моя! Да тебе же к лицу! Выглядишь точно ромашка! — Анна ждала её за столом. Из кухни выглянули Арина и Алёна, и вторая, прикрыв рукой рот, схватила свою тугую русую косу. Нянечка же довольно кивнула. — Арина, а где же матушка? — Дела не ждут, моя дорогая. Осень всё-таки. Обежала к обеду быть. А, и ещё… — женщина замялась, что заставило девушку тут же напрячься, — вам бы съездить к Лебедевым, с Сашенькой никакого сладу нет. — С Сашенькой? — маленький мальчик, младший брат Евгения, был ангелочком. Его с рождения окружили любовью Арины, Алёны, Агнии, Лизы, а также слуг и кормилиц, словом, он был всеобщим любимцем. Сашенька не вырос избалованным, а, напротив, кротким и послушным, словно переняв покладистый характер своей покойной матери, которая тихо умерла при его рождении. — Как же я поеду, матушка ведь с Мишкой уехала? Отец тоже экипаж увез. — Я бы могла довезти тебя до Лебедевых, всё равно по пути. Теперь, когда ты здорова, я могу спокойно вернуться домой. — Я была бы тебе крайне признательна! — Арина, сможете послать ко мне за каретой? — Тогда пусть по дороге оповестит Лебедевых о моём визите! Дважды кивнув, Арина ушла выполнять распоряжения. Весело позавтракав, молодая хозяйка в сопровождении Алёны отправилась быстро переодеваться для выезда. Карета уже была готова, поэтому пришлось остановиться на простеньком однотонном платье небесного цвета, светлых туфельках и перчатках в тон. Однако волосы стали главной проблемой. Служанка просто не знала, что с ними сделать, поскольку никакие прежние причёски теперь или не выходили, или выглядели коряво. С горем пополам Алёна скрутила несколько жгутиков, прихватила белой лентой, однако результатом явно осталась недовольна. За Анной Ларионовой прибыл роскошный экипаж. Впрочем, как и всегда. Ходили слухи, что у её семейства просто не имелось карет скромнее, чем для балов, на которые приглашали людей только высших чинов. Они предпочитали передвигаться с комфортом и шиком даже в деревне, где каждые два шага был риск наступить в навоз. Запрыгнув в карету, Анна утонула в подушках, а Лиза почувствовала неловкость, как будто она была инородным телом в этой кричащей роскоши красного бархата, золотой вышивки, шелковых наволочек, персидских ковров и накидок. — Анна, я хочу, чтоб ты знала, как я тебе благодарна. — Да, что ты, пустяки, — девушка устало потянулась, поудобнее устраиваясь на мягких сидениях. — Для меня не пустяки, в особенности магнолия. Но спустя мгновение Анна уже сладко сопела. «Это унизительно. Я всем свои существом ощущаю, как это чувство душит и топчется по моей гордости. Но я не могу, не способна поступить по-другому. Он дорог мне. И если я, унизившись, задушив гордыню, уговорю его остаться, то буду счастлива». Карета остановилась, учтивый кучер помог Лизе выйти. Анна всё так же крепко спала. На этот раз девушку встретил дядюшка. Ерофей Павлович был сам на себя не похож. Всегда собранный, словно готовый выполнять поручения начальства, он выглядел рассеянным и вялым. Будто кто-то вырвал и выбросил его внутренний стержень, на котором держалось всё его существо. — Я счастлив видеть, что ты в добром здравии, моя дорогая, — мужчина поцеловал ей руку, — боюсь мне не обойтись без твоей помощи с моими мальчиками. — Что успело приключиться, дядюшка? — Елизавета взяла его под руку, и они отправились в гостиную. Лицо дядюшки лишь немного просияло. — Саша тяжело переживает решение Евгения. — Мы все тяжело переживаем. Неужели его решимость столь непоколебима? — Боюсь, что так. Я тоже предпринимал попытки переубедить его, но в этот раз он выбрал слушать лишь себя. Лиза вздохнула. — Как Сашенька? — Мы обедали, когда Евгений внезапно объявил о своём решении. Мы все были просто ошарашены, когда Саша вдруг вскочил из-за стола и убежал к себе в комнату, где тут же заперся. Мы пытались говорить с ним, предлагали игрушки, мороженое, но всё без толку. Второй день он сидит затворником. Сердце разрывается, когда я слышу всхлипы за его дверью. — Мой милый мальчик!.. Могу я пойти к нему прямо сейчас? После я уж поговорю с Евгением и постараюсь донести до него, что его поспешность обернётся ему во вред. — Он уехал ни свет ни заря — так мне сказали слуги. Как только вернётся, сможете поговорить. Я буду в кабинете, а ты ступай к Саше. Чмокнув Ерофея Павловича в щёку, Лиза взлетела по лестнице и в следующее мгновение уже была у дверей, ведущих в комнату Лебедева-младшего. Напрягая слух, она прислонила ухо к толстой двери, но по ту сторону было тихо. Тук-тук, тук-тук-тук, тук. — Лиза? — Откроешь мне? За дверью послышалась возня, шуршание ткани, шлепки босых ног по полу и наконец звон ключей в замочной скважине, но прежде, чем открыть, тихий вопрос: — Ты одна? — Одна. Дверь отворилась, и Елизавета вошла внутрь. Саша тут же повернул ключ в замке. В комнате было темно, видимо, мальчик решил, что солнце будет мешать его затворничеству, а потому наглухо задвинул шторы. Свечи не горели. Он стоял перед ней босой, в измятой льняной рубашке и свободных штанишках, светлые вьющиеся волосы спутались и были в полном беспорядке, серые глазки распухли, длинные ресницы слиплись. Лиза опустилась перед ним на колени. — Иди ко мне, мой дорогой. Губы Саши тут же задрожали, и он кинулся к девушке, уткнулся ей в грудь, обхватив её маленькими ручками, и тихонечко заплакал. «Такой чувствительный, маленький, нежный, ранимый мальчик». Долго она гладила его по голове, шептала слова утешения, старалась рассмешить. Саша же чувствовал, что она сама своим словам не верила. — Как только он вернётся, я поговорю с ним. — Ты уговоришь его никуда не уезжать? Он обязательно тебя послушает, он всегда тебя слушает. — Я не могу тебе этого обещать, Сашенька, но я постараюсь ради тебя, ради всех нас! Мальчик накуксился и сложил руки на груди. — А пока мы его ждём, почему бы не построить крепость? Саши просиял. Он и Елизавета вскочили и наперегонки принялись собирать подушки и покрывала, составлять стулья, кресло и только диван не смогли передвинуть. Составив по два стула вокруг стола, они зажали между ними по вешалке, накинули сверху одеяло, чей-то халат, внутрь накидали подушек, постелили плед и забрались туда, громко хохоча. Лёжа они наслаждались плодами своих трудов. Саша повернулся к ней, на его щеках даже в полумраке можно было разглядеть румянец. — Лиза, расскажи мне сказку. — Обещай, что перестанешь дуться хотя бы на отца — он того не заслуживает. — Обещаю, — мальчик надул губки. — И что снова станешь есть, а то как же ты станешь большим и сильным? — Стану. И Лиза рассказала. Сочиняя на ходу, переплетая сказки, которые они слышала в детстве и которые читала в юности, которые когда-то писала сама про маленького мальчика, которому всё было нипочём. Саша уткнулся ей в плечо и сначала слушал тихо хихикая, но игры сморили его, и он понемногу начал засыпать. Поглаживая мягкие волосы, она убаюкивающе продолжала, пока Сашенька не заснул совсем. Вскоре снизу послышался колокольчик, который вырвал Лизу из дрёмы. Накрыв ангелочка пледом и чмокнув в лоб, девушка неслышно вышла из комнаты. На лестнице она встретила дядюшку. — Сашенька спит в крепости из подушек. Пообещал не дуться на вас. — Спасибо, моя милая. Евгений в гостиной. Вид у него был ещё более подавленный, почти жалкий, но в неосвещенном коридоре Лиза просто не могла этого увидеть. Евгений сидел спиной ко входу, у зажжённого камина, утомлённо опустив голову на руку. — Женя! Он вздрогнул и тут же поднялся. Голос девушки он узнал, но её саму с трудом: долго присматривался, отказываясь верить, пока наконец не понял. — Лиза, для чего?.. — Чтоб тебе стало проще разлюбить меня. Тебе ведь теперь не по чему скучать, верно? Евгений едва отшатнулся так, если бы его ударили в грудь. — Я здесь вопреки своей гордости. — Ох, боже… — он снова опустился в кресло, схватив со стола листок, который Лиза сначала не заметила. — Ещё есть время, чтобы отменить эту глупую поездку, — девушка широкими шагами прошла к камину и встала напротив него. — Наши солдаты гибнут… — Эта бессмысленная война идёт уже долго и бог знает сколько ещё продлится! Куда ты пойдешь без подготовки? — Я не говорил тебе, однако пошёл второй год, как я готовлюсь нести службу. Действительно, мне следовало вступить в должность через год… Но я не могу ждать. Нужно было сменить тактику. — Отложи поездку. Отдохни на водах… Поедем семьями, прямо как раньше. Ситуация на фронте спокойная. И вообще… — Ты полюбила меня? — не отводя глаз, спокойно спросил Евгений. Он обезоружил Елизавету. Её губы невольно затряслись, одним вопросом он сбил с неё всю спесь. — Женя… Это… совершенно ужасный вопрос… Как ты можешь? — Значит, ты полюбила его? Лиза подняла взгляд полный мольбы, прося пощады у его тёплых янтарных глаз. «Он о князе, не так ли?» Свет от танца огня играл на их лицах. — О ком ты подумала, Елизавета? Уж точно не обо мне. А ведь я даже не назвал его имени. На том и покончим! — он направился к двери, но остановился. — А я постараюсь разлюбить тебя и в этот раз напишу о той, которую полюблю, уж обещаю тебе! Всё. Никакой надежды не осталось. Она не увидела сомнения в его глазах, одна лишь решимость, которую не в силах поколебать. Девушка вышла в коридор. — Я уложил Сашу, он сквозь сон всё бормотал, чтоб ты заходила почаще. Она рассеянно кивнула. — Мне кажется, так тебе даже больше к лицу и легче думается, не правда ли? Ерофей Павлович неловко погладил голову Лизы, пытаясь приободрить. — Ступай домой, моя дорогая, Мишка ждёт тебя. Агния Петровна велела вернуть тебя к ужину. Они медленно побрели к выходу, думая по-разному об одном. — Ты ведь уже догадалась, он получил распределение. Завтра днём приходи проводить его на причал в К. — До свиданья, дядюшка, вы тоже, пожалуйста, приезжайте к нам, мы вам всегда рады! Елизавета обняла его, не дав целовать руки, и тут же вышла в ночную прохладу. Вихрь мыслей и сожалений охватил её и даже бубнение Мишки на козлах не могло помочь ей вырваться из хищных лап отчаяния. Сегодня ужинали все вместе, ибо без Митрофана Григорьевича женщинам становилось как-то одиноко и пусто за столом. В такие вечера обычно было крайне оживлённо, за едой велись разговоры, сыпались шутки, обсуждались новости и рецепты. Однако в этот вечер слышались только звуки столовых приборов, даже вечный болтун Мишка — и тот притих. Все знали последнюю новость. Евгений уезжает. Уже завтра. А вернётся ли? Лиза без аппетита проглотила свою порцию, шепнула матери на ушко, что сегодня вечером просит никого её не беспокоить, пожелала всем спокойной ночи и ушла к себе под неловкие разговоры о собственном волшебном выздоровлении. Пожалуй, это было единственная безопасная тема. Агния Петровна поджала губы. Она знала, что не сможет подобрать слова, чтобы успокоить дочь. Особая связь, которая бывает между матерью и её ребенком, между ними была слаба. И мать, и дочь невозможно жалели, что главы семейства сейчас нет рядом. Той ночью Елизавета не плакала, но и заснуть не могла, также не могла работать. Только думала, думала, думала. Утро выдалось таким, что вставать не хотелось. По многим причинам. Таким очевидным, как та, что сегодня придётся прощаться с Евгением. И потому, что погода выдалась по-настоящему осенней. Серые низкие облака закрыли солнце, на улице было влажно и промозгло. «Скоро придётся возвращаться в город. Рассказывать, куда делся Евгений, принимать поздравления о том, какой он герой. А потом надо будет как-то жить без него, выходить в свет без его поддержки, пытаться не вступать в ссоры с тщеславными или глупыми людьми».***
Лиза собиралась, едва ли осознавая, что делала. «Привести себя в порядок». Не прошло и получаса, как в комнате появились Арина, Алёна, а потом и Агния Петровна, чтобы помочь со сборами. Шоколадный осенний костюм, состоящий из длинной юбки и укороченного пиджака, белоснежная, слегка приталенная рубашка с роскошным жабо, жемчужные серьги. Оставалось только прибрать волосы. Так как Лиза проявляла полное безразличие, женщины приняли решение немного подвить лёгкие пряди и дополнить прическу обручем. — Мне кажется, такие прически станут новой модой, как вы считаете? — Арина была довольна своей работой. — Боюсь, только не всем она пойдёт. Лишь девушкам со столь утончёнными чертами лица. Лиза попыталась изобразить улыбку. Все спустились в гостиную на первый этаж, расселись у камина и стали ждать, пока Мишка закончит приготовления. Агния Петровна от волнения поправляла платье цвета охры с тёмно-ореховыми и тициановыми узорами, которое плотно сидело по талии и имело складки на рукавах и груди. Когда приготовления были закончены, Агния Петровна и Лиза сели в карету и отправились на причал в город К. Дорога была долгая. Лес стоял нарядный, мерцая невероятными красками, в самых немыслимых оттенках и сочетаниях. — Милая, я не смогу подобрать слов. — Я знаю, матушка. Это ничего. — Всё, что мы можем сделать для него теперь — это молиться за него. «Никакие молитвы не помогут, когда его убьют». К тому времени, когда они приехали, на причале уже собрались люди. Люди, провожающие своих детей, мужей и отцов, своих любимых на войну. Вокруг каждого новобранца, в сверкающем своей белизной новенькой форме, собралась небольшая кучка прощающихся. Лиза мгновенно увидела Евгению, указав матери направление. Ерофей Павлович стоял, смотря на воду, Сашенька повис у брата на ноге, чуть поодаль собрались слуги, нянечка Евгения не переставая утирала слезы. — Мальчик мой, Женечка! — Агния Петровна, очень рад, что вы всё-таки успели. — Ужасная дорога, ей-богу! — она крепко обняла мужчину, ловко подхватила хныкающего Сашу и хотела была отойти к Ерофею. — Могу я попросить Вас присмотреть за ними, пока меня не будет? — Ты мог бы даже не говорить этого, обижаешь, — и, скрывая слёзы, она отвернулась. Елизавета и Евгений молчали, всматриваясь друг другу в глаза. Его тёплые медовые глаза силились запомнить каждую черту, запечатать в памяти дорогой сердцу образ. — Я должна отпустить тебя, верно? — Так же, как и я тебя. Она хотела обнять его, прижаться, вцепиться в него, так сильно, чтоб никто не смог их разъединить, как всегда делала это в детские года, но теперь это было слишком. Рукопожатие казалось ещё более неуместным. Поэтому они не сделали ничего. Лишь долго смотрели друг другу в глаза, наверное, чтобы успеть насмотреться. Люди суетились, лили слёзы, сморкались и причитали, но для них всего этого не существовало… Прозвучал сигнал. Новобранцы стали стягиваться к кораблям, забирая с собой кто одно, кто два любящих сердца. Знаете то чувство, когда провожаешь дорого человека, а мерзкий шёпот вторит: «Ты никогда не увидишь его больше»? Всё Лизино естество вопило и кричало эти слова. Кто-то встал рядом с ней, принеся с собой запах мяты. — Вы тоже пришли, князь? — А что, если я скажу, что пришёл только для того, чтобы увидеть вас? — его глаза сверкнули зелёным огнем. — Оставьте ваши игры, мне это противно. Сегодня я умерла. Елизавете показалось, что она услышала, как тот рыкнул, после чего развернулся и ушёл, развевая плащом. Но разве тогда это имело значение?