Цветок каштана

      Он вышел из такси в двух кварталах от дома, где жил с Романом. За полгода Слава так и не привык сполна называть этот дом своим. И сейчас ощутил это остро, как никогда раньше. Это дом Романа Худякова, а не Славы Карелина. Слава там — по сути, такая же прислуга, как Гриша, Оля и Евгения. Его терпят, только пока он удобен и соответствует ожиданиям.       Что, если Роман узнает? Если Никита ему расскажет?       Первый квартал Слава почти пробежал, потом постепенно сбавил шаг. Он только в такси понял, что забыл забрать из гардеробной свой плащ. Рубашка и пиджак не защищали от стылого холода октябрьской ночи, ветер пронизывал до костей. И все равно Слава целый час наворачивал круги вокруг района, сунув руки в карманы брюк и ежась от холода, но не решаясь пойти домой. Несколько раз он порывался позвонить матери и спросить, не примет ли она его на ночь — или на пару ночей, — но слишком хорошо представлял ее реакцию. Славе не хотелось ее в это впутывать. Ведь она ни в чем не виновата.       Во всем виноват только он один. Ему и разгребать.       Он в конце концов заставил себя подняться на крыльцо и позвонить в дверь. Гриша впустил его, не сумев скрыть удивления от того, что Слава вернулся один и без плаща. Ничего ему не сказав, Слава поднялся наверх, в свою спальню. Закрыв за собой дверь, испытал абсурдное желание подпереть ее изнутри чем-нибудь тяжелым, а то и вовсе запереться в ванной. Хотя от неизбежной расправы его это, конечно, не спасет. Даже если случится чудо и Никита будет держать язык за зубами, Славу все равно ждет суровое наказание. Роман запретил ему уходить, а он нарушил приказ, да еще и когда они находились в публичном месте. Он поставил Романа в неловкое положение. Слава как наяву увидел, как Роман ищет его среди других сабов, а не найдя, вынужден расспрашивать лакеев, швейцара… У Славы вспыхнули щеки при одной мысли о том, как Роман, с его щепетильностью, воспримет подобное унижение. Безусловно, Славу опять ждет порка розгами, болевой бондаж, глубокий минет и бог знает что еще. И он был согласен принять все это, лишь бы не расплачиваться за другие, более старые, но и куда более страшные грехи.       Он лег на кровать, не раздеваясь, и попытался задремать, но сон не шел. Измученный тревогой, часа через два Слава наконец-то стал засыпать — и резко вздрогнул, услышав под окнами гул подъезжающей машины. Он сел в кровати, с замирающим сердцем вслушиваясь в звуки снаружи. Вот Роман заезжает в гараж, вот звучат его шаги на паркете внизу… вот он поднимается по лестнице…       Славу стала бить дрожь. Он сидел на кровати, неуклюже расставив колени, смяв покрывало в кулаках, и неотрывно смотрел на дверь в комнату, как будто за ней вот-вот должен был появиться убийца с топором.       Дверь распахнулась. Роман, в расстегнутом пальто и со слегка взъерошенными надо лбом волосами, остановился на пороге.       — Как ты посмел уехать?       Его голос прозвучал на удивление ровно. И это было не то леденящее кровь спокойствие, которое порой на него накатывало в моменты ярости. Он сердился, но намного меньше, чем ожидал Слава. Господи, неужели… неужели пронесло? Никита ничего не сказал, и вся вина Славы — только в непослушании?       — Мн-не очень жа-аль, — выдавил Слава. Блин, с какого хрена он вдруг стал заикаться?! Никогда с ним такого не бывало! — Мн-не… с-стало плохо. Я ч-что-то не то съел…       — Устрицы? — уточнил Роман.       Его неподвижная фигура в дверном проеме казалась каменным изваянием. Слава болезненно осознал, какой он красивый. Настолько же, насколько недостижимый и непрошибаемый.       — Наверное…       — Ты все равно не имел права нарушать мой прямой приказ. Ты что, думал, я не замечу твоего бегства?       Слава уронил голову на грудь. Смотреть на Романа становилось невыносимо. С минуту висело тяжелое молчание. Потом Роман двинулся в сторону кровати, и Слава вздрогнул, с трудом удержавшись, чтобы не отползти подальше. Роман обычно не затягивал с дисциплинарными взысканиями, так что ночка у Славы будет жаркой. Хотя Роман злится гораздо меньше, чем Слава опасался, но заплатить его все равно заставит.       Роман снял пальто и повесил на спинку кресла. Потом сел туда сам, закинул ногу на ногу, положил руки на подлокотники. Его ступня в до блеска начищенном лаковом ботинке слегка покачивалась. Он по-прежнему молчал.       Тишина начала становиться зловещей. Слава неловко спустил босые ноги с кровати на пол.       — Я заслуживаю наказания… — начал он, и Роман перебил:       — Безусловно. Позже мы это обсудим. Сейчас я бы хотел поговорить на другую тему.       Слава осекся, едва не прикусив себе язык. И не успел даже испугаться как следует, когда Роман продолжил тем же ровным, почти доброжелательным тоном:       — Когда ты разбил бокал, я разговаривал с парой своих знакомых. Одним из них был Никита Канобович. Мы с ним давно знакомы, учились в университете на параллельных потоках. Он сын владельца банка, который кредитует «Рациональ». Сейчас наша компания испытывает некоторые сложности с инвестициями, поэтому мне приходится поддерживать связи, о которых в более благоприятные времена я предпочел бы не вспоминать.       Слава смотрел в пол. Его начало знобить. Он уже все понял, но какая-то часть его продолжала отчаянно надеяться, что разговор пойдет о чем-то другом, что еще можно что-то исправить, что-то скрыть…       — По правде, я этого типа терпеть не могу. Он мерзавец и хам. Но сегодня пришлось быть с ним любезным. Он насмехался надо мной, смеялся прямо в лицо, а мне приходилось делать вид, что мы просто ведем светскую беседу. Это было нелегко, — Роман на секунду умолк, словно заново переживая те неприятные минуты. — А потом он заметил тебя. Когда ты разбил бокал. Мне пришлось к тебе подойти, и так он понял, что ты мой саб. И когда я вернулся к нему, он сказал мне кое-что.       — Не надо, — вырвалось у Славы.       Роман замолчал. Слава краем глаза заметил, как он наклоняется вперед в кресле, ближе к нему.       — Слава. Посмотри на меня.       Это было требование за гранью добра и зла, но Слава не мог не подчиниться. Роман снял очки. Встретив Славин взгляд, он несколько раз моргнул, словно у него заслезились глаза. Его взгляд был… беспомощным. И резал Славу острее ножа. Острее любого из самых ледяных взглядов его Доминанта.       — Он сказал, что несколько лет назад занимался с тобой сексом на вечеринке. Ты тогда был еще школьником. Он сказал, что ты ему отсосал, а потом дал себя трахнуть в какой-то подворотне. Слава… Я знаю Никиту давно. Он подонок, каких поискать. И всегда меня ненавидел. Я не удивлюсь, если он наговорил все это просто мне назло. Если это так, скажи об этом сейчас. И забудем про все это безумие раз и навсегда.       Его голос звучал просяще. Почти заискивающе. Он как будто негласно умолял Славу подтвердить его предположения. И Слава испытал огромное искушение так и сделать. Почему нет? Никита — подонок, это неоспоримый факт. Только подонок воспользуется тем, как влияют его феромоны на юного неопытного саба, чтобы лишить этого саба девственности в грязном переулке, а потом выбросить, как использованный презерватив. Хотя Никита тогда даже не надевал резинку. Он мог заразить чем-нибудь Славу. Мог полностью сломать ему жизнь.       Кажется, именно это он в конечном итоге и сделал. Да?       «Просто соври!» — подумал Слава, но его Доминант смотрел ему прямо в глаза, твердо и в то же время просяще. Роман ему доверял. Выбрал его, потому что считал, что сможет вылепить из него свой идеал.       И не подозревал, что материал ему попался бракованный изначально.       — Простите меня, — выдавил Слава. — Роман… Вениаминович… пожалуйста, простите, что я не сказал раньше.       На этот раз молчание тянулось целую вечность. Когда Роман наконец заговорил, его голос прозвучал, как скрежет старого железа:       — Он тебя изнасиловал. Так?       — Нет.       — Я понимаю, почему ты это скрыл. Для молодого саба потеря девственности непонятно с кем — несмываемый позор. Полагаю, ты и матери ни о чем не сказал. Берег ее чувства. Так?       — Да… то есть нет, я…       — Если бы Арина знала, она бы не допустила, чтобы я заключил с тобой партнерский договор. Она прекрасно знает, как важна для меня репутация. А репутация Доминанта во многом определяется его сабмиссивом. Породой, характером, поступками сабмиссива. Я выбираю придирчиво, но девственность — это критерий по умолчанию, я просто не стал бы рассматривать саба, которого уже кто-то использовал до меня. Мне бы такое даже в голову не пришло. Поэтому я думаю, что Арина ничего не знала. Но ты-то знал. Ты понимал, что факт насилия ничего не меняет, хотя, разумеется, винить в случившемся тебя было бы несправедливо…       — Это не было насилие! — крикнул Слава, вскакивая на ноги.       Монотонный, механический голос Романа — голос, которым тот словно уговаривал сам себя, — вдруг стало нестерпимо слушать. Как будто Роман прямо на ходу выдумывал какую-то другую, фальшивую версию произошедшего… но зачем? Затем, понял Слава, что иначе они не смогу продолжать свое партнерство. При всем его невообразимом тщеславии и чистоплюйстве, Роман просто не сможет жить с мыслью, что уже полгода использует в качестве сабмиссива порченный товар, и даже хуже. Поэтому предположить, что Слава жертва насилия, значило хоть как-то примириться с ситуацией.       Но Слава не хотел, чтобы его считали жертвой. Не хотел ею быть.       — Он меня не насиловал, — дрожа с головы до ног, отчеканил он неожиданно внятным, твердым голосом. — Я сам с ним пошел. Он предложил, и я пошел. Он спросил, хочу ли я, и я ответил, что хочу. Он был первым Доминантом, которого я… который меня привлек. Мне было восемнадцать. Мне снесло крышу. Я жалел об этом потом, страшно жалел! Мне было так стыдно! Но я не мог ничего исправить. И да, вы правы, мать не знала. Никто не знал. И вы бы не узнали, если бы…       Он задохнулся и замолчал. Смысла в оправданиях не было. Роман откинулся на спинку кресла, глядя на Славу снизу вверх. Медленным, размеренным движением надел очки.       — Ты хочешь сказать, что я заключил партнерский договор с блядью. Это ты имеешь в виду, Слава? Я правильно тебя понял?       Роман крайне редко употреблял матерные слова. Сейчас Слава даже не мог припомнить, случалось ли такое раньше хоть раз. Он сглотнул и сказал, чувствуя, как с каждым словом все глубже соскальзывает в пропасть.       — Это было всего один раз. После него ко мне никто не прикасался. До вас. Я понимаю, мне нет оправданий. Но…       — Действительно, нет. Ты обязан был сообщить об этом при нашей первой встрече. Что ты не девственник, что в твоем анусе и во рту побывал чей-то член. Я спросил тебя о твоем опыте, но ты…       — Вы спросили про сессии. Вы не спрашивали про секс.       В последних словах прорвалась злость. Господи. Вот и все. Все всплыло наружу. И ведь Слава знал, что такое очень вероятно. На что он вообще рассчитывал?       На любовь. Вот на что. Он рассчитывал, что Роман полюбит его. Что они полюбят друг друга. Пусть не сразу, как вышло у везучего Ванечки с его Иваном, но со временем… А потом бы Слава ему во всем признался. А может, и нет. Сейчас было легко себе врать, воображая, как все это могло бы повернуться, будь они в любовном романе или мелодраме, а не в реальности.       В реальности Слава обманул своего Доминанта еще до того, как они закрепили свои отношения официально. Все началось со лжи. Так разве могло у них получиться что-то хорошее?       — То, что я узнал, дает мне полные юридические основания немедленно расторгнуть наш контракт, — сказал Роман тусклым, ничего не выражающим голосом.       Слава закусил подрагивающую губу. Вот так. Это и есть конец? А как же мама и ее проклятый кредит? Не успев толком понять, что делает, он сполз с кровати и встал на колени, оказавшись прямо перед Романом.       — Накажите меня. Пожалуйста. Я заслужил. Я приму любое наказание, любое, какого, на ваш взгляд, заслуживаю. Только…       Только — что? Не прогоняйте меня? Не смотрите на меня так, как будто я дерьмо, налипшее на ваш ботинок? Дайте мне хоть что-то, за что я могу зацепиться, чтобы продолжать верить…       Во что верить, Слава? Во что ты продолжаешь верить? Почему ты продолжаешь оставаться с этим человеком?       Не пора ли, в самом деле, кончать?       Роман встал, прошел мимо стоящего на коленях Славы и вышел из комнаты. На пороге оглянулся, взявшись за дверную ручку, и сказал:       — Мне нужно все обдумать. Пока я не приму решение, ты будешь оставаться в своей комнате. Тебе запрещается выходить отсюда без моего ведома.       Он не спросил, понял ли Слава, как делал обычно, отдавая прямой приказ. Слава только и успел, что кивнуть, все так же стоя на коленях у опустевшего кресла, когда Роман закрыл дверь. Что-то клацнуло в замочной скважине, и Слава услышал, как в замке поворачивается ключ.       Он понятия не имел до сих пор, что эта дверь может закрываться снаружи.       Слава просидел под замком два дня. Гриша приносил ему еду в комнату — Роман дал ему ключ, но Славе даже в голову не пришло попросить, чтобы Гриша его выпустил или дал возможность сбежать. Куда сбегать, от кого? Он не заключенный, он сабмиссив, оскорбивший и разочаровавший своего Доминанта. Роман имеет полное право просто вышвырнуть его на улицу. Но, судя по всему, решил этого все-таки не делать. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что он дает Славе шанс искупить вину. Плохо, потому что расплата будет ужасной.       И чем больше проходило времени, тем сильнее Слава боялся того, что его ждет.       Вечером второго дня, услышав в коридоре шаги, Слава сразу понял, что это не прислуга, и вскочил с кресла, в котором сидел, подтянув под себя ноги и неподвижно глядя в одну точку. Ключ повернулся, вошел Роман. В руке он держал листок бумаги.       — Сядь к столу, — сказал он.       Слава торопливо отодвинул стул и плюхнулся на него. Роман положил перед ним лист, и рядом, с отчетливым стуком, шариковую ручку.       — Прочти. И подпиши.       Слава в страхе глянул в его бесстрастное лицо, а потом — на лист. Он уже догадывался, что это такое, и заголовок напечатанного документа подтвердил его подозрения. Это было дополнение к партнерскому договору. Роман, похоже, придумал для своего порченного саба какую-то изощренную пытку, которая не входит в стандартный договор партнерского взаимодействия. А может, даже относится к сфере Славиных табу. Сглотнув, Слава дрожащей рукой разгладил лист, хотя тот вовсе не был мятым, и стал читать, уже заранее зная, что согласится на все, что угодно.       В первый раз он ничего не понял: слишком шумело в голове, суконные канцелярские фразы не укладывались в сознании. Слава заставил себя выдохнуть и перечитал документ еще раз, уже внимательнее. По сути, текста там было совсем мало. К договору добавлялся всего один пункт.       «Участие в сессии третьего лица на усмотрение Доминанта».       — Третьего лица? Я не понимаю…       — Что непонятного? — резко спросил Роман. — Третье лицо — это не я и не ты. Кто-то еще. Посторонний.       — Вы хотите, чтобы к нам на сессию пришел кто-то еще?       — Только не говори, что тебя это шокирует, — ядовито бросил Роман, глядя в его расширившиеся глаза. — Ведь именно это ты и сделал. Привел в нашу постель кого-то еще. Тебе не привыкать.       — Это было задолго до вас! Если бы я знал…       — Если бы ты знал о чем? Что рано или поздно заведешь себе Доминанта? Только не говори, что никогда не собирался этого делать. Ты хотел для себя партнера, как любой саб. Вам всем нужны Домы, которым вы можете сесть на шею. Для этого вы существуете. И ты ничем не лучше других. Или лучше, что ли?       — Нет…       — Ты всегда мечтал захомутать Доминанта, который будет заботиться о тебе. А пока не нашел такого, развлекался в свое удовольствие. Так что не вижу причин, почему сейчас мысль о новом партнере должна тебя возмущать.       — Я не возмущаюсь! Я просто… а кто это будет?       — Какая разница?! — рявкнул Роман, так что Слава слегка отшатнулся и втянул голову в плечи. Ему казалось, что его Дом вошел в комнату в довольно спокойном настроении, но это в очередной раз оказалась маска, под которой крылась так и не улегшаяся ярость. — Как ты вообще смеешь задавать мне такие вопросы? И какие угодно вопросы? Ты меня унизил! Я ни разу в жизни не испытывал такого стыда! И вообще не уверен, стоит ли пытаться что-то исправить.       — Стоит! — вскинулся Слава. — Честное слово, я уверен, что мы сможем все это…       — Тогда хватит пререкаться, — прошипел Роман, сгреб в кулаке лежащую на столе ручку и швырнул ее Славе. — Или подписывай, или все кончено.       Боясь глянуть в его потемневшие от ярости глаза, Слава торопливо схватил ручку и поставил внизу свою подпись. Ладно, хрен с ним. Роман приведет на экшен еще одного Доминанта. И пусть. В конце концов, в договоре больше ничего нет, никаких страшных пыток и нарушений табу. Просто Славу выпорет и свяжет кто-то другой. Это можно перетерпеть.       — Я очень рад, что ты все еще мне доверяешь, — холодно бросил Роман и забрал у него из рук документ.       Слава потянулся за ним, пытаясь поймать прикосновение, хотя бы беглое, хоть кончиками пальцев…       — Мне очень жаль, — в сотый, наверное, раз сказал он. — Если бы я мог вернуться назад и…       — Завтра в десять вечера, — перебил Роман. — До тех пор сиди у себя. В девять прими душ и сделай клизму. Я сам за тобой приду.       Он вышел и громко хлопнул дверью, но больше не стал ее запирать. У Славы оставались еще целые сутки, чтобы осмыслить случившееся и, возможно, передумать. И тогда он сможет просто встать и уйти — из этой комнаты, этого дома и жизни Романа Худякова.       Но он остался.              * * *              Роман не стал больше терзать Славу ожиданием: через сутки, ровно в десять, он появился на пороге. Слава был готов. Роман окинул его взглядом с головы до ног, никак не прокомментировав его вид (хотя Слава знал, что выглядит бледным и взъерошенным). Только поджал губы и сухо приказал:       — Будешь прислуживать нам за ужином вместо Гриши. Потом станешь выполнять любые приказы, как если бы они исходили от меня. Я буду присутствовать, но не буду вмешиваться. Все понятно? Пошли.       Так этот новый Доминант, этот «третий», уже здесь… Слава не слышал, как подъехала к дому машина — наверное, как раз в это время принимал душ. Уныло повесив голову, он смирно вышел из своей спальни под тяжелым взглядом Романа — в первый раз за три дня, прошедшие с той проклятой вечеринки.       Роман пошел вперед, и Слава, едва чувствуя свои ватные ноги, стал спускаться за ним следом.       Стол был накрыт на двоих — как будто их ждал самый обычный семейный вечер. Только Славин статус в этом доме резко поменялся, и сегодня ему не место за хозяйским столом.       — Жди здесь, — бросил Роман.       Слава застыл, как вкопанный, глядя, как он направляется в гостиную. Он не закрыл за собой дверь, и Слава услышал голоса. А услышав, вздрогнул.       Второй голос оказался женским.       Они вошли в столовую, и Слава моментально ее узнал — ту самую женщину, которая организовывала благотворительный ужин в пользу медицинского центра. Светловолосая, с холодными серыми глазами и плотоядной улыбкой, от которой становилось не по себе. На ней был красный брючный костюм, и Славе сразу бросилось в глаза, что под застегнутом на талии пиджаком как будто ничего больше нет — ни блузки, ни бюстгальтера. В вырезе, образованном лацканами, виднелись круглые очертания высокой груди. И было что-то еще странное в ее облике, но что именно, Слава в тот момент осознать не успел.       — Добрый вечер, Слава, — с улыбкой поздоровалась Домина.       Ксения, вспомнил он. Так ее вроде бы зовут. Ксения… а отчество? Слава не мог вспомнить.       — Добрый вечер, госпожа Ксения, — пробормотал он, опуская глаза под ее прямым, пронзительным взглядом.       Кажется, ее улыбка стала еще шире. Она не выглядела враждебно, казалась мягче, чем тогда в официальной обстановке званого ужина. Но ее взгляд, обращенный на Славу, был таким же хищным, как и в тот раз.       Женщина, надо же. Слава совершенно не ожидал, что Роман позовет к ним женщину в качестве «третьего». Хотя… он ведь использует девушек-моделей. Значит, проявляет определенный интерес к женскому телу. Он не гей, в отличие от Славы, а бисексуал. Славе никогда раньше это не приходило в голову.       Роман галантно отодвинул стул, и Ксения села на свое место. Убирая руку со спинки ее стула, Роман метнул на Славу убийственный взгляд.       — Желаете вина? — спохватился Слава, в панике скользнув взглядом по столу. У него было время посмотреть, как именно тот накрыт, но ему и в голову не пришло это сделать, за что теперь он себя мысленно обругал.       — Красного сухого, пожалуй, — ответила Домина, глядя на него снизу вверх.       Слава торопливо взялся за бутылку; к счастью, рядом лежал штопор. Наливая вино в бокал гостьи, Слава непроизвольно скользнул взглядом по ее более чем смелому декольте. Так и есть, он не ошибся — никакого бюстгальтера. Черт, она же не прикажет ему ее трахнуть? Он ни разу в жизни не спал с женщиной. Если она прикажет ему ее удовлетворить, не важно, членом или ртом, он неизбежно налажает.       Славину спину прошиб пот. Пытаясь отвлечься от новых страхов, он робко спросил у Романа, какое вино тот будет. Роман ответил, что такое же, как и Ксения Анатольевна. Блин, точно, Анатольевна. Как к ней лучше обращаться? По имени-отчеству или так, как Слава уже обратился раньше?       Как же это все оказалось сложно! А ведь еще ничего не начиналось даже.       К счастью, через пару минут он получил передышку. Роман небрежно кивнул ему в угол, и Слава встал туда, как наказанный ребенок, не зная, куда девать руки. И стоял так, пока Роман и Ксения вели непринужденную светскую беседу, смысла которой Слава почти не уловил — кажется, они обсуждали каких-то общих знакомых. «Почему она?» — стучало у него в голове. Почему именно она? Хотя на вечеринке видно было, что Слава ей приглянулся, да она и сама тогда сказала что-то на эту тему. Интересно, как вообще произошло, что она здесь оказалась? Роман ей предложил или инициатива исходила от нее? Знает ли она вообще, что Роман так наказывает своего бестолкового сабмиссива? А про Никиту знает?       Блин, свихнуться можно от всего этого!       Ужин оказался легким и коротким; кроме вина и закусок, ничего больше не подали. Когда часы пробили половину одиннадцатого, Роман сказал:       — Ну что ж, наверное, пора начинать? Если вы не возражаете.       — Совершенно не возражаю, — улыбнулась Ксения. Она улыбалась охотно и много, являя этим полную противоположность Роману.       Ее светловолосая голова с идеальной, волосок к волоску, прической повернулась в сторону угла, где застыл Слава.       — Подойди-ка сюда, милый.       Слава выступил из тени и оказался возле ее стула. Она взглянула на него, слегка сощурила серо-голубые глаза — и указала наманикюренным пальцем на пол.       Слава несколько секунд не мог понять, чего она хочет. Потом до него дошло, и он неловко опустился на колени.       Его голова оказалась вровень с ее грудью. Смотреть в пол было самым простым — и, наверное, самым разумным. Слава так и сделал. Но через секунду длинные пальцы взяли его за подбородок.       — Смотри на меня, — ее голос звучал все еще доброжелательно, но в нем теперь зазвенели стальные нотки. — Вот так. Ты очень хорошенький. Хочу видеть твое милое личико.       Что-то в ее тоне покоробило Славу. Она как будто говорила с ребенком. Отпустив его подбородок, Ксения скользнула рукой ему в волосы, накрутила на палец одну прядь.       — Ты такой молчун. Скажи что-нибудь.       Слава опасливо покосился на Романа. Тот откинулся на спинку стула и сидел, скрестив на груди руки, в полной неподвижности и молчании. Никаких подсказок.       — Я… для меня большая честь принимать вас в этом доме, — выдавил Слава.       Ксения громко фыркнула, Слава так и не понял, почему.       — Как это мило. Ну, расскажи мне про себя. Ты давно с Романом Вениаминовичем?       — Полгода. С апреля.       — Он хорошо с тобой обращается? Дает то, что тебе нужно?       Какие-то странные вопросы… или это проверка, что ли? Они с Романом сговорились? Слава бы этому не удивился.       — Саб должен давать Доминанту то, что ему нужно. А не наоборот, — пробормотал он.       — Ах, какой умница! Золото-мальчик! Ну ладно, а теперь представь, что твой Доминант все-таки хочет сделать тебе приятное. Что ты любишь?       — То, что любит мой Доминант, — упрямо сказал Слава, опять опуская глаза.       Ксения все еще наматывала его прядь на палец, и в этот момент ухватила его волосы в кулак и дернула. Слава вздрогнул, вскинул голову. Ксения по-прежнему улыбалась, но теперь это была улыбка змеи.       — А ты неплохо вышколен. Мое почтение, Роман Вениаминович, — бросила она Роману с некоторой долей сарказма. Слава много бы дал, чтобы увидеть в этот момент его реакцию.       Ксения наконец отпустила Славу и повернулась к сумке, которую принесла с собой и небрежно повесила на спинку стула. Сумка была из крокодиловой кожи, не очень большая. Ксения извлекла из нее какой-то предмет и повернулась к Славе.       Он увидел в ее руках с ярко-красными ногтями широкий кожаный ошейник.       — Ну-ка, примерь, мой хороший.       Она протянула ошейник Славе. Слава взял его, машинально растянул в руках. Ошейник был без замка, застегивался на пряжку, как ремень. Слава накинул его себе на затылок, вслепую продел свободный край через пряжку.       — Немного потуже, — сказала Ксения, неотрывно глядя на него. — Еще немного. Достаточно.       Она наклонилась и помогла ему закрепить ошейник. Отстранилась, окинула взглядом.       — Прекрасно. Мы готовы начинать, Роман Вениаминович.       — Слава, в студию, — кратко приказал Роман, словно только и ждал этих ее слов.       Слава поднялся с колен и пошел к лестнице. Два Доминанта обменялись какими-то фразами за его спиной, но он не слышал: в ушах у него гулко стучала кровь. Он терпеть не мог ошейники, и Роман про это знал. Но сегодня, похоже, произойдет много такого, от чего Слава не получит ни малейшего удовольствия.       И ведь в этом смысл, так? Он и не должен получать удовольствие. Его наказывают.       В студии было темно. Слава включил свет — только лампы, без прожекторов, которые они зажигали во время экшенов с подвесами. Поколебавшись, остановился посередине помещения. Уже раздеваться? Или ждать приказа?       — Как, ты все еще не разделся?       Голос Ксении от двери прозвучал хлестко, в нетерпеливом командном тоне. Слава стал торопливо стаскивать одежду. Пока он возился с ней, Ксения и Роман вошли в студию. Роман прошел в дальний угол и сел там в кресло, с которого иногда наблюдал за подвешенным к потолку Славой. Ксения, неся свою крокодиловую сумку через плечо, остановилась возле Славы, широко расставив ноги в узких красных брюках. Ее каблуки глубоко вминались в мат.       — На колени, — скомандовала она.       Затем снова раскрыла сумку и извлекла из нее новый реквизит: две пары кожаных наручей, из того же материала, что и ошейник. Браслеты скреплялись короткими цепями. Слава молча вытянул вперед руки, и Домина закрепила ограничители на его запястьях., а потом и на лодыжках. С такой фиксацией Славины движения были сильно ограничены, но он не становился совершенно беспомощен, как когда его связывал Роман.       Домина в третий раз раскрыла сумку и извлекла предмет, при виде которого у Славы упало сердце.       Кляпы он ненавидел еще больше, чем ошейники.       Заметив его колебания, Ксения нахмурилась и жестко ухватила его за челюсть, вдавила пальцы с острыми ногтями в щеки. Пришлось раскрыть рот. Между зубами оказался резиновый шар, красный, как костюм Домины. Она протолкнула его максимально глубоко, так, что у Славы сразу свело челюсти. Он невольно издал какой-то звук, но Ксения, не обратив на это внимания, затянула ремни кляпа на его затылке. Слава потрогал шар языком, украдкой проверяя, не сможет ли его потихоньку вытолкнуть, если совсем припрет. Похоже, что нет, не сможет.       Ксения снова сжала его волосы, разворачивая к себе лицом. Слава поднял голову, уронив скованные руки и глядя в лицо Домины. «Роман смотрит на нас, — мелькнуло у него. — Интересно, ему хоть нравится? Или как и мне…»       Щеку внезапно огрела звонкая пощечина.       — Это что за взгляд? А ну-ка, где мой смирный мальчик?       Она говорила строго, но не зло. Выпрямившись, Слава с усилием сглотнул слюну. Надо быть терпеливым. Он ведь все это заслужил.       В руке Ксении возник длинный тонкий стек. Слава пропустил момент, когда она его взяла.       — Твой Доминант говорит, ты любишь порку. Это так?       Слава неуверенно кивнул. И в следующую секунду глухо вскрикнул от неожиданности и боли, когда стек, со свистом прорезав воздух, обжог его грудь под соском.       — Что ж, проверим. Стоять ровно.       Роман всегда порол его по ягодицам, иногда по бедрам. Даже когда это было очень больно, то все равно безумно заводило. Слава обожал хорошую порку. Но его никто никогда не бил по торсу, он даже не фантазировал об этом. Как оказалось, не зря. Кожа на груди и плечах оказалась еще более чувствительной. От резких, коротких ударов Слава вздрагивал, каждый удар казался укусом осы. Один из ударов пришелся прямо на сосок, оставил длинный розовый след — и такую острую боль, как будто туда ткнули булавкой. Слава не скрывал свои чувства, Ксения ясно видела, что ему больно, но он не шевелился и не пытался отстраниться, просто вздрагивал, судорожно глотая слюну.       — Лечь на спину! — скомандовала Домина.       Слава лег. Она просунула ногу в туфле-лодочке между его скованных ног, и Слава торопливо раздвинул колени, насколько позволяла цепь между щиколоток. Жесткий мысок туфли уперся в его голые яйца. У Славы оборвалось дыхание.       Ксения склонилась над ним и продолжила сечь стеком: теперь не плечи и грудь, а бока и живот, спускаясь все ниже к паху. Когда стек задел мошонку, Слава пронзительно вскрикнул в кляп.       — И это называется «люблю порку»? — саркастично поинтересовалась Ксения.       Она как будто действительно ждала ответа. Слава мог бы ей сказать — и сказал бы, если бы не чертов кляп во рту, — что порка бывает разной. Но она же не дура, прекрасно понимает это сама. Какое-то время Домина разглядывала его лицо, довольно щурясь.       А потом наотмашь хлестнула мошонку стеком.       Слава глухо взвыл, инстинктивно потянул руки к паху, и следующий удар пришелся по тыльной стороне ладони.       — Лежать! Не прикрываться!       Дрожа всем телом, Слава с усилием вытянулся на мате, подтянув скованные руки к груди. Вместе со слюной он теперь сглатывал слезы. Носок жесткой туфли давил на его пах, не давая двинуться с места, стек свистел в воздухе. «Я сейчас потеряю сознание», — со странным спокойствием подумал Слава. Интересно, это остановит экзекуцию, или Роман решит, что он вырубился нарочно, чтобы все испортить?       — Умница, — внезапно похвалила его Ксения. — Терпеливый мальчик. На живот.       От мысли о том, чтобы перевернуться на выпоротой живот и грудь, вжавшись ими в мат, Слава похолодел. Но выбора не оставалось. Глухо всхлипнув, он с трудом перекатился лицом вниз, ткнулся лбом в скованные руки. Тело подрагивало от боли. Ксения обошла вокруг него, остановилась, снова подошла ближе — наверное, выбирала новый девайс.       — Приподними свою сладкую попку. Хочу ее получше рассмотреть.       Слава привстал на колени, по-прежнему утыкаясь лицом в стиснутые руки. Пусть уж лучше порет задницу, чем яйца, он только «за».       Тонкие, не по-женски жесткие пальцы сгребли его ягодицу. Потом оттянули в сторону, приоткрывая анус.       — Какая узкая дырка, — с легким удивлением заметила Ксения. — Или это только на первый взгляд? Посмотрим.       Что-то гладкое и тяжелое с размаху опустилось на Славин анус — точно между ягодиц, одну из которых Домина оттягивала в сторону. Она сменила стек на флоггер — достаточно узкий, но тяжелый. Задница саба интересовала ее только отчасти: твердой, натренировонной рукой она принялась методично пороть Славин анус, нанося удары туда, куда его никто никогда раньше не бил. Господи, Слава правда любил порку, заводился от нее с полоборота, иногда умолял Романа о ней. Но он не знал, что порка бывает и такой тоже, и это было ужасно — больно, унизительно и совсем не сладко. Его член был тому лучшим свидетелем, оставаясь вялым и безжизненным с той минуты, как началась сессия.       Но Домине было на это совершенно наплевать.       — Чудесно, — наконец констатировала она. — Что может быть лучше хорошо выпоротой дырки? Только хорошо оттраханная дырка. Не правда ли, Роман Вениаминович?       Ее светский, официальный тон являл поразительный контраст с жестокостью пыток, к которым она питала пристрастие. Но Слава внезапно понял, почему эти двое спелись. Роман тоже часто причинял ему боль — далеко не всегда приятную, — оставаясь при этом таким же сухим и чопорным, как на официальном приеме.       — Ты очень славный мальчик, — сказала Ксения. — Заслужил награду. Твой Доминант упоминал, ты любишь, когда тебя шлепают. Это так?       О да, это было так, но сейчас, после такой долгой, болезненной порки по самым чувствительным и уязвимым местам, Славе было совсем не до спанкинга. Он промычал что-то невнятное — не «да» и не «нет», но, как он понял через секунду, его ответ был чистой формальностью.       Небрежно сгребя его за волосы, Ксения потянула их вверх, заставляя Славу встать. Подтолкнула к кожаной скамье, которая стояла немного в стороне — они с Романом нечасто ею пользовались, хотя время от времени Роману нравилось привязывать к ней Славу каким-нибудь затейливым образом. Ксения толкнула его на скамью животом, так, что его задница оказалась на уровне ее паха. Если бы она была мужчиной, то Слава решил бы, что сейчас его будут трахать.       Но — наверное, все-таки к счастью, — Ксения была женщиной. Вдавив колено между Славиными бедрами, она стала шлепать его задницу — очень тяжелой рукой, куда более тяжелой, чем даже у Романа. Примерно так тяжело и грубо Славу шлепала мать в детстве, когда наказывала за проступки (далеко не всегда справедливо). Это воспоминание отозвалось в животе крайне странным чувством.       Прошел, наверное, час от начала сессии, и Слава понял, что выпорот буквально с ног до головы, помимо разве что пяток. Бастинадо относилось к его абсолютным табу (однажды его так наказал учитель в школе, и Славу стошнило от боли, а потом он потерял сознание). Он с ужасом ждал, что суровая Домина доберется и до этой части его тела, но Ксения не интересовалась этой практикой. Покончив со спанкингом, она отошла на несколько шагов, остановилась и окинула растянутого на скамье саба оценивающим взглядом.       — А ты все-таки возбудился, — заметила она. — М-м, это не очень хорошо, Славочка.       Слава не понял сначала даже, о чем она говорит. А потом осознал, что член и вправду наполовину привстал — должно быть, во время спанкинга. Домина шагнула к скамье, просунула руку Славе между ног и резко шлепнула раскрытой ладонью по его члену. И снова, снова — несколько раз, до тех пор, пока эрекция не ослабла.       — Так-то лучше, — сказала Ксения, одобрительно похлопав по горящей огнем Славиной ягодице.       Пока он приходил в себя после очередной вспышки боли в истерзанном теле, Ксения обошла скамью и взялась за ремни кляпа на Славином затылке. Развязала, потянула, и Слава со стоном раскрыл рот шире, позволяя резиновому шару наконец выскользнуть изо рта. За шаром потянулась нитка слюны, и Слава проводил ее мутным взглядом.       Ксения взяла его за подбородок, вздернула голову.       — Пора что-то сказать, тебе не кажется, милый?       — Спасибо, госпожа, — прохрипел Слава.       Она довольно похлопала его по щеке. Отступила, и Слава обмяк, свесив голову. Влажные пряди липли ко лбу. Он старался дышать медленно, но из губ вырывались рваные, болезненные вдохи и выдохи. Он безумно устал.       Тем временем Ксения что-то снова делала, стоя в шаге от него. Кажется, раздевалась. Боже, неужели все-таки придется ей отлизать? От мысли, что сейчас она бросит его на пол и сядет ему на лицо, Славе стало дурно.       — А теперь поработай для меня ротиком, милый.       Кто-то уже говорил Славе эту фразу. Давным-давно. Он тогда согласился, и все это, кажется, плохо кончилось… кажется, именно потому он сейчас и оказался здесь с этой чужой женщиной, которая обращается с ним, как с куском мяса.       Круг замкнулся?       Слава с трудом приподнял голову и увидел перед своим лицом член. Не очень большой, но длинный, слегка изогнутый, с большой тугой головкой. У члена был странный однородный цвет, а самым поразительным было то, что его извлекла из брюк Домина Ксения. Слава тупо смотрел на него с полминуты, прежде чем до него дошло, что это страпон. Вот что в первый момент показалось ему странным в облике Домины! Слава пялился на ее грудь, и только краем глаза заметил непонятную выпуклость в паху под брюками.       Она пришла в их дом, заранее надев страпон.       Сжав Славины волосы, Ксения потянула его на себя — но совсем не так резко и грубо, как это сделал Никита два года назад. Мягкая силиконовая головка страпона коснулась Славиных губ.       — Оближи его хорошенько, — ласково сказала Ксения, даже скорее попросила.       И, держа Славу за волосы, толкнулась ему в рот своим искусственным хреном.       Он оказался меньше, чем член Романа в возбужденном состоянии, но длиннее, и сразу же уперся в заднюю стенку горла. Хорошо, что Роман пару раз практиковал со Славой глубокий минет — только сблевать сейчас не хватало.       — Пососи его, Славочка. Сделай твоей Домине хорошо, — промурлыкала Ксения и потянула Славу за волосы, насаживая ртом на страпон, но по-прежнему без лишней грубости.       Да какая, в конце концов, разница, настоящий член или дилдо? Принцип один и тот же. Слава втянул щеки и стал покорно сосать. Ощущение силиконового члена во рту было непривычным, но не особо противным. Только сложно было уложить в голове мысль, что он отсасывает женщине. Блядь, он отсасывает женщине. В какой момент что-то в его долбанной жизни пошло не так?       Было трудно одновременно сосать дилдо и размышлять о жизни, так что Слава отбросил мысли. Ксения легонько толкала бедра ему навстречу, подстраиваясь под выбранный Славой ритм, как будто хотела ему помочь. Ее пальцы уже не сжимали его волосы и не оттягивали, а просто придерживали, перебирали, гладили. По ее плавным, мягким толчкам Слава инстинктивно чувствовал, что она довольна. От этой мысли у него в животе снова сделалось тепло, и он принялся сосать еще усерднее, как будто надеялся довести искусственный член до оргазма.       — Умница, мой умница, какой же хороший мальчик… сладкий, послушный… ах ты радость моя…       Жестокая стерва пропала без следа, теперь над Славой стояла мурлыкающая, ласковая кошечка, ворковавшая ему бессмысленные нежности, в то время как ее страпон таранил его рот. Когда у Славы челюсти начали затекать, а дыхание прерываться, Ксения отстранилась, и страпон выскользнул из его рта.       — Чудесно. Смотри, какой он стал мокрый, — она взялась за основание дилдо, всегда твердого и готового, и качнула им перед Славиным лицом, задев его щеку. — Теперь прекрасно войдет в твою тугую дырочку.       Слава опустил голову. Он понял, что она сказала… и в то же время не понял. Не хотел понимать, пока она не обошла вокруг и не взяла двумя руками его горящие ягодицы, разводя их в стороны.       Потом Слава услышал какой-то щелчок — раз, другой. Неужели опять будет бить? Но нет, она просто надела перчатки — он понял это, когда она опять накрыла его ягодицы и развела в стороны. Ощущение было другим, холодным и неживым — резина, а не кожа человеческих рук.       Ксения просунула один палец в Славину дырку. Он вошел легко и скользко, она явно чем-то смазала руку поверх печатки. Больно не было, было даже приятно, особенно когда она нащупала пальцем простату и подразнила ее легким круговым движением.       — Какой же ты узенький. Как такое вообще возможно? Твой Доминант что, совсем не уделяет тебе внимания?       В ее голосе ясно прозвучал упрек, но — поразительно дело, — Слава был практически уверен, что упрек адресован не ему, а Роману, сидящему в тени. Все это время он молча сидел в кресле и смотрел, смотрел… А Слава, оглушенный болью и стыдом, успел почти что забыть о нем.       Тебе нравится то, что ты видишь? Ты доволен? Я достаточно сурово наказан? Ты меня простишь?       Он словно очнулся, поняв, что в нем двигается уже не один палец, а три. У Ксении была маленькая рука, она не пожалела смазки и не торопилась. Но всё равно Слава напрягся, больше от страха, чем от боли. Ксения негромко на него шикнула, поглаживая его напрягшиеся ягодицы свободной рукой.       — Тише, тише, мой хороший. Доверься своей Домине.       «Вы не моя Домина! — хотелось закричать Славе. — У меня уже есть Доминант. И он отдал меня вам, как игрушку. И смотрит на это. Зачем? Неужели нельзя было… как-нибудь по-другому?»       Она вытащила из него пальцы, оставив внутри ощущение ужасной пустоты. Слава был даже рад, когда головка страпона коснулась его растянутой дырки и двинулась вглубь. Страпон, обильно смазанный его собственной слюной, легко скользил в дырке, растянутой рукой Ксении. Вперед, назад, вперед, назад. Долго. Бесконечно долго. Он же искусственный, подумал Слава, он не разрядится, не устанет. Она может трахать меня так часами, пока я не начну кричать и просить пощады. Может, именно этого она все время и ждала? Проверяет границы моего терпения?       Плевать, чего ждет она — Роман, а ты-то чего от меня ждешь? Каким я должен быть для тебя?       Слава не знал, сколько это длилось. И не уловил момент, когда это начало становиться приятным. Ксения трахала его зад так же деликатно, как перед этим трахала рот. А когда Слава снова начал возбуждаться, больше не стала шлепать его член, чтобы сбить эрекцию.       — Хочешь кончить, дорогой? — спросила она, продолжая двигаться в нем и толкать бедра в красных брюках ему навстречу. — Скажи мне.       — Хочу, — прошептал Слава.       Она взяла его за ошейник сзади и потянула на себя. Он соскользнул на пол, все еще чувствуя страпон у себя внутри. Слава оказался на боку, и Ксения прилегла с ним рядом, все еще держа за ошейник, и глубже пропихнула в него почти выскользнувший страпон.       — Сделай это, Славочка. Ты заслужил.       Слава закрыл глаза и накрыл свой полувставший член скованными руками. Стал двигать ими, сжимая ладони, чувствуя, как продолжает толкаться внутри неутомимый дилдо. Оргазм пришел на удивление быстро. Слава протяжно застонал. Ксения погладила его по голове, молчаливо одобряя.       — Умница, — сказала она и встала, выходя из Славы и оставляя его обмякшее тело на полу.       Он лежал на боку, мутным взглядом следя, как Ксения невозмутимо заправляет в брюки страпон, словно это ее собственный член, и как Роман встает с кресла и подходит к ней. Он что-то сказал совсем тихо, но ответ Ксении прозвучал четко и внятно:       — Полностью довольна. Если вы однажды заключите с ним абсолютный договор, я с удовольствием его у вас куплю.       Славе показалось, или Роман усмехнулся при этих ее словах? Не важно. Все уже было не важно. Это закончилось.       Ты доволен? Я прощен?       Слава слушал, как они спускаются по лестнице. Шевелиться не хотелось. Все тело болело от порки, челюсть ныла, в заду пекло. Он не представлял, как поднимется сейчас и доползет до своей спальни. Доползет в буквальном смысле, потому что идти вряд ли сможет…       Но он смог. Через какое-то время все-таки заставил себя подняться, сгреб с пола свою одежду, безотчетно прижав ее к паху, и вышел из студии. Спустился по лестнице в коридор, остановился, болезненно вслушиваясь в тишину.       Кажется, Ксения уехала. А Роман? Он все еще здесь?       Да, он был здесь. Слава услышал его приближающиеся шаги, и неподвижно стоял, пока Роман не появился на лестнице, явно собираясь забрать его из студии.       Или нет.       — Ты очухался? — спросил он, подняв голову и глядя на неподвижного Славу — голого, покрытого ссадинами от стека, прижимающего к паху скомканную одежду. — Хорошо. Иди к себе.       И все. На этом все. Он повернулся и снова собрался уйти в гостиную.       — Роман Вениаминович, — сказал Слава.       Тот оглянулся на него через плечо. На лестнице было сумрачно, Слава видел только блеск стекол его очков. И темную тень на стене.       — Я люблю вас, — сказал Слава.       Роман постоял неподвижно с минуту. Молча.       Потом стал спускаться по лестнице.