Цветок каштана

      То, насколько серьезно Роман воспринял этот инцидент, сполна продемонстрировала скорость, с которой к ним приехал частный врач. Он осмотрел Славу, измерил ему давление, проверил рефлексы, посветил в глаза фонариком и заключил: никаких признаков повреждений нет, госпитализация не требуется. Роман, присутствовавший при осмотре, облегченно вздохнул, но Слава не мог отделаться от ощущения, что его беспокоило не столько состояние саба, сколько возможный урон для собственной репутации, если бы история просочилась наружу. Хотя, может, Слава был к нему несправедлив. Может быть.       Доктор ушел, Роман вышел его проводить, и Слава долго сидел на кровати, глядя в окно и гадая, поднимется ли еще к нему Роман. Время клонилось к вечеру, стало смеркаться. Гриша принес ужин Славе в комнату — якобы под предлогом, что ему рекомендована пара дней постельного режима, но Слава понимал, что на самом деле Роман не может есть с ним за одним столом, не может смотреть ему в глаза. Наверное. Возможно.       К вечеру ему стало гораздо лучше — в общем-то, все прошло. Даже голова не болела. Но к ужину, красиво сервированному на подносе и оставленному на столе, Слава так и не притронулся. Вместо этого сгреб с тумбочки свой телефон и спустился вниз, с замиранием сердца думая, что делать, если Роман сидит в гостиной.       Но там никого не оказалось. Слава беспрепятственно прошел через дом и вышел на крыльцо, не надев куртку, хотя апрельский вечер был довольно холодным. Ветер пробирался под ткань рубашки и ерошил волосы на затылке. Слава растерянно посмотрел на плетеное кресло на крыльце, где сидел днем. Недочитанная книжка так и валялась там, раскрытая обложкой вверх.       Слава достал телефон и включил его. Несколько секунд просто смотрел на экран. Ему есть к кому обратиться, конечно же, есть: мама, сестра, Ваня… Но никому из них он не позвонил. Возможно, потому, что в глубине души понимал: ни один из этих людей не даст ему то, в чем он сейчас нуждался так отчаянно, что хотелось кричать.       Чувство защиты. Чувство безопасности.       По иронии, Славе сейчас приходил в голову только один человек, который подарил ему подобное чувство, пусть и случайно. Слава удалил его номер, но цифры, выбитые на жилистой шее, ярко вспыхнули перед глазами. 1703. Смешно, как будто он набил на коже собственный телефон. Хотя наверняка у этого набора цифр есть какая-то история.       00-1703-1703.       — Слава? Что-то случилось? — сказал в динамике голос Мирона Федорова.       «Откуда он знает?» — удивился Слава — и тут же понял, что, учитывая их последний разговор, это единственный возможный вариант. Слава тогда дал понять, что не хочет иметь с посторонним Доминантом ничего общего. И если все-таки звонит ему, значит, дело совсем хреново.       — Мирон Янович… — облизнув губы, начал Слава.       — Мирон, — поправил тот.       — Мирон, — послушно повторил Слава и с силой зажмурился, сглатывая неумолимо поднимающийся к горлу ком. — Мне нужна помощь.       — Где ты? — моментально спросил тот. — Дома?       — Да, стою на крыльце.       — А Худяков?       — Не знаю. Кажется, у себя.       — Стой там. Не сходи с этого долбанного крыльца. Через пятнадцать минут я тебя заберу. Только ни в коем случае не возвращайся в дом.       Он говорил отрывистым, командным тоном, и Слава как будто ощутил через разделяющее их пространство крепкий аромат его доминантных феромонов. Аромат цветущего каштана. Хотя при личной встрече совсем его не чувствовал.       — Ты меня слышишь? Слава?       — Слышу, — прошептал он. — Хорошо. Я вас дождусь.       Он сунул телефон в карман, но не выпустил, так и стоял, обвивая его пальцами, словно держась за крепкую дружескую руку. Уже совсем стемнело, в домах напротив загорелся свет. В кабинете Романа свет тоже горел. И Слава не знал, правда не знал, что будет делать, если Роман выглянет в окно и окликнет его, спросит, почему он торчит там в темноте. Вполне возможно, тогда бы Слава просто молча вернулся в дом.       Может быть.       Ровно через пятнадцать минут показалась машина — марку и цвет в темноте Слава не разглядел. Она припарковалась напротив дома с другой стороны улицы и несколько раз мигнула фарами. Не переставая сжимать в ладони телефон, Слава сошел с крыльца и зашагал вперед, чувствуя, как будто невидимые руки хватают его за щиколотки и пытаются удержать.       Но все равно он шел.       Обогнув машину, Слава открыл дверцу и сел на пассажирское сидение. Повернул голову и увидел носатый профиль Мирона Федорова.       — Спасибо, — сдавленно сказал Слава. — Что приехали.       — Не за что, — ответил Мирон, глядя на него в полумраке. — Хочешь убраться отсюда?       Слава поежился. Мирон, заметив это, тут же подкрутил стекло в водительской дверце, закрывая окно. Хотя дело было вовсе не в порывах ветра, проникавших в машину.       — Мне некуда уходить, — после долгого молчания признался Слава. — Наверное, поэтому я ждал так долго.       — Не нужно объяснять. Давай я поставлю вопрос иначе. Хочешь, я увезу тебя от него?       Слава откинулся затылком на сидение машины. Дрожь, начавшая бить его тело, только усиливалась, так, что застучали зубы, и он сжал челюсти изо всех сил, чуть не прикусив язык.       Думать, принимать решения было невыносимо.       Он так устал.       — Пожалуйста, — прошептал Слава, сам не зная, о чем просит — возможно, о том, чтобы на него не взваливали ответственность за это решение. Он понимал, что эта позиция труса, но был слишком истощен, физически и морально, чтобы чувствовать вину за собственное малодушие.       Он услышал, как поворачивается в зажигании ключ. Загудел мотор, и машина двинулась с места. Слава открыл глаза и оглянулся на дом, в котором провел целый год, отдавая долги своей матери… и все? Неужели только по этой причине? Не может быть. Должно быть что-то еще.       «Я ведь любил его, — мелькнуло у Славы, и от этой мысли грудь прострелило физической болью. — Правда любил. Пытался».       На перекрестке они повернули налево, и дом Романа Худякова исчез из виду.       Дорогу Слава провел в прострации, хотя она не могла занять слишком много времени — слишком быстро Мирон за ним приехал. Они остановились у какой-то многоэтажки. Слава осознал, что они уже на месте, только когда увидел открытую дверцу пассажирского сидения и темную фигуру Мирона перед собой.       — Сможешь идти сам? Или помочь?       — Не надо, — отрешенно покачал головой Слава. — Со мной все хорошо.       Они вошли в подъезд, поднялись на лифте и вскоре оказались перед дверями квартиры. Мирон открыл дверь, и Слава машинально проследовал за ним, смутно осознавая, что квартира довольно небольшая, а комнаты намного менее просторные, чем в особняке Романа.       — Сюда, — позвал его Мирон.       Подойдя на ватных ногах, Слава увидел через открытую дверь скупо обставленную комнату с большой кроватью посередине.       — Поспишь сегодня здесь. А завтра решим, что делать. Лады?       Он говорил так просто, благожелательно, не задавая лишних вопросов, не расспрашивая, но в то же время — уверенно и решительно, так что Славе и в голову не пришло противиться. Впрочем, тут удивляться нечему. Ведь Мирон Федоров — Доминант, а Слава — сабмиссив.       Он с сомнением посмотрел на своего «спасителя», не уверенный, как — и когда — должен начать расплачиваться за его доброту. Мирон развеял его сомнения, включив ночник у кровати и подойдя к двери. Прежде чем закрыть ее снаружи, он сказал:       — Если захочешь есть или пить, мой холодильник — твой холодильник.       Слава слабо улыбнулся в ответ и кивнул. Мирон улыбнулся тоже и закрыл дверь.       Слава немного посидел, разглядывая комнату и не в состоянии ни за что зацепиться взглядом. Потом разделся до трусов, залез под одеяло, натянув его до носа.       И уснул, не выключая ночник, мягко рассеивавший мрак вокруг него.              * * *              На удивление, при пробуждении у Славы совсем не возникло эффекта незнакомого места. Помнится, в свое первое утро в доме Романа он долго моргал, глядя в окно, прежде чем вспомнил и осознал перемену в своей жизни. Сейчас этого не понадобилось. Он просто открыл глаза и понял, что все в очередной раз изменилось. Хотелось верить, что к лучшему.       Из коридора доносился голос: Мирон говорил с кем-то по телефону, стараясь не разбудить Славу. Слава повернулся к двери и нахмурился: интонации Мирона, хотя и приглушенные дверью, были резкими и надменными. Именно таким тоном он разговаривал с Романом в тот вечер, когда ужинал у них.       Слава откинул одеяло и сел в кровати, напряженно вслушиваясь. Но как ни старался, ни слова не разобрал. Звукоизоляция в квартире, похоже, что надо. Он хмыкнул про себя, позабавившись неуместности этой мысли. Потом встал и торопливо натянул свою одежду, которую вчера бессознательно бросил прямо на пол у кровати. Она помялась за ночь, и у Славы не было расчески, чтобы пригладить взъерошенные волосы, но выбора не было — пришлось предстать перед своим избавителем в таком неприглядном виде.       Он открыл дверь комнаты и увидел Мирона, как раз убирающего от уха телефон.       Его телефон.       — Прости, — сказал Мирон, прежде чем Слава успел сказать хоть слово. — Я забрал его, когда ты уснул. Не хотел, чтобы он тебя разбудил.       Мирон протянул телефон Славе, и тот взял его со смешанным чувством. Внутри кольнуло тревогой — а не слишком ли он доверяет незнакомому, по сути, Доминанту? Что Слава вообще о нем знает? Ну кроме того, что он, похоже, не относится к сабам, как к бесправным животным или дорогим игрушкам. Хотя у Славы все-таки пока маловато оснований, чтобы даже об этом судить с уверенностью.       Под неотрывным взглядом Мирона он включил телефон и проверил входящие звонки. Как и следовало ожидать, целая куча пропущенных вызовов от Романа. И один принятый.       — Это с ним вы сейчас говорили? — мрачно спросил Слава.       — Он бы не перестал трезвонить, — как будто оправдываясь, сказал Мирон, и Слава удивленно поднял глаза: такой извиняющейся интонации от Доминантов он раньше не слышал. — Я не хотел тебя звать, боялся, что если ты услышишь его голос, сразу же подчинишься и вернешься. Если хочешь ему позвонить — пожалуйста, но ты должен быть готов.       Слава нахмурился, продолжая машинально теребить телефон в ладони. Мирон совершенно прав, говорить с Романом Худяковым сейчас — не лучшая идея. Но с другой стороны, нельзя же от него прятаться. Они заключили официальный партнерский договор. У Романа есть права, а у Славы — обязанности по отношению к нему. И это не говоря о материном долге, который, между прочим, продолжает над ней висеть — ведь по их соглашению, своей свободой и телом Слава оплатил всего лишь отсрочку выплаты.       Оплатил свободой и телом… Интересно. Раньше такая формулировка ему в голову никогда не приходила.       — Я должен с ним поговорить, — глухо сказал он. — Извините.       — Как хочешь, — согласился Мирон, но в его лице мелькнуло что-то вроде разочарования. — Пойду поставлю чайник. Кофе или чай?       — Кофе, — сказал Слава, хотя ему было все равно — он понимал, что Мирон просто деликатно нашел предлог, чтобы оставить его одного.       Мирон пошел на кухню, а Слава, привалившись спиной к стене, глубоко вздохнул и нажал кнопку быстрого вызова.       Ответили мгновенно, после первого же гудка. Слава вздрогнул от яростного, чуть ли не рычащего голоса, рванувшегося из динамика:       — Федоров, еще раз: у вас нет никаких прав, я не позволю…       — Роман Вениаминович, это я, — выдавил Слава.       Поток гневных угроз тут же оборвался. Несколько секунд в трубке висела зловещая тишина.       — Слава, — сказал Роман совершенно другим, леденяще спокойным тоном. — Немедленно вернись домой.       — П-простите меня. Я не…       — Что бы ты ни думал, когда так поступил, сейчас это не важно. Мы обсудим это лично. Сейчас же уходи оттуда, садись на метро и езжай ко мне.       — У меня нет денег, — выдохнул Слава, чувствуя, что голова начинает идти кругом и земля уходит из-под ног от этого властного, давящего голоса человека, который целый год держал его под своим полным контролем.       — Где ты находишься? Я пришлю за тобой Евгению.       — Евгению, — тупо повторил Слава.       Даже сам не приедет забрать своего блудного саба. Наверное, снова очень занят.       Слава ощутил, как по лицe расплывается глупая, безумная улыбка. Все это просто какой-то бред. Просто ебаный бред. И тем не менее он не оборвал звонок. Стоял, привалившись спиной к стене и слушал голос, неумолимо лишавший его сил.       — Я бы приехал за тобой сам, но сейчас у меня срочное совещание. Слава, ты слышишь меня? Если ты не вернешься, я обращусь в суд. Ты грубо нарушил партнерский договор. Я имею полное право…       Чьи-то сильные, жилистые пальцы внезапно вырвали телефон из ослабевшей Славиной руки. Слава потрясенно уставился на лицо перед собой — с резкими чертами, хищное, полное холодной ярости. Онемев от неожиданности, страха, сомнения — всего сразу — Слава даже не шевельнулся, чтобы помешать. Только смотрел, как Мирон подносит телефон к уху — Роман все еще продолжал сыпать угрозами, — и слушал, как он говорит металлическим голосом, мгновенно пресекшим тираду Романа:       — Он не вернется. Все последующие контакты с ним — только через адвоката. Больше на этот номер не звоните.       Он сбросил звонок, и следующую минуту Слава молча наблюдал, как Мирон заносит номер Романа в черный список. Закончив, Мирон снова вложил телефон в Славину руку.       — Он сказал… — начал Слава.       — Я знаю, что он сказал. Нельзя его слушать. Люди вроде него умеют загнать в угол. Особенно тех, кто от них зависит.       — Я думал, что люблю его, — сказал Слава.       Он только теперь осознал, что весь дрожит. Он понятия не имел, что надеялся услышать от Романа, когда позвонил ему, но этот холодный, жестокий тон, угрозы судом — такого он точно не ожидал. Блин, ведь Роману прекрасно известно, почему Слава ушел от него! Он же не полный кретин, он должен понимать! Так как он может… как он смеет давить на Славу и угрожать ему, после того, как сам чуть его не убил? И даже не со зла, а по простой небрежности. Вот что было хуже всего. Агрессию и даже насилие, вызванные яростью Доминанта, Слава еще мог стерпеть, потому что это были хоть какие-то чувства. Но беспечная, безжалостная забывчивость Романа его просто доконала. Он больше не мог так жить.       — Я больше не могу так жить, — прошептал Слава. — Не могу. Не хочу.       — Ш-ш, тише, — мягко сказал Мирон, мгновенно меняясь в лице. Его ладонь легла Славе на плечо, другая — на шею, придерживая и не давая сползти по стене на ослабевших ногах. — Все хорошо. Ты больше не с ним. Я не дам ему тебя обидеть.       Слава дрожал всем телом, как осиновый лист. Услышал, как со стуком падает на пол телефон, вывалившись из онемевших пальцев. Вчерашняя отмороженность ушла без следа, весь ужас того, что случилось, а главное, того, что могло случиться, накатил на Славу черным валом. Он не понял, как оказался в спальне, в которой провел ночь, сидя на кровати рядом с Мироном, который гладил его по спине между лопаток, как тогда на вечеринке. когда Слава привалился к его бедру и точно так же дрожал, с трудом выплывая из мучительного сабдропа. Теперь он как будто опять испытывал сабдроп, только во много раз сильнее, глубже и страшнее. Потому что это был сабдроп не из-за одного неудачного экшена, нет. Это был сабдроп, вызванный осознанием того, в какие больные, деструктивные отношения он себя загнал, проведя в них целый год. И теперь дрожал и метался, как загнанный зверь в капкане.       — Все хорошо, — повторял Мирон, не переставая поглаживать его спину нежными, сильными движениями сверху вниз. — Дыши. Давай, Слав, подыши со мной. Раз… два… раз… два… еще глубже… медленнее… раз… два… Вот так, молодец.       Паника понемногу стала отступать — и снова в точности, как тогда, быстро и как-то легко, не оставляя вместо себя сосущей пустоты. Слава повернул голову и посмотрел в лицо Мирона: далеко не такое правильное и красивое, как у Романа, более жесткое, которое Слава помнил таким презрительным и надменным, и которое сейчас было таким мягким и уверенным одновременно.       — Чего бы тебе сейчас хотелось? — спросил Мирон, не переставая гладить его по спине. — Говори сразу, не думай.       — Чтобы меня связали, обняли и полежали рядом, — сказал Слава, как и было велено, ни на секунду не задумавшись.       И сам поразился словам, слетевшим с языка.       Мирон кивнул и легко поднялся на ноги.       — Две минуты, — пообещал он.       И сдержал слово: вернулся не больше чем через две минуты, неся в руках ворох чего-то белого и воздушного на вид.       Слава, не мигая, смотрел на него снизу вверх, сидя на кровати. И задержал дыхание, когда Мирон внезапно опустился перед ним на колени. Взял его безвольно лежащие руки, бережно свел вместе спереди и накинул на запястья широкий шарф из хлопковой ткани. Стал обвязывать, не туго, но плотно, закрепил узел и вопросительно поднял на Славу глаза.       — Так хорошо?       — Да, — изумленно ответил Слава, упиваясь тем, как мягко и удобно тканевые петли обвились вокруг его рук.       — Ноги тоже?       Слава зачарованно кивнул. Мирон взял второй шарф и обвязал вокруг Славиных лодыжек, так же надежно и аккуратно. Потом выпрямился, взял его на плечи и осторожно опустил на кровать, перевернув на бок. Взялся за покрывало, снятое с кровати еще вчера, и накинул на Славу, укрывая его до подбородка. Потом подоткнул покрывало вокруг его тела, от ступней до шеи. Где-то в середине этого процесса Слава закрыл глаза, чувствуя, как дыхание наконец выравнивается, а сердце перестает колотиться, как бешеное.       — Удобно? — спросил Мирон, закончив. — Нигде не давит?       Слава только вздохнул, не в силах ответить вслух. Не открывая глаз, почувствовал, как Мирон обходит кровать и ложится рядом, придвигаясь к нему со спины. Крепкая рука в татуировках обвила Славину грудь, притягивая ближе. В тело сзади вжалась чужая грудь и бедра… но не пах.       — Все хорошо, — в который раз повторил Мирон Федоров. — Ты в безопасности.       И это действительно было так. Слава был в безопасности. От Романа Худякова. От собственных страхов и сомнений. Он лежал на мягкой кровати, бережно связанный, укутанный в покрывало, в объятиях человека, который его защитил. Он не мог сбросить эту сильную надежную руку, вскочить, выбежать из квартиры и сломя голову помчаться на зов Доминанта, который мучил, использовал и унижал его, а теперь, когда у Славы наконец хватило духу уйти, требовал, чтобы он вернулся и продолжил подчиняться его эгоистичным прихотям. И самое ужасное, что Мирон совершенно прав: Слава действительно мог так сделать, мог вернуться к Роману. Негодование, обида, злость в нем постоянно переплетались с неуверенностью, сомнениями и чувством вины. Что такое сабмиссив без Доминанта? Пустое место. Что такое сабмиссив с таким Доминантом, как Роман Худяков? Хуже, чем пустое место. Славу корежило, разрывало между чувством собственного достоинства и страхом остаться одному, остаться никому не нужным, выброшенным на помойку, как его отец. Он не мог решить, не мог выбрать, и это сводило его с ума.       И какое же счастье, что сейчас он связан, что его обнимают, и не надо ничего решать. Прямо сейчас, в эту минуту у него нет выбора. И это было так хорошо. Он уже и забыл, до чего любит такое связывание — нежное, уютное, позволяющее отрешиться от всего на свете и ощутить себя в полном покое и безопасности. Под защитой. Подобное чувство Слава испытывал только во время игрового бондажа со своей сестрой, но там, конечно, не было ни малейшего сексуального подтекста — только вот это всепоглощающее спокойствие и доверие.       А что сейчас? Он понятия не имел. Мирон обнимал его крепко, но совсем не властно, это было оберегающее, а не собственническое объятие. Мирон связал его, чтобы Слава не навредил себе, а не для того, чтобы его ограничить. И Господи, как же это было уютно — лежать вот так, чувствовать его руку на своей груди, его дыхание на своей шее, мягкие петли хлопковых шарфов на запястьях и лодыжках, тесный кокон одеяла вокруг тела. Слава стал задремывать — не уплывать в сабспейс, а именно клониться в сон, безмятежный, полный покоя, безо всяких снов.       Очнулся он через пару часов. Ничего не изменилось: он лежал все в той же позе, на боку, только немного сползло одеяло. Мирон по-прежнему лежал рядом, обнимая его поперек груди. Он не шевелился, и Слава напрягся, пытаясь понять, не вжимается ли ему в задницу возбужденный член Доминанта. Он бы совершенно этому не удивился — это было бы абсолютно естественно. Ведь Мирон делает все это, потому что Слава ему нравится, это очевидно. Просто не может быть других причин. Слава поймал себя на мысли, что был бы совсем не против, если бы прямо сейчас, вот в этой уютной позе, Мирон тихонько стянул с него покрывало, приспустил на бедра трусы и вставил свой член ему в зад. От этой мысли по Славиному телу прошла приятная дрожь предвкушения.       — Проснулся? — вполголоса спросил Мирон у него за спиной.       Судя по его тону, сам он и не думал спать. Слава неловко попытался обернуться, и Мирон, взяв его за плечо, помог ему перекатиться на спину.       — Который час?       — Уже почти два. Ты задремал.       — Ага. Извините.       — Ну за что ты извиняешься, идиот? — усмехнулся Мирон.       Слава моргнул, потом смущенно улыбнулся в ответ. Слегка пошевелился — от нескольких часов в одной позе тело немного затекло, и Мирон тут же спросил:       — Развязать?       — Если можно, — пробормотал Слава.       Мирон бросил на него очень странный взгляд.       — Конечно, можно, — сказал он и принялся разматывать узлы.       Избавившись от пут, Слава сладко потянулся всем телом. Господи, как хорошо. Интересно, что это было? Экшеном точно не назвать, ведь Мирон к нему, по сути, не прикоснулся — целомудренное объятие не в счет. Слава бросил взгляд на его пах, но на Мироне были довольно просторные спортивные штаны, и Слава не понял, стоит у него или нет.       Если он сейчас решит проверить, как это будет воспринято? Как жест доброй воли? Как желание расплатиться за доброту? Вернуть услугу?       И, в конечном итоге, что говорит о Славе такой настойчивый интерес к члену Доминанта, которого он знает без году неделя? Повторяется история с Никитой — Оби Ваном Кеноби? Ты по-прежнему готов прыгнуть в койку к первому, кто тебя позовет и проявит при тебе свою доминантность. А помнишь, что сказал Роман, когда трахал тебя в гостиной после ухода Мирона в тот вечер? «Заткнись, шлюха», — вот что он сказал.       И он ведь прав, да, Слава? Ты и есть шлюха. Которая только и делает, что выглядывает по сторонам доминантный хер покрепче, чтобы с готовностью на него присесть.       — Что такое? — спросил Мирон. — Слава?       — Ничего, — ответил тот на удивление ровным голосом. — Ничего, Мирон… Янович. Спасибо вам за все, но мне пора уходить.       — К Худякову?       — Нет, — замотал головой Слава. — Честное слово! Точно нет. Просто я не могу здесь остаться. Простите.       Мирон несколько секунд пристально смотрел на него, сощурив светло-голубые глаза. Очень красивые, в оперении пушистых, длинных ресниц — Слава таких ресниц у мужчин никогда не видел. Вдруг ужасно захотелось попросить, чтобы он закрыл глаза, и получше рассмотреть эти ресницы. А потом поцеловать закрытые веки. И тихонько уйти.       — Позавтракай хотя бы, — сказал Мирон. — Точнее, уже пообедай. Я картошку поджарю.       Доминант, предлагающий сабмиссиву пожарить для него картошку…       От таких предложений, знаете ли, не отказываются.       Славе все-таки пришлось взять у Мирона деньги на автобус, и он с большим трудом отнекался от теплой куртки, которую Мирон настойчиво ему впихивал под тем предлогом, что на улице всего двенадцать градусов, а Слава ведь сбежал от Романа в чем был, то есть в одной рубашке и джинсах.       — Я закаленный, вообще никогда не болею, — заверил Слава, и Мирон подозрительно сощурился, но потом все-таки отстал.       Он проводил Славу до выхода из подъезда и напомнил, чтобы тот звонил в случае чего. Слава кивнул, но в глубине души знал, что не позвонит. Мирон Федоров и так сделал для него слишком много, Слава у него в долгу, а он уже в курсе, чем оборачиваются долги. Нужно как-то выруливать из всего этого дерьма самому.       Ну… конечно, не совсем самому. Все-таки у него есть семья.       Слава пошел в сторону автобусной остановки, раздумывая на ходу, стоит ли позвонить матери и предупредить о приезде. Ключей от старой квартиры у него с собой не было, и если мамы не окажется дома, придется торчать на скамейке у подъезда до ее прихода. Но почему-то звонить было страшно. Он слишком хорошо представлял, что она ему скажет…       В кармане джинсов завибрировал телефон, и Слава испуганно вздрогнул, прежде чем вспомнил, что Мирон занес номер Романа в черный список. Значит, это точно не он. Слава вытащил телефон, увидел на экране фото матери — и опять вздрогнул. Блин, неужели она…       — Привет, мам, — нерешительно сказал он в трубку.       — Слава! Что происходит? Мне только что позвонил Роман Вениаминович. Что ты опять натворил?       В голосе матери одновременно с тревогой звучали металлические нотки, хорошо знакомые Славе. Точно таким же тоном она говорила с ним в детстве, когда он задерживался где-то после школы и не предупреждал вовремя. Обычно за таким тоном следовала приличная взбучка. И хотя мать не порола Славу уже несколько лет (перестала, когда он поступил в институт, то есть, по ее мнению, стал достаточно взрослым и мог быть наказан только своим Доминантом), у него тут же заныла задница в неприятном предчувствии ремня.       — Я к тебе сейчас приеду, — сказал Слава, не ответив на ее вопрос. — И все расскажу. Ты дома?       — Нет, Слава, я не дома! И тебе совершенно не нужно ко мне приезжать! Ты должен быть со своим Доминантом. Что это вообще такое, как ты посмел от него самовольно уйти?!       — Это он тебе сказал? — не выдержал Слава. — Нажаловался уже, да?       — Прекрати! — голос матери зазвенел от ярости — инстинктивной ярости Домины, с которой посмел спорить саб. — Как ты смеешь так о нем говорить?! Вы заключили официальный договор. Ты ему принадлежишь.       — Партнерский договор, мама! Партнерский, а не абсолютный. Я не его собственность, — выпалил Слава.       До остановки осталось всего полсотни метров, но он остановился, уже понимая, что никуда не поедет. Было больно и обидно столкнуться с такой реакций матери, тем более что она ведь даже не знала подробностей. И в то же время Слава в глубине души и не ожидал ничего другого. Совершенно.       — Он подвесил меня вниз головой и бросил так на целый час. Ушел и просто забыл. Как тебе такое, мам? — сказал Слава резко и как-то мстительно, чувствуя в эту секунду что-то опасное похожее на ненависть к собственной матери. Ебаные Доминанты, все они одинаковые!       Какое-то время в трубке висела тишина, и Слава уже решил, что впечатлил ее. Потом Арина заговорила, уже спокойнее, но все тем же металлическим тоном:       — Ты не пострадал?       — Нет, мама. Я не пострадал. Меня вовремя сняла с подвеса экономка. Спасибо, что спросила.       — Хорошо. Слава, послушай меня внимательно. Доминантны тоже совершают ошибки. Они не идеальны. Любой экшен — это потенциально опасное дело. Иногда такого рода вещи случаются. Я абсолютно уверена, что Роман сделает выводы и никогда больше такого не допустит. Но ты должен к нему вернуться.       — Почему? Почему я должен? Из-за твоих долгов?       — Нет! — вскипела она. — При чем здесь это?! Мне просто… просто стыдно за тебя, Слава! Сначала было стыдно за дочь, теперь стыдно за сына, Господи, да за что мне это?!       Она воскликнула это в таком искреннем отчаянии, что Славу обожгло состраданием к ней — а еще виной. И страхом. Что, если она права? Что, если он просто раздул из мухи слона? И в очередной раз опозорил своего Дома, сбежав от него под покровом ночи, да еще и к другому Доминанту.       Мать словно почувствовала по его молчанию, что Слава готов дать слабину, и добавила уже более мягким тоном:       — Роман сожалеет о случившемся. Он на тебя не злится. И пообещал, что не станет наказывать. Просто вернись к нему, Славик, вы поговорите, и, я уверена, все наладится. Пожалуйста, прошу тебя, вернись домой. Ради меня.       Домой… Слава коротко, невесело усмехнулся.       — У меня нет больше дома, мам, — сказал он. — Пока.       И сбросил звонок.              * * *              Телефонные разговоры в последние сутки у Славы как-то не заладились, поэтому с Ваней он решил не рисковать и просто приперся к нему без предупреждения. Он знал, где они с Иваном живут, был в гостях пару раз. Это была старая, но приличная многоэтажка в тихом зеленом районе на другом конце города. Автобус от метро ходил редко, так что Слава часть дороги прошел пешком, не чувствуя пронизывающего ветра и бесконечно прокручивая в голове слова матери, отца, Романа…       Только голос Мирона Федорова выбивался из этого стройного хора. И почему-то звучал громче всех остальных, вместе взятых, перекрывая их недовольный осуждающий гул.       «Все хорошо. Ты больше не с ним. Я не дам ему тебя обидеть».       Когда Слава позвонил в дверь, ему открыл Иван, Ванин Доминант. Удивленно улыбнулся и приветливо сказал:       — Ух ты, какие люди. Вань, тут Слава пришел! — крикнул он через плечо, и Слава тут же услышал бодрый Ванечкин галоп и приветственные вопли.       Через пять минут он сидел у них на кухне, маленькой, но очень уютной, пил чай и изливал душу. Он рассказал все, ничего не утаивая и не пытаясь сгладить острые углы. Иван все время его рассказа крутился у плиты — он как раз готовил жаркое, — и периодически издавал негодующие звуки, а Ванечка сидел за столом напротив Славы, подперев щеки кулаками, и слушал с раскрытым ртом.       — Охуеть пиздец вообще! — резюмировал он, когда Слава выдохся и замолчал. — Ты не говорил, что все настолько хреново!       — Точно не говорил? — с мрачной иронией уточнил Слава. — Мне казалось, ты просто нихуя не слышал.       — И с той Доминой, Ксенией, — не унимался Ваня. — Блин, Славка, ты же ни единым словом не намекнул, что это было против твоей воли! Я думал, вы так решили перчинку в секс внести, позавидовал даже.       — Неужели? — прохладно отозвался Иван от плиты, и Ваня с вызовом бросил:       — Да! Когда тебя ебет страпоном знойная Домина в красном костюмчике — это пиздец заводит даже такого убежденного гомосека, как я. И Славку завело. Ну, я так думал.       — Завело, — неохотно признался Слава. — Но дело не в этом, Вань. Роману плевать, что меня заводит, а что нет. Я для него всегда был просто… ну, блин, куском мяса, что ли.       — И он подвесил тебя, как кусок мяса на бойне, — процедил Иван. — За такое вообще-то надо в суд подавать. Причем не ему, а тебе.       Слава с сомнением посмотрел на него. Он был безумно рад, что они так сердечно его приняли, а главное — что разделяют его возмущение. А то он уже начинал думать, что мама права, и ничего такого уж страшного не произошло. Нет, произошло, причем далеко не вчера. Между Славой и Романом Худяковым давно, с самого начала происходило что-то в корне неправильное. Слава теперь недоумевал, почему так долго и покорно это терпел.       — А твоя мать знает? — спросил Ваня.       — Знает.       — И что?       — И ничего. Требует, чтобы я прекратил дурака валять и вернулся к своему Дому.       — Вот же су… Ой, — подавился Ванечка, вовремя поймав убийственный взгляд Славы. — То есть, она неправа, мягко говоря. Короче так, Славка, остаешься сегодня у нас. И завтра. И вообще, сколько надо будет. Правда, Вань?       — Само собой, — отозвался Иван, переворачивая шумовкой на сковороде шипящее жаркое. Раньше Слава не знал, что Иван готовит — надо же, выходит, Мирон Федоров в этом не уникален. Слава всегда считал, что готовкой в семьях занимаются только сабы, ну или слуги, если они есть.       — Роман сказал, что подаст на меня в суд, — мрачно проговорил Слава. — У меня нет денег на адвоката. И вообще ни на что.       — Ничего, найдем тебе работу. Ты же вот-вот защититься должен и диплом получить, да?       Блядь. Диплом! Институт! У Славы совершенно все это вылетело из головы.       — Мой ноутбук, — выдохнул он. — Там же моя дипломная работа! И вообще все. Сука-а…       — Он у Романа остался? — догадался Ванька, и Слава несчастно кивнул.       — Я не могу туда вернуться. Как узнать, что Романа нет дома? Да и прислуга, блин…       — Да уж, судя по тому, что ты рассказывал про вашу мегеру-экономку, с нее станется тебя связать и продержать до прихода хозяина, — предостерег Ваня, и Слава даже не улыбнулся в ответ, потому что неправдоподобным такое предположение не было.       Ваня на секунду задумался. Потом решительно заявил:       — Я пойду!       — Куда? — не понял Слава.       — Домой к Худякову, куда ж еще. Заберу твой ноут и остальное шмотье. Только объясни, где там комната твоя, чтоб я долго не рылся.       — Да тебя даже в дом не впустят.       — Меня? Не впустят?! — переспросил Ваня и звонко захохотал.       — Его впустят, — трагическом тоном заверил Иван. — А не впустят, так он по стене наверх залезет, как Человек-Паук. Но скорее просто так выебет мозг вашему лакею, что тот сам вынесет твой ноут и отдаст Ванечке, лишь бы он оттуда свалил.       И он оказался прав: Ванечкина авантюра блистательно удалась. На следующий же день он сгонял в логова врага и вернулся с добычей — Славиным ноутбуком, курткой и сменным бельем. Ничего другого Слава забрать не захотел; все вещи купил ему Роман, они Славе не принадлежали. Макбук тоже не принадлежал, и если бы не чертов диплом, Слава и на него бы забил тоже.       — Не дури, — строго сказал Ваня, когда Слава заикнулся об этом. — Если хоть половина из твоей драматичной истории правда, то этот урод тебе еще и моральную компенсацию должен.       Слава так не думал — он уже понял, что у Ванечки довольно превратные представления о том, как устроен мир. Он слишком долго, слишком комфортно и безопасно жил под крылом своего идеального Дома, который его обеспечивал, готовил ему жаркое и благодушно принимал все его выебоны. Но Слава за этот год вдоволь насмотрелся на Доминантов из окружения Романа, и хорошо понимал, что такой Дом, как Иван — редкое, исключительно сокровище, единственный на миллион.       Ну, может, и не единственный… а хотя какая разница.       Следующие несколько дней Слава провел в беготне, улаживая возникшие проблемы в институте. Оказалось, что если он пропускает занятия не по болезни, а по личным причинам, то должен принести объяснительную записку от своего Доминанта, иначе пропуски засчитают как прогулы. Славе с трудом удалось уладить этот вопрос в деканате, только потому, что он был на хорошем счету и писал диплом у заведующего кафедрой. Но ему намекнули, что личные проблемы на учебе отражаться не должны, так что следующие несколько дней Слава корпел над идиотскими рефератами и докладами, которые ему впаяли в качестве отработки прогулов.       У Вань была двухкомнатная квартира — спальня и гостиная, уютное гнездышко для двоих. Троим там оказалось уже тесновато. Славе постелили на диване, и днем было нормально — Иван уходил на работу, Слава в институт или библиотеку, Ванечка тоже где-то валандался. Но вечерами и ночами Слава постоянно ощущал нарастающую неловкость. Особенно когда лежал, натянув на голову подушку, и очень старался не вслушиваться в стоны, вскрики и смешки, доносившиеся из спальни. Ванечки трахались, как кролики, по несколько часов каждую ночь — и это еще, как Слава подозревал, деликатно сдерживались из-за него и не устраивали полноценные экшены, ограничиваясь обычным сексом. Ну как, обычным — не таким уж и обычным, судя по воплям, которые издавал Ванечка, и по его исключительно довольной морде, с которой он вставал по утрам.       И она наверняка была бы еще более довольной, если бы Иван порол его, трахал игрушками, или чем они там еще привыкли заниматься, когда им никто не мешает.       Так прошло две недели. Роман больше не пытался достать Славу, мать продолжала звонить, и Слава в конце концов с тяжелым сердцем занес в черный список и ее номер тоже. Один раз позвонила сестра — похоже, Слава довел мать до того, что она на время прервала холодную войну с Машей и попросила ее повлиять на Славу. Но сестра предпочла сохранить нейтралитет.       — Ты у меня умненький мальчик, братик, — сказала она. — Уж точно умнее меня, а про мамашу вообще молчу. Так что решай сам. Ты все сделаешь правильно.       Слава был благодарен ей за поддержку. Он всем был благодарен за поддержку — Маше, Ивану, Ванечке, Мирону, — вот только проблемы множились, как снежный ком. В конце мая Слава наконец защитил диплом и стал специалистом в сабмиссивной педагогике для средней и старшей школы. Но когда он пришел в деканат за распределением, оказалось, что сабы, состоящие в официальном партнерстве, обязаны предоставить отзыв и рекомендацию своего Доминанта, чтобы получить нормальное место. Без рекомендации Славу могли отправить разве что в глухую деревню или в школу-интернат для трудных подростков, причем с такой зарплатой, которой не хватило бы даже на съем жилья.       Слава запоздало понял, что Роман знал об этом. Поэтому и затаился, выжидая. Знал, что Слава все равно никуда от него не денется. Что такое саб без своего Доминанта? Пустое место.       От этой мысли хотелось просто орать и лупить кулаками в ближайшую стену.       Слава шел по тротуару от института прочь, уныло раздумывая, что ему делать теперь. Оставаться дальше у Вань, в их доме и на их шее, он не имел никакого морального права — они и так много для него сделали, при том, что зарплата у Ивана вполне средняя, да и в любом случае, Славе было стыдно, что он так у них завис. Но он правда не знал, что делать дальше, тем более теперь, когда случилась такая херня с распределением. Может, поехать к Маше? Она его приютит на время, сестра все-таки. Хотя он совсем не знал ее сабов, и, судя по Машиным рассказам, у них там жизнь далеко не такая мирная и блаженная, как у Ванечки с Иваном — вечно какие-то страсти и скандалы. Но Славе нужно где-то осесть, пока он будет искать работу. Какую, он пока понятия не имел. Можно попробовать курьером или официантом, говорят, в нормальных местах можно получить неплохие чаевые… только все равно нужна крыша над головой, не бомжевать же…       Он почувствовал на себе взгляд и остановился. Беспокойно огляделся — и замер, увидев на другой стороне улицы знакомые очертания машины. Синий «седан», машина как машина, ничем не примечательная, кроме водителя.       Носатого, голубоглазого, с офигенными пушистыми ресницами.       Слава глубоко вздохнул и пошел к нему.       — Да, я за тобой следил, — без приветствия сказал Мирон, когда Слава оказался рядом. — Да, мне стыдно. На твоем месте я бы сейчас развернулся и свалил, роняя тапки. От одного мудака к другому, вот уж свезло, так свезло.       — Вы не мудак, Мирон Янович, — натянуто улыбнулся Слава. — Ну, я так думаю.       — Ты.       — А?       — Ты. Мирон. «Ты не мудак, Мирон», вот как надо говорить.       — Запомню, — пообещал Слава, улыбнувшись теперь уже совершенно искренне.       Мирон посмотрел на него снизу вверх, внимательно и в то же время смущенно.       — Я волновался за тебя. Боялся, что Худяков начнет тебя преследовать, ну и решил, что стоит быть на такой случай поблизости. Сначала собирался позвонить, но ты так решительно свалил тогда. Не хотел на тебя давить.       — А сейчас ты что делаешь?       — Давлю, — признался Мирон. — Ну я же Доминант, извините меня, Вячеслав Валерьевич. Мы все одинаковые.       — Да, была такая мысль.       — Можно тебя угостить чем-нибудь? — без малейшего перехода спросил Мирон, и Слава кивнул:       — Мороженого ужасно хочется, если честно.       Потом они сидели в институтском кафетерии, от которого Слава далеко не успел уйти. Слава лизал сливочный пломбир в рожке, Мирон сидел напротив него, поставив перед собой бутылку пива, откинувшись назад и широко расставив ноги, и наблюдал за движениями его языка. Во всяком случае, Славе так казалось, и… не сказать, что ему это не нравилось.       — А вы… ты знал, что для распределения после вуза сабу нужны рекомендации от его Доминанта? — после довольно долгого, но почему-то совсем не напряженного молчания спросил Слава.       — Нет, не знал. Хреново, если так.       — Роман Вениаминович, думаю, с готовностью даст мне рекомендации, — нехорошо усмехнулся Слава. — Только попросить придется как следует, конечно.       — Ты не обязан оставаться с ним в партнерстве, Слава. Контракт можно расторгнуть.       — Он не согласится. Это было бы слишком просто. Я его так унизил, что он теперь семь шкур с меня спустит. Он говорил про суд…       — Я помню. Еще не подал иск против тебя?       — Вроде нет. Мне ведь сообщили бы тогда?       — Да, должны были.       — Ну значит, он все еще ждет, что я нему приползу.       Последние слова прозвучали угрюмо и враждебно, как будто речь шла о Мироне, а не другом человеке. Доминанты все одинаковые… или нет? Вот Иван же явно не такой.       — Слав, послушай, — медленно, как будто подбирая слова, начал Мирон. — Я очень хочу тебе помочь. Правда.       — Вижу, — сказал Слава, кладя недоеденное мороженое на тарелку. — Только вот не могу понять, почему. Зачем это вам… тебе.       — Ну, а зачем Худякову нужно было тебя публично связывать, фотографировать и вешать потом картины с тобой по стенам?       — Что тут общего? — непонимающе нахмурился Слава.       — Все, — уверенно сказал Мирон. — Тут общее абсолютно все. Мы с ним поступаем по-разному, но по одной и той же причине.       — Да по какой? — все еще не понимая, спросил Слава.       Мирон усмехнулся, и почему-то от этой усмешки у Славы защекотало в низу живота. И это было приятное ощущение.       — Мы оба — Доминанты.       Слава медленно кивнул. До него начало доходить.       — Понятно. Хочешь меня купить. Как он купил.       — Не нужно воспринимать это так. Если иначе не можешь, то давай прямо сейчас закроем эту тему и распрощаемся, — сказал Мирон довольно резко.       Слав слегка вздрогнул — чисто инстинктивно, как всегда вздрагивал, когда Доминант говорил с ним таким тоном. Но через секунду понял, что Мирон попросту… обиделся? Славины слова его всерьез задели.       — Я тебе нравлюсь? — напрямик спросил Слава.       — Более идиотского вопроса я давно не слышал. Вот серьезно.       «Нравлюсь», — понял Слава, и в животе опять приятно защекотало.       — Я не думаю, что готов к новым отношениям, — с сожалением сказал он. — Не хочу тебе врать. У меня реально полная жопа в жизни, но прыгать сейчас с головой в новый омут — ну блин… Это как опять на те же грабли.       — Согласен. Поэтому предлагаю тебе пока что просто пожить у меня. Без доминантно-сабмиссивных отношений. Как квартирант.       — Мне нечем за квартиру платить.       — Значит, поживешь в долг. Потом найдешь работу и вернешь, если захочешь.       — Если захочу?       — Ой, не надо такую оскорбленную рожицу сразу строить. Ну, точно вернешь. Можем даже арендный договор заключить с опцией отложенных платежей.       Слава машинально закусил костяшку пальца. Это был бы… выход. Да, выход. Ему просто нужно жилье, а там он как-то выкрутится, что-нибудь придумает. К тому же он и так уже неоднократно принимал помощь Мирона. Почему не принять еще раз?       «Потому что я ему нравлюсь. А он нравится мне. И закончится это все равно экшеном и койкой. Причем быстро».       Слава глубоко вздохнул и сказал:       — Наверное, я выгляжу неблагодарной капризной сучкой.       — Нет. Но ты жутко, адски упрямый саб. Это есть.       Слава обиженно вскинулся, а Мирон вдруг рассмеялся. Наклонился вперед и положил ладонь на стол ладонью вверх. Рукава рубашки у него были закатаны по локоть, и Слава опять увидел его татуировки — такие странные, такие возбуждающие.       Не думая, что делает, он потянулся в ответ, сжал протянутые пальцы.       И только тогда осознал, что делает, охнул и отшатнулся, словно обжегшись.       — Блядь!       — Ну вот видишь, — усмехнулся Мирон, не убирая руку со стола. — Тебе ведь это тоже надо, не только мне. Это нормально, Слав, — нуждаться в ком-то. Вопрос в том, как с тобой обращается тот, кому ты себя доверишь.       — Экшенов у нас не будет, — быстро предупредил Слава. Чуть не добавил: «И секса тоже», но прикусил язык, вовремя вспомнив, что Мирон вообще ни словом не обмолвился про секс.       — Как скажешь, — с поразительной для Доминанта покорностью согласился тот. — Но если захочешь, чтобы тебя связали и полежали рядом, не стесняйся сказать, ладно? Мне не трудно, даже приятно. А тебе хорошо. Хорошо ведь?       — Да… очень.       Мирон поднял левую руку и положил ее рядом с правой, тоже ладонью вверх. Его пальцы были расслабленными и слегка согнутыми. Он не тянулся, чтобы взять и удержать. Он ждал, чтобы дать, если Слава ему это позволит.       И он позволил.