Цветок каштана

      Мирон Федоров оказался прав, предполагая, что Славу не оставят в покое так просто. Роман, хотя и оставаясь незамеченным, следил за ним и знал про каждый его шаг. Слава достаточно изучил его и вполне ожидал чего-то подобного. Роман выжидал, пока Слава защитит диплом и обнаружит, что его профессиональное будущее и финансовые перспективы целиком зависят от воли его Дома. Он знал, что когда Слава осознает, в каком оказался положении, то приползет обратно.       И скорее всего, он бы приполз, хотя думать об этом было мерзко. Если бы не Мирон. Слава переехал к нему в тот же день, когда они встретились возле института, вместе со своими немногочисленными пожитками, которые забрал из квартиры Вань. В тот же день об этом стало известно Роману.       Потому что утром следующего дня он ринулся в атаку.       Слава только успел проснуться и чистил в ванной зубы, пока Мирон на кухне жарил яичницу, когда в дверь позвонили. Слава вздрогнул, бросил зубную щетку в раковину, подошел к двери ванной и стоял в проеме, глядя, как Мирон открывает курьеру.       — Доставка документов для Вячеслава Карелина, — сообщил тот и протянул Мирону плоский бумажный пакет.       — Это я, — сказал Слава, шагая вперед. — Давайте. Где расписаться?       Когда курьер ушел, Слава под молчаливым взглядом Мирона вскрыл пакет и вытащил несколько листков гербовой бумаги. Уведомление про гражданский иск за нарушение партнерского договора. Чуда не произошло: узнав, что Слава окончательно спутался с Мироном, Роман понял, что шансов на примирение малой кровью не осталось. И воплотил угрозу. Напрасно Слава надеялся, что это просто блеф.       — Это оно, да? — спросил Мирон, и Слава мрачно кивнул:       — Ага.       Мирон забрал у него документы, быстро просмотрел и достал телефон.       — Кому звонишь? — не удержался Слава, хотя, конечно, это было не его дело.       — Знакомому адвокату. Иди зубы дочисть, завтрак уже готов.       Он говорил спокойно и буднично, улыбнувшись, когда Слава непонимающе нахмурился. Протянул руку, накрыл его плечо ладонью и сжал.       — Все будет хорошо, — мягко сказал Мирон, и тут на его звонок ответили. — Ди, привет. Как ты? Ага, тоже ничего. Есть одно дело, по твоему профилю. Да, то, про которое раньше говорил. Сможешь подъехать?       Через час они принимала гостя. Точнее, гостью — знакомым адвокатом Мирона оказалась миниатюрная девушка в джинсах и клетчатой рубашке, с небрежно перекинутой через плечо черной косой. Она поприветствовала Мирона поцелуем в щеку, развернулась к Славе и протянула ему руку.       — Диляра. А ты — Слава.       — Он самый. Очень приятно, — Слава неловко пожал протянутую руку, на что Диляра ответила неожиданно крепким, почти мужским рукопожатием. Ее феромонов Слава не улавливал, но держалась она так уверенно, что он инстинктивно стушевался, как и всегда в присутствии Доминантов, даже если они относились к нему благожелательно.       Они уселись на кухне, Мирон налил всем выпить, несмотря на ранее время. Диляра достала пухлый потрепанный блокнот.       — Ну, рассказывай, — сказала она, улыбаясь Славе с таким видом, как будто они были старыми друзьями, которые не виделись сто лет. — Мирон в целом обрисовал мне ситуацию, но я должна услышать все от тебя и с максимумом подробностей.       Следующие два часа Слава рассказывал. Он даже не знал, что это может занять столько времени, и что у него все еще не отболело, несмотря на то, что он успел выговориться с Ванями. Но Иван и Ванечка посочувствовали ему чисто по-человечески, а Диляру интересовал юридический аспект происходящего: она постоянно делала пометки в своем блокноте и задавала много уточняющих вопросов.       — У тебя есть с собой ваш партнерский договор? — спросила она, когда Слава выложил все, что смог вспомнить.       — Нет, — смутился Слава. — Как-то не додумался его забрать, когда вещи увозил.       — Ладно, это не проблема, его легко вытребовать. Сегодня же этим займусь. Но если ты ничего не путаешь и это действительно стандартный договор партнерства, то картина ясна уже сейчас.       — И насколько плохи мои дела?       — Умеренно плохи, — спокойно сказала Диляра. — Законодательные нормы, которые регулируют партнерский договор, в основном отстаивают интересы Доминанта, а не сабмиссива. Перечень прав саба короче, а обязанностей — длиннее. Неустойка за нарушение договора со стороны саба гораздо жестче, и ее проще взыскать, потому что суд, как правило, при любых конфликтах встает на сторону Дома.       — А как насчет долга Славиной матери? — спросил Мирон.       Все время, пока Слава говорил, он оставался в углу кухни, присев на подоконник, и молча потягивал виски, но Слава краем глаза на него поглядывал и знал, что он слушает очень внимательно.       Диляра пожала плечами.       — Я пока не видела их контракт, но, судя по всему, эта часть договоренности была устной и заключалась без свидетелей. Значит, юридической силы она не имеет.       — То есть нельзя доказать, что Худяков фактически втянул Славу в эти отношения шантажом?       — Это неправда, — запротестовал Слава. — Мне ультиматумов никто не ставил! Да и вообще, поначалу Роман мне очень понравился...       — Обязательно скажешь об этом в суде, — вставила Диляра. — Вообще это мы еще обговорим детально — что ты должен говорить в суде, а что нет. Пока остановимся только на фактах, которые можно доказать. Преимущество истца в том, что Слава действительно нарушил один из основных пунктов контракта — выполнение всех приказов Доминанта, которые не противоречат данному договору и действующему законодательству. А законодательство таково, что саб не может просто уйти, хлопнув дверью, избегать своего Дома и жить непонятно с кем. Это квалифицируется как оказание неуважения, попрание достоинства и урон репутации Доминанта.       — Попрание достоинства, — негодующе фыркнул Мирон. — Уж кто бы говорил.       — Таков закон. Ты это знаешь не хуже меня, — бросила Диляра, и у Славы мелькнуло подозрение, что они с Мироном не впервые обсуждают между собой специфику доминантно-сабмиссивной юридической базы.       — К тому же он наверняка разыграет карту насчет того, что ты его обманул по поводу своей девственности, — продолжала Диляра.       — Я его не обманывал. Он не спрашивал.       — Да, но это одна из тех ситуаций, когда слово Доминанта весит больше, чем слово сабмиссива. Одного этого факта было бы мало, чтобы подать против тебя иск, но в совокупности со всем остальными он сильно осложняет твое положение.       — Ди, давай без всей это воды, — сказал Мирон, ставя бокал с виски на подоконник. — При самых худших раскладах, что может грозить Славе по этому иску?       — Они же не могу принудить меня к нему вернуться? — в тревоге спросил Слава, и, к его облегчению, Диляра решительно покачала головой.       — Нет. Такое принуждение возможно только при абсолютном договоре, если суд решит задействовать полномочия полиции нравов. Стопроцентно не твой случай. При худших раскладах тебя обяжут выплатить неустойку по договору и штраф, а также могут ограничить в правах на заключение контрактов с Доминантами в будущем. Если адвокат Худякова сумеет убедить суд, что ты аморальный, непокорный, зловредный саб, тебе запретят заключать официальные договора на срок до десяти лет.       — Блядь, — выругался Мирон, с такой злостью, что Слава вздрогнул. — И это при том, что без официального договора и рекомендации своего Дома он никогда не найдет нормальную работу!       — Именно. Некачественный саб становится парией, чтобы не портить жизнь и репутацию другим Доминантам. Так это и работает.       Слава ошарашенно слушал, пытаясь уложить все это в голове. До сих пор он не имел почти никакого представления о том, как государство регламентирует отношения Доминантов и сабмиссивов — просто не возникало такой необходимости. Все его знакомые сабы находили себе пару и не имели с ней особых проблем, а если и имели, то не выносили сор из избы. Теперь Слава начинал понимать, почему. Да, сабмиссив волен развестись с Домом по собственной инициативе, но если Дом решит отомстить ему за это, причем абсолютно законным путем, последствия могут быть ужасными. В силах Доминанта полностью испоганить своему бывшему сабу жизнь. Хотя в реальности они редко так поступали, гораздо чаще платили алименты, потому что сами выгоняли сабов на улицу.       Слава вспомнил вопрос, который задал своему отцу при их последней встрече: что будет, если саб решит уйти? И недоумение, негодование, непонимание отца в ответ.       Сабы от своих Доминантов по доброй воле не уходят.       Диляра увидела по его лицу, что он осознал, на краю какой пропасти оказался, и ободряюще похлопала Славу по холодной руке.       — Не переживай. Мирон ведь спросил про худший расклад. Скорее всего, дело ограничится штрафом.       — Мне не из чего его заплатить, — сдавленно сказал Слава. — И ведь есть еще долг мамы.       — Боюсь, Слава, твоей маме придется теперь самой позаботиться о себе. На то она и Домина, — жестко сказала Диляра, и Слава несчастно кивнул. — Я сегодня же запрошу твой партнерский договор и дополнение к нему, которое ты подписал позже. И изучу еще кое-какие моменты, о которых ты упоминал. В уведомлении сказано, что судебное заседание назначено через месяц. У нас полно времени, чтобы выработать линию защиты. Все будет в порядке.       Она ободряюще улыбнулась, и Слава выдавил улыбку в ответ. Хотя мысль про возможный штраф и неустойку его не на шутку испугала. А ведь Диляра даже не назвала конкретных сумм. Наверняка они немаленькие.       Когда Диляра ушла, Слава остался сидеть на табуретке в кухне, теребя в руках стакан с к выпивкой, к которой почти не притронулся. Потом теплые руки легли ему на плечи и стали массировать ключицы.       — Расстроился? — спросил Мирон.       — Есть немного, — подавленно сказал Слава, не оборачиваясь.       Было так приятно ощущать его сильные руки на своих плечах, но сейчас даже это не особо утешало Славу. Как отнесется мама к тому, что происходит? Решит, что Слава ее подставил, предал? Он ведь должен был все уладить, он обещал, что поможет ей. И не сдержал слово.       — Мне по делам надо съездить. Устраивайся и займись чем хочешь, отвлекись как-нибудь, ладно? И кстати вот, — рядом со Славиной рукой лег блестящий новенький ключ от квартиры. — Сделал тебе копию.       — Мирон, я не...       — Ты же теперь тут квартирант, а не гость, — строго напомнил Мирон.       Слава, вздохнув, накрыл ключ ладонью. Квартирант, да уж. И как он собирается платить за жилье, если на него навесят штраф?       — Спасибо.       — Не за что.       Повисло молчание. Слава затаил дыхание, сам не зная, почему — может, аромат феромонов в кухне стал сильнее, черт знает... Он вдруг ярко увидел, будто наяву, как Мирон медленно наклоняется и целует его в шею. От этой мысли — этого предвкушения — по спине побежали мурашки.       Мирон помедлил еще несколько секунд и убрал руки со Славиных плеч.       — Если Худяков будет звонить или попытается встретиться, не иди с ним на контакт, — предупредил он, окончательно разрушая мимолетную магию между ними.       И Славе ничего не оставалось, как пообещать, что так и сделает.              * * *              «Я висел голый и связанный на глазах десятков людей. Лежал поперек колен Романа, пока он меня порол, на глазах экономки. Принимал страпон посторонней Домины на виду у своего Дома. Блядь, я смогу это выдержать».       Слава твердил себе это с той минуты, как переступил порог переговорной комнаты и осознал, что Рубикон пересечен и отступать некуда. И ведь правда, бывали случаи, когда он оказывался куда более унижен, куда более беззащитен. И терпел. Так почему его потряхивает сейчас, когда он по крайней мере одет и никто не собирается его трахать? Во всяком случае, не в прямом смысле слова.       В переговорной их было пятеро: Слава, Мирон, Диляра, Роман и адвокат Романа, представившийся как Геннадий Фарафонов. Слава никогда с ним раньше не встречался — при заключении их с Романом партнерского договора присутствовал нотариус, а не адвокат. Но Роман наверняка хорошо знаком с этим невысоким, круглолицым человеком со стрижкой ежиком и масляной хитрой улыбочкой. По этой улыбочке Слава моментально понял, что ее обладатель сделает все, чтобы содрать с него три шкуры и стереть в порошок.       — Хотелось бы сразу обозначить, что господин Федоров не имеет юридических оснований здесь находиться, — сказал Фарафонов, когда они формально поздоровались и расселись по разным сторонам длинного стола. — То, что мой клиент согласился на его присутствие — исключительно жест доброй воли со стороны Романа Вениаминовича. Прошу это учесть, госпожа Минрахманова.       Слава, сглотнув, покосился на Романа, сидящего на максимально большом расстоянии от него, какое только позволял стол. Они не виделись больше месяца. В последний раз Слава видел его выходящим из комнаты в сопровождении врача после того ужасного случая с подвесом. Он ждал, что при встрече Роман осыплет его оскорблениями, но тот остался верен себе: никаких эмоций нельзя было прочесть на неподвижном, гладко выбритом лице, а глаза за неизменными поблескивающими очками были ледяными и равнодушными. Славе подумалось вдруг, что Роман даже не огорчен его уходом. Злится, негодует, хочет отомстить и наказать. Но не страдает без него и не тоскует по тому, что потерял.       И от этого Славе было больнее всего.       — Не совсем так, господин Фарафонов, — холодно сказал Мирон. — Я нахожусь здесь, хотя и неофициально, в качестве Доминанта Вячеслава. Да, я знаю, что юридически его Домом в настоящий момент является господин Худяков. Но все мы понимаем, что это просто формальность. Как только будет разорван их контракт, мы немедленно заключим собственный.       — В том случае, если суд не лишит Карелина права заключать партнерский договор, — ехидно заметил Фарафонов.       Во время этого обмена репликами Слава сделал все от него зависящее, чтобы не измениться в лице. По правде, он совершенно не подумал, имеет ли право Мирон присутствовать на переговорах — это казалось чем-то само собой разумеющимся, после всей поддержки, которую он уже успел оказать Славе. Но Слава же ясно сказал ему, что не готов к новым отношениям. А теперь Мирон так открыто заявляет на него права, и даже намекает, что они по факту уже пара, хотя между ними толком ничего не было.       Все это обрушилось на Славу вместе с тяжелым взглядом Романа Худякова, который до сих пор не произнес ни слова. Слава потупился, сжал под столом вспотевшие руки. Диляра заранее предупредила, что он должен молчать, пока она не разрешит ему говорить или сама не задаст вопрос. И он молчал, понимая, что вынужден плыть по течению и отдать свою судьбу в руки других людей. Как и всегда.       — Я полагаю, мы можем перейти к сути дела, — раздался четкий, деловой голос Диляры.       Она сменила джинсы на брюки, а клетчатую блузку — на белую, волосы были высоко заколоты в строгую прическу. Диляра выглядела собранной, уверенной и... пожалуй, опасной.       Фарафонов обратил на нее масляный взгляд и раскрыл папку.       — Как угодно. Суть претензий моего клиента к вашему известна: нарушение партнерского договора и репутационный ущерб. Наши требования: либо Вячеслав возвращается к своему Доминанту, либо платит неустойку по договору. Также мы будем требовать ограничение прав на партнерство на срок до семи лет. Кроме того, существовала устная договоренность относительно отсрочки выплат по кредиту Арины Карелиной. Мой клиент просит уведомить, что эта договоренность с его стороны считается более недействительной.       — То есть ваш клиент продолжает шантажировать моего, — заметила Диляра. — Подозреваю, об этом пункте контракта вы предпочтете в суде умолчать, не правда ли? Ведь это прямое давление, а согласно закону «О регуляции доминантно-сабмиссивных отношений», давление любой стороны при заключении договора недопустимо.       — Я никогда не давил на Славу посредством его семьи, — внезапно сказал Роман, и Слава, все-таки не выдержав, вздрогнул всем телом и вскинулся. — Он не ребенок и не умственно отсталый. Все дополнительные условия были осознанным выбором двух взрослых людей.       — Роман Вениаминович, не стоит... — начал Фарафонов, но Роман спокойно продолжал:       — Более того, я настолько хотел заполучить его, что пошел на уступки, от которых сам финансово пострадал. Сейчас у меня серьезные затруднения. И они стали прямым следствием того, что я недополучил деньги с его матери. Слава знает, что она мне обязана. И он тоже. Но я никогда не добивался подчинения угрозами. Я просто хотел, чтобы он был хорошим сабом и выполнял свои обязанности, как я выполнял свои по отношению к нему.       — Все это лежит вне законодательного поля, поскольку не подкреплено документально, — вставил Фарафонов. — Прошу простить моего клиента.       — Скотина, — вдруг отчетливо, хотя и совсем негромко сказал Мирон. — Сволочь. Мудила. Гандон.       Худяков повернул голову и впервые с начала встречи посмотрел ему прямо в лицо.       — Простите, господин Федоров?       — Мразь, — добавил Мирон. — Конечно, вся это хрень лежит вне законодательного поля. Но Слава сидит здесь и слышит каждое твое слово. И ты, падла, продолжаешь на него давить даже сейчас, в присутствии его адвоката и нового Дома. Так, как целый год давил, каждый божий день.       — Госпожа Минрахманова, угомоните вашего клиента! — повысил голос Фарафонов.       — Мирон, перестань, — тихо сказала Диляра, кладя ладонь ему на рукав, но Мирон резко откинулся назад, тут же разрывая прикосновение.       Слава смотрел на происходящее словно в каком-то тумане, как будто это был один из дурацких постановочных судов по телеку, а не его собственная реальность. А ведь и правда, слова Романа его проняли. В них была доля истины, очень большая доля... и Слава не знал, что бы сделал, если бы Роман продолжил говорить. Если бы Мирон ему не помешал. Возможно, сдался бы.       Все это был так... слишком... тяжело.       — Я предпочел бы раз и навсегда закрыть тему долга Арины Карелиной, — процедил Мирон. — Чтобы это обстоятельство больше не всплывало и не отвлекало нас от сути. Это нервирует Славу, и это нервирует меня. Сколько?       — Не надо, — вырвалось у Славы.       Мирон даже не взглянул на него. Вытащил из кармана пиджака чековую книжку, раскрыл, взял ручку и повторил, глядя на Романа в упор:       — Сколько?       Слава чуть было не повторил жест Диляры, вцепившись Мирону в руку, но побоялся, что его так же досадливо стряхнут, и не посмел. Но блядь, что тут происходит?! Он не хотел превратиться из должника Романа Худякова в должника Мирона Федорова!       Однако Роман молчал. Повисла тяжелая пауза. Слава внезапно понял, что выходка Мирона произвела должный эффект — и, вероятно, только на этот эффект и была рассчитана. Он ясно дал понять, что больше не позволит использовать долг Арины как средство давления на Славу. И что в его силах превратить этот аргумент Романа — такой веский, такой подавляющий аргумент — в ноль без палочки.       — Эту тему вы с господином Худяковым можете обсудить лично и позже. К нашему делу она не относится, — натянуто сказал Фарафонов.       По губам Диляры скользнула змеиная улыбка. Первое очко за нами, понял Слава.       Мирон помедлил еще секунд двадцать, потом так же демонстративно спрятал ручку и чековую книжку.       — Тогда давайте обсуждать наконец то, что относится к делу. На каких условиях вы готовы отказаться от иска?       — Двести тысяч компенсации и три года лишения прав на партнерство. В суде будем требовать, соответственно, пятьсот тысяч и семь лет.       У Славы закружилась голова. Двести тысяч! Да ему за десять лет столько не заработать! Не говоря уж про пятьсот. Еще и без шанса на нормальную работу. Славе на панель придется выйти, чтобы...       — Очень хорошо, — сказала Диляра, похоже, ни капли не удивленная этими драконовскими требованиями. — Вот наши встречные условия. Вы отзываете иск, господин Худяков выплачивает Славе триста тысяч в качестве компенсации и подписывает обязательство не приближаться к нему ближе, чем на пятьсот метров.       — Что? — как будто не расслышав, переспросил Фарафонов. Роман взглянул на Диляру. как на ненормальную.       — Она достаточно ясно выразилась, — сказал Мирон.       Фарафонов засмеялся — вернее, захихикал, деликатно покашливая в кулак.       — Простите, вы, как я вижу, довольно молодой специалист. И, наверное, не знаете, что в абсолютном большинстве случаев при подобных исках суд встает на сторону Доминанта. У вас ни малейших шансов, что...       — Если бы господин Худяков действительно был хорошим Доминантом и исполнял свои обязанности — да, не было бы ни малейших, — перебила Диляра. — Но это не так.       — Вы лжете или заблуждаетесь. И в любом случае у вас нет никаких доказательств ваших слов.       — Есть, и предостаточно, — спокойно сказал Диляра, раскрывая папку.       Слава жадно попытался заглянуть в нее, но сидел слишком далеко. Диляра ни о чем таком его не предупреждала, как и Мирон, только твердила, что все будет хорошо. И вот, кажется, сейчас станет ясно, на чем основана ее уверенность.       — Если даже мы вынесем за скобки сомнительные условия, при которых господин Худяков склонил моего клиента к контракту, остается ряд других его поступков, не менее сомнительных. В сентябре прошлого года Худякову стало известно о связи Славы с другим Доминантом, которая произошла задолго до того, как они заключили контракт. И хотя в стандартном договоре партнерства ничего не сказано о требованиях к девственности сабмиссива, ваш клиент решил, что его обманули и оскорбили. И подверг Вячеслава жестокому и унизительному наказанию, выходящему за рамки стандартного контракта.       — Это был разовый экшен, на который мы заключили отдельный договор, — сказал Роман.       Диляра повернулась к нему, вынимая из папки лист бумаги:       — Вот этот? У меня есть копия. Здесь сказано, что вы разово пригласите на сессию третье лицо. Больше никаких дополнений. Однако вы не просто пригласили третье лицо. Оно, это третье лицо, совершило с вашим сабом акт анального проникновения. А это не было прописано ни в вашем основном договоре, ни в дополнительном, тогда как действующее законодательство не допускает сексуальных контактов с третьими лицами в рамках сессии, если это не оговорено условиями контракта. Кроме того, во время проникновения саб был связан, то есть не мог остановить происходящее. Поэтому данный экшен можно квалифицировать как изнасилование.       — Да вы в своем уме? — резко спросил Фарафонов.       — Вполне. А вы? — холодно поинтересовалась Диляра.       Снова повисла тишина. Слава боялся вздохнуть. Лицо ему заливало краской унижения. но в то же время он не мог не восхититься тому, как тонко и неожиданно Диляра развернула эпизод с госпожой Ксенией.       — Нам известно, кто это третье лицо, — добавила Диляра, закрепляя успех. — Вряд ли оно будет в восторге, получив повестку в суд в качестве свидетеля по делу об изнасиловании. С перспективой переквалификации в соучастника... вернее, соучастницу.       — Федоров, вы не посмеете, — сказал Роман, и Мирон спокойно ответил:       — Давайте проверим?       В наступившей гробовой тишине зашелестели бумаги, которые перебирала Диляра.       — Кроме того, в апреле этого года вы допустили халатное пренебрежение, которое могло повлечь за собой тяжелые последствия для здоровья вашего сабмиссива, вплоть до смерти. Вы подвесили его вниз головой и оставили так на пятьдесят минут, тогда как согласно протоколу «Рекомендации по безопасному проведению сессий» Министерства здравоохранения, рекомендуемое время для таких подвесов — не больше тридцати минут. У этого экшена есть два свидетеля: ваша экономка, снявшая Славу с подвеса, и врач частной практики, которого вы вызвали в тот же день, чтобы он осмотрел вашего саба.       — Он не пострадал, — процедил Роман. — Ничего ему не сделалось.       — И это заслуга его крепкого организма, а никак не ваша. Одного этого случая вполне достаточно, чтобы саб захотел разорвать контракт. Это лишает вас права требовать неустойку.       — Сомневаюсь, что ваши свидетели выступят в суде, — сказал Фарафонов таким тоном. что Слава сразу понял: и Евгения, и осмотревший его доктор уже либо подкуплены, либо запуганы, и будут все отрицать.       — Ошибаетесь, — сказала Диляра. — У нас уже есть свидетельские показания врача в видеоформате. Мы представим их в суде с пояснением, что свидетель опасается присутствовать на слушании лично из-за угроз расправы с вашей стороны. Переговоры со вторым свидетелем также ведутся, но в суде будет достаточно и показаний доктора.       Роман снова посмотрел в лицо Мирону. Тот ответил. Славе стало холодно и плохо от этого обмена взглядами, от злобы, ненависти, непримиримой вражды, которая полыхала в глазах обоих Доминантов, претендовавших на его несчастную задницу. Малодушно захотелось бросить их разбираться друг с другом и просто бежать, куда глаза глядят.       — Итого, у нас имеется халатность с нарушением базового права сабмиссива на безопасность во время сессии, плюс обвинение в изнасиловании по предварительного сговору с участием третьих лиц, что переводит дело из гражданско-правовой плоскости в уголовную, — подытожила Диляра. — Как вы полагаете, господин Фарафонов, стоят ли все возможные проблемы, которые это принесет вашему клиенту, всего лишь каких-то трехсот тысяч? Вы потратите намного больше, пытаясь отмыться от того дерьма, которое я на вас повешу, если дойдет до суда. Я уж не говорю о том, что с вами сделают адвокаты госпожи Собчак, которую вы так глупо подставили из тривиальной ревности и мстительности, пытаясь наказать Славу.       Слово «дерьмо» из ее маленьких розовых губ прозвучало мягко и даже деликатно, и тем больший эффект произвело. Как и вся ее речь в целом. Слава теперь понял, почему Диляра держалась так уверенно.       Роману действительно было нечем крыть.       Фарафонов бросил на своего клиента тревожный и, как показалось Славе, осуждающий взгляд. Похоже, Худяков посвятил своего адвоката не во все нюансы дела.       — Мы с вами свяжемся, — сухо сообщил Фарафонов, поднимаясь и тем самым давая понять, что переговоры окончены.       Слава невольно тоже поднялся на ноги, еще раньше, чем это сделал Роман, который теперь неотрывно смотрел на него. Все тем же непроницаемым, отчужденным, холодным взглядом. Всегда одним и тем же, и в лучшие, и в худшие их минуты.       — Простите меня, — вырвалось у Славы.       Как же он ненавидел себя за это — за то, что продолжал ощущать вину, какой бы абсурдной она ни была! Но слишком глубоко в него вбили эту чертову покорность, это восприятие себя как человека второго сорта, всегда всем должного, всегда во всем виноватого.       Он поймал на себе острый, пронзительный взгляд Мирона. И вдруг ему стало стыдно.       — Не извиняйся перед этим человеком, Слава. Ты не сделал ничего такого, к чему бы он тебя не вынудил постоянными унижениями.       — Он саб и должен быть униженным, — отрывисто сказал Роман, теряя наконец самообладение. — Это в порядке веще. На то он и саб!       Мирон смотрел на него несколько бесконечно долгих мгновений. У Славы мелькнула мысль, что сейчас тут случится мордобой. И он даже не знал, что эта мысль у него вызвала — страх или предвкушение.       — Никто не должен быть униженным, если только не ведет себя так, как вы, Роман Вениаминович, — проговорил Мирон низким, опасным голосом. — Поэтому лучше не попадайтесь мне на пути. А то не удержусь и таки надеру вашу ебаную жопу.       И, не дав Роману времени прийти в себя и отреагировать на это впечатляющее заявление, Мирон схватил Славу под локоть и вытолкал из кабинета.              * * *              — Ну, давай теперь, — со вздохом сказал Мирон, как только они переступили порог его квартиры. — Начинай злиться.       Слава недоуменно поднял на него глаза. Он помалкивал всю дорогу до дома, слишком многое надо было обдумать. И не сразу понял, о чем вообще речь.       — Злиться? За что?       — Ну, например, за то, что я выставил себя твоим Доминантом, — хмуро ответил Мирон, глянув на Славу исподлобья, как будто заранее опасался бурной реакции.       — А, — сказал Слава. — Это.       — И все? — Мирон выразительно выгнул бровь. — «А, это»? Больше никаких возражений?       — Ну ты же не всерьез это сказал, а чтобы Романа поставить на место. Я не идиот и не истеричка, чтоб на такое злиться.       Не дожидаясь ответа, Слава стащил в коридоре обувь, прошел в свою спальню и плюхнулся на кровать. Мирон шагнул следом за ним и остановился в дверях, как будто не решаясь идти дальше.       — Не стоит так оголтело доверять всем Доминантам подряд, — вполголоса сказал он. — То, что поначалу можно выдать за шутку или необходимость, становится реальностью так быстро, что глазом моргнуть не успеешь.       Слава устало посмотрел на него снизу вверх — и тут вспомнил, что там, в переговорной комнате, действительно испытал что-то вроде укола злости. Но это на удивление быстро забылось. Может быть, Мирон прав — слишком быстро.       — Я бы только хотел, чтобы ты предупреждал меня о таком. В следующий раз.       — Если бы предупредил, ты бы еще больше напрягся. Разве нет?       — Может. Не знаю, — неохотно ответил Слава.       Он чувствовал себя страшно измотанным. В голове все еще звучал ледяной голос Романа, гнусный смешок Фарафонова, звонкий щебет Диляры... Слава сгорбился и протер лицо руками.       — Устал?       — Очень.       — Хочешь, массаж сделаю?       Это довольно двусмысленное предложение прозвучало абсолютно невинно. Если Мирон Федоров все-таки вел какую-то игру и пытался соблазнить Славу, то делал это достаточно искусно. В любом случае, Славе ничего не оставалось, как продолжать ему доверять. Другого выхода просто нет.       — Если я пересекаю границу, говори сразу.       Слава чуть заметно вздрогнул и быстро мотнул головой.       — Нет! Пока... то есть нет.       — Ей-богу, Слава, я не хочу, чтобы ты думал, что я тоже на тебя давлю, только по-другому, — сказал Мирон довольно резко, как будто буквально прочел мысли Славы и они ему сильно не понравились. — Не считай, что ты мне что-то должен.       Слава усмехнулся. Мирон озадаченно уставился на него и спросил все так же резко:       — Что?       — Почему ты так нервничаешь? — улыбаясь, спросил Слава. — Это же мне положено нервничать, нет? Я сбежал от своего Доминанта, который решил мне за это мстить, у меня ни гроша за душой и даже жить негде. Я в твоей полной власти. А психуешь почему-то ты.       — Не надо так говорить. И думать.       — Как?       — Что ты в моей власти.       — Но ведь так и есть, — сказал Слава очень миролюбиво, как будто старался его успокоить.       Это было так забавно — Славины попытки унять тревогу Мирона, хотя вроде как должно быть наоборот, что он рассмеялся. И без сил повалился на кровать, закинув руки над головой. На душе стало спокойно и легко, он наконец-то ощутил себя в полной безопасности. Как в первую ночь в этой квартире, когда Мирон связал его, обнял и...       — А можно еще те шарфики? — еле слышно спросил Слава, жмурясь от смущения и собственной наглости.       Через несколько минут он лежал на животе, прижавшись к подушке щекой, с приподнятыми и согнутыми в локтях руками. Уже знакомые мягкие хлопковые шарфы притягивали Славины запястья к изголовью кровати, но он чувствовал это, только если пытался пошевелить руками. Рубашку он снял, и теперь сильные татуированные руки Мирона Федорова умело массировали его плечи и спину, прогоняя накопившееся напряжение.       — Я, кстати, забыл тебя похвалить, — сказал Мирон, не прекращая разминать Славины мышцы. — Ты отлично держался на переговорах. Спокойно и с достоинством. Даже в самые неприятные моменты.       — Ну а что оставалось-то, — пробормотал Слава. — Сидел там, блин, как баран в клетке с волками, пикнуть стремно было. Четыре Дома на меня одного, это все-таки перебор.       — Три.       — М-м?       — Три Дома, а не четыре. Диляра — саб.       Слава изумленно распахнул глаза. Повернул голову, пытаясь оглянуться через плечо на Мирона, совершенно забыв, что привязан к кровати. Мягкие, но крепкие путы на запястьях тут же напомнили ему про это обстоятельство, удержав на месте.       — Да ладно?!       — Честно слово. Знаю, по ней не скажешь. Большинство Доминантов принимают ее за свою, а она, по понятным причинам, не спешит их разубеждать без крайней необходимости.       — С ума сойти, — проговорил Слава, снова роняя голову на подушку. — Никогда бы не подумал. Вот почему она совсем не пахнет... А разве сабы могут быть юристами?       — Теоретически могут. И военными, и полицейскими, да почти кем угодно. По закону им получать любые профессии не запрещено. Дело только в деньгах, связях и воспитании.       — Ей со всем этим явно повезло, — пробурчал Слава.       Но через минуту он уже забыл про удивительную новость о своем адвокате, убаюканный ритмичными, сильными и нежными движениями рук Мирона. Размякнув, Слава пропустил момент, когда тот оказался на нем верхом, сжимая коленями его бедра — так было удобнее делать массаж, и Слава совершенно ничего не имел против. Более того, когда руки Мирона стали постепенно спускаться ниже, вдоль позвоночника, мимо лопаток на бока, теплые волны, окатывающие тело, стали еще приятнее. Теперь Мирон гладил и легонько мял его поясницу, прямо над копчиком, и Слава затаил дыхание. Джинсы он не снял, но как было бы здорово, если бы сейчас Мирон стянул их вниз на бедра вместе с трусами, стиснул своими цепкими пальцами Славины ягодицы, смял, крепко помесил, а потом бы отвесил смачный, горячий шлепок, а за ним еще один и еще...       Слава тихонько поерзал и осторожно приподнял таз, как бы намекая Мирону на такое развитие событий. Ласковые ладони, который уже стали для Славы как родные, в последний раз скользнули по пояснице, от позвоночника к бокам... и снова переместились выше, на лопатки и плечи. Слава чуть не застонал. Ну блин! Уж слишком он осторожничает! А главное, зачем? Слава ведь позволил себя связать, даже сам об этом попросил (причем уже не в первый раз), неужели намек недостаточно ясный?       «Я пока не готов к отношениям», — вспомнил он собственные слова. И обещание заплатить за предоставленное жилье, как только сможет. Мирон просто придерживается их договоренности. Слава что, еще и недоволен этим?       Но все-таки он не мог взять и сказать, что думает и чувствует. Пока не мог.       Он действительно просто не готов. И Мирон, кажется, понимает это лучше, чем он сам.