Цветок каштана

      Конечно, из этого ничего не вышло.       Хотя поначалу казалось, что шансы есть, и неплохие. Слава целый год не открывал аудиоредактор и не переслушивал свои старые треки, записанные на дешевый домашний микрофон. Теперь, когда они отлежались и он перестал относиться к ним со свежим трепетом ранимого творца, их качество привело Славу в ужас. И не только в плане звучания — это само собой, — но и текстов. Нелепая подростковая херня, пошло-романтическая, надрывно-страдальческая, а местами — натужно-развязная до такой степени, что это было стыдно слушать. Мирон сказал, что Славе нужно отобрать десяток лучших треков и отправить их по электронке его знакомому из «Блэк Стар», но Слава об этом и думать не хотел. Только опозорится и навсегда закроет для себя эту дорогу.       Поэтому он решил начать все сначала. И за неделю написал пять абсолютно новых песен, в другом стиле, с другим аудиорядом и другой читкой. И, само собой, с совершенно другими текстами. Все его предыдущие попытки креативить, как он теперь ясно понимал, были детскими, наивными, выдававшими полное непонимание мира и отсутствие жизненного опыта. Но теперь Слава кое-что знал. И об этом стал писать. Не то чтобы у него внезапно возникла великая идея, которую он созрел поведать миру, но теперь в его текстах не было умозрительного кухонного философствования и прочей ерунды, зато появились искренне выстраданные мысли и чувства, о которых он мог говорить с полным правом.       Он купил себе хороший микрофон, наушники и мощную звуковую карту на ноут, что позволило сделать более-менее приличные демо-записи. Три недели Слава ничем другим не занимался и ни о чем другом не мог думать. Мирона он в эти недели почти не видел — он не мог работать, когда кто-то за ним наблюдал или просто находился рядом, так что на эти недели творческого угара Славин Доминант оказался изгнан из их общей спальни, превращенной в студию звукозаписи.       — Если так пойдет дальше, придется покупать трехкомнатную квартиру, — ворчал Мирон, но глаза у него улыбались. Он был доволен, что Слава нашел наконец себе дело по душе и перестал строить карьерные планы, которые Мирон считал нереалистичными и даже потенциально опасными.       Наконец Слава закончил свой демо-микстейп. Мирон послушал его, но ничего не сказал, не поругал и не похвалил — Слава вообще понятия не имел, какая музыка ему нравится, и почему-то именно сейчас обсуждать эту тему не хотелось. Вдруг Мирон тащится по фортепианной классике или шансону. Слава, конечно, смог бы с этим жить, но с трудом.       Мирон отправил Славин материал своему приятелю, и следующие несколько дней они ждали ответа. Слава места себе не находил, и Мирон, наконец-то опять допущенный до тела, отвлекал его, как мог. В эти дни они провели свои самые безумные, самые изматывающие экшены, после которых Слава вырубался часов на двенадцать, а потом еще полдня лежал пластом, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, и уж тем более не в силах думать и беспокоиться. Да уж, Мирон всегда знал, что именно ему нужно.       Наконец ответ от лейбла пришел. Мирон прочитал письмо, и по выражению его лица Слава понял: это провал. Мирон молча повернул к нему ноут, показывая монитор, и Слава прочел развернутый и вежливый ответ от продюсера.              «Уважаемый Мирон Янович!       Я внимательно ознакомился с материалом, который вы прислали. Треки интересные. Хотя сведение оставляет желать лучшего, но тембр и читка самобытные, к битам претензий нет. Однако есть одна крупная проблема — это тексты. Их содержание идет вразрез с внутренней политикой нашего лейбла. Поэтому, к сожалению, несмотря на все мое горячее желание вам посодействовать, ничем помочь не смогу. Хотя есть компромиссный вариант: если тексты будут переписаны под приемлемую тематику, тогда мы сможем предложить сотрудничество. Прилагаю список предпочтительных тем.       С уважением, остаюсь неизменно ваш и т.д.»              — Так я и знал, — вздохнул Мирон.       Слава с трудом оторвал взгляд от экрана и посмотрел на него в упор.       — Что ты знал?       — Что зарубят из-за текстов.       — А что не так с текстами?       — А ты реально сам не понимаешь? — Мирон нахмурился, отодвигая от себя ноутбук. — Они бунтарские. Это пачка программных заявлений возмущенного сабмиссива, которого достала жизнь на вторых ролях.       — Да, — сказал Слава, не отрывая от него глаз. — И что? Это плохо?       — Нет. Это ты. Твой взгляд на мир, абсолютно оправданный и справедливый с твоей точки зрения. И после того, через что ты прошел, я тебя уж точно упрекать не стану. Но «Блэк Стар» — это лейбл, лояльный государству. Во время прошлых выборов они выпустили несколько агитационных роликов в виде клипов своих ведущих артистов. А мы с тобой на голубом глазу попытались им впендюрить суфражистскую повестку.       — А другие лейблы есть? Немножко не такие лояльные? — саркастично спросил Слава.       — Есть. Но это все мелочь, которая не даст тебе даже минимальных продаж, не говоря уж про концерты и клипы. И даже для них твои тексты слишком радикально звучат, они не станут так рисковать. Не стоит тратить время и силы.       — Понятно. Ну, спасибо, что попытался.       — Стой, — Мирон взял его за плечо, когда Слава попытался рывком встать, и удержал на месте. — Не злись. Я понимаю, ты расстроен. Но...       — Везде одна и та же херня, — выпалил Слава. — Так выходит? Саб не может стать юристом, потому что его никто всерьез не воспримет, саб не может писать стихи, которые будут против шерсти Домам. Саб может только помалкивать и учить детей быть такой же безропотной тряпкой. Или вообще не работать, сидеть домохозяином при своем Доминанте.       — Да, Слава, — сказал Мирон. — Так устроен мир.       Неподдельная печаль в его голосе немного охладила Славину ярость. В конце концов, Мирон прав, и он не виноват, что дело обстоит именно так. Да и изменить ничего не может водиночку, при всех его возможностях. Даже если бы и хотел.       — Вот что мы сделаем, Слав. Я арендую студию звукозаписи и найму звукорежиссера. Запишем твои треки как следует. И пустим в сеть. Наймем менеджера, чтобы провел пиар-компанию. Ты не сможешь разместиться на крупных стриминговых сервисах без поддержки лейбла, но на них свет клином не сошелся. Сделаем, что сможем, а там уж как получится.       — И ты не предложишь мне принять предложение «Блэк Стар» и переписать тексты? — пристально глядя на него, спросил Слава.       Мирон качнул головой.       — Конечно, нет. Это был бы уже не ты. И ты не из тех, кого можно купить.       Слава усмехнулся. Это звучало забавно, учитывая, что свой контракт с Худяковым он заключил из-за долгов матери, а потом перешел к Федорову, который выплатил этот долг. Но Мирон прав. Даже если ты продаешься, это не значит, что тебя можно купить. Парадоксально, но так оно и есть.       И они сделали это. В распоряжении Славы оказалась лучшая студия в городе и лучшие профессионалы, каких Мирон сумел найти через свои бесчисленные каналы. И Слава записал свой первый полноценный альбом. Подумав, он все-таки включил туда один из старых треков — полный наивной, трогательной веры с большое светлое чувство между Доминантом и его сабмиссивом. На фоне этой полудетской песенки остальные треки, циничные и злые, выглядели еще более эффектно и выразительно: такая структура альбома продемонстрировала больше, чем позицию — она продемонстрировала пройденный путь.       Маркетологи и СММ-щики старались, как могли. Но ничего не получилось. Недели две благодаря агрессивной рекламе и накруткам Слава повисел в чартах, но чуда не произошло — вскоре альбом стремительно стал снижаться в рейтингах и наконец оказался на самом дне. Слава заработал немного денег, но они не отбили даже затрат на студию и маркетинг. А еще на его треках было огромное количество дизлайков. А больше всего положительных отзывов и реакций набрал тот самый детский наивный тречок про любовную зависимость саба от Доминанта.       Последней каплей стал звонок от директора «Блэк Стар», который сказал, что послушал альбом и готов взять из него на продвижение один трек. Легко догадаться, какой. После этого разговора Слава с минуту лупил в стену кулаком и просто орал матом во все горло. После чего Мирону пришлось связать его и пороть до изнеможения, чтобы он наконец успокоился. После сессии Мирон, как обычно, попытался лечь рядом и обнять его, но Слава хрипло сказал:       — Уйди, пожалуйста. Я хочу побыть один.       И Мирон ушел спать в гостиную на диван, ни о чем не спросив и ни единым взглядом не выдав недовольства. Он был фантастически терпелив. Слава иногда думал, что ведет себя с ним отвратительно и просто его не заслуживает. Но сумел справиться с собой нескоро, и только к утру прокрался в гостиную, тихонько забрался к Мирону на диван и обнял его, молчаливо прося прощения за свой срыв.       Поражение он пережил довольно тяжело, но и отошел быстро. Он вообще был отходчивым, эта счастливая черта не раз спасала его психику от серьезных потрясений. Через пару недель после того, как Слава официально закрыл для себя проект «я — серьезный артист», он как-то шел по улице мимо барбершопа и увидел через стекло, что парикмахер в кресле красит какому-то парню волосы. Не дав себе времени передумать, Слава тут же завернул туда. И вышел через час с изумрудно-зеленой прядью в челке, сияющей на солнечном свету.       Мирона не было дома, когда Слава вернулся. А придя вечером, он с порога расплылся в удивленной и восхищенной улыбке и сказал:       — Ух ты! Круто. Тебе зеленый очень идет.              * * *              Забегаловка, где они договорились встретиться с Ванями, была вполне в духе Мирона — небольшой, но довольно стильный зал в полуподвальном помещении; недорогая, но вполне неплохая выпивка; бестолковая, но все-таки приличная публика. И все равно Слава ужасно нервничал, сам толком не зная, почему. И, как оказалось, не зря.       Нет, знакомство прошло нормально. В целом. Мирон крепко пожал руку Ивану, а когда повернулся к Ванечке, тот вскинул ладонь, ухмыляясь во весь рот, и развязно протянул:       — Ну здравствуй-здравствуй, Мирон Янович! Наслышан!       Мирон взял протянутую руку, но тут же выпустил ее, едва скользнув по Ване беглым и не особо приязненным взглядом. Ваня сразу стушевался — он бывал ужасно наглым, только когда ему это позволяли. Но если Дом вел себя с ним, как Дом, он мгновенно вспоминал свое место — так вышло и в этот раз.       Они сели в четырехместную кабинку, так что Слава оказался напротив Ванечки, а Мирон — напротив Ивана. Ванечка многозначительно стрельнул взглядом в сторону Мирона и красноречиво закатил глаза, но Слава только криво улыбнулся в ответ.       — Ладно, давайте заказывать, текила тут огонь, а вот абсент — моча зеленая, никому не советую, — затрещал Ванечка, хватая коктейльную карту.       Но на него никто не обратил внимания. Мирон с Иваном обменялись парой фраз, и между ними сходу завязался разговор. Ванечка, поняв, что его никто не слушает, насупился, но тут подошел официант, и Ванечка отомстил и заодно утешился, заказав напитки на всю компанию на свой вкус. Слава ему в этом плане доверял, а Мирон еще по дороге сказал, что ему сегодня все равно, что пить.       Пока Ванечка общался с официантом, Слава вслушался в разговор их Домов. Оказывается, они были шапочно знакомы — Иван участвовал в крупном фотопроекте для фонда развития урбанистики, которым Мирон интересовался в плане инвестиций. Они мгновенно зацепились языками и завязали оживленный разговор, через слово упоминая общих знакомых. Слава вздохнул про себя: ну, хоть один из Вань пришелся Мирону по душе. Он давно хотел, чтобы они все наконец перезнакомились — кроме Мирона, Иван был единственным известным Славе нормальным Доминантом. Ну и еще Маша, хотя Слава толком не знал, как она обращается со своими сабами. Может, не так уж и хорошо, как обращалась со своим бестолковым младшим братом.       В какой-то момент Мирон как будто опомнился и повернулся к Славе.       — Слав, ты Диму Шагалина помнишь? Мы пересекались как-то в «Семинашке». Тоже фотограф. Иван вот сейчас в проекте с ним в одной команде работает. Они охрененно крутые вещи делают.       — Из разряда «просто заткнитесь и возьмите мои деньги»? — усмехнулся Слава.       Он был благодарен Мирону за попытку втянуть его в разговор, но на самом деле болтать ему не хотелось. Настроение так и оставалось отвратным, как и весь последний месяц. С музыкой нихрена не вышло, и, идя на эту встречу, Слава раздумывал над тем, что сделает, если Ванечка начнет трещать на эту тему и высказывать свое бесценное мнение о Славином альбоме и его маркетологах. В какой глаз ему лучше дать за это: в правый или левый? Дилемма та еще. Но Ванечка пока помалкивал, присмирев в присутствии Мирона. Слава вдруг осознал, что от Мирона действительно исходят довольно мощные феромоны, и вообще от всей его невысокой, худощавой фигуры так и веет скрытой силой альфа-самца. Живя с ним уже полгода, Слава к этому привык и принимал как данность. А Ванечку с непривычки так проняло, что он даже фамильярничать перестал.       И все равно Слава хандрил. Он надеялся, что посиделки в баре с людьми, которых он любит и которым доверяет, помогут развеять хандру, но не получилось. Слава стоял перед перспективой полной пустоты и неопределенности в своей жизни, и это неимоверно его угнетало.       Через какое-то время, когда они уже порядком выпили, а Мирон с Иваном, похоже, уже готовы были выпить на брудершафт и побрататься, Ванька пнул Славу ногой под столом и сказал:       — По-моему, сабчикам пора сходить припудрить носики и поссать. Что скажешь?       Слава кивнул. Ему нравилось смотреть, как оживленно общаются Мирон с Иваном — не нужно им мешать, в самом деле.       Они с Ваней выбрались из кабинки, Слава шагнул в сторону туалета, но Ванечка ухватил его за рукав и потащил к барной стойке.       — Пошли бухнем, — заорал он Славе в самое ухо, перекрывая гул музыки.       Слава оглянулся через плечо, хотя этот вовсе не было нужно — Мирон не требовал у него отчета по малейшему шагу. Так что он позволил Ванечке отволочь себя к стойке и запихнуть на табурет.       — Два чистых вискаря, — потребовал Ванечка у бармена, потом повернулся к Славе и оскорбленно заявил: — Я твоему Мирон-Янычу совсем не нравлюсь!       — А должен? — поинтересовался Слава.       — Ну да! Я же твой лучший друг! Или опять начинается, как с Худяковым — туда не ходи, с тем не водись, с этим не ебись?       — Ебаться и правда не стоит. А про все остальное ты выдумываешь. Просто Мирон считает, что ты мне давал плохие советы насчет Романа.       — Ой, блядь, умник выискался. Сам-то, что ли, спец в отношениях?       — Не спец, но я с ним согласен, Вань. Советы твои и правда были хреновые, — миролюбиво сказал Слава.       Ванечка обиженно фыркнул и взялся за вискарь. Набрал воздуха в грудь, очевидно, чтобы отстоять свою пошатнувшуюся репутацию семейного консультанта — и вдруг так и застыл с открытым ртом, уставившись куда-то Славе поверх плеча.       Слава начал поворачиваться, чтобы узнать, на что он пялится, и Ванька вцепился в его рукав.       — Не оборачивайся, — прошипел он. — Вот же сука.       — Что такое?       — Твой Худяков. Вон там, в углу. Да не оборачивайся, блядь!       — Он не мой Худяков, — деревянным голосом сказал Слава.       Роман? Здесь? Какого черта? Место абсолютно не его статуса, да и вкуса тоже. Слава в жизни бы не поверил, что они смогут тут случайно пересечься.       — Он один?       — Нет. С белобрысым сабом каким-то. Вот же мразь, быстро тебя забыл!       — Я сам от него ушел и слупил с него триста штук, — сказал Слава, пытаясь выдавать улыбку. — Забыл — и слава богу.       — Ну уж нет! Блин, а если он тебя увидит? Не оборачивайся!       — Да не оборачиваюсь я, чего ты орешь, — огрызнулся Слава, начав наконец злиться. — Перестань психовать. Просто идем отсюда. Может, он меня и не заметил.       — Заметил, — выдохнул Ванька.       Ну все, это было уже выше Славиных сил. Он резко обернулся. И действительно — увидел Романа Худякова в другом конце зала, в такой же полузакрытой кабинке, как та, в которой расположилась их компания. Он сидел, повернув голову в сторону барной стойки, и смотрел на Славу в упор, чуть прищурившись. А увидев, что Слава смотрит в ответ, тут же отвернулся к молодому парню, сидящему напротив.       Несколько секунд Слава разглядывал его профиль, такой резкий, такой строгий. Внутри потихоньку стал сжиматься комок. Почему? Ведь Слава ушел от него. Сам ушел. Освободился. И ничего из того, что Роман с ним делал, больше не имеет значения. Просто отвернись, блядь, и уйди, уйди к своему нынешнему Доминанту, который тебя понимает, заботится о тебе, с которым у тебя все идеально... идеально же, да?       Но Слава смотрел и смотрел в холодное равнодушное лицо, и его хандра, тихонько грызшая душу неделями, внезапно стала превращаться в звериную тоску.       Роман сказал что-то своему спутнику и встал. Тот с готовностью откинулся на спинку дивана, приготовившись терпеливо ждать. Роман вышел из-за стола и двинулся по направлению к барной стойке... Нет, показалось — он просто прошел мимо нее, направляясь к туалету.       Двигаясь, как во сне, Слава слез с табурета. Ноги стали ватными, как и язык в пересохшем рту.       — Слав, ты чего? — испуганно сказал Ванечка. — Ты куда?       — Никуда, — сказал Слава ничего не выражающим голосом. — Посиди тут.       Он стал проталкиваться между топчущихся на танцполе людей, ловя взглядом мужскую фигуру позади них. Роман скрылся за дверью туалета, Слава остановился и несколько секунд стоял на месте, слегка покачиваясь, словно в трансе. «Что ты делаешь? Зачем? Вали отсюда!» — орал чей-то голос у него в голове. Но Слава не послушался его, просто не смог.       Он шагнул вперед и толкнул дверь.       Роман стоял над умывальником и мыл руки, разглядывая в зеркале свое хмурое лицо. Слава только сейчас заметил, что он одет непривычно для себя, даже странно — никаких костюмов, простая рубашка и джинсы. Что он вообще здесь делает? Да еще с каким-то жалким сабом. Действительно жалким, Слава понял это по единственному брошенному на него взгляду — он так заискивающе смотрел на Романа, прямо в рот заглядывал...       А ты сам-то, Славочка, разве не делал то же самое совсем недавно? Разве ты не был так же жалок?       И до сих пор таким остаешься.       — Роман Вениаминович, — хрипло сказал он.       Не переставая мыть руки, Роман поднял на него глаза — через зеркало. Слава смотрел на его отражение — и на свое, теряющееся в тени.       — Слава, — сухо сказал он. — Что тебе нужно?       Что ему нужно... Хороший вопрос. Ему нужно знать, кто он такой. Чего он стоит сам по себе, без Романа, без Мирона — просто одинокий сабмиссив Слава Карелин, выброшенный в большой мир. Кто прав — Роман, считающий саба без Доминанта пустым местом, или Мирон, признающий право сабов на собственный выбор? Только... тоже не без оговорок. Саб может преподавать, саб может заниматься музыкой, но пойти в юриспруденцию или политику сабу не позволит его заботливый и чуткий Доминант. Для его же блага. Так много ли на самом деле разницы между такими, как Худяков, кто держат своих сабов у ноги, и такими, как Федоров, кто контролируют не коротким поводком и строгим ошейником, а лаской и лакомством?       Так ли велика разница? Вот про что думал Слава. Вот зачем пошел за Романом сейчас. Но задать ему такой вопрос не мог. Не знал, как.       — У вас, я вижу, свидание, — сказал Слава все тем же хрипловатым голосом.       Прозвучало странно. Блин, даже стремно. Ревниво.       Роман приподнял уголки губ в презрительной улыбке.       — И у тебя тоже. Причем двойное. Дружите семьями? Что ж, желаю хорошо провести время.       Он закрыл кран, выпрямился и повернулся к Славе лицом. Слава остался стоять в дверях, загораживая проход.       — Вы мне здорово промыли мозги, — сказал он. — А теперь промываете ему. Нашли новую жертву, да?       — Господи, ты что, серьезно? — в лице Романа мелькнуло изумление. — Ты меня бросил, заставил заплатить тебе огромные деньги, фактически меня разорил...       — Разорил? Вы получили полтора миллиона за мамин долг!       — Получил, — процедил Роман. — Только у меня тоже были долги. А потом правление компании узнало про наш конфликт и посчитало, что вся эта грязная история вредит репутации фирмы. Люди, которые меня уважали, теперь тычут пальцами мне в спину: смотрите, это тот кретин, которого развел на бабки его собственный саб, еще и бросил его! Я потерял работу и свое доброе имя. И это ты тут еще жертва?!       Его искреннее негодование заставило Славу остыть. И правда, о чем это он? Что вообще тут делает, зачем пошел за Романом? Чего хотел добиться от него? Извинений? Сожалений? Признаний, что ему без Славы плохо, что он осознал свои ошибки и готов исправиться? Что за ебаный идиотизм! Нужно немедленно валить отсюда, пока не...       Дверь за спиной хлопнула, и Слава всем телом вздрогнул. В эту самую секунду Роман шагнул в его сторону и протянул руку к Славиному плечу, намеривая прекратить этот идиотский разговор, оттолкнуть Славу с дороги и уйти. И именно на таком — слишком близком — расстоянии друг от друга их застал влетевший в туалет Мирон.       — Убери от него руки!       Слава не успел отшатнуться — его плечо сзади сгребла знакомая жилистая рука, которая умела быть такой нежной, но и беспощадной тоже. Мирон оттолкнул его к стене, шагнул к Худякову и со всей дури врезал кулаком ему по скуле, так, что тот рухнул на пол.       Ванька! Ох, ебаный Ванька, да что ж у тебя за помело вместо языка?!       — Мирон, нет! — крикнул Слава. — Он ничего не...       Не обращая на него никакого внимания, Мирон наклонился, сгреб ошарашенного Романа за воротник рубашки и встряхнул.       — Я тебе говорил держаться от него подальше? Говорил? Предупреждал, что морду набью? Но ты по-хорошему не понимаешь, да?       Он приподнял Романа над кафельным полом и опять ему врезал, и опять со всей силы. Слава стоял, как парализованный, глядя на эту драку — точнее, избиение одного Доминанта другим, — из-за него. По его вине. Боже.       — Я его не трогал, — просипел Роман, зажимая разбитый нос и глядя на Мирона снизу вверх. Слава с ужасом увидел кровь, обильно струящуюся по его пальцам. — Он сам за мной пошел и...       — Само собой! Он всегда сам нарывается. Как все сабы, — прорычал Мирон и замахнулся в третий раз.       Слава наконец вышел из ступора. Подлетел к нему сзади, схватил за плечи и потащил назад со всей силой, на какую был способен.       — Блядь, да он правду говорит! Он не трогал меня, я сам! Оставь его в покое!       Мирон наконец его услышал и выпустил воротник Худякова, позволив ему со стоном осесть на забрызганный кровью пол. Обернулся, глядя на Славу потемневшими, сверкающими от бешенства глазами. Слава думал, он сейчас процедит: «А с тобой дома разберемся», но Мирон только смотрел ему в лицо, как будто ожидая объяснений.       Слава вцепился ему в руку и потащил прочь, в коридор.       Там он не стал задерживаться и повлек Мирона к выходу из бара. У входных дверей никого не оказалось, от стекла тянуло стылым осенним холодом. Слава остановился, выпустил руку Мирона и повернулся к нему.       — Что ты творишь? Ты совсем охренел?       — Ваня сказал, что там Худяков в туалете и ты с ним. Что я должен был подумать?       — Ну не знаю. Что я сам могу решать, когда и с кем мне разговаривать. Нет?!       — Блин, Слава, это же Худяков! Ты перед ним просто отключаешься, как кролик перед удавом.       — Это мое дело. И моя проблема, даже если правда! Блядь, Мирон, вот это уже реально перебор, реально, понимаешь? Ты меня заебал своей опекой!       — Хочешь сказать, что она тебе не нужна? Самостоятельный такой?       — Да, или хотя бы стараюсь быть! — в отчаянии крикнул Слава.       Минутное наваждение, овладевшее им в присутствии Худякова и под влиянием его феромонов, прошло без следа. Слава теперь понимал, что и в самом деле поступил глупо. А Ванечка в кои-то веки оказался прав — нельзя было оборачиваться, надо было вернуться в кабинку к их Доминантам, и все было бы хорошо. Роман Худяков — перевернутая страница, он не ответит ни на один из Славиных вопросов, которые так его мучают, не поможет ему узнать ничего нового о себе. Слава сглупил. Но это его глупость, и ему самому следовало разобраться с ней. Без вмешательства его озверевшего Дома, бросившегося на Худякова, как разъяренная медведица бросается на неосторожного туриста, случайно набредшего в заповеднике на ее берлогу с медвежонком.       — Меня не нужно было защищать, — задыхаясь, проговорил Слава. — Не сейчас и не так. И не от него. Ты избил человека ни за что на ровном месте.       — Скажешь, он не заслужил?       — Нет! Сейчас — нет! Он пальцем меня не тронул, даже не сказал ничего. Это я его преследовал, и это его новый саб должен мне морду набить, а не ты — ему! Блядь, Мирон... Ты меня как будто считаешь ребенком, пятилеткой, как будто я какой-то... недочеловек. Без собственного ума и воли.       — Неправда, — сказал Мирон. Он уже остыл, и теперь, после Славиного шквала упреков, ярость в его глазах сменилась тревогой. — Слав, ну чего ты, я совсем не...       — Ты меня инфантилизируешь. И тебе это нравится. Это то, что ты называешь заботой, а на самом деле — это ебаная гиперопека. Как у властного отца над сыном. Я повелся на это, потому что Доминанты никогда раньше обо мне не заботились. И я, сука, поплыл. Мне с тобой было так хорошо. Я просто поплыл нафиг.       — Слава, — теперь в голосе Мирона прозвучал настоящий испуг, он потянулся к Славе, но тот отскочил и замотал головой.       — Нет, хватит! Ты вот сейчас даже не приревновал меня к Худякову, ты просто ринулся меня от него защищать, ни в чем не разобравшись. И вот точно так же мне навязываешь свои решения — чем мне заниматься, во что верить, чего добиваться. Все, чтобы меня защитить, пусть даже ценой моего собственного достоинства! Только мне не нужен отец, Мирон, мне нужен любовник. Тут или-или, и тем, и другим ты мне быть не сможешь. Я этого не хочу.       Мирон опять потянулся к нему, стал что-то говорить — негромким, успокаивающим голосом. Еще немного, и начнет утешительно гладить по спине. И тогда Слава сдастся. Как всегда сдавался. Аромат доминантных феромонов Мирона был одуряющим, нестерпимым. Было так тяжело ему не подчиниться.       Слава вслепую протянул руку к вешалке у входа, на которую они повесили куртки. Нащупал свою, распахнул дверь — и выскочил в ночной проулок.       — Слава, стой! Ну куда ты?! Там тебе...       Он не договорил — Слава круто повернулся к нему.       И впервые в его жизни Доминант осекся и отступил на шаг под его взглядом.       — Скажешь, что там опасно — клянусь, я тебе врежу, — шипящим тоном предупредил Слава.       И через секунду уже быстро шел, почти бежал по улице прочь.       Мирон его не преследовал.