Исключения, факторы и хреновые аргументы

Урашечки, очередная многострадальная глава :D Простите пожалуйста, если будут ошибки в тексте, у меня уже голова не соображает... Крайне сильно нуждаюсь в вашем фидбэке :3 — Да прекрати ты уже рыдать и объясни нормально, что случилось?! — у Бан Чана кончается терпение, парень готов взорваться в любую секунду. — Ты совсем что ли обалдел - с ним так разговаривать? — и Юля только подливает масла в огонь. Боже, как же это бесит, вся эта ситуация в целом. Чан пытается сохранять самообладание и держать себя в руках, пытается расслабить сжатые до предела челюсти, выдохнуть. Случись бы такая ситуация с Хёнджином в другом контексте, не прибеги он к Юле за помощью — у Чана была бы абсолютно другая реакция. Он бился бы о стены, из кожи вон лез - лишь бы никто из его мемберов не страдал. Крис - отличный лидер, да и человек в общем-то хороший. Он и сейчас хочет помочь, вот только параллельно с этим существует еще и желание врезать хорошенько по блондинистому лицу. Потому что...ну какого черта?! — Хёнджин, прости, — лидер делает над собой колоссальные усилия, чтобы не переломать зубы из-за силы, с которой сжимаются его челюсти. Он, блять, не должен так злиться, это ненормально, но контролировать собственные эмоции становится невероятно сложно, если дело касается ее. Вот и вся причина метаморфоз — она. — Поднимайся, — Чан опускается перед блондином и поглаживает того по плечу, старается расслабить голос. Ему необходимо заботиться о своих мемберах, а не вот это вот всё. — Пойдем домой, я дам тебе успокоительные, и ты мне все расскажешь, хорошо? Хёнджин содрогается всем телом, теплый плед медленно скатывается с широких плеч, зубы не попадают друг на друга, блондин поднимает загнанный взгляд на лидера и мелко, нервно качает головой. — Чани, не думаю, что это хорошая идея, пусть остается тут, я сейчас застелю диван, — брюнет пихает язык за щеку, выдыхает кипящий воздух максимально медленно и поднимается на ноги. — Хорошо, — и выходит прочь из комнаты. Девушка нагоняет парня только в коридоре, когда тот уже обувает второй кроссовок. — Ты вообще-то тоже можешь остаться, — она к нему подходит плотно, обнимает за плечи и заглядывает в темные глаза. — Не думаю, что это хорошая идея, — копирует ее выражение, избегая встречи глаз. — Чани, ну не злись, — носом ему в шею тыкается, как нашкодивший котенок. — Все нормально. Поступай так, как считаешь нужным, — обнимает ее коротко и тут же отрывает от себя. — Позаботься о Хёнджине, а мне нужно позаботиться еще о шестерых балбесах. Был рад тебя увидеть. И выходит прочь из ее квартиры. У Юли на кончике языка горечь и немного раздражения — послевкусие нескольких последних минут. А еще обида на такое стечение обстоятельств. Она стоит у захлопнутой двери пару мгновений, следом разворачивается на сто восемьдесят и бредет обратно к блондину. Вот только парень уже абсолютно спокоен и в носовых платочках совершенно не нуждается. — Ах ты, маленький сучонок. Ну и что это было за представление? — она зависает в паре шагов от дивана, на котором расположился Хёнджин во всей своей красе. — Не понимаю, о чем ты,— руками в стороны разводит и выражение лица строит наигранно-невинное, что треснуть со всей силы хочется. Парень вытирает последние крупицы слез со своих щек и мелко трясется от холода. Юля закрывает окно и возвращается к блондину, вновь накидывает на его плечи мягкий теплый плед. — Как можно быть таким гаденышем и трясущимся воробушком одновременно? — парень усмехается, вопрос риторический, в ответе девушка не нуждается. Хёнджин решает заговорить о другом: — Я мог предположить, что тот репортёришка выкинет что-то подобное, но до конца не хотел в это верить.  У парня расслабленное задумчивое лицо и мелко дрожащий от слез и холода голос. — Ты не выглядела особо удивленной. Почему? — Я уже знала об этом,. Директор сказал, что этот репортер Со Кихён прислал им предупреждение вчера утром. Странная ситуация на самом деле. — В первый раз слышу, что о новостях высылают предупреждения. — Я тоже. Но именно поэтому компания успела подготовиться. Тебя защитят, Хёнджин, не волнуйся. Это не будет история с плачевным концом, отстранением от деятельности и уходом из группы. — Я и не волнуюсь за себя. Меня больше беспокоит, как эта ситуация повлияет на тебя. Ои сталкиваются взглядами, сверлят друг друга несколько длинных мгновений. — Так значит, ты все знала и, вместо того, чтобы предупредить меня, пошла развлекаться с Чаном? — язвит парень. — А ты так сильно не хотел оставлять нас наедине, что пришел сюда с целым театральным представлением? — а Юля его сарказм отправляет обратно в двойном размере: получите, распишитесь. — Естественно. Как я мог такое допустить? — и изгибает свои прелестные бровки в изумлении. Действительно, как вообще Юля могла подумать иначе? — И иди уже сюда, не могу согреться. Девушка выдыхает медленно, тягуче. Чертыхается себе под нос. — Даже злиться на тебя не буду, блондинка несчастная,— и залезает на диван вместе с ногами, устраиваясь под боком у Хёнджина, укрываясь все тем же пледом. Благо мягкая тряпка большого размера. — Давай сюда свои лапки, киса,— берет его руки в свои, согревая собственным теплом и горячим сарказмом вперемешку с дыханием. Хван устраивается поудобнее, с максимальной площадью соприкосновения с девушкой. Будь его воля, усадил бы к себе на колени и сжимал бы так сильно, как ребенок любимую плюшевую игрушку. Только вот тут пушистыми безобидными мишками даже не пахнет, в его руках опасная дикая кошка. И хочется, и колется. Хёнджин выжидает. — Уж слишком легко сдается твой ненаглядный Чани, — имя тянет на манеру темноволосой, только чуть писклявее. Издевается, мелкий засранец. — Поругаемся? — она смотрит прямо в его глаза, неотрывно. — Что это еще за претензии такие? — Поцелуемся? — он смотрит прямо на ее губы, не сводя взгляда. Хёнджин в сотый раз жалеет о своем обещании. Она к нему приближается медленно, скользит потемневшим взглядом по лицу, дышит жарко, чувственно. Он каждое ее движение ловит, но сам с места не двигается, лишь следит своими демоническими глазами, переплетает их пальцы. Юля наклоняется еще чуть ниже и выдыхает прямо в его алые губы: — Нет. Хочет уже отстранится, вот только Хван предусмотрительно сплел их ручки в тугой замок - не убежать. — Я, Джинни, хорошая девочка и двойными играми не увлекаюсь. Так что целоваться буду только со своим ненаглядным Чани, — копирует его фразу с большой долей раздражения и сарказма. — Сучка. — А как же «любимая»? — пропевает сахарным голоском и натягивает на лицо сладкую наигранную улыбку. — Ты мне теперь это до конца жизни будешь припоминать это? — Естественно. Несколькими днями ранее… Ребята выходят из палаты, возвращаются в машину, едут домой - и все в абсолютном молчании. Хёнджин предвидит опасность, девушка слишком раздражена его поведением — он прекрасно это понимает, поэтому и не спешит с разговорами. Пусть немного остынет. Блондин уже успел приглядеться к поведению Юли, изучить ее привычки, он знает, что она всегда старается отгородить людей от пика своего гнева, поэтому часто убегает от разговора, уходит в себя, в свои размышления. Хван смотрит на нее неотрывно весь путь до дома, скользит взглядом по напряженному, нахмуренному лицу, по маленьким тонким пальчикам, что сжимают с нереальной силой руль. Ему так хочется дотронуться до худеньких коленок, остановить машину, пересадить ее на себя, чтобы видеть личико полностью, ловить каждую эмоцию стопроцентно, а не как сейчас — наполовину. Ему так нравится ее злить — это какой-то отдельный вид искусства. Только для него одного, со всем миром делиться не хочется ни разу. Хёнджин наслаждается наблюдением и смиренно ждет взрыва, чтобы пасть смертью храбрых. Когда она тормозит около дома и открывает входную дверь, внутри блондина ураган предвкушения. Хёнджин не уверен в том, что не случился апокалипсис за последний час. Потому что в его мире сейчас лишь она одна. Когда успели пропасть все остальные люди, блондина абсолютно не волнует. Она — его одержимость. — Ну и что это было? — Юля тормозит по середине комнаты в напряженной позе, словно натянутая струна. Хёнджин, напротив, лишь сильнее расслабляется в своем безумном предвкушении, обходит девушку и плавно опускается на большой мягкий диван прямо напротив нее. — О чем ты? — парень расплывается в издевательской улыбочке и смотрит прямо в зеленые огоньки глаз. — Ты дурак или прикидываешься? Что за глупости ты родителям своим наплел? — вроде и говорит спокойно, однако взгляд все выдает — тетива уже натянута, и стрелы ее гнева непременно пронзят Хёнджина насквозь. А перед смертью не надышишься. — Разве я сказал что-то не так? — Издеваешься? — Нисколько. Девушка кулаки сжимает до боли, глаза прикрывает, воздух проталкивает сквозь плотно стиснутые зубы, а Хван плывет от такого ее вида, питается каждой секундой ее эмоций, что направлены на него одного. Она уже готова развернуться на пятках и уйти куда подальше от этой блондинки невозможной, потому что прибить на месте готова. Вот только парень обладает слишком хорошей реакцией на ее действия. Он всегда оказывается быстрее. Хватает в охапку и к себе на колени усаживает, она вырывается, пихается, только Хёнджин сильнее — в сотый раз ей это доказывает, сжимая тонкое тельце в своих холодных руках. — Пусти, не беси меня ещё сильнее. — Нет, малыш, прости, конечно, но я тебя никогда не отпущу, — прижимает ее к себе плотнее и носом в ее шею тыкается с ласковой улыбкой на губах. — Не могу отказать себе в удовольствии тебя позлить, ты такая возбуждающая, — шепчет ей на ушко бархатным басом, от чего она шипит, как дикая кошка и пуще прежнего рвется на свободу. А Хван продолжает говорить, но уже более серьезным тоном:  — Юль, успокойся, это все был просто фарс, цирк, шутки да и только. Не воспринимай всерьез мои слова там, в палате. — Какие-то хреновые у тебя шутки, — только и может выдавить из себя. — И расслабь немного хватку, ты мне ребра сейчас сломаешь. — Обещаешь не убегать? — он заглядывает в ее уже чуть менее раздраженное лицо, она кивает. — Ты же все равно поймаешь, — Юл порой сама себя не понимает, пару секунд назад готова была ему глотку перегрызть, но пара слов - и она уже расслабляется в его руках, устраивается поудобнее, располагая голову на крепком плече. А он, наглый котяра, больше не удерживает ее на месте, а просто тепло обнимает и улыбается довольно-довольно— Давай рассказывай. — Мои родители вообще-то с большой осторожностью относятся к девушкам, просто я в детстве всех своих подружек, коих было огромное количество (все же я красавчик), представлял маме и папе «любимыми». И честно не понимал, почему девочки на меня обижались, узнавая обо всех остальных. — Какая же бредятина, просто невероятно, — Юля прыскает от смеха. — Да я серьезно! — Хёнджин шлепает девушку несильно по округлой ягодице, но на ее улыбку своей отвечает. — Ладно-ладно, молчу! — еле выдавливает из себя слова вперемешку с хохотом. — С тех пор у нас есть такая вот семейная игра. Эдакая проверка на прочность. Мне хотелось немного разрядить обстановку знакомой шуткой, сложно на них смотреть на больничных койках, прости, что не предупредил заранее, — к концу рассказа Хёнджин становился все более серьезным, а девушке, наконец, стала понятна мотивация сего поступка. — И спасибо, что поступила также. Ты же поэтому не стала убивать меня прилюдно? — Именно. Не хотелось позорить тебя перед родными. Так что, пожалуйста, — Юля треплет Хвана за бледную щечку, былое раздражение абсолютно сходит на нет. — Интересно, а я им понравилась? — как бы невзначай интересуется, отводя взгляд в сторону, однако Хёнджин улавливает еле заметный румянец на ее щеках, и этот момент трогает его до глубины души. — Это вряд ли, — девушка заметно удивляется. — Почему это? — Они считают, что такой невероятный я должен достаться только самой лучшей девушке в мире.  Юля закатывает глаза, стучит его несильно в плечо и прыскает от его наигранно-серьезной мордашки. — А ещё вы совсем мало пообщались. Приглашу тебя как-нибудь к нам на ужин, и тогда-то ты их очаруешь. У девушки что-то ломается внутри и кошки скребутся прямо по осколкам. Она до последнего не хотела верить в возможность существования его чувств по отношению к ней, ей было легче воспринимать все, как затянувшуюся игру. Но теперь это уже не похоже на шутки. — Хёнджин, ты куда-то не туда рулишь, тормози. Мы вроде не так давно все выяснили. Мы с тобой не… — тон самый серьезный, напряжение можно схватить в воздухе руками и сжать в кулаках, но договорить не успевает. — Ты мне нравишься. Сильно, — вот так вот просто выдает и абсолютно серьезно, что она даже теряется и, кажется, дышать перестает. — Не так, как я тебе, - сильнее. И я свои чувства признаю, в отличие от тебя. Влюблен. Называй это, как хочешь. — Хёнджин, с каких… — Но это мои эмоции, и я не заставляю тебя на них отвечать, — все ещё не дает ей вставить полноую фразу. — У нас впереди свидание, давай оставим разговор о твоих чувствах на потом. Он мягко улыбается ей и ласково поглаживает прохладной ладонью по напряженной тонкой спине. — Если тебе так необходимо словесное подтверждение, то вот оно. А сейчас давай официально станем друзьями? У нее в хрустальных глазах скапливается горькая влага. Она так отчаянно пыталась избежать в конце концов разбитого сердца, но ей не дали этого сделать два совершенно разных и по-своему невероятных парня. Теперь совершенно точно: как минимум двум людям в конце концов будет больно. Ее сердце уже сейчас крошится, разлетается кусками внутри, бьется об острые ребра в попытках сбежать отсюда как можно дальше. — Не плачь, фанаточка. Я приму любой твой выбор. Но отпустить уже не смогу никогда, поэтому позволь мне быть рядом в качестве человека, который тебе не безразличен. Я хочу отныне быть на твоей стороне. Друзья? — и он протягивает ей свой мизинец, так по-детски, но от этого не менее искренне. — Дурак, ты мне и не был безразличен. После всего, что мы вместе пережили, по-другому и быть не может, — она скрепляет их договор печатью на пальцах и улыбается сквозь тихие всхлипы и редкие слезы, что скатываются прозрачными дорожками по светлым щекам. Она становится рядом с ним чересчур эмоциональной. Они сидят так еще некоторое время, пока Юля окончательно не успокаивается, затем бредут в комнату, чтобы, наконец, поспать. День выдался трудным эмоционально и физически. — Хёнджин, — она обращается к нему, уже практически окунаясь в сон. — Только не называй меня больше любимой. Это как-то фу и слишком попсово. На что он лишь тихо смеется. — Я подумаю, фанаточка, — и притягивает ее к себе, поудобнее устраиваясь в теплой постели. О том, что вот так спать вместе не особо нормально, оба предпочитают сегодня не думать… Сейчас же ночь проходит похожим образом. Хёнджин не пристает, позволяет себе лишь сладко обнимать девушку и прижиматься к ней. И от себя не отпускает, потому что, правда, привык засыпать, чувствуя ее аромат цветочного шампуня. Они так и остаются в зале, даже не застилая постель, делят одну подушку на двоих и укрываются большим теплым пледом. Друзья, наверное, так не делают, но кому какая разница?

***

Вся следующая неделя проходит в бешеном ритме скандалов, подготовок к камбэку и огромного количества потерянных нервов. Компания не подводит. Хёнджина не отстраняют от деятельности группы, наоборот, ставят на передний план в первом трейлере альбома, Юля все же выполняет свою угрозу и договаривается со стилистами о временном окрашивании Хвана в розовый — фанаты будут в восторге, девушка уверена в этом. Stay довольно неоднозначно отреагировали на информационные вбросы, грязи,конечно, было много, но Юля строго настрого запретила кому-либо из парней читать комментарии антифанатов и как-то реагировать на различные новости об уходе блондина из группы. Компания давила на то, что аудиозапись была отредактирована, фотографии избитого журналиста не являются фактом вины в этом Хвана, так как доказательств и свидетелей не было. Также была проведена работа против негативных комментариев. Это не первый и не последний скандал в истории JYP, главное, что Хёнджину верят. Другая проблема была связана с отцом парня. Его СМИ по-прежнему обвиняли в случившейся аварии: желтая пресса не стеснялась в подборе эпитетов и приукрашивании дела, а расследование почему-то не спешило обнародовать записи видеорегистратора; всё держалось в строжайшем секрете. Но самое страшное было в том, что человек, который мог рассказать все из первых уст, до сих пор находился без сознания. Но Хёнджин держался молодцом. С родителями тоже все было в порядке, они уже несколько дней находились дома под присмотром своей родственницы. Парня же поддерживала его команда, стафф и она. Корейское общество довольно жестоко к любым, даже самым малейшим проступкам, поэтому расписание блондина было не таким загруженным, как у остальных ребят и Юля работала по большей части именно с ним. Все давление, что испытывал блондин, так или иначе касалось и остальных парней, и вся эта ситуация как-то по особенному еще сильнее их сплотила. Юля же теперь вела себя одинаково со всеми, на глазах у Хвана со своим Чани не милашничала, как раньше, да и поведение самого брюнета стало более отстраненным и холодным. Однажды она застала картину, как он стоял в коридоре компании с девушкой-айдолом, они что-то щебетали друг другу на ушко и ласково улыбались, обмениваясь двусмысленными взглядами. Чонин, увидев все это вместе с замешательством Юл, поспешил ей объяснить, что эта давняя подруга Чана, и якобы они часто вот так общаются, и не стоит на это обращать внимание. Но девушка чувствовала что-то неладное и совершенно не догадывалась о причине… На следующий день после возвращения в общежитие... Хёнджин просыпается довольно рано, еще до будильника. Его рука нещадно затекла от спящей на ней девушки. Вот только блондину это не доставляет абсолютно никакого дискомфорта, он хотел бы чувствовать эту тяжесть каждое утро каждого нового дня. Витающий в воздухе запах расслабляет расшатанные нервы, в его космическом пространстве продолжают распускаться нежные бутоны цветов. Удивительная штука. Они не замерзают в отрытом космосе и не тонут в ледовитом океане. Хёнджину совершенно не хочется вставать, но в общежитие стоит вернуться пораньше и привести себя в порядок. Поэтому парень максимально аккуратно выбирается из ее цепкий ручек, укутывает посильнее в теплый мягкий плед и, не удержавшись, оставляет легкий нежный поцелуй в уголке ее губ, а затем выходит из квартиры и поднимается на свой этаж. Общежитие встречает мирной тишиной, прохладным сквозняком и еле слышным шипением чайника. Хёнджин чувствует, что это его шанс. Спешит зайти на кухню и не ошибается. За столом сидит лидер — под глазами проступающие темные синяки из-за недосыпа, в руках большая прозрачная чашка кофе, на лице глубоко засевшее отчаяние. Он прекрасно видит, кто зашел к нему погостить, но первым начинать разговор не стремится. А должен бы. Чан же взрослее, ответственнее, по своему собственному мнению. — Хён, можно с тобой поговорить? — блондин даже не присаживается, просто замирает напротив Криса, оперевшись боком о кухонную столешницу. — Нам давно пора. — Я тебя слушаю. — Я хочу перед тобой извиниться. Ты мой друг, я очень ценю тебя и при любой другой ситуации, с любой другой девушкой я бы никогда в жизни не встал бы у тебя на пути. Но не сейчас. — Чан горько усмехается себе под нос. Он это знал и без душещипательных признаний. — Я влюблен в нее так же долго и так же сильно, как ты. Может, даже сильнее. — Да что ты знаешь о моих чувствах? — Крис поднимает наконец на блондина взгляд, смотрит пристально, со смесью раздражения и сломленности. Они все тут поломанные вдоль и поперек. — Я хочу поставить тебя в известность, что пригласил ее на свидание и вынудил согласиться. — Вынудил? — от этого слова Чана буквально перекашивает, он откидывается на спинку стула, облизывает губы нервным жестом и, прикрыв глаза, выдыхает сквозь зубы. — Я уверен в том, что у нее ко мне тоже есть чувства. И я просто хочу дать ей возможность в них разобраться. Если она мне откажет, то я приму это. — Просто, блять, потрясающе! — Чан поднимается с места, практически швыряет чашку с недопитым кофе в раковину и разворачивается с явным намерением выйти вон. — Хён, ты тоже пообещай, что примешь ее выбор, — эта фраза тормозит брюнета практически у самого выхода. Хван подходит ближе. — Ты целовал ее? — Да. У Чана сжимаются кулаки настолько сильно, что практически трескается светлая кожа. — Много раз? — Много. В ту же секунду Хёнджина отбрасывает назад от сильного удара прямо по лицу, блондин падает на пол, касается разбитого носа, из которого хлещет яркая алая жидкость. — Я заслужил это. Полегчало? — облокачивается спиной о стену, упирается локтями в собственные колени, запрокидывая назад голову, и обращается к пышущему злостью брюнету. — Могу еще вторую щеку подставить. — Заткнись, иначе воспользуюсь предложением, — Чан подает блондину несколько бумажных салфеток, заботливый лидер, и садится рядом в ту же позу. Ему просто нужен был повод и Хван его дал. — В нее сложно не влюбиться, но ты все равно козлина. — Ее только не вини во всем этом, это было только лишь мое желание, а она не хотела нас с тобой ссорить, поэтому ничего и не говорила тебе. Дура. — Согласен. Очень на нее похоже. — Прости, что так вышло. — Хёнджин, я представления не имею , как мы будем дальше сосуществовать. Мне тебя хочется избить до полусмерти. Но ты все ещё остаешься моим другом и одногруппником. Нужно как-то это все пережить. В тот день Хван накладывает на лицо тонну макияжа, лишь бы не было заметно повреждений на лице и практически все время ходит в маске. Как и последующие пару дней, пока не приходит в норму.

***

— Завтра мы идем на свидание! — Юля смотрит на Хвана , как на полного идиота. — Хёнджин, если у тебя выходной — это не значит, что и у меня тоже. И вообще, тебе не кажется, что идти на свидание посреди такого разгара дерьма ну как-то немного странно? — Я отпросил тебя у Минсока и уже все подготовил, выезжаем через три часа, — парень стоит в дверях ее квартиры с абсолютно серьезным лицом и еще слегка розоватыми волосами. — Фанаточка, я исполню одну твою мечту, и не смей мне мешать. — Если нас с тобой где-то заметят в разгар скандала, да еще и перед выходом альбома, как думаешь, какая будет реакция у общества? И какие на хрен три часа?! Я спать хочу… — Я все продумал, поэтому мы и выезжаем в два ночи, просто доверься мне, — блондин весь в предвкушении ее эмоций, еле сдерживает себя, чтобы не рассказать ей все здесь и сейчас. — Постарайся поспать, хорошо? Ровно через три часа одна наглая блондиночка стаскивает девушку с постели и отправляет в душ. Юля стоит под теплыми струями воды и думает о том, что нужно сменить наконец код от замка, чтоб его за ногу. Одевается в заранее подготовленную одежду — темно серые джинсы с рваными коленками и объемную черную кофту с длинными рукавами. Девушка абсолютно не собиралась как-то по-особенному наряжаться на это свидание. Заходит на кухню, где Хёнджин уже услужливо приготовил две чашки кофе, одну из которых Юля выпивает практически залпом. — Прости, что тебе приходится вести машину. — Да ничего. На такси сейчас разъезжать страшновато, узнают еще. — Я тоже так подумал. Едут довольно долго, куда-то за город, около восьмидесяти километров от Сеула. Юля не имеет ни малейшего понятия, куда именно, просто ведет машину по выставленному Хваном навигатору. Когда они прибывают в пункт назначения, уже вовсю рассветает, мягкие солнечные лучи только-только начинают окутывать своей теплотой горный пейзаж. Место довольно красивое, однако девушка не понимает, зачем они сюда приехали. Через пару минут к ним подъезжает еще одна машина, из которой выходит молодой парень. Блондин представляет его как Ёнсока и говорит, что это его очень хороший друг, с которым знаком давно, с самого детского сада. Хёнджин с самым хитрым на свете лицом завязывает Юле глаза и говорит, что она скоро все поймет. В полной темноте все чувствуется более резко: и каждая кочка, и дуновение ветра. Девушка себя ощущает неуютно ровно до того момента, пока Хван не берет ее за руки крепко. Через долгие минуты полного непонимания парень наконец снимает с Юли темную тряпку и сразу же крепко обнимает сзади. У девушки дыхание спирает и сердце уходит в пятки, пружинит обратно к ребрам и начинает стремительно биться где-то в горле. Глаза хочется зажмурить обратно. Он вновь сталкивает ее со своим страхом лицом к лицу. Они стоят практически у самого обрыва. Перед ними раскрывается невероятный по красоте вид горных вершин, густых деревьев и лазурной реки. — Малышка, ты же веришь мне? Сейчас мы вместе с тобой полетим над этой красотой. Мы вместе преодолеем твой страх. — Нет, нет, нет… Мне страшно, я не хочу! — она цепляется трясущимися, вспотевшими от страха ладошками за его холодные руки на своей талии и неистово качает головой из стороны в сторону. — Юль, я буду рядом, я буду с тобой, — вжимает в свое тело еще теснее и целует коротко висок, щеку, шею, шепчет что-то успокаивающее. — Я тоже боюсь высоты и без тебя не полечу. Давай исполним нашу с тобой мечту вместе?  Он отодвигает их чуть дальше от обрыва, туда где лежит снаряжение зиплайна и разворачивает ее к себе лицом. — Дыши глубже, малыш, мы сможем, — блондин держит ее маленькое личико в своих больших ладонях, нежно поглаживает бледные щеки, очерчивает губы. Она обхватывает его талию плотным кольцом и утыкается носом в широкую грудь, вдыхает запах ледовитого океана — и это действует на нее как таблетка успокоительного. — Если я умру прямо там от разрыва сердца, то виноват будешь ты! — он от ее слов улыбается сладко-сладко и целует в макушку. Она вновь ему доверяется, и это трогает самые дальние струны души. — Сердечко твое сегодня может пострадать лишь от счастья, — шепчет хрипло и с улыбкой. — Ёнсок, мы готовы к полету. Парень кивает и начинает одевать ребят в снаряжение, рассказывать правила безопасности. Хёнджин не обманывает: они находятся бок о бок. Юля вцепается в парня настолько сильно, насколько может. Они подходят прямо к обрыву, и у нее начинают трястись не то что колени, а все внутренности, дыхание сбивается. Блондин обращает ее внимание на себя, говорит что-то мягко, отвлекающе. Ёнсок тоже что-то спрашивает, и, когда Юля только открывает рот, чтобы ответить, их резко отпускают в свободное падение. А дальше свобода. Юля кричит всего несколько первых секунд в унисон с Хёнджином, но когда ветер окутывает их своими мягкими потоками, а нереальное чувство полета в воздухе закрадывается глубоко в душу, тогда страх отступает. Адреналин бьет по вискам и окрашивает окружающий пейзаж еще более яркими красками. Они держатся за руки и смотрят, смотрят, смотрят то по сторонам, то друг на друга. Нереально. Полет — самое лучшее, что с ней случалось в жизни. Она переплетает пальцы с парнем и кричит уже от счастья, а на глазах выступают слезы от легкого ветра и невероятных эмоций. Она прямо сейчас побеждает одну из самых больших своих фобий. И все это из-за Хван Хёнджина. Парень был прав: полет на зиплайне — это одно из её самых сумасшедших и несбыточных мечтаний. Но он вновь доказывает ей, что рядом с ним всё возможно, рядом с ним страха не существует. Они катятся по канатному тросу всего несколько минут, но эмоций настолько много, что их, кажется, хватит на годы вперед. Хёнджин ощущает себя самым счастливым на свете человеком, когда она так невероятно смеется и машет всеми конечностями из-за переизбытка чувств. Хёнджин ощущает себя самым счастливым человеком во всей вселенной, когда они опускаются на землю и она тут же прыгает в его объятия, благодаря за исполнение мечты. Он вновь оказывается прав, когда ее сердце рвется на части от неописуемого счастья. Разве Хван Хёнджин может чувствовать себя еще лучше? Оказывается, может, когда она утыкается в его шею коротким поцелуем и без остановки шепчет «спасибо, спасибо, спасибо…». Хёнджин готов остановить время, чтобы всю оставшуюся жизнь пробыть в этом моменте, потому что он не верит, что может быть еще лучше. Жаль только, что он не в силах замедлить время и приходится через какие-то мгновения разорвать теплые объятия, но лишь для того, чтобы пригласить девушку отойти чуть подальше по скале, где с помощью Ёнсока приготовлена для них небольшая корзина с вкусной едой. Должны же они позавтракать в конце-то концов. — Хёнджин, это невероятно! Я просто не могу поверить в то, что это все случилось! — она с самой счастливой улыбкой на губах вытирает редкие прозрачные капельки со своих щек и любуется на невероятный вид, что перед ней раскрывается, а еще на парня рядом с собой. Раннее утро - самое любимое время дня девушки. По ее мнению, самые волшебные мгновения те, когда всё на свете просыпается. — Хочешь ещё раз прокатиться? — парень устраивается головой на её ногах, она тут же зарывается своими тонкими пальчиками в его мягкие волосы, приятно, до мурашек перебирая их. — А можно?! — у девушки настолько восторженный вид, что у Хёнджина сладко ноет сердечко и перехватывает дыхание. — Конечно, хочу! Вау! Я так счастлива, Джинни, ты лучший. А это совершенно запрещенный прием, и парень уже не уверен в сохранности своего стучащего в груди органа - оно, кажется, уже в ее руках. Ему так нестерпимо хочется ее поцеловать, но сегодня он пообещал себе, что позволит проявлять инициативу только ей. — Хёнджин, а почему тут совсем нет людей? — в ее голову наконец доходит факт отсутствия в этом чудесном месте даже персонала, помимо друга Хвана. — Зиплайн откроется только в обед, так что у нас есть целое утро наедине друг с другом и небом, можем кататься, сколько захотим. И потом успеем слинять до того, как сюда кто-то придет. Так что не переживай. — Ты и правда все продумал, — Юля подносит к его лицу большую клубничку в шоколаде, которую Хван тут же откусывает наполовину, вторую же часть девушка закидывает в свой ротик, отчего у парня внутри взрываются фейерверки и сладко ноет в груди. — Это еще не всё, малышка, — он поднимается с нагретого местечка, чтобы оказаться совсем близко к ее лицу и откусить часть от ее новой сладкой ягоды. Они практически касаются губами, и Юле этот момент кажется еще более интимным, чем сам поцелуй. Они сталкиваются носами и улыбаются, как два дурачка. — Даже боюсь представить, что ты еще выдумал, — со смехом на алых губах отвечает девушка. Через несколько часов невероятных эмоций, полетов, криков, ласковых объятий до трясущихся коленок ребята выезжают в другое место, прежде пройдя по подвесному мосту, от которого у девушки эмоций остается ничуть не меньше, чем от всего остального. Она вообще чувствует себя ребенком, которого невероятно просто впечатлить, а Хван поддерживает это сумасшедшее веселье, отчего так тепло становится на душе, что дышать нормально не предстквляется возможным. Они едут недолго, следуют ровно за Ёнсоком, и, когда Юля замечает на горизонте воздушный шар, она просто готова разорваться на части от эмоций. — Нееет, не может быть, Хёнджин, только не говори, что мы едем к нему? — Да, крошка, сегодня день исполнения твоих желаний, — она начинает плакать еще по дороге, но когда они подъезжают ровно к огромному красному шару, то у девушки начинается просто настоящий выплеск эмоций. Он подходит к ней вплотную и обхватывает трясущееся в рыданиях тельце, она утыкается в его футболку и продолжает повторять, что не верит в происходящее. — Дурочка, радоваться надо! — Хёнджин, это запрещенные приемы, так нельзя! О чем мне дальше мечтать?! — Мы найдем о чем, - он усмехается куда-то в ее макушку. - Но я даю тебе выбор. Мы может сейчас вернуться в общежитие и провести остаток дня, приготовив что-то вкусное и посмотрев какое-нибудь кино. Либо полетели вместе чуть ближе к космосу, и я спрошу у тебя что-то очень важное, — он смотрит в её глаза пронзительно, серьезно и так до безумия влюбленно. — Я решусь на эти слова только на высоте. Выбор за тобой…

***

Когда ребята возвращаются в общежитие, вечереет. Судя по расписанию, все остальные парни уже должны быть дома. Хван помогает девушке закупить продукты в магазине, они вместе едут в лифте, но расходятся на разных этажах. Хёнджин идет относить покупки в её квартиру, а Юля спешит подняться наверх, чтобы увидеться с Чаном. Когда девушка входит в квартиру парней, ее встречает гробовая тишина. Она даже на секунду задумывается, есть ли вообще кто-то дома. Когда на кухне с треском что-то разбивается, Юля подпрыгивает от испуга. Сердце начинает биться чаще. Чан выходит в коридор с кровоточащей рукой, в которой сжимает какие-то листы. Девушка тут же подрывается к нему. — Чани, боже, что случилось?! Что с твоей рукой? — она перепуганно вглядывается то в его повреждения, то в отсутствующий взгляд. — Ты… — он толкает ее к стене резко, бьет со всей дури в паре сантиметров от ее лица, дышит тяжело, сквозь зубы. — Как ты могла так поступить?! — Чан, я не понимаю… — он кидает ей в лицо те самые бумаги, она пытается вглядеться в незнакомый текст и изображения. — Что это вообще? — Убирайся отсюда, я видеть тебя больше не могу… Отвратительное чувство, когда трескается сердце миллионами осколков. Просто отвратительное.