Diario de memoria

Тёплое дерево разбитого планширя, под моими пальцами, солнце, петляющее высоко в переплетениях такелажа, скрип снастей и ласковый плеск волн за бортом... Мы взяли «Роттердам» как трофей победители и привели линейный корабль в испанский порт, для ремонта. Слухи об этом галеоне были правдивы. Даже не так… «Роттердам» оправдывал всё, что о нём судачили морские волки и простые обыватели. И теперь, я стоял на квартердеке его новым капитаном, ожидая вердикт плотника. Король Испании выполнил всё, что обещал в моём отношении. Моё звание, все заслуги моей семьи были восстановлены при дворе Его Величества. Я был полностью доволен и небывало горд этим событием. Встать с колен, вывести себя из крутого падения дорого мне стоило. Весть тот путь, что я прошел, был не напрасен. Справедливо было насладиться плодами своей деятельности и дать «Роттердаму» новое название. Его ничего больше не будет связывать с Англией. «La Maria Silenciosa» - так мы назвали галеон. Имя показалось подходящим и с должной иронией. Чтобы враги оценили миг, когда пушки корабля заговорят. Этот рокот будет последним, что пираты услышат, перед тем, как отправиться к праотцам. Эрнесто Родригес оказался человеком простым. Смуглым, невысоким. С подвижными чертами лица и острыми карими глазами. Он родился и вырос в колониях и находился на хорошем счету, среди плотников Армады. Меня же в нём привлекли его знания. Эрнесто с одержимостью фанатика, мог часами возиться с носовыми фигурами, ремонтировать проломленные ядрами балюстрады и оснащение, а после об этом так же рьяно рассказывать. Осмотрев корабль, он поцокал языком и раскурил длинную трубку: — Это английский дуб. Я имею ввиду, капитан, что повреждённые части были сделаны из него. Самый лучший материал. Едва ли я смогу найти на местной верфи что-то подходящее. Про сломанную мачту я вообще молчу. Это встанет слишком дорого. — Сколько, сеньор Родригес? Назовите цену — я помрачнел, прикидывая грядущие траты, которые вряд ли покроет моё жалование и судовая казна, вместе взятые. — Неужели здесь нет аналогов? Возможно, мы поторгуемся с краснодеревщиками? — Не думаю, что барыги уступят. Впрочем, если вы их заинтересуете, то сделка могла бы состояться. — Дельная мысль посетила голову мастера, и он просветлел, выпустив вверх кольца табачного дыма. — Ваша слава сеньор, простирается дальше, чем вы думаете. Так и быть, я сведу вас в Гаване с отдельными личностями. — Преступники? — уточнил я, испытав прилив раздражения. Рука сама собой легла на рукоять рапиры. Тёплый взгляд, мгновенно сменился ледяным – профессиональным. — Тогда нам даже говорить не о чем. Я был о вас лучшего мнения. — Сеньор Салазар, вы меня не так поняли! — Родригес попятился, продолжив с осторожностью. — При моём уважении к вам, я бы такого не посоветовал. Купцы. Которые достанут вам любое дерево, если вы пообещаете им покровительство. Местные воды кишат флибустьерами. Вы это и без меня знаете. Созданная вами береговая охрана хороша, но людям нужны небольшие гарантии лично от вас. — Я понял, о чём вы толкуете. В скором времени у Эрнесто Родригеса в распоряжении было всё необходимое. Красный цвет англичан, на сторожевых башенках галеона, сменился величественной позолотой. Орудийные порты разжились устрашающим украшением в виде морд скалящихся дьяволов. Вдоль бортов и на шкафуте появились стилизованные рыцари, столь искусно вырезанные и отполированные, что казалось, что они из металла, а не из дерева. Новая мачта была налажена, а гальюнную фигуру, которую разбило пушечными ядрами, когда Мансвельт пытался улизнуть, хитрый умелец заменил на греческую богиню мудрости и победоносной войны. — Ты знаешь кто это? — Поинтересовался я у Родригеса, когда тот презентовал мне свои труды. — Афина, сеньор. Ваши офицеры с «Амэды», вернее штурман… Нико Кортес, поделился, что вы очень любите мифологию. Я подумал, что будет верно, что золотая воительница с обоюдоострым копьём станет главным украшением. — Мне нравится — Эренсто поразил меня своими знаниями. — Кроме того, дочь Зевса ещё и защитница права и справедливости. Кому если не ей вести меня? — Капитан… Вы позволите маленькую просьбу… — плотник опустил глаза к идеально вычищенному палубному настилу. — Могу ли я отправиться с вами? Возьмите меня на «La Maria». — Я подумаю, Эрнесто. Родригес, напомнил мне, что пора заняться задачей куда сложнее – набором команды. В которую, этот корабельный плотник попадёт без сомнения. Нужно просто сделать всё правильно. Чтобы на верфи не заявили, что я у них людей переманиваю, опираясь на посулы о воздаянии. Я стремился подобрать людей столь же замотивированных в уничтожении пиратства, как и я. Мне было мало надлежащего исполнения приказов. Мне была нужна безоговорочная преданность. Те, кто верил в победу, имел честь и служил Испании всеми силами. В тот день я находился в главном форпосте Guardacostas в Гаване, перебирая на своём столе кипу бумаг и прошений от тех офицеров, кои мечтали оказаться под моим началом. Как вдруг, в дверь моего кабинета постучали. — Да, войдите. Только живее… — не отрываясь от пера и документов, скомандовал я. Ожидая услышать торопливые шаги моего секретаря – Хорхе. Но, вместо этого, на мой стол легла ещё одна бумага. Бегло прочитав имя, выведенное остроконечным почерком, на желтоватом листе, я поднял глаза, на вошедшего. Передо мной стоял мой старый товарищ – Гильермо Лесаро, держа треуголку подмышкой. — Здравствуй, Армандо — сказал он мне, вымучено улыбнувшись. — Здравствуй… — я узнал и не узнал его. Мои брови поползли вверх от удивления. Он стал шире в плечах и смелее. Лейтенантский оливковый китель шёл ему, но повязка на глазу и обожженная мочка уха, выглядывавшая из-под чёрного парика, всё портили. — Война — кратко пояснил Гильермо, поняв, куда я уставился. — Мы попали к английским каперам в окружение. В том сражении погиб Косме. Поэтому я здесь. Хочу отомстить за смерть брата и за Испанию. А ты… Ты стал тем, кого эти сукины дети боятся безоговорочно. Я закусил губу, вспоминая братьев Лесаро, которых отправили на «Санто Доминго» из огня да в полымя, благодаря моему дядюшке. Ненавидел ли меня Гильермо за это или ни о чём не догадывался? Злость и боль, с которыми говорил человек, стоящий предо мной обескураживала. Мой друг юности был полон гнева. И так нуждался в мести, что я молча подписал его прошение.