— Ого! Вот это да! — благоговейным шёпотом проговорил Эрен, оглядываясь по сторонам и рассматривая непривычно архаичный интерьер.
Ривай обитал в центральном районе в одном из тех старых домов, где эхо шагов гулко разносится по большой парадной и убегает вверх по лестнице с изящными коваными перилами, а в кабину лифта с трудом помещаются два человека. Зато ехать в такой тесноте под скрипение тросов было совсем не страшно, ведь его целовал Ривай.
Квартиры в таких домах всегда казались Эрену особенными — как правило, бывшие или настоящие коммуналки с широкими многодверными коридорами, — они напоминали инопланетные организмы, живущие по своим законами и правилам. Но обычно, купив такую квартиру, новые хозяева умудрялись сделать в ней супер-современный ремонт, чем убивали старую атмосферу напрочь. Родители Мики были такими, к примеру. Наверное, это была одна из причин, по которой Эрен не очень любил приходить к ней домой — ему было жаль того, что дизайнеры сотворили из некогда замечательного жилища, обезличив его.
В квартире Ривая, к превеликой радости Эрена, не было ничего от супер-современного ремонта, только если на кухне, но и там всё было под старину, в остальном же пространстве предметы мебели занимали свои места десятилетиями, а обои, если и заменяли когда-то, нашли такие, которые не испортили бы атмосферу. А ещё здесь было очень чисто. Никакой паутины под потолком, ни пылинки, ни пятнышка.
Вдоль одной стены длинного коридора тянулся ряд книжных шкафов, в которых хранились, наверное, лучшие образчики классической литературы и целая куча энциклопедий. На другой в толстых рамках висели старые чёрно-белые фотографии. На большинстве из них люди Эрену были совершенно незнакомы, и он не задерживался возле них, продвигаясь дальше по коридору. Но у последней остановился, рассматривая женщину с тонкими, как у Ривая, чертами и мужчину в костюме-тройке и в шляпе. Их улыбки, расслабленные позы и то, как мужчина обнимал женщину за плечи одной рукой, определённо намекало на душевную близость пары.
— Твои родители? — спросил Эрен.
— Дядя и мать. Отца я не знаю.
Ривай сказал об этом так просто, будто уже говорил не раз, но для Эрена это признание стало весьма неожиданным. Оказывается, он за целый месяц не удосужился расспросить о семье Аккермана. И на что они только тратили время?
Воспоминание о сексе пробудило желание.
Ривай после смены стоял, подпирая стену плечом и закрыв глаза. Он ужасно устал и хотел спать, а после душа его разморило ещё сильнее. Эрен же был не против трахнуться прямо сейчас и здесь, возле книжных полок, перед портретом покойных родственников. Он подошёл к Аккерману ближе, притиснул телом к стене, сразу двумя ладонями обхватил за затылок и начал его целовать очень нежно и медленно. Ривай ненадолго обмяк, но тут же об этом пожалел, чувствуя, как наглеющий Йегер его припирает к стене ещё крепче и беззастенчиво трахает в рот языком.
— А ну-ка, — оттолкнул он зарвавшегося пацана и, пронзительно глядя исподлобья воспалёнными с недосыпа глазами, утёрся тыльной стороной ладони. — Мы ещё не закончили с экскурсией.
Эрен ухмыльнулся в ответ и пошёл следом, когда его взяли за рубашку и потянули за собой в комнату.
— Нифига себе! — тут же вырвалось у него из груди. — Как в музее!
Здесь решительно всё восхищало, от лепнины на потолке до начищенного паркета. Старинный мебельный гарнитур жёлтого дерева, большой стол и стулья, кресла, обитые бархатом, софа и буфет — вся обстановка действительно выглядела так, как будто её перенесли сюда, к примеру, из Петергофа.
— Прямо настоящая гостиная! — ошарашенно проговорил Эрен, продолжая оглядывать всё вокруг и подмечать: софу с изящной спинкой, похожие на неё кресла и маленький столик с отдельным светильником прямо над ним — явно для игр в карты, — тяжёлые шторы с кистями, хрустальную люстру под потолком. Глаза его так и сверкали.
Риваю стало намного легче после его искренней бурной реакции, но он всё равно продолжал волноваться.
— Ты прав, гостиная, но гости здесь редко бывают, — заговорил он тихо и несколько суетливо. — Последний раз народ собирался на поминках Кенни, с тех пор я почти не использую эту комнату, только поддерживаю чистоту. А в кабинете люблю посидеть. Он там, чуть дальше, — Ривай указал на дверной проём, наполовину прикрытый портьерой.
Эрен заметил там продолжение библиотеки, высокий торшер и подлокотник кресла, а ещё стол — огромный, высокий и очень удобный. Прямо под его рост. Эрен ухмыльнулся своим мыслям и вернул всё внимание Риваю.
— Одна спальня моя, другая раньше принадлежала Кенни, я оставил её для Ханджи. Она приезжает редко, зато ей не надо шарахаться по отелям.
Ривай замолчал, ожидая какого-то комментария, но Эрен пожал плечами, мол, ну и ладно. Наличие женщины-друга в жизни Ривая его нисколько не беспокоило. Он мог бы его ревновать только к мужчинам. Тогда Аккерман улыбнулся ему в ответ и расслабился окончательно.
И тут Эрен встал будто вкопанный, глядя на старое пианино.
— Да ладно! — Он пошёл к инструменту, по пути обернувшись, чтобы спросить: — Можно?
— Конечно можно, о чём ты? — пожал плечами Ривай.
Эрен поднял крышку и оглядел великолепный ряд чёрно-белых клавиш. Он лишь коснулся их пальцами, но нажимать не стал, боясь потревожить уютную тишину. Вдруг его озарила догадка.
— Ты играешь?
— Кенни играл. Я так и не осилил, мне всегда гитара больше нравилась.
— Ты играешь на гитаре? — Эрену показалось, что он Аккермана видит второй раз в жизни, столько нового о нём он сегодня уже узнал. Тот стушевался и неохотно ответил:
— Раньше играл, потом не до этого стало. Гитару продал.
Эрен осторожно опустил крышку пианино, развернулся и, прислонившись к нему, остался стоять на месте и молча смотреть на Ривая. Он смотрел так, как будто пытался усилием мысли пролезть к нему в голову, Аккерману сделалось даже немного не по себе.
— Чем больше я узнаю о тебе, тем сильнее влюбляюсь. Хотя не представляю, куда уж сильнее.
Ривай удивлённо приподнял брови. Фраза звучала немного странно, несмотря на то, что они уже были с Эреном в отношениях, больше всего походила на подкат. Эрен и сам слегка изменился за те почти два дня, что они не виделись. Изменения эти были едва уловимыми, но они чувствовались в прикосновениях, в самодовольной ухмылке, во взгляде, каким теперь Йегер смотрел на него. Ривая это обескураживало. Главным в их отношениях с Эреном он привык видеть себя, к какой бы из областей отношений это не относилось, но парень, судя по странным телодвижениям, пытался оспорить его главенство, и Аккерман даже не знал, чего ему больше хочется в данный момент — двинуть по наглой физиономии или оттрахать её прямо в рот.
— Я так понимаю, тебе здесь понравилось, — Ривай для начала решил перевести тему, а после подумать над тем, какой же из вариантов ему больше нравится в данный момент.
— Да! — Эрен просиял и стал походить на себя прежнего. — Всегда хотел побывать в таком доме. Честно говоря, я представлял себе другое, но я очень рад, что ошибался. Откуда всё это? Мебель такая, ковры, хрусталь… Неужели от дяди?
— Конечно. Я бы не стал заморачиваться, подбирая одно под другое, — усмехнулся Ривай и направился обратно в коридор.
— Так это не гарнитур? — искренне удивился Эрен, спеша за ним следом.
— Нет, просто Кенни был… любитель антиквариата, — нашёл Ривай наилучшее определение. — Со связями в определённых кругах.
— На зарплату следователя такого не купишь, — заметил Эрен, снова встретившись мельком с глазами дядюшки на фотографии.
— А я и не говорил, что он был следователем.
— Но он же, вроде, привил тебе любовь к порядку.
— Он научил меня чтить закон, но сам на страже его никогда не стоял.
— И кем же он был тогда? — удивился Эрен. — Вором в законе?
— Да не совсем.
Они вернулись в кухню, которая Эрену казалась уже родной, ибо знакомство с квартирой началось именно с неё.
— Ну правда. Расскажи, — не отставал Эрен.
— Тебе лучше не знать о таких вещах, поверь мне. — Ривай наливал воду в чайник — от долгого бодрствования захотелось перекусить перед сном.
— Ты ничего про себя не рассказываешь, — возмутился Эрен, садясь на стул. — Мы с тобой вместе уже больше месяца, а я не знаю никаких фактов о тебе.
— А что тебе интересно? — с улыбкой спросил Аккерман, ставя чайник на плиту.
— Да всё!
— Ну что конкретно? Про любимые книги, журналы, фильмы и музыку я тебе говорил, какую предпочитаю еду, пиво, вино, сигареты и позы в сексе — тоже. О политических взглядах я рассуждать не люблю, ты знаешь мою позицию. Про работу тебе регулярно рассказываю. А в остальном… Что ещё?
— Ты ничего не рассказывал о своём прошлом. — Эрен опять натолкнулся на мысль о том, что Ривай может быть не уверен в нём, и насупился.
— Расскажу, — примирительно пообещал Аккерман, вытирая руки о свежее полотенце. — Может быть, даже сегодня. А прямо сейчас, — он подошёл и поднял к себе лицо Эрена за подбородок, — я хочу улечься и посмотреть какую-нибудь ерунду, под которую я мог бы подремать, а потом потрахаться с тобой как следует. А то, по-моему, кто-то уже забыл, как на члене скакать.
Эрен невольно вспыхнул скулами от этих слов и больновато куснул Ривая за палец, но после затрещины обнял его и прижался щекой к животу.
— Расскажу, — повторил Ривай, перебирая пальцами его волосы, — обещаю. Просто сейчас я немного не в настроении пускаться в воспоминания.
Они наделали бутербродов, заварили две кружки чая и с полным подносом устремились в спальню Ривая.
Кровать у него была жестковатая, но удобная, Эрен попрыгал, оценивая, пока Аккерман не шикнул на него, чтобы дал возможность поставить поднос в ноги и наконец-то лечь. На противоположной от кровати стене рядом с дверью висела огромная плазма. Эрен включил телевизор и тут же попал на какие-то мультики.
— Можно оставить?
— Пофигу. — После почти тридцати часов бодрствования он уже мало, что соображал.
Съев свою порцию сытного завтрака, Ривай задремал под жужжание голосов, согретый ногами и телом Йегера со спины. В какой-то момент голоса затихли, и стало совсем хорошо.
Эрен заметил, что Аккерман уснул и выключил телевизор. Перетащив поднос с опустевшей посудой на низкий комод, он вернулся и обнял Ривая. Ему очень нравилось так лежать. Во сне Ривай был спокоен и мил, как невинный младенец, Эрен любил смотреть на его лицо и досадовал, что в этот раз у него не получится. Но словно по волшебству Ривай взял и перевернулся на спину, а потом на другой бок, оказавшись не просто к нему лицом, а на его плече головой. Эрен застыл, не в силах пошевелиться. Шанс проявить себя выдавался просто великолепный. Но нарушать сон Ривая Эрен боялся. Не потому что тот разозлился бы, а потому что он знал, как Ривай устаёт после суток. Поэтому, нежно прижав любимого и поцеловав тяжёлую голову, он тоже закрыл глаза.
Проснулся Эрен от тёплой руки, гладившей бок. Встретившись взглядом с Риваем, он понял, что тот не спит уже пару минут, а может и больше. А ещё он понял наверняка, чего он хочет. Когда Ривай смотрел на него вот так, тяжёлым и тёплым взглядом, слова были не нужны. И сразу сердце Эрена начинало биться чаще, и кровь приливала к лицу.
Он улыбнулся, поцеловал в губы и, поджав ноги, медленно сел на колени у его бёдер. Член оттопыривал ткань мягких брюк, выглядел очень внушительно. Не торопясь их снимать, Эрен склонился и сомкнул зубы на толстом стволе.
Ривай зашипел.
— Давай, не томи.
Эрен ему улыбнулся ещё раз, взял за резинки и потянул брюки вместе с бельём к коленям. Член тихо шлёпнулся о живот. Вобрав в рот почти до конца, Эрен его облизал и медленно выпустил. На затылок легла ладонь.
— Давай, детка… Блядь…
В повседневной жизни Ривай почти не матерился, только когда что-то очень достанет, и поначалу для Эрена было загадкой, с чего он такой матерщинник в постели. На вопрос, почему так, Ривай ничего вразумительного ответить ему не смог, к тому же Эрен находил это просто забавной, милой особенностью и очень скоро привык. Важней было то, как Ривай на него реагировал — бурно, несдержанно, мог даже громко стонать, и Эрен в такие моменты упивался собственной маленькой властью, чувствуя Аккермана крохотным драгоценным сгустком желания и нервов, застывшим на кончике своего языка.
Взглянув на него исподлобья, он взялся за брюки и полностью снял их, оставив Ривая наполовину голым.
— Зачем? — недовольно буркнул тот из подушек.
— Так удобнее.
Эрен устроился между его ногами, лёжа на животе, и приступил ко второй части акта.
Ему всегда нравился запах, исходивший от тела Ривая, Эрен не мог им насытиться и погрузиться в него с головой лишний раз считал за неслыханную удачу, а всё потому, что Ривай не больно такое приветствовал. Стеснялся он, что ли, Эрен не мог понять, но были у них в постели определённые негласные границы, которые ему не следовало пересекать. И всё же он постоянно пытался, в желании ли доставить ещё больше удовольствия Аккерману или самоутвердиться и доказать, что он способен довести Ривая до точки кипения не только ртом.
Но пока что именно им он медленно продвигался вниз по стволу к корню члена, вбирал яйца по очереди, ловко выталкивая языком с влажным причмокиванием, отчего сам же посмеивался и вызывал улыбку на любимых губах. Эрену нравился этот взгляд из-под полуприкрытых век — горячий и откровенный, от него каждый раз начинало пылать всё внутри и снаружи, и тут же хотелось скинуть одежду и приступить к основной части, закончив со слишком долгой прелюдией. Но в этот раз он решил изменить привычному сценарию. Не разрывая зрительного контакта, Эрен мазнул самым кончиком языка по крепко сжавшемуся отверстию.
— Эй! А ну прекрати, — голос у Аккермана был совершенно не злой, всего лишь предупреждающий, поэтому Эрен решил, что у него ещё есть в запасе немного времени перед тем, как получит пяткой по пояснице.
— Тебе понравится. — Он опустился лицом чуть пониже, мягко подрачивая влажный от слюны член, и принялся усердно вылизывать пульсирующую дырку.
Ривай в этот раз мелочиться не стал, взял его за волосы на макушке и потянул на себя. Эрен не упирался, поднялся, следуя за рукой, широко улыбаясь.
— Я же сказал, прекрати. — Кажется, Аккерман уже злился немного, но Эрен уверен был в том, что ему убедить не составит труда.
— Тебе нравилось, я же видел, — ответил он, продолжая смотреть Риваю в глаза, но уже замечая, как те холодеют.
— Я не хочу это обсуждать.
— Почему? — Ему стало досадно и непонятно. Ривай для него значил очень много, если не всё, почему он отказывался принять его целиком, для Эрена было загадкой. Да ладно бы объяснил ещё, а то каждый раз вот так — без обсуждения. — Это несправедливо.
— Мы с тобой в суде, что ли? — усмехнулся Аккерман, и Эрену стало горько.
— Да причём тут!.. — Он вырвался и вскочил на ноги у кровати. — Я просто хочу тебе сделать приятно, не надо меня отвергать.
— Ты сделал мне очень приятно. — Ривай скрестил ноги в лодыжках и заложил руки за голову. — А теперь можешь раздеться и присесть сверху, пока он ещё не упал.
— Ривай. — Эрен старался не реагировать на безупречно красивого, голого ниже пояса Аккермана, но это было не так-то просто, и очень сильно смущало. Хотелось бросить в него штанами, заставить прикрыться хоть чем-то. — Я серьёзно.
— Я тоже.
— Но я не об этом!
— Эрен. Я эту тему обсуждать не намерен.
— Но почему?
— Потому что. Моя задница для того, чтобы ею срать.
— Скажи ещё, что не для меня твоя роза цвела.
Это было просто смешно! Аккерман упирался, как старая дева. Да даже если бы так и было на самом деле, неужели Эрен позволил бы себе сделать ему хоть немного больно? Он бы себе раньше член оторвал!
— Могу и так, если не понимаешь.
Эрену стало очень обидно. Его не хотели и не принимали, и все аргументы его разбивались о глухую стену. Он надеялся, что Аккерман оттает со временем, и отношения их, без того гармоничные, станут совсем идеальными. Но, очевидно, Ривай к идеалам особенно не стремился.
Мысли его прервал странный, ещё непривычный звонок.
— Что это? — Эрен оглянулся в сторону коридора и догадался. — Ты ждёшь кого-то?
Ривай выглядел не менее удивлённым.
— Нет. Понятия не имею. — В этот момент в дверь опять позвонили, а после ещё и начали барабанить. — Ты воду не забывал выключить?
Резко вскочив, он натянул брюки.
— Нет.
— Странно. Может, с соседкой чего? Она совсем старая. Я сейчас.
Он быстро вышел, прошёлся по коридору и, щёлкнув замком, открыл дверь.
— Эрвин? Какого…
Эрен, идущий следом, увидел, как на Ривая из-за двери падает человек. Он подскочил моментально, помог сгрузить тяжеленное тело у вешалки и закрыл дверь. А обернувшись и посмотрев на Ривая, не на шутку перепугался: тот выглядел как воплощение смерти — бледный и дьявольски злой.
— Какого хера ты здесь забыл? — рявкнул он и со всей силы пнул человека по мощной ноге в дорогом и красивом ботинке. Тот промычал нечленораздельный ответ, улыбнулся и отключился.
Пальто у него было очень приличное, как и галстук, часы и всё остальное, что вылезало из-под пальто. Да и сам мужик был «дорогим» и ухоженным. Весь из себя прилизанный, классная стрижка и за фигурой, видно, следил. Эрен частенько встречал таких у себя на концертах, они обычно съедали глазами, но ничего не делали. Кем только этот мужик приходился Риваю и что он здесь делал? Тем более пьяный в говно.
— Кто это? — робко спросил Эрен, боясь угодить под раздачу.
Но Аккерман, словно вспомнив, что он не один, вздрогнул и посмотрел на него с непривычным растерянным выражением на лице и ещё чем-то подозрительно напоминающим стыд во взгляде.
Эрену это совсем не понравилось.
— Поможешь дотащить его в комнату Ханджи?
Он не стал заставлять просить дважды, молча помог поднять почти бездыханное тело, затащить в комнату и сгрузить на кровать. Удивительно было, как он дошёл до Ривая в таком состоянии — ни один мускул на мощном теле не шевелился. Он так и остался лежать на животе в верхней одежде, когда они выходили.
На кухне Ривай первым делом схватился за сигареты, выкурил целую, вынул ещё одну, но почему-то замешкался.
— Ты ни о чём не спрашиваешь. На тебя не похоже, — проговорил напряжённо он и непривычно несмело поднял глаза.
Эрену захотелось его обнять, успокоить, сказать, что всё будет в порядке, но телом его овладело какое-то странное оцепенение.
— Жду, когда ты сам сможешь сказать.
Ривай усмехнулся. Уж лучше бы Эрен бегал по дому, устраивая истерику, чем был вот таким серьёзным. Что с ним с таким вот делать, он не имел понятия. А с другой стороны, и его можно было понять, Ривай ему столько всего о себе не рассказывал, что мальчишка уже сомневался, небось, во всём.
— Его зовут Эрвин Смит. Сейчас он довольно большая шишка в одной очень крупной зарубежной компании. А когда-то он был моим другом. Тогда мы ещё были школьниками. Я жил в Москве, и друзей у меня было двое — он и Ханджи. — Ривай прикурил сигарету, медленно затянулся и выдохнул. — Мы постоянно кутили втроём. Я и Ханджи были из не очень благополучных семей, у Эрвина тоже был только отец, но преподом в универе, так что на нашем фоне он был в шоколаде. Но это ему не мешало с нами общаться. У нас были очень близкие отношения. Мы с Ханджи были в него влюблены. Он это знал. Ну ты видел, какой он. Он так всегда выглядел. Только не пил, как скотина. Таким я его, если честно, впервые вижу. — Он сделал ещё затяжку и с усилием потёр лицо, выдыхая. Эрен нащупал рукой спинку стула и сел, предчувствуя не самое приятное в своей жизни откровение. — Когда моя мать заболела, я переживал очень серьёзный эмоциональный кризис, связанный с её болезнью и нашей дружбой. Что у меня, что у Ханджи чувства достигли пика, с этим дерьмом надо было что-то решать, потому что общаться втроём становилось всё тяжелее. Мы решили признаться ему одновременно и посмотреть, кого из нас он выберет. Договорились, что неудачник просто уйдёт в сторонку и не станет отсвечивать. Я и Ханджи любил очень сильно, но как сестру, я считал, что если Эрвин выберет её, я буду за неё рад и мне не будет так сильно обидно. Но я ошибался. Мне было чертовски обидно. Я был готов покончить с собой. Она подарила мне куртку на память о нашей дружбе, и мы переехали с матерью в Питер, Кенни давно её звал. Вскоре мать умерла, а я остался жить здесь, с дядей. На свадьбу к ребятам я не поехал, хотя они и не звали. А через год Смит приехал ко мне, умоляя вернуться. Он плёл, что одумался, что разобрался в себе, что всё это время любил только меня, что я самый важный в его судьбе человек… И я поверил. Я очень хотел поверить. Мне было плевать в тот момент на Ханджи, на институт, на дядю, его компанию, его репутацию, вообще на всё на свете. А потом Эрвин мне предложил жить с ним вместе и с Ханджи втроём. В тот день у него появился единственный шрам… Наверное, единственный, — подумав, добавил он. — До этого не было. После — не знаю. Я его выгнал, и больше он не появлялся. Потом Ханджи с ним развелась, он приехал ещё раз, тряс документами, но я не открыл ему дверь, хотя очень хотелось. А через год он женился ещё раз. Брак был фиктивный и нужен был для работы, но тогда для меня сам факт означал конец всему. С Ханджи мы потом, конечно, помирились. Мы с ней друзья как-никак, и по несчастью тоже. Она приезжает ко мне потрепаться и оттянуться. Близких друзей, кроме друг друга, у нас особенно нет… Так и живём.
Эрен, слушая это, смотрел лишь на пепел тлеющей сигареты. Ему не хотелось смотреть на Ривая, увидеть в его взгляде тоску и сожаление. Он не хотел вдруг узнать, что Ривай до сих пор скучает по этому Эрвину, любит его, не дай бог. Он не готов был к такому удару. Но всё равно спросил, когда понял, что ход его мысли замедлился:
— Что ему надо теперь?
Аккерман затянулся и, глядя в окно, продолжал:
— Три дня назад он привёз Ханджи. Похвастался, что улетает в Швейцарию. Предлагал поехать с ним, я, разумеется, отказался. Он понял, что я не один. У него чутьё на такие вещи. Стоило ждать от него какой-то подлянки, но мне и в голову не пришло, что он может явиться сюда в таком виде.
— Ты спал с ним когда-нибудь?
— Да, — неохотно ответил Ривай, не поворачиваясь, — конечно. Он был моим первым парнем.
— И кто кого трахал?
Ривай повернулся, чтобы убедиться в его серьёзности, но для Эрена этот вопрос имел значение колоссальное, и сам он сидел с предельно серьёзным лицом. Он в принципе знал ответ, хотел только удостовериться.
— Какая разница?
— Большая.
Эрен упрямо гнул свою линию, и Аккерману не нравилось это от слова совсем.
— Я не собираюсь тебе отвечать.
Ривай отвернулся. Он был не просто задет, его как будто раздели и выпотрошили. Он, значит, о юности тут распинается, о душевных терзаниях, а этот озабоченный пиздюк только о ебле и думает!
— Прекрасно.
Эрен скрипнул ножками стула по полу и тяжело поднялся. Ривай услышал шаги, и ему стало страшно. Страшно, что Эрен уйдёт и уже не вернётся, что всё закончится прямо сейчас. Он не хотел его отпускать.
— Отношения состоят не только из секса, — произнёс Ривай ему вслед, словно кидая верёвку, чтобы схватился, вернулся обратно, и всё наладилось. Но, ухватившись за слово, Эрен взбесился.
— Наши отношения целый месяц состояли только из секса!
— Это не так! — разозлился в ответ Аккерман. — И ты это знаешь! И не смей так говорить, ты меня этим бесишь! — Он скривился от боли внутри, на самоконтроль не осталось сил. — Но хуже всего, что об этом ты знаешь тоже.
— Прости, — спохватился Эрен, метнулся к нему, взял за руку, поцеловал остывшие пальцы, заглядывая в глаза, а у Ривая как будто внутри все заиндевело от холода. Он всё смотрел на него и не понимал, чего в нём нашел. Так странно: только что он испугался, что Эрен уйдёт, и вот — ему стало почти всё равно. — Но я правда не понимаю, зачем ты впустил его в дом, если, как ты говоришь, между вами всё в прошлом? Зачем? Давай его выгоним. Я бы выгнал.
Риваю стало смешно. Наконец-то нашлось то, в чём они не совпадали, но как же невовремя, чёрт возьми.
— Я не могу, — улыбнулся он, пытаясь хоть так примирить Эрена со своим решением. — Помимо того, что когда-то мы были любовниками, ещё раньше, до этого, мы долго были друзьями. Будет не по-человечески выставить его за дверь в таком состоянии. К тому же если соседи вызовут наших, он начнёт им трепать невесть что, мне после этого только с работы уйти останется.
— Ну так на это же он и рассчитывал, что ты его пожалеешь и не захочешь влипать в скандал! Ривай. Давай его выгоним. Чёрт с ней с работой, никто не имеет права тебя увольнять за ориентацию.
— Ты живёшь в другом мире, солнышко. У тебя всё намного проще.
— Чёрт! — Эрен вновь отскочил от него и заходил по кухне, ероша волосы и бубня себе что-то под нос.
Ривай смотрел на него, и ему это всё казалось смешным и печальным одновременно. Он всегда ревновал Эрена к несуществующим людям, думал, испытывать ревность — самое гадкое для неокрепших чувств, а на самом деле гаже всего было то, что сейчас ревновал его Эрен. Он ведь совсем ему не доверял. На самом деле, они друг другу не доверяли. И как им теперь с этим быть…
— Ну, а что ты предлагаешь? — остановился вдруг Эрен. — Выхаживать его, пока он в себя не придёт? А потом?
— Пусть протрезвеет сначала, потом я с ним очень серьёзно поговорю.
— Да не будет он с тобой разговаривать. Он здесь совсем не для этого, неужели ты не понимаешь? Он просто в койку тебя завалит и всё, даже пикнуть не успеешь.
Это была последняя капля. Ривай с огромным трудом сделал вдох и спокойно, насколько смог, произнёс:
— Эрен. Уйди.
— Что?
Парень застыл, поражённый словами, как громом.
— Что слышал. Сейчас ты мне будешь только мешать. Я и так на пределе, не выводи меня. Когда я с ним разберусь, мы с тобой закончим наш разговор, если будет ещё о чём разговаривать.
— А, — некрасиво и зло ухмыльнулся Эрен. — Значит так, да? Значит, ему по старой памяти дать готов, а мне «отвали, дружок», так что ли?
Ривай побледнел, шевельнул желваками, голова пошла кругом от ярости.
— Вон! — выкрикнул он надсадно, как раненый зверь.
— Хорошо, — кивнул Эрен, с великим трудом принимая его решение. — Хорошо. Замечательно! — выплюнул он ещё громче. — Прекрасно!
Вылетев с кухни, он быстро обулся, схватил с вешалки сумку и куртку и выскочил из квартиры, хлопнув со всей силы дверью.
***
Он шагал по дороге, и всё расплывалось перед глазами.
Глупо! Как глупо! Из-за такой ерунды поругаться! Столько всего сказать! Господи, ну зачем он столько сказал?! Он ведь совсем не хотел. Не это хотел. И не так.
Что Ривай там о нём сейчас думает? Злится? Жалеет? Скучает? Забыл?
Забыл. Ну, конечно, забыл! Вернуться? Да нет. А зачем? Что ещё они скажут друг другу? И так ведь всё ясно. Эрен мешает. Эрену надо свалить. Вот он и идёт. Идёт и придёт. Значит, так надо. Так надо. Так надо. Так надо. Господи, как же больно! Как больно! Хоть бы машина сбила! Не было бы так же больно! Эрен, ты просто ужасен! Ужасен! Нельзя было так говорить! Он теперь никогда тебе больше не позвонит. И никогда не скажет, что любит тебя. И разлюбит. И поделом тебе! Чёрт!
— Чёрт! — топнул он по асфальту ногой, напугав проходивших мимо людей. Те шарахнулись в разные стороны, оглядели его с недовольным видом и поспешили дальше по своим делам.
Уже у моста он очнулся и осознал в полной мере, что натворил. Достал телефон, очень долго держал в руке и смотрел на экран, уговаривая, чтобы тот засиял входящим звонком, но всё без толку. А когда наконец-то решился сам позвонить, Аккерман не взял трубку.
***
Когда Эрен ушёл, Ривай ещё долго стоял на кухне, не двигаясь с места. Ему всё казалось, что Эрен сейчас вернётся и скажет, что он никуда не ушёл, просто хлопнул дверью, а сам сидел на банкетке в прихожей, чтобы остыть. Но время текло, а из прихожей не было ни единого звука, и когда Аккерман добрался туда, он, конечно, там никого не нашёл.
Тоска навалилась на сердце неимоверная, неподъёмная. Как старик, еле передвигая ногами, он сходил в ванную, вымыл лицо и руки, вытерся насухо, снова вернулся на кухню, вынул из шкафа бутылку виски, подаренную очкастой, нарезку сыра из холодильника, стакан и спрятался в спальне, радуясь, что не снимал с двери старый засов.
Он понимал, что Эрен отчасти прав, и как только Смит выспится, у него возникнет желание пообщаться. У Ривая желания общаться не было абсолютно ни с кем. Он не выспался после смены, ему натрепали нервы, он разругался с самым безумным и невероятным парнем в своей жизни, и всё, чего Аккерман хотел в данным момент — это напиться, чтобы уснуть на целые сутки. Поэтому виски он начал пить по две трети стакана, вливая его в себя, словно воду, и наскоро заедая почти безвкусной нарезкой. Уже через двадцать минут ему было почти хорошо, но он не спешил останавливаться на достигнутом, поэтому ещё через двадцать минут Аккерман лежал в состоянии овоща на кровати и тупо смотрел на поднос, оставленный Эреном на комоде. Мысли текли омерзительно медленно, застревая, а потом почему-то проваливаясь в бесконечное небытие.
На границе забытья он понял, что зазвонил телефон, лежащий где-то поблизости, но сил подняться и что-то ответить не было. Он провалился в сон.
***
Эрен третий день ходил, как во сне. Сначала казалось, Ривай позвонит, позовёт обратно, и мир вернётся на место, снова завертится, чувства его оживут, и пойдёт всё так, как и должно было дальше пойти до злосчастного четверга. Но к вечеру пятницы Ривай так и не позвонил. Хотя он ведь и не обещал, на что Эрен надеялся? А сам он звонить боялся. Боялся снова услышать гудки или техническое сообщение о том, что абонент не желает его больше слышать.
Зато позвонил Армин. И Эрен ему обо всём рассказал. Делать это было неловко, но Эрену необходим был трезвый взгляд незаинтересованного человека, хотя он уже предчувствовал, что Армин может ему сказать на всё это. Эрен уже и сам понимал, что погорячился, подозревая Ривая в потенциальной измене, но чувства его будоражила мысль о том, что этот мужик в дорогущем костюме, — Эрвин — скорее всего, до сих пор был в квартире Ривая, и чем они там занимались, Эрен предпочитал не думать.
Но Армин, к его удивлению, ничего ему не сказал, а просто позвал на пикник на Финский залив с Энни. Пикником их прогулку, конечно, назвать было трудно, но Эрен хоть так смог почувствовать движение жизни вокруг себя, хотя внутри он по-прежнему был израненным, полуживым. Зато наблюдать за тем, как друзья, смеясь, бегают друг за другом и танцуют под музыку с телефона, трескать бургеры и пускать «блинчики» по воде было настолько успокоительно и приятно, что Эрен забыл на какое-то время о своих ранах, и он даже не разозлился, когда Армин начал с безумным лицом приставать к нему, распевая «Дурочку» Би-2, а Энни всё это снимала на телефон. Армин схватил Эрена за руку, заставил его танцевать вместе с собой, и Эрен поддался, смеясь, повторяя за ним слова:
А ты танцуй! Дурочка, танцуй!
И улыбайся!
Тебе ведь всё это действительно идёт!
Не сомневайся!
И тоска отпускала, и боль уходила.
И начинало казаться, что так и должно быть. И Эрен подумал тогда: «Пусть всё будет, как есть, идёт, как идёт, какой смысл печалиться, когда рядом со мной такие чудесные люди?»
Солнце дарило последние крохи тепла, сверкало на водной глади слепящими бликами, радовалось вместе с ними, смеялось, и Эрен решил, что он больше не будет страдать и займётся своими делами, своей жизнью — той, к которой Ривай имел меньше всего отношения.
Этот настрой держался с ним ещё сутки, но его с головой хватило на то, чтобы нарядно одеться, купить нежнейший букет цветов и приехать к Микасе, чтобы просить её не уходить из группы. Потому что она собиралась, а Эрен не представлял себе, кто ещё так же красиво и проникновенно сможет петь все его песни. А ещё он прекрасно понимал, что за Микасой уйдёт и Жан, и вся их группа рассыпется. Эрен не мог этого допустить.
Несмотря на воскресный день, Мика сидела дома одна, родители были в гостях. Она приняла его холодновато, на букет даже не посмотрела, и Эрен скрепя сердце просто оставил его лежать на столе.
Семья Мики тоже жила в просторной и старой квартире, но из-за мебели и цвета стен жилище больше напоминало офис крутого туроператора. Даже цветы в огромных горшках на полу у окон не смягчали этого впечатления.
Где-то в кабинете у отца громко били напольные часы.
— Зачем пришёл? — голос у Мики был холодноватый, немного колючий. Эрен подумал, что раньше в подобных случаях он улыбался, и все её обиды как рукой снимало. Теперь с этим было сложнее.
— Я хотел поговорить… — Он тут же вспотел от волнения и потянул узел галстука в сторону. — Просить тебя не уходить. Ты очень нужна… группе. — Он боялся поднять глаза и увидеть всё то же бесстрастное выражение на лице. Микаса казалась ему чужой и далёкой, сидеть в одной комнате с ней становилось ужасно неловко.
— Если бы ты сказал, что я нужна лично тебе, я бы ещё подумала, а так… — она вздохнула и перебрала пальцами рисунок на скатерти у края стола. — Не скажу, что мне всегда было плевать, но ты должен понимать, что я пришла в группу только из-за тебя. А теперь я не вижу себя ни в твоей жизни, ни в группе.
Эрен зажмурился. Всё-таки эту тему она не могла пропустить. Ну и правда, зачем. Пусть всё выяснится, наконец, сколько можно делать вид, что всё в порядке.
— Я не хочу тебя зря обнадёживать. Ты восхищаешь меня, как певица, ты очень красивая, умная, яркая, талантливая, и для имиджа коллектива это тоже немаловажно, но я никогда не рассматривал тебя в качестве своей девушки. Подруги — возможно, — он посмотрел на неё и по тонкой морщинке между бровей понял, что ляпнул какую-то глупость, — очень близкой подруги, — тут же поправился он.
Микаса сменила гнев на печаль и отвела глаза.
— Давно ты узнал? — спросила она спустя полминуты.
— О чём? — не понял её Эрен.
— Что ты гей, — эти слова она произнесла так спокойно, без желчи или насмешки, что Эрену стало легче.
— Я всегда это знал, — ответил уверенно он.
— Почему тогда мне не сказал? — она интересовалась, не предъявляя претензий, не плача, не обвиняя его ни в чём, и Эрен проникся к ней в этот момент уважением. Наверное, ей нелегко было так себя вести. Должно быть, это ужасно обидно, узнать, что человек, в которого ты влюблён, не просто предпочитает другого, а другой пол. Эрен на её месте уже разломал бы что-нибудь.
— Не знал, что тебе это надо, — он решил, что отвечать ей честно будет лучшим решением, какой бы горькой эта правда ни оказалась. — Мы обнимались, могли танцевать, но я никогда ничего от тебя не чувствовал.
— А если бы почувствовал?
— Это вряд ли что-то изменило бы. Ты пойми, что дело не в тебе.
— Это сложно, — призналась она, — но я постараюсь.
И Эрен обрадовался, что для неё эта глава жизни оказалась закончена. Но оставался ещё один, более важный, вопрос:
— Ну так что, ты останешься?
— Сегодня мы с Жаном идём на свидание, — не сразу ответила Мика. Эрен услышал в голосе вызов, но решил его проигнорировать.
— Это отличная новость, — обрадовался он искренне за обоих друзей, — он давно об этом мечтал.
Микаса ему улыбнулась, сложила руки на стол, оперлась щекой на одну из ладоней и посмотрела на него долгим взглядом так, как глядят на дурашливых младших братьев или маленьких проказливых щенков.
— Какой ты всё-таки придурок, Эрен, — произнесла с улыбкой она.
Но Эрену было до лампочки, как его назовут, лишь бы Микаса не уходила. Он понял вдруг, что разорвётся на части, если его, их группа развалится, тем более по такой дурацкой причине.
— Это «да» или «нет»? — склонил он голову набок и улыбнулся, пуская в ход своё обаяние.
— Да! — ответила она громко. — Конечно, да! Как я могу отказать, когда ты смотришь такими глазами?
Эрен поднял кулаки к потолку и сотряс ими.
— Ура! — у него прямо камень с души упал, но вслед за ним потянулось что-то ещё из глубины — странное и трепещущее. Он поднялся со стула и улыбнулся ещё шире, чувствуя, что пора ему уходить. — Значит, завтра жду тебя на репетиции, — как будто все его силы и запал самоуверенности ушли на эту беседу, — Кирштайна прихвати, — и всё, что хотелось теперь, забраться куда-нибудь в дальний угол и там разрыдаться. — У нас выступление в следующую пятницу в «Стульях», надо быть в форме.
Глаза неожиданно защипало. Он поспешил отвернуться.
— Эрен, — голос Микасы, тёплый, заботливый, делал ему только хуже. Расплакаться перед ней Эрен себе позволить не мог. — Всё в порядке?
Он повернулся к ней снова, изо всех сил улыбаясь.
Да что с ним такое? Всё ведь было замечательно, так откуда это?
— Да, всё отлично.
— У тебя глаза на мокром месте. Что случилось?
— Да? — он, усмехнувшись, провёл большим и указательным пальцами под глазами. — Действительно. Долго не спал, наверное, сильно зевнул. Знаешь, мне ещё надо заехать кое-куда, — заговорил он быстрее, чтобы быстрее сбежать. — Спасибо тебе за согласие, это действительно очень важно. И для меня в первую очередь.
Она подошла и взяла руками за плечи.
— Эрен, ты ведь не ревнуешь меня к Жану?
Он на секунду уставился на неё, не понимая, о чём она, а потом рассмеялся почти что сквозь слёзы.
— Нет, ну что ты, конечно, нет, — но поймав на себе её непонимающий взгляд, всё же решился произнести это вслух. — Я просто… мы с ним поссорились. С Риваем.
— Э-эрен, — растерянно проговорила она. — Надеюсь, вы это не серьёзно?
Он пожал плечами, немного смущённый её участием, хоть до конца и не понял, о чём она спрашивала.
— Я тоже надеюсь. Это моя вина.
— Ты не можешь быть виноват, — уверенно заявила Микаса.
— Брось, ты же знаешь, какой у меня характер.
— Не в характере дело. В ссоре всегда виноваты двое. — Эти слова, наверное, должны были успокоить его, но легче от них не стало. — Что будешь делать?
— Не знаю. А что-то надо?
— Не знаю, — повторила она, как эхо. — Если считаешь себя виноватым, лучше пойти извиниться лично, без телефона.
— Я бы пошёл, но он меня выгнал. Я бы хотел, чтобы он позвонил первый. Но он не позвонит, потому что я сильно его обидел.
— Он простит. Вот увидишь. А хочешь, — вдруг оживилась она, — побудь у меня пока что? Посидим, просто чаю попьём, у меня печенье домашнее есть.
— Спасибо, Микаса, но я, пожалуй, и правда пойду, у меня сегодня ученики. А у тебя свидание с Жаном. Дай ему шанс, он отличный парень, и давно в тебя влюблён.
Микаса смутилась и отпустила его.
— Да, — кивнула она, — конечно.
Уже по пути домой Эрен подумал, какая Микаса прекрасная девушка. Если бы ему нравились девушки, он бы, наверное, выбрал её. Ведь она так его любит.
А любит ли Ривай? Эрену очень хотелось, чтобы он хоть немного любил его в этот момент. Пусть он вспомнит о нём, пусть позвонит или хотя бы напишет.
Он вынул последнюю сигарету, смял в руке пачку и, не найдя урну, сунул в карман. Рука наткнулась на телефон.
— Да чёрт возьми! — разозлившись на собственную нерешительность, Эрен вытащил телефон из кармана и быстро нашёл нужный номер.
Гудки один за другим опускались на дно тишины и растворялись там. Эрен прождал, пока звонок не сорвался автоматически, и убрал трубку.
Он, наконец, заплакал.
