Ахматовский ноктюрн

      В ресторане было шумно, как и всегда, когда итальянцы собираются в большие компании. Иньяцио сидел вместе с друзьями и пил то, что называется на ильворверском сленге аква-натурале. Рядом с ним вилась ослепительная брюнетка тридцати семи лет, которую болониец подцепил на одном из ток-шоу. На ней было персиковое платье с глубоким вырезом спереди, содержимое которого грозило вывалиться на стол, да и длина юбки позволяла обозревать стройные подкачанные ноги от кончиков пальцев до середины бедра. В общем, нельзя было точно сказать полуодета или полураздета эта дамочка. Расположившись на стуле в позе героини «Основного инстинкта», женщина смотрела на Инью взглядом удава, замаскированным в тёмном шоколаде глаз и прикрытом для верности накладными ресницами. Это была просто пародия на роковую женщину. Она даже не подозревала, что не стоит упражняться в стрельбе глазами, поскольку Иньяцио в них даже не смотрел, его взгляд скользил от выреза на груди к ногам и обратно. К разговору он тоже не прислушивался, так как его внимание отвлекали гранде формы синьоры, которая так беззастенчиво их выставляла напоказ, специально собирая грудь в кучку. Однако содержимое бокала его всё же иногда отвлекало от фигуристой брюнетки. И вот только он снова перевёл взгляд на напиток, как краем глаза увидел в глубине ресторана очертание фигуры, которая… Нет, не может быть, неужели это была она! Как в первую встречу распущенные светло-русые волосы до пояса, светло-голубые джинсы, белая сумочка через плечо. Только вот не было того эффекта сфумато, нельзя было про неё сказать, что это женщина-фантом. Может, она изменилась, а может, он просто не чувствует этого. Между тем фигура неумолимо приближалась к выходу. Иньяцио быстро извинился перед друзьями и направился за ней. Пьеро и Джанлука недоумённо переглянулись, а брюнетка окликнула его несколько раз. Не получив ответа, женщина хотела было встать со стула, однако её удержал Пьеро. Он и без слов понял, что другу сейчас общество фигуристой брюнетки будет весьма некстати: — Корделия, у тебя потрясающие духи, не могла бы ты мне сказать, где ты их покупала и есть ли там мужские, достойные внимания? Иньяцио выбежал на улицу. К счастью, девушка ещё не ушла далеко. Болониец окликнул её: — Маргарита. Однако лишь молчание было ему ответом. Может, она увидела его с этой Корделией. Отчего-то в глубине души Иньяцио этого не хотелось. Он стремительно преодолел со свойственной ему порывистостью расстояние между ними и мягко взял девушку за локоть. Та в испуге развернулась и замахнулась на него своей дамской сумочкой. Иньяцио сникнул, лицо было совсем другое, черты более острые, стервозные, а глаза очень похожи по цвету на глаза Корделии. Зато у девушки во взгляде промелькнуло узнавание, а потом раздался вопль радости. Пошли поцелуи, объятия, селфи, Иньяцио сам решительно прервал эту пытку, извинившись и сказав, что спутал её со своей давней знакомой. По девушке было видно, что она готова занять место его давней подруги, однако сам Инья вовсе не разделял её азарта, ему даже Корделия чисто внешне и по фигуре казалась куда интереснее. Болониец с некоторым нетерпением порывисто расстался с девушкой. Возвращаться в ресторан ему не хотелось. Всё, что ему сейчас было нужно, это принять душ, закутаться в одеяло и лечь, как медвежонок в спячке. Через час он лежал уже в постели, безучастно смотря в одну точку. Его интересное занятие прервал стук в дверь. На пороге стоял Пьеро. — Друг, что с тобой в последнее время происходит? Ты не заболел? — Да всё в порядке, — лениво отмахнулся Иньяцио. — Инья, я же вижу, что не всё в порядке! Что сейчас произошло в ресторане? Чего ты вдруг убежал, не сказав ни слова о причине? — Я извинился, — пробурчал Иньяцио. Настойчивость Пьеро начала ему досаждать. — Твоей Корделии этого явно было недостаточно. Она порывалась за тобой увязаться. — Пьеро, в отношении Корделии притяжательное местоимение «твоя» — это слишком сильно сказано, — воскликнул Инья, перейдя на фальцет. — Ну так объясни ей, что перепихнуться по пьяни не есть синоним начала отношений. — Придёт время, объясню, а так иногда с ней можно провести совместный досуг. При этом оба сицилийца усмехнулись, так как прекрасно понимали, какого рода досуг могла обеспечить Корделия. Может, она не была начитанна и эрудированна, однако в чём-чём, а в этом она знала толк. — А что тогда сейчас с ней не проводишь досуг? — иронично усмехнулся Пьеро. — Нет настроения, и вообще я хочу в тишине посмотреть телевизор, вот что. Иньяцио потянулся к пульту и включил телевизор. Показывали программу новостей. Пьеро выжидательно смотрел на друга. Вскоре поняв, что от него разъяснений не добиться, он хотел уйти, но внезапно поймал заинтересованный взгляд друга. Сицилиец внимательно взглянул на экран. Шла передача новостей, и ведущая с придыханием говорила, что в Риме снимается фильм «Монолог» с участием самой знаменитой актрисы Флоренции — Маргаритой Строцци. Внезапно экран потух, Иньяцио выключил телевизор и отошёл к окну. Маргарита… Она, снова она, преследует его, словно Гера своего Зевса. Пьеро безмолвно наблюдал за действиями друга, борясь с желанием выпытать у него, отчего его откровенно колбасит. Не дай Бог, чтобы его состояние сказалось на работе! Однако внутреннее чутьё в этот момент подсказало, что Иньяцио уже взрослый человек с достаточной силой воли и лучше его сейчас не трогать. Пьеро проявил несвойственную ему деликатность и, не говоря ни слова, покинул номер Иньи, а тот даже не заметил, что остался совсем один. Он стоял у окна и вспоминал то лето… Неаполитанское солнце баловалось в струях фонтана и обжигало бархат алых роз. А люди, кажется, не замечали всего великолепия природы, поглощённые кто работой, а кто бездельем. На съёмочной площадке жарко, эмоционально и со вкусом спорили режиссёр и оператор не без привлечения посторонних лиц. — Передайте, пожалуйста, многоуважаемому оператору, чтобы он снимал то, что ему сказано снимать. — Передайте, пожалуйста, многоуважаемому режиссёру, что сердцу не прикажешь! — Передайте оператору, что можно подумать, он попе своей большой командир! Испортит моё воспитание, и я ему обеспечу вырванные годы из еле оставшихся дней! Удивительно, но в таких условиях работы, в обоюдных несогласиях, спорах порой рождаются шедевры скорее, чем в атмосфере обоюдного согласия и китайских церемоний. Иньяцио стоял вместе с другом Антонио среди толпы зевак. В тени арок он увидел Маргариту. Поначалу он даже не узнал её, в платье семнадцатого века, с белым воротником, причёской она была истинной графиней! Величественной, царственной, гордой, стремительной, как стихия, и статичной, как мраморная статуя. И всё это в одном человеке. Однако внутренний голос настойчиво говорил: «Это заслуга костюмеров и гримёров, а не её, а какая она актриса, ещё неизвестно.» Иньяцио и сам не понимал, отчего ему не хотелось, чтобы Маргарита была хорошей актрисой. Но вот к ней подошёл режиссёр, и они оба стали страстно что-то обсуждать. К сожалению, болониец не мог расслышать. Внезапно Маргарита разворачивается к толпе, её глаза сверкают, как у разгневанной богини. — Синьоры, скажите, если мы играем любовь, я должна кавалера по щекам бить по-настоящему?! — Должна-а-а! — завопила радостная толпа. Да, у всех людей мира есть одна общая языческая тяга к хлебу и зрелищам. В конце концов, все дороги ведут в Рим. Режиссёр с прискорбью осознав, что сегодня не его день махнул рукой, отходя в сторону. После заветных слов «камера, мотор» артисты и зрители перенеслись в 17 век испанских страстей в неаполитанском антураже. Маргарита выходила из-под свода арки с каким-то молодым человеком в чёрном. У Иньяцио отчего-то напряглись скулы. Между тем девушка с величественностью и грациозностью дикой кошки шла по древним камням дворика на шаг вперёд молодого человека. До Иньяцио доносились реплики. Диана. Что ж, я вам верю, Теодоро. Вам странно было б не любить Свою хозяйку, от которой Вы столько видели добра, Которая вас ценит больше, Чем всех других домашних слуг. Теодоро. Я вас не понимаю вовсе. Маргарита резко разворачивается и гневно смотрит ему в глаза. Диана. Понять меня необходимо, Чтоб вы не смели ни на йоту Переступать своих границ. Смирите чувства, Теодоро. Со стороны столь знатной дамы, — Особенно, когда так скромны Заслуги собственные ваши, — Малейшей милости довольно, Чтобы наполнить вашу жизнь До гроба счастьем и почетом. Маргарита отворачивает от партнёра лицо, пряча глаза. Теодоро. Увы, приходится сказать, Что в рассужденьях ваших больше Бывает светлых промежутков, Чем в вашем разуме, сеньора. Маргарита медленно разворачивается к партнёру, смотря на него исподлобья, прищурив глаза и буквально испепеляя взглядом. Теодоро. (Простите, если я невежлив). К чему все эти разговоры? Чуть я немножечко остыну, Вы загораетесь соломой, А чуть я снова загораюсь, Вы льдом становитесь холодным. Ну, отдали бы мне Марселу! Так нет: вы, точно в поговорке, Собака, что лежит на сене. То вы ревнуете, вам больно, Чтоб я женился на Марселе; А чуть ее для вас я брошу, Вы снова мучите меня И пробуждаете от грезы. Иль дайте есть, иль ешьте сами. Маргарита рассмеялась, борясь с готовой вырваться наружу истерикой. Диана. Нет, Теодоро. Знайте твердо: Марселы больше быть не может. Бросайте взор, куда угодно, Но только не сюда. Марсела К вам не вернется. Теодоро. Не вернется? Иль ваша милость пожелает Остановить своею волей Любовь Марселы и мою? Или я должен, вам в угоду, Пленяться тем, что мне противно… Маргарита закусила губы и распахнула глаза, которые тут же наполнились слезами. И подчинять мой вкус чужому? Нет, я Марселу обожаю, Она--меня, и нет позора В такой любви. Диана. Мошенник, дрянь, я бы должна убить такого! Эти слова Маргарита говорила сквозь зубы, каждое слово сопровождая ударом по щеке и набирая всё большие и большие обороты. У актёра на глаза навернулись слёзы. Теодоро. Но что вы делаете? Что вы… Диана. Я негодяю и пройдохе даю пощёчины! Дав последнюю пощёчину, Маргарита убежала. Актёр приложил платок к ноздре, из которой потекла кровь. — Стоп! Снято! Толпа зааплодировала. Инья откинулся немного назад и вцепился в решётку. Если Маргарита так лупит, то как же она целуется? Какая страстная женщина! Отчего-то болонийца бросало в ярость осознание того, что Маргарита будет целовать другого мужчину. Между тем локация съёмок немного изменилась. После очередной сцены с каким-то синьором снимали, как графиня Диана бежит искать Теодоро в расстроенных чувствах. Маргарита бежала, настолько быстро, насколько позволяла одежда, едва сдерживая плач и уже хлестая себя по щекам и рукам. За несколько минут она смогла выразить всю боль, отчаянье, раскаяние своей героини. Иньяцио понял, что она настоящая актриса. Эта девушка не просто играла, она жила в этой роли, и ему почему-то очень захотелось, чтобы эти чувства она переживала в их личном спектакле. Конечно, пощёчин Инье не хотелось, но отчаянно желалось, чтоб эта девушка испытала к нему хоть толику тех чувств, что испытывала её Диана к Теодоро. Он тогда не знал, что в их истории, в отличие от пьесы Лопе де Вега, не будет счастливого конца.