Свободный

Оставшиеся до дня передачи две недели пролетают как два десятка минут – максимум. Джонину кажется, он едва успевает надышаться и насмотреться, когда в одно утро Джунмён будит его со словами, что пора собираться. И пока он привычно готовит завтрак и варит кофе, Джонин сидит на краю уже заправленной кровати, сжимая в пальцах индийский шёлк Малберри, и прячет в нём лицо, дыша через раз. Потом приезжают Столичные и Бонмин неуверенно поглядывает на них всех с порога кухни.       - Я даже не знаю, что сказать. Бэкхён выглядит максимально взволнованным. Он мнёт пальцы и топчется с ноги на ногу в прихожей.       - Бэкки, - Джунмён вздыхает. - Я знаю, - кивает он следом. – Всё нормально будет, - убеждает он, протягивая к нему руки и Бэкхён шагает поближе, чтобы крепко обнять. – Чанёль-а, - зовёт из-за плеча лучшего друга, поднимая взгляд на Столичного.       - Знаю, - теперь коротко кивает Чанёль. - Нянчу.       - Вверенный, будьте осмотрительны, - Бонмин начинает говорить ещё до того, как Джунмён поворачивается к нему. – Не позволяйте вашему нраву брать над вами верх, - предупреждает, и Чанёль с Бэкхёном понимающе переглядываются, скрывая смешки. – Удачи! - заканчивает он, вздыхая следом. Джунмён несколько раз кивает, посылая ему тёплый взгляд, и без слов указывает взглядом на стоящего справа от него Джонина, напоминая их последний разговор и прося таким образом беречь его. Бонмин так же понимающе кивает в ответ.       - Будем ехать? – интересуется он, поворачиваясь к Хозяину. Джонин молчит с самого момента пробуждения. Хмурый и холодный, заметно, что крепко задумывается, на слова реагирует, но не отвечает. Молчит и в этот раз, просто открывая входные двери, выпуская Джунмёна наружу, во дворе. Джунмён выглядывает из окна, чтобы помахать на прощание остающимся во дворе Столичным и начальнику охраны, и садится в кресле ровно, пристёгиваясь. Машина выезжает за ворота, спускаясь вниз по улице, и уже спустя несколько мгновений вливается в городской поток движения. Джунмён смотрит выжидающе, понадеявшись, что оставшись наедине, Джонин, наконец, заговорит с ним.       - Ты даже ни разу не поцеловал меня сегодня, - замечает словно невзначай Джунмён, не сводя взгляда с Хозяина, но тот максимально сосредоточен на дороге. Джунмён тянется к его колену, мягко погладив кончиками пальцев, и устремляет взгляд в своё окно. А Джонин ведёт – по началу спокойно и уверенно, следом быстро и порывисто, и когда съезжает на обочину, включая аварийный свет, и колотит несколько раз по рулю, склоняя на него голову, Джунмён вздыхает. Отстёгивается, подаваясь к нему, и целует, куда достанет – спину через тонкую ткань рубашки, шею, макушку и плечо.       - Мой, – зовёт шёпотом. - Поговори со мной, прошу.       - А что, если я действительно отвезу тебя сейчас в аэропорт? – Джонин сжимает руль так сильно, что костяшки его пальцев белеют от напряжения. - Что, если посажу в самолёт силой? Что, если не позволю им отобрать тебя у меня? – Джонин, наконец, устремляет на него взгляд. Джунмён смотрит в его глаза, полные ярости, тоски и, что немаловажно, решимости, и вздыхает.        - Ты правда это сделаешь? – уточняет. – А какова будет цена? Каковы будут последствия?       - Они не хотят твоей безопасности, - Джонин отрицательно качает головой. – Они делают это не для того, чтобы уберечь тебя. Ты будешь козырем, - Джонин кивает. – Козырем в чьём-то рукаве.       - И мы все это прекрасно понимаем, - Джунмён кивает. – Но я не хочу рисковать: ни людьми, ни столицей, ни тем более тобой. Особенно тобой.       - Интересно получается: то есть я тобой могу, а ты мной не можешь. Это небезопасно, - Джонин вздыхает. - И пока не поздно, пока можно всё переиграть, тебе лучше вернуться на Бали.       - И что я буду делать там один без тебя? Это не несколько недель между твоими приездами, и не полгода, как в начале.       - Я буду приезжать, - убеждает Джонин, хотя по глазам Джунмён видит – сам себе не верит.       - Не будешь, - Джунмён отрицательно качает головой, горько усмехаясь. – Совет не позволит, больше нет. Сам знаешь. А ослушаешься Совета – и пост отберут.       - Да и чёрт с ним! – Джонин всплескивает руками.       - Джонин-а, дом мафии не увольняет, - Джунмён тянется к нему, чтобы погладить по волосам. – Не забывай об этом.       - Это самоубийство для кого-то из нас, - теперь вздыхает Джонин. – Ты не будешь засланным, ты слышишь? Даже не думай об этом. И если главная цель – твоя безопасность, ты должен держаться за неё, - выдыхает Джонин и вдруг хмыкает. - Какой же бред! Ты думаешь, будучи со мной в одной стране, в одном городе, даже если им удастся обеспечивать твою безопасность, мы сможем хотя бы элементарно видеться?       - Нет, - Джунмён отрицательно качает головой. – Открыто – нет, - повторяет он. – Не забывай условия, это не просто обеспечение безопасности. Я официально и открыто предаю свой дом мафии.       - Чтобы в итоге быть рядом, но не со мной, - Джонин трёт переносицу. – Я уже не уверен, что игра стоит свеч.       - Пусть лучше так, - Джунмён невпопад кивает. – Кто знает, как бы ещё мне пришлось возвращать долг. Я не знаю, как и что будет в «Утопии», но так, как они получат информацию от меня, я так же получу её от них. И только Богу известно, как я смогу ею распорядиться или против кого использовать.       - Я напоминаю – ты не засланный! – голос Джонина звучит строго, почти грозно. – Если ты уедешь на Бали сейчас, ты будешь далеко. И вероятность возможности моего приезда – мизерная.       - Нулевая, - уточняет Джунмён.       - Нулевая, - соглашается Джонин. – Если ты останешься, то только по средствам «Утопии», потому что по решению Совета ты должен уехать. Я не знаю, где ты будешь и с кем. Кто и как будет гарантировать тебе безопасность. Я запрещаю, ты слышишь, - Джонин смотрит грозно. – Запрещаю намеренно выведывать и пытаться передать информацию. Ни в коем случае ты не станешь подвергать себя опасности! – Джонин ловит за подбородок, глядя в глаза и не позволяя отвести взгляда. – Я не знаю, смогу ли тебя увидеть и не уверен, будешь ли ты в порядке.       - Но вероятность есть, - Джунмён кивает. – И она больше нулевой. Джонин выдыхает, чуть хмурясь, следом прикрывает глаза, сдаваясь.       - Иди ко мне, - шепчет в любимые губы. Джунмён чувствует, как стремительно сильные руки обхватывают его за талию, буквально вытягивая с кресла, и охает от неожиданности, когда Джонин усаживает его на свои бёдра лицом к нему и следом дёргает рычаг положения кресла на себя, от чего спинка падает вовсе.       - А мы не опоздаем на самолёт? – улыбается Джунмён, упираясь ладонями в его грудь.       - Не опоздаем, - с ухмылкой отзывается Джонин, вновь обхватывая за талию и прижимает его к себе, спешно затягивая в поцелуй, едва Джунмён наклоняется к нему. Воздух в машине мгновенно электризуется. Джунмён прикусывает губу, заглушая стон, обнимает за плечи, чувствуя влажные поцелуи на своей шее, пока его пальцы спешно выпутывают ремень чужих джинс из пряжки и то же делает с его брюками Джонин. Следом чуть приподнимает кресло, оказываясь почти напротив, и Джунмён больше не тянется за поцелуем, опираясь о сильные плечи, чувствуя, как сильно Джонин обхватывает за талию, так, что трещат рёбра, чтобы слегка приподнять его и, помогая рукой, посадить уже на себя. Несколько мгновений единения происходит без единого звука, глаза в глаза, разделяя одно дыхание на двоих. Затем Джунмён расслабляется окончательно и ведёт бёдрами, получая в награду расширенные зрачки и сбитое дыхание. В тесноте машины, жадно ловя каждый полувдох и стон друг друга, в страхе скорой разлуки или в страхе лишиться вовсе, прижимаясь максимально близко, не позволяя себе разрывать зрительного контакта и контакта кожи, чувствуя любимые поцелуи и млея от ласковых прикосновений. Джунмён позволяет себе выдохнуть с облегчением только несколько мгновений спустя, как всё заканчивается. Он всё ещё сидит у Хозяина на бёдрах, крепко обнимаемый его руками, держится за его плечи и чувствует его сбитое дыхание куда-то в свою шею, перебирая его волосы.       - Бедная твоя спина, - зовёт негромко, нарушая тишину, с мягкой улыбкой, наглаживая по спине вниз вдоль позвоночника к пояснице.       - Не страшно, - отзывается Джонин. – Она и не такое выдерживала. Ей не привыкать. Джунмён кое-как оказывается в своём кресле. Бросает в Джонина пачку мокрых салфеток, приводит и себя в порядок, поправляет одежду и волосы и просто полулежит в кресле рядом, отвечая на взгляд любимых тёмных глаз, пряча пальцы в его ладони.       - Мы должны ехать. Джунмён бросает короткий взгляд на бортовой компьютер машины, вздыхая.       - Должны. Джонин целует внешнюю сторону его ладони и заводит машину. До пункта их назначения совсем недалеко. Это объездная часть трассы на Инчон, в сторону аэропорта. Здесь небольшой карман, и что самое важное, ни одной камеры настолько, чтобы запечатлеть происходящее. Едва осторожно притормаживает, Джонин уже видит ожидающую впереди в кармане машину. Повисает тишина. Джунмён выжидающе смотрит на него, ощущая чужие горячие пальцы, обхватившие его коленку, и ждёт. Он, уже не пристёгнутый, спешно выбирается из машины, забирая ключи из зажигания и прежде, чем сам Джунмён успевает отстегнуться, блокирует двери брелоком.       - Оставайся в машине. Джунмён вздыхает, наблюдая, как Хозяин двигает к ожидающей машине. Мгновенье спустя оттуда показывается человек, мужчина, но как понимает Джунмён следом, присмотревшись, скорее ещё юноша. Он почтенно кланяется, видя Джонина, и они что-то обсуждают. Джонин, заметно, на взводе, человек же довольно спокойный и сдержанный, отвечает на вопросы Джонина слаженно и терпеливо. Проходит ещё, кажется, бесконечное количество времени прежде, чем человек возвращается в машину, и та вдруг уезжает, но недалеко, а тормозит в нескольких метрах впереди, в начале кармана. Джонин двигает к нему, открывая машину, а следом и его двери, протягивая ему руку, чтобы помочь подняться.       - Что происходит? – тут же интересуется Джунмён, цепляясь за его ладони, желая удержать возле себя, но Джонин обходит машину и забирает из багажника его сумку, водрузив на капот, да вырастает напротив. – Джонин! – настаивает Джунмён и смотрит немного недоверчиво, насторожено.       - Ничего, - Джонин вздыхает и вдруг сгребает его в охапку, скрывая в своих руках, и зарывается носом в шею. – Пообещай мне кое-что.       - Что-угодно, - согласно кивает Джунмён, обнимая широкие плечи в ответ и слегка приподнимаясь на носочки, чтобы в полной мере его обнять.       - Ты будешь осторожен, чего бы или кого бы это не касалось. Будешь осмотрителен и внимателен и не будешь наживать себе врагов из-за своего неумения сдерживать эмоции и нрав, - голос Джонина звучит негромко, но настойчиво.       - Обещаю, любимый, - выдыхает Джунмён тут же, соглашаясь с каждым словом.       - Хорошо, - Джонин отстраняется, всё ещё крепко держа его за талию, и следом ловит кончиками пальцев за подбородок. Джунмён вновь приподнимается на носочки навстречу, целуя первым. – Я люблю тебя.       - Знаю, - Джунмён кивает, прижимаясь лбом к его груди. – Я тоже тебя люблю. Выпускать его пальцы из своих, когда он забирает сумку, физически больно. Он словно боится моргать и сделать шаг прочь. И пока идёт к чужой машине, несколько раз оборачивается. А Джонин пытается насмотреться, потому что не знает, когда эти мгновенье любования достанутся ему ещё и достанутся ли теперь вообще.       - Господин Ким! Джунмён чуть подозрительно прищуривается, когда видит у машины, едва подходит, того самого юношу, с которым разговаривал Джонин. Юноша указывает открытой ладонью на охранника, который, кланяясь, забирает из его руки сумку и следом открывает перед ним двери заднего сидения чёрного седана. Кажется, Мерседес. Когда он оказывается в салоне, юноша тут садится рядом через другую дверь, а охранник занимает соседнее с водителем кресло, пристёгиваясь. И едва машина трогается с места, Джунмён вдруг в полной мере понимает, что происходит. Джонин был прав, формулируя совершенно точно – его попросту забирают прочь от него неизвестно куда и зачем, без знания о том, каковы будут или могли бы быть последствия; непонятно – с какой целью и с каким подтекстом. Но во всей этой неизвестности пугает совсем не это. Нет. Об этом Джунмён не думает вовсе. Больше всего его пугает отсутствие Джонина рядом в его жизни. Машина трогается и Джунмён успевает обернуться, чтобы взглянуть ещё раз через стекло заднего вида на знакомый тёмно-бардовый Крайслер и сидящего на капоте Хозяина, силуэт которого словно растворяется в воздухе по мере того, как машина отдаляется. Следом тянется неосознанно к монетке подвески на своей груди, спрятанной под рубашкой, проводя по ней пальцами, чтобы немного прийти в себя. Затем переводит взгляд на сидящего в другом конце машина человека.       - Что интересного расскажите? – интересуется он мягко.       - Меня Чондэ зовут, - отзывается юноша, добродушно улыбаясь. Сидя к нему довольно близко, Джунмён понимает, что он уже не юноша, но довольно младше его самого. – Я – правая рука главы нашей организации, и пока шефа нет в стране, я введу вас в курс дела, отвечу на все ваши вопросы и постараюсь сделать ваше пребывание в «Утопии» комфортным. Джунмён, не находя, что сказать, молча кивает так, словно у него выбор есть и кто-то спрашивает, чего бы он хотел.       - Я так понимаю, - помолчав, решает всё-таки поинтересоваться, – вашего шефа я узнаю лишь тогда, когда он вернётся в страну?       - Да, - Чондэ согласно кивает. – Он бы хотел встретить вас лично. Это всего на неделю – не больше.       - Чондэ, - Джунмён хмыкает, вдруг вспоминая о последней просьбе Джонина. – Чем вам так не угодил дом мафии?       - Об этом вы поговорите с шефом, - спокойно отзывается собеседник.       - То есть конкретно у вас претензий к нему нет? – Джунмён вопросительно заламывает бровь.       - У меня личная обида на дом мафии, - отзывается Чондэ, отворачиваясь к своему окну и таким образом давая понять, что говорить на эту тему он больше не намерен. Джунмён вновь хмыкает, но делает так же. Мелькающий вскоре город за окном довольно успокаивает. Машина несколько раз петляет с одного муниципального округа в другой и когда Джунмён, наконец, замечает это, вдруг понимает, зачем: либо, чтобы сбить с толку его; либо, чтобы оторваться от хвоста, если такой есть; или же действительно максимально сымитировать, что это она, «Утопия» забрала его, а не Джонин отдал его добровольно. От этого тошно более всего. Джунмён буквально чувствовал это сегодня весь день, когда он хранил молчание. Потому что в каждом его непророненном слове, но многозначительном взгляде можно было без труда прочитать, как его угнетает вся эта ситуация.       - Мы почти приехали. Чондэ подаёт голос уже буквально у ворот. Джунмён старается не подавать виду, что ему любопытно, а ещё немного боязно, но это скорее от осознания происходящего в полной мере. Двор, где паркуется машина, напоминает тот, что дома – просторный, зелёный и светлый. Джунмён ещё сидя в машине, замечает слева, между входной дверью и воротами, судя по всему, гаражными плетённый диванчик и пару таких же кресел с кофейным столиком и мысленно ставит себе пометку в голове, что там он наверняка будет проводить больше всего времени. Планировка совершенно отличается от той, к которой он привык. И пока ведёт его к двери, Чондэ, активно жестикулируя, проводит для него небольшую экскурсию. Внутри особняк оказывается совершенно отличным от обычного жилого дома. От того, какой своим привык считать Джунмён за много лет, и где чувствовал себя уютно, тепло и безопасно. Здесь, в особняке есть свой спортзал, как и дома, он тоже на цокольном этаже, но он куда больше и напоминает Джунмёну скорее тренировочный зал в Красном доме, куда они с Хозяином или с Бэкхёном часто выбирались на тренировки. Конференц или переговорный зал, обшитый в тёмное дерево, без труда обнаруживается на первом этаже – Джунмёна в принципе удивляет наличие такой комнаты в жилом доме. Хотя жилым его назвать можно только по наличию нескольких спален наверху, на втором этаже. Атмосфера слегка гнетущая, тёмное дерево, преобладающее в декоре дома, делает его каким-то слегка даже устрашающим, мрачным, спасают только почти панорамные окна кое-где в гостиной, столовой или в коридорах между комнатами, как основной источник света. Джунмён вздрагивает непроизвольно каждый раз, переходя из комнаты в комнату там, куда дневной свет не особо попадает и оранжевый свет лампочек, встроенных в потолок, кажется жутко неявственным. В этом доме так же, как и дома, есть отдельная пристройка с боку у гаража, отданная охране. Наличие такого количества охраны где-то помимо представителей дома мафии значительно удивляет, настораживает и даже пугает.       - Кажется, я видел мансарду, - осторожно роняет Джунмён, когда они с Чондэ в полной мере поднимаются на второй этаж. – Под что отдана эта комната? – договаривает он, когда Чондэ, показательно нажимает на ручку крайней в коридоре от лестницы двери, пропуская его внутрь.       - Это ваша спальня. Джунмён замирает на пороге, окидывая комнату взглядом, и выдыхает с нескрываемым облегчением, потому что мансардное окно занимает добрую часть комнаты, а ещё та не обшита в тёмное дерево, как большая часть дома, оттого тут много света.       - Располагайтесь, - приговаривает Чондэ с порога. – Шеф не ограничивает вас в передвижениях по дому и во дворе. Об остальных ограничениях вы поговорите, когда он приедет. Я позову обедать. Чондэ коротко кивает да исчезает за дверью, буквально бесшумно закрывая ту за собой. Джунмён слушает, как отдаляются его шаги по коридору и снова выдыхает с облегчением. Оставляет свою сумку у кресла под самым окном да плюхается на кровать, складывая руки под головой да рассматривая светлый, орехового цвета потолок. Чувство, что он тут в гостях, что он не на своём месте – тупой ноющей болью отдаёт в висках и груди.

***

Бонмин даёт охране отмашку закрывать ворота и включать сигнализацию да двигает на кухню, чтобы потушить там свет, запереть входные двери, но из гостиной, которую так же проверяет, он вдруг видит полоску света под дверью кабинета и двигает туда. Неуверенно замирает на пороге, переминаясь с ноги на ногу. Следом негромко стучит, нажимая на ручку, и входит, обнаруживая Хозяина за столом в свете одной настольной лампы. Бонмин ожидает увидеть на столе кипу бумаг, компьютер, стакан кофе или виски в такой поздний час да жёлтый конверт, но стол абсолютно пуст, и Хозяин совсем не занимается работой. Закрывая за собой, Бонмин подходит поближе, усаживаясь в кресло против чужого стола и понимает, что перед Джонином на столе один лишь телефон, который тот словно гипнотизирует.       - Хозяин, не спите? – мягко зовёт он, привлекая чужое внимание. – Поздно уже.       - Не сплю, Бонмин-а, - Джонин поднимает на него взгляд от телефона, следом подпирает щёку ладонью. – Всё думаю, как он там? – Джонин вздыхает и Бонмин так же следом – он знал, что последует такой ответ, это было слишком очевидно. – Как засыпает там один без меня? Не мёрзнет? Ужинал? Достаточно ли большое одеяло, чтобы он мог в него закутаться? А над кроватью есть бра, чтобы он мог почитать? Он обожает читать перед сном в постели, - Джонин устало трёт переносицу, через мгновенье вновь устремляя взгляд на Бонмина. - От чего я его защищаю? Что мы делаем? Я уже считаю всё это огромной ошибкой. Они хотели его и получили, а безопасность была лишь предлогом.       - Может и ошибка, Хозяин, - согласно кивает Бонмин. – Но ясно одно: вы – национальный глава и он прекрасно понимает, какая ответственность лежит на ваших плечах. И он принял это решение, в первую очередь, чтобы вас обезопасить, - Бонмин многозначительно кивает, вскидывая брови. – Чтобы дом мафии и город, его жители перестали страдать от проделок тех людей, которым оказалось по силам обеспечить его безопасность. Это замкнутый круг. Бонмин разводит руками, смотрит выжидающе, гадая, что услышит в ответ. Джонин молчит несколько мгновений, затем вздыхает опять.       - У меня плохое предчувствие, - отзывается он. – Чувствую, что всё выйдет совсем наоборот и проблем с «Утопией» мы не оберёмся, только разница в том, что теперь у них есть весомый козырь в рукаве. И этот козырь – мой любимый человек.       - Хозяин, не загадывайте, - мягко советует Бонмин. – У нас тоже есть козырь – ваш любимый человек, - кивает он. – Там, у них. И даже, если он не будет играть за обе команды, мы тоже наверняка знать не можем, какую выгоду от этого в итоге получим.       - Не уверен, хочу ли знать о какой-либо выгоде ему в ущерб. Джонин снова трёт переносицу, откидываясь на спинку своего кожаного кресла, и прикрывает глаза. Бонмин не говорит больше ни слова, оставляя его одного. За окном светает уже совсем скоро. Джонин распахивает глаза, когда понимает, что света уже гораздо больше, чем от настольной лампы, и выключает ту. Привычно проверяет не подающий признаков жизни за всё это время телефон да забирает тот, двигая наверх. Нет уже совсем никакого смысла ложиться спать на пару часов, да и гул в голове уснуть бы вряд ли позволил. Там он снова и снова, непроизвольно, задаётся вопросами, что его волнуют. Каждый, неизменно, о Джунмёне. Накатывающее ощущение отчаяния, схожее с тем, какое бывало, когда ноги не держали вовсе, совсем не перекрывается теперь уже уверенными шагами вверх по лестнице без трости. Джонин входит в спальню, прикрывая за собою двери, и опускается на край кровати, окидывая комнату коротким взглядом. Он бы хотел, чтобы всё осталось как до этого, как было прежде, когда Джунмён собирался и уезжал на Бали. Но оставленные им тут и там вещи так, словно он просто где-то надолго не дома, в этот раз попросту не работают. Не работают от того, что физически он-то как раз не так далеко, морально – так тем более близко, но от того и плещется внутри отчаяние. Осознание того, что он довольно близко, и при этом так ощутимо далеко – создаёт непрекращающийся гудеж в ушах. И тот ощущается так, как угодившая куда-то пуля. Физически. Болезненно и ноющее, с чувством инородного губительного предмета, что попадая, разорвал кожу, мышцы, ткани и кости. И с каждым вдохом это вмешательство ощущается всё сильнее. Помедлив ещё немного, Джонин тянется к чужой подушке, обнимая её следом и пряча в ней лицо. Это совсем не поможет утолить зарождающуюся горькую тоску, но хотя бы отвлечёт от неё пусть на короткое, но всё же время. Бонмин в кухне после душа и натянутого костюма ждёт с большой чашкой кофе и решительным настроем ехать с ним в Центральный. Джонин не противится. За кофе благодарит, с его компанией соглашается. И всю дорогу до Центрального, позволяя Бонмину вести, молча думает о том, что будет говорить, и стоит ли ему говорить вообще. Сейчас он должен искусно солгать так, чтобы оказаться даже жертвой, а не соучастником. Бонмин остаётся в коридоре под Переговорным, сообщая, что будет здесь до конца совещания, если понадобится. И уже во главе стола Джонин посылает Чанёлю благодарный взгляд, потому что говорить начинает тот. И продолжает рассказывать – усталость от бессонной ночи и гудящий рой мыслей в голове, наконец, преодолевают силу кофеина и наваливаются лавиной за раз, ощутимо надавив на плечи. Члены Совета интересуется о деталях происшествия – Джонин отвечает невпопад и в какой-то момент понимает, что ему совсем не надо лгать или играть. То, что он чувствует себя разбитым, уставшим и даже немного потерянным – очевидно. Ибо что бы с ними за все эти годы не происходило, похожей ситуации не было ещё ни разу. Такой, где Джунмён не с ним, и не его. Во всех возможных смыслах этих слов. Бонмин появляется на пороге, наклоняясь к нему, ближе к концу Собрания.       - Хозяин, нужно поговорить, - роняет коротко в ухо. – Касается сами знаете кого. Джонин тут же поднимается со своего кресла, застёгивая на себе пиджак, просит прощения у коллег, выходя вслед за своим начальником охраны из Переговорного, тут же устремляя на него взволнованный взгляд.       - Мне звонил представитель «Утопии», - объясняет он негромко. – Просил пригнать его машину по возможности побыстрее. Он отправил мне гео-метку.       - Будь там внимателен, - кивает Джонин, водружая ладонь на его плечо. – Гляди в оба и попытайся увидеть его, узнать, как он. Может хоть парой слов с ним перекинуться.       - Понял, Хозяин. Бонмин коротко кивает, следом кланяется и спешно уходит по коридору в сторону лифта. Джонин провожает его взглядом и устало прикрывает глаза, выдыхая. Затем закусывает щёки изнутри совсем крепко, чтобы болью немного привести себя в чувство и возвращается в Переговорный.

***

Пронзительно пищат ворота, открываясь. Джунмён кривится, остро реагируя на этот отвратительный звук, и тянется к верхней полке в кухне, чтобы достать чашку и налить в неё кофе. Собираясь двинуть обратно к себе наверх, он бросает короткий случайный взгляд через окно в кухне во двор и вдруг понимает, что обнаруживает там что-то знакомое. Подходя к окну поближе, Джунмён узнаёт свою машину и тут же, едва не роняя чашку, но успевая взять её с собой, устремляется скорее во двор. Чондэ, ожидающий с двумя охранниками во тут же, бросает на него взгляд через плечо и снова смотрит на серебристый Астон, который ровно паркуется. Джунмён, обходя охрану и правую руку шефа «Утопии», усаживается на плетеный диванчик, почти против остановившейся машины, складывая ноги под себя, и просто ждёт. Конечно, он не надеется увидеть Хозяина, но, кажется, догадывается о том, кого может. Из машины появляется Бонмин. Джунмён тут же оценивает отсутствие костюма, но наличие простых джинсы и футболки, и улыбается. Бонмина не часто увидишь в штатском, но от этого он кажется совсем земным и близким, буквально членом семьи. Джунмён снова не сдерживает улыбки, когда едва оказываясь снаружи, Бонмин тут же окидывает двор беглым взглядом, ища кого-то глазами, и вдруг находит. Улыбается в ответ. Джунмён поправляет воротничок своей поло, продолжая улыбаться, и говоря Бонмину таким образом, что рад видеть его не в костюме. Чондэ в это время притягивая ладонь за ключом. Охрана буквально не шевелится, но взгляда с Бонмина не сводит.       - Благодарю вас, - обращается к нему Чондэ. – Вы можете быть свободны.       - Всего доброго! - прощается в ответ Бонмин, следом полноценно поворачивается в сторону Джунмёна, в пол ему кланяясь. - Вверенный. Разгибаясь, он поднимает взгляд и многозначительно вскидывает брови, интересуясь таким образом о том, как он. Джунмён уверенно кивает ему лишь глазами в ответ, убеждая, что всё нормально. Ещё раз склоняя голову в поклоне, Бонмин двигает к калитке, за которой через мгновенье исчезает.       - Зачем она здесь? – интересуется Джунмён вслух, привлекая внимание Чондэ. Тот садится рядом на плетёный диванчик, рассматривая машину.       - Шеф приказал, - отзывается спустя пару мгновений созерцания. – Наши парни её переберут, чтобы устранить систему слежения. Джунмён молча кивает, наблюдая, как охранники открывают капот. В тишине проходит ещё некоторое время. Слышен лишь негромкий скрежет работающих гаечных ключей. Следом один из охранников выглядывает из-за капота, глядя на Чондэ, и отрицательно качает головой. Джунмён хмыкает беззвучно – он знал, что так будет. Знал, потому что каждая машина дома мафии включает систему слежения как часть механизма двигателя, и чтобы устранить её, нужно устранить двигатель. А с ним и амортизатор, и тормоза, и коробку передач, и бортовой компьютер. Итог – минус система слежения – и минус машина!       - Мне жаль, - подаёт голос Чондэ. – Когда вернётся шеф, вопрос о новом средстве передвижения будет решён. А сейчас данный экземпляр надлежит уничтожить.       - Попрощаться могу? – просто интересуется Джунмён, устремляя на Чондэ взгляд. Он молча кивает, даёт отмашку охранникам и те закрывают капот, вручая ключи Джунмёну. Двор пустеет. Джунмён открывает машину и опускается в водительское кресло, устраиваясь поудобнее и прикрывая глаза. И пусть это уже не та, первая, которую он подарил, которую учил водить, она выглядит почти так же за исключением некоторых современных усовершенствований и деталей. У неё такой же салон и его кожа пахнет так же. Погладив рычаг переключения передач, Джунмён тянется к кармашку сверху, чтобы проверить, не забыл ли он чего важного, а оттуда вдруг что-то выпадает. Поднимая со своих коленей, Джунмён обнаруживает старую потёртую чёрно-белую ленту из фотобудки, ту самую, которая до этого пряталась в машине у Хозяина, так же в кармашке. Пряча ленту в нагрудный карман футболки, Джунмён обхватывает пальцами руль, погладив, и спешит скорее выбраться из машины прочь. Этого достаточно. От осознания происходящего на языке горчит. Это ведь просто машина. Неужели «Утопия» должна отобрать у него не только тех, но и то, что он любит? Должна отобрать его воспоминания, ассоциации и аналогии? Отобрать, собственно, всё и всех, кто раньше был самой его жизнью.