Свободный

      - Давай только не до ночи, ладно? – то ли предлагает, то ли просит Чанёль, провожая в прихожей буквально у порога.       - Хорошо, - Бэкхён согласно кивает, подхватывая с комода свою термочашку, другой рукой проверяя ключи от машины в кармане куртки. Чанёль открывает перед ним входные двери и выходит следом во двор, чтобы проводить.       - Может бы не ехал? – предпринимает он ещё одну попытку отговорить. Не со зла, и не из-за волнения. Но настроение Бэкхёна в последние дни ни к чёрту и меньше всего Чанёлю хочется провожать его в том же состоянии, в каком и встречать. – Будете сидеть вместе со старшим воспитателем, хандрить. Чанёль разводит руками, когда Бэкхён устремляет на него слегка обиженный взгляд уже буквально у машины.       - Ему тоже нужна поддержка, Чанёль, - объясняет Бэкхён. – Его тоже нужно успокоить и сказать, что всё будет в порядке.       - Если бы мы сами были так в этом уверены! - Чанёль вздыхает и следом сгребает его в охапку, зарываясь носом в волосы на его макушке. Бэкхён прячет лицо в его шее, обнимая поперёк спины за поясницу в ответ. – Привет передавай.       - Передам. Бэкхён целует под ухом на прощание да скрывается в машине. Быстро заводится. Уезжает. Комфортная осень. Та самая, любимая, не жаркая, как лето, а свежая, но приятная. Та самая, которую так приятно разделять в солнечные дни с большим стаканом кофе, солнечными очками на носу и лучшим другом. Такая же, как и прежняя – без него. На одном из крупных светофоров Бэкхён смотрит на свою термочашку и отчего-то непроизвольно вспоминает их последний вечер перед первыми общими Смотринами. Тогда, когда его Воробушек был выбран во Вверенные. Вспоминает, как они прятались в беседке, сделав запасы любимых закусок, как жались ближе друг к другу, греясь в тот дождливый вечер, как обсуждали своё будущее, пили некрепкое сладкое вино и мечтали, что станут счастливыми. На следующий день, когда Джунмёна выбрали на их первых Смотринах, Бэкхён решил, что потерял его навсегда. Но ошибался. Когда в конце его Синодического они крепко поссорились из-за его ревности к Джонину, Бэкхён думал, что потерял его навсегда. Но ошибался. Старший воспитатель разбудил его в следующую ночь после, как Джонин выбрал для него ханбок. Привёл в свой кабинет, не читая моралей о том, что они должны помириться, или что это их последний полноценный день вместе. Воспитатель Ли сказал, что Джонин выбрал для него ханбок, и спросил, не хочет ли Бэкхён его увидеть. Бэкхён тогда заволновался. Конечно, он хотел. Очень. Хотел, но уточнил на всякий случай, почему воспитатель Ли спросил именно у него. Тот помедлил чуть, затем улыбнулся своей самой тёплой отцовской улыбкой и ответил. Его слова Бэкхён помнит до сих пор, много лет спустя. Он сказал, что, возможно увидев, как его ценит Хозяин, Бэкхён бы понял, что ценит его не меньше, а потому так ревнует, а потому так не хочет его отпускать. Бэкхён больше не медлил в ту ночь. Лишь согласно кивнул. Воспитатель Ли отвёл его в Шёлковую комнату. Ханбок уже ждал в чехле против двери. Воспитатель Ли разрешил взглянуть. Бэкхён расстегнул совсем немного, едва увидел воротник – тут же заулыбался, обернувшись к старшему воспитателю. Он сказал, что знал. Знал, что именно этот. Он не сомневался ни на мгновенье с того момента, как воспитатель Ли рассказал им о нём впервые. Знал, потому что всегда был уверен, что человек, который всю жизнь был его семьёй – особенный. И что его должны также особенно полюбить за то, какой он. За что-то и просто так. Когда он уехал назад в Дом смирения после его Посвящения, Бэкхён думал, что потерял его навсегда. Но ошибался. Когда сбежал из дому во время своей процедуры проверки, Бэкхён думал, что его и Чанёля он потерял навсегда. Но ошибался. Когда Джунмёна ранили на съезде, когда выкрали и когда он сказал, что больше не хочет быть Вверенным – Бэкхён думал, что потерял его навсегда. Но ошибался. Когда он уговорил Хозяина принять его правило и уехал на Бали, Бэкхён думал, что потерял его навсегда. Но ошибался. Когда он нарушил собственное правило и приехал. Когда Бэкхён узнал его на лавке в парке у Хангана, он так испугался, что может потерять его навсегда, что следом позже очень обрадовался, что ошибался. А теперь вот он не знает, чего ему боятся, и не знает, что думать, и не знает буквально ничего. Джонин сказал, он в порядке. Бэкхён не верит. Видел по глазам, когда они встретились взглядами уже на выходе, как разъезжались. Уверен, Джонин тоже понял это, но солгал, чтобы не тревожить. Ибо и сам видит, что он НЕ в порядке. И что не в порядке каждый из них. Каждый, кому он дорог и кто тревожится о нём и его состоянии. Во дворе Дома смирения довольно пустынно. Бэкхён паркуется внутри, приветственно кивая охране у ворот, да двигает внутрь. Кабинет пуст. Бэкхён растерянно рассматривает его да идёт через длинный широкий коридор к заднему двору на лавку. Воспитатель Ан обнаруживается там. Бэкхён не здоровается. Молча усаживается рядом да мостит голову на чужом плече, ныряя под руку. Воспитатель Ан совсем по-отцовски прячет его пальцы в своих. Вздыхает. И также продолжает молчать.

***

      - Ёль! Дверь его кабинета в Центральном открывается снаружи даже как-то слегка агрессивно. Чанёль с лёгким недоумением наблюдает за появляющимися на пороге Хозяевами Каннамгу и Тондэмунгу.       - Привет! - он поднимается со своего кресла навстречу, чтобы поздороваться с Ёном и с Сухёном и жестом предлагает им присесть. – Где ещё одного потеряли?       - Хань конверт сдаёт, сейчас будет, - объясняет Сухён. – У нас тут назрела одна версия…       - Не у нас, - уточняет Ён. – У Вверенных!       - Мне как-то уже страшно, - Чанёль чуть хмурится, следом улыбается. – Выкладывайте!       - Ёль, нас-то полегче провести, как и всех в совете, но не Вверенных. Они знают Мёна, знают Бэка довольно хорошо, чтобы прекрасно понимать, когда те юлят, или не договаривают, - рассказывает Сухён.       - Я что-то пока не понимаю, - Чанёль отрицательно качает головой.       - Национального Вверенного не забирала «Утопия», ведь так? – прямо интересуется Ён, Хозяин Шина, уставая ходить вокруг да около. – Вы его намеренно им отдали.       - Ну да, - кивает Сухён. – Вот, собственно, и теория Вверенных.       - Я надеюсь, никто из совета больше такими вопросами не задавался! Чанёль вскидывает взгляд, обнаруживая на пороге Ханя. Тот закрывает за собой двери свободной рукой, пока в другой у него большая квадратная подставка с четырьмя стаканами кофе. Он ставит её в центре стола, получая благодарные доброжелательные взгляды, и опускается в оставленное для него кресло, забирая последний свой стакан.       - Сэхун, кстати, додумался, - уточняет Ён, кивая на Ханя. – Наши только предположили, что всё не так просто.       - Это было так очевидно? – Чанёль хмурится, делая глоток из своего стакана.       - Нет, - Хань отрицательно качает головой. – Просто мы вместе обсуждали происходящее в столице, и Сэ предположил, что если за всем этим может стоять «Утопия», то почему они не могли потребовать национального Вверенного якобы в обмен на то, что всё это в столице прекратится.       - Всё не так, - Чанёль вздыхает, потерев висок свободной рукой. – Ваши Вверенные правы, - кивает он. – Но суть не в этом, - столичный глава тянется к своему телефону. – Мне нужно тут, в Центральном ещё разобраться с парой дел, а вы забирайте Вверенных и езжайте к Национальному. Встречаемся там в полдень. Он всё объяснит. Хозяева переглядываются, уходят. Чанёль крутится в своём кресле, поворачиваясь к окну. Серьёзных последствий их общего решения, как таковых, ещё не было, но задействовано уже столько людей, что теперь держать всё в тайне нужно особо тщательно.

***

      - Вы разговаривали? Джонин заменяет кофейную чашку в руках Бэкхёна на стакан виски и садится рядом с ним на кожаный диван в своём кабинете.        - С тех пор, как Мён рассказал ему план, – нет! – отвечает Бэкхён. – Мне кажется, это глубоко впечатлило его.       - Ещё бы, - Джонин качает головой. – Он ни о чём не спрашивал?       - Нет, но… - Бэкхён слегка мнётся, следом нервно улыбается, но совсем горько. Джонин видит заметную тоску в его глазах. – Что бы я мог ему ответить, даже, если бы он и спросил? Разве я сам обладаю какой-то информацией полноценно? – Бэкхён хмыкает, поднимаясь с дивана, расхаживая по кабинету перед Джонином. – Он бы спросил, как у него дела, и что бы я сказал? Хорошо? – солгал бы. Нормально? – не меньшая ложь. Плохо? – и кому бы из нас всех от этого стало легче?       - Никак, - уточняет Джонин, вздыхая, и поднимает на Бэкхёна взгляд, глядя чуть виновато. Он не хотел говорить, не хотел рассказывать об их разговоре на лестничной площадке до последнего. Потому что сам ещё не разобрался до конца в его словах. Потому что Бэкхён сожрёт себя живьём от волнения. Потому что все они и так взволнованы, и он просто хотел, чтобы так сильно, как ему, больше никому не болело. – Он сказал мне, что он никак. Бэкхён, выслушав, тоже вздыхает, зажмуриваясь на несколько мгновений.       - Джонин-а, расскажи мне, что он говорил, прошу! – Бэкхён вновь опускается на диван рядом, на сводя с него взгляда. Джонин делает глоток из своего стакана, собираясь с мыслями.       - Мало говорил, спешил, - начинает осторожно. – Сказал, что мы очень многого о них ещё не знаем, что «Утопия» гораздо сильнее, чем нам кажется. Сказал, что способ их защиты – шантаж.       - Это всё? – нетерпеливо зовёт Бэкхён.       - Бэк, он сказал, что многие вещи, которые мы считали, дела рук Бейджина, на самом деле совершила «Утопия». В кабинете повисает тишина. Бэкхён снова зажмуривается, выдыхает пару раз, чтобы взять себя в руки.       - Джонин-а, забери его! – выдыхает следом, не сдерживаясь. – Забери его оттуда силой! - Джонин также выдыхает совсем устало, устремляя взгляд в потолок. – Что? – уточняет Бэкхён следом.       - Я предлагал, - отзывается. – Он сказал, что они его так просто не отпустят, он уже знает слишком много. И не хочет, чтобы кто-то пострадал из-за него.       - Филантроп чёртов! – Бэкхён всплескивает руками, снова поднимаясь с дивана, чтобы совладать с эмоциями.       - Как оказалось, Минкю тоже ко всему этому причастен, - добавляет Джонин следом. – Вот на кого бы я точно не подумал.       - Эта маленькая дрянь сдала его дому мафии! – Бэкхён фыркает.       - Да, как раз об этом он рассказал, - Джонин кивает. – Что предложили таким образом от него избавиться.       - Кто знает, когда мы теперь увидим его снова, - Бэкхён в очередной раз опускается на диван. – В каком состоянии он будет, получится ли хотя бы парой слов с ним перекинуться и, главное, чем это будет чревато и нам и, в первую очередь, ему.       - Завтра совещание Совета, - напоминает Джонин. – Думаю, будут вопросы.       - И претензии, - добавляет Бэкхён, глядя на него.       - Само собой, - Джонин кивает согласно.       - Только я вот чего не понимаю: если совет не в курсе, как всё было на самом деле, в чём суть претензий? Они позволили ему остаться до твоего полного выздоровления и ни они, ни мы знать заранее не могли, как нагрянет «Утопия». По их мнению, они забрали его силой, так в чём тогда твоя вина?       - Бэк, какая главная обязанность Хозяина по отношению к Вверенному? – задаёт наводящий вопрос Джонин, чтобы мягко подтолкнуть к ответу. Бэкхён задумывается всего на мгновенье, следом хмурится:       - Зараза! - фыркает он недовольно. – Обеспечивать безопасность, конечно!       - С чем я, собственно, и не справился.       - Не наговаривай на себя, - отмахивается Бэкхён. – Мы пытались обезопасить и сохранить ему жизнь. И то, что аргументы Ёля и мнение самого Мёна окажутся более убедительными – никто заранее знать не мог, - Бэкхён разводит руками. – Да и какая разница, знал бы Совет правду или нет? Он пошёл туда добровольно с одной единственной целью – уберечь столицу, страну, дом мафии, людей, нас. А не для того, чтобы нарушить правила и остаться в столице к тебе поближе. «Поближе», - хмыкает Бэкхён невесело. – Это сейчас не самое подходящее слово для сложившейся ситуации.       - Хозяин! – Бонмин негромко стучит, следом заглядывает в кабинет. – Каннамгу, Тондэмунгу и Кансогу здесь, - информирует он и следом устремляет взгляд на Бэкхёна. – И Столичный тоже. Бэкхён с Джонином переглядываются, последний поднимается, выходя встретить.       - Проходите в гостиную! – Бонмин приветственно кланяется, указывая рукой в нужном направлении. Его голос слышится из прихожей.       - Национальный, - здоровается Хань, видя его. – Мы так нагрянули, без приглашения.       - Я их прислал, - перебивая, обходит Ханя Чанёль и следом забывает, что хотел сказать, потому что видит отсюда, из гостиной выходящего из кабинета Джонина Бэкхёна, который тоже видит его, двигая навстречу. Когда все шестеро приехавших, не считая Чанёля, располагаются на большом диване, Бонмин предлагает что-нибудь выпить. Джонин занимает одно из кресел так, чтобы его было видно и слышно, Бэкхён занимает другое и манит Чанёля к себе рукой, чтобы разделить то с ним. Когда Хозяин усаживается рядом на быльцу, Бэкхён вскидывает на него взгляд, но Чанёль смотрит вовсе не на него, а вперёд перед собой.       - Чем обязан? – зовёт Джонин, когда всё внимание всецело переключается на него.       - Национальный глава, у нас есть версия по поводу хёна, - негромко отзывается Сэхун, следом по очереди глядя на остальных присутствующих.       - Они догадались, Джонин-а, - подаёт голос Чанёль. – Я прислал их, чтобы они услышали правду, так сказать, из первых рук.       - А сам подтвердить и рассказать ты не мог? – негромко, только ему слышно интересуется у него Бэкхён, вновь вскидывая на него взгляд, и Чанёль снова не реагирует.       - И какова версия? – Джонин смотрит на Сэхуна, следом на Шина и Минхо. Чанёль кивает Сэхуну, позволяя говорить.       - Хёны предположили, что с «Утопией» не всё так просто. Что Джунмён-хён бы так не попался, а Хозяин бы его так без боя не отдал, и я подумал… - Сэхун чуть мнётся, следом переглядывается со своим Хозяином, который так же уверенно кивает ему, накрывая его ладонь своей, чтобы тот не волновался. – Подумал, что, возможно, хён ушёл туда сам. Может для того, чтобы никто в столице больше не пострадал, - Сэхун пожимает плечами.       - Это правда? – уточняет Ён.       - Правда, - кивает Джонин. – Они оказали ему услугу, помогли незаметно оказаться в столице, когда ему это нужно было. В ответ потребовали услугу от него – он уходит из дома мафии и примыкает к ним. Они гарантируют его безопасность, а мы не сталкиваемся с последствиями его отказа, если бы таковой был. Это всё.       - И он согласился на это? – переспрашивает Минхо, подозрительно прищуриваясь.       - У него не было выхода, - вступается Бэкхён и Минхо переводит взгляд на него. – Мин, ты разве не знаешь, как развито у него чувство вины?       - Знаю, - Минхо вздыхает. – Но не похоже, что теперь «Утопия» оставит нас в покое.       - Не оставит, - отрицательно качает головой Джонин. – Мы не можем знать, что было бы, откажись он, и мы неизбежно столкнёмся с последствиями его пребывания там. Но пока он там в безопасности и в столице всё спокойно, я намерен до последнего делать вид, словно ничего не происходит. Джонин просто разводит руками, переглядываясь с друзьями.       - Значит, наша цель, - кивает Сухён. – Сделать так, чтобы об истинной причине происходящего не узнал никто за пределами этой комнаты. Джонин выдыхает с облегчением:       - Благодарю, господа!

***

      - Мы на связи! Столичные уезжают последними. Бэкхён машет на прощание уже у машины Хозяина да прячется в салоне. Бонмин даёт отмашку открывать ворота после, как Чанёль усаживается за руль и пристёгивается, уезжая из чужого двора.       - Может это и хорошо, что наши знают, - подаёт голос Бэкхён уже в машине. – Заедем за кофе?       - А ты откуда там взялся раньше всех? – уточняет Чанёль.       - Приехал утром, – просто отзывается Бэкхён.       - На такси? – переспрашивает Чанёль.       - Да, - Бэкхён кивает. – Знал, что буду пить. Будем пить.       - Ясно. Чанёль сухо кивает, глядя перед собой.       - Чанёль, он – мой лучший друг. Мы всю жизнь вместе с раннего детства, - напоминает он.       - Я это знаю! – перебивает Хозяин.       - Я хотел узнать, о чём они говорили, и поддержать Джонина, - объясняет Бэкхён, следом хмыкает. - Ты что, ревнуешь?       - Нет, - Чанёль отрицательно качает головой.       - Я выполнял твои функции, - добавляет следом Бэкхён. – Своего лучшего друг должен был поддерживать ты. И меня тоже. А в итоге я поехал к человеку, который сейчас понимает меня максимально, и которому так же, как и мне, страшно, тревожно и больно. И просидел с ним три часа в кабинете, пытаясь успокоить друг друга.       - Бэкки, тебе не нужно оправдываться, - Чанёль, наконец, выдыхает, расслабляясь и накрывает его ладонь своей на ближайшем светофоре, устремляя на Вверенного взгляд. – Я всё понимаю, - кивает он. – Вам обоим тяжело и неудивительно, что вы ищите поддержки друг у друга. Ну не дурак же я полный – ревновать тебя к лучшему другу, старшему Хозяину и своему шефу, правда? – закидывая руку ему на плечо, Чанёль притягивает поближе, чмокая в щёку. – Может я Джонина ревную, ты не подумал? – усмехается он следом.       - А ещё утверждаешь, что не дурак! – Бэкхён фыркает, следом улыбается, поворачиваясь в его сторону и прижимаясь следом к его губам коротким поцелуем. – Следи за дорогой, - просит он, усаживаясь в своём кресле ровно. Спустя пару кварталов Чанёль сворачивает в центр, чтобы выполнить просьбу про кофе, и посматривает через своё окно в поисках места, где можно будет остановиться, когда Бэкхён вдруг вытягивается по струнке в своём кресле. Он припадает к окну и на ходу, видит Чанёль, спешит отстегнуться.       - Тормози! Тормози! Тормози! Тут же выполняя его просьбу, он наблюдает, как Бэкхён спешно выскакивает из машины, бегом направляясь к двери кофейни, у которой он останавливается – одна из его любимых, кстати, но присматриваясь, понимает, что дело совсем не в кофейне. Бэкхён замечает что-то, чего поначалу не видит он. Вернее кого-то. Преодолевая расстояние до входа в пару шагов и полностью игнорирую дождь, который льётся на голову, Бэкхён оказывается внутри и тут же шагает в необходимую сторону, потому что ещё у тротуара, близко к которому расположена кофейня, через огромное панорамное окно он узнаёт знакомый профиль и знакомую куртку на плечах, и тут же рвётся навстречу. Замирая рядом у витрины с десертами, Бэкхён устремляет взгляд через стекло, словно что-то выбирает и шагает вправо совсем незаметно, прижимаясь плечом к чужому, продолжая глядеть перед собой. Джунмён вскидывает взгляд, намереваясь извиниться, и вдруг узнаёт его. Тут же опускает глаза обратно к витрине, но, видит Бэкхён боковым зрением, улыбается.       - Как ты? – зовёт он шёпотом, едва шевеля губами. Джунмён едва заметно, осторожно качает головой, осторожно кивая куда-то назад, давая понять, что он не один и ему нельзя, и Бэкхён, глядя, куда указывают, замечает в углу кофейни чуть левее двери высокого мужчину в тёмном костюме. – Я буду задавать вопросы – «да» или «нет». Моргай, как воспитатель Ли нас учил, - так же тихо продолжает Бэкхён, поглядывая в сторону охранника, и тут же роется в карманах своей куртку в поисках бумажника. Мысленно радуясь, что очередь к кассе довольно большая, Бэкхён на мгновенье собирается с мыслями и вынимает бумажник из кармана довольно размашисто, задевая чужие пальцы также с бумажником рядом. Джунмён снова прячет улыбку. – Ты познакомился с главой? – Джунмён моргает раз, отвечая таким образом «нет». – У тебя всё хорошо? – Джунмён моргает дважды, как «да». – Врёшь? – Бэкхён рискует поднять на него короткий взгляд. Джунмён прячет улыбку и моргает дважды. – Ты в безопасности? – снова два раза. – У тебя всё есть? – Джунмён моргает дважды, делая шаг вправо в очереди и Бэкхён делает так же. – Хочешь, чтобы он силой тебя забрал? Джунмён с ответом медлит, вскидывает на Бэкхёна возмущённый, почти яростный взгляд, следом моргает один раз, так же спешно опускает голову.       - Мы очень переживаем, - Бэкхён теряется с тем, что хочет ещё спросить, и берётся шёпотом тараторить, чтобы успеть рассказать всё. – Сегодня были наши, они всё знают, Сэхун додумался. Джонин говорил с Минкю. Завтра совещание Совета. Мы жутко соскучились. Мы не знаем, ни как ты, ни что ты, плохо понимаем происходящее и… Бэкхён договорить не успевает. Джунмён на мгновенье сжимает его пальцы и следом шагает к кассе, оказываясь против бариста. С другой стороны от него вырастает пришедший с ним охранник.       - Может у вас есть разбить? – пытливо интересуется Бэкхён у того, протягивая в его сторону руку с крупной купюрой, когда охранник устремляет на него подозрительный взгляд. Его лицо вдруг смягчается от заданного вопроса, и он кивает, потянувшись ко внутреннему карману своего пиджака, чтобы достать бумажник. И когда он делает это, Бэкхён замечает на его груди под левой рукой кобуру с пистолетом. Отводя взгляд, чтобы не смотреть туда, он благодарит за услугу. Джунмён заказывает мокачино с двойными сливками и карамелью и ожидает чуть правее от кассы, пока напротив бариста замирает Бэкхён. Он берёт капучино и вдруг ловит себя на мысли, что Джунмён ненавидит сливки в кофе и никогда не позволит испортить его латте шоколадом, а потому опускает голову пониже, улыбаясь. Джунмён, понимая, что он понял его задумку постоять рядом с ним на кассе подольше, делает так же, словно закашлявшись и прячась за рукой. В момент, когда его напиток готов, он благодарит и уходит, а Бэкхён оборачивается через плечо от кассы совсем неприкрыто, провожая его взглядом. Когда забирает свой капучино, собираясь уходить, у двери, где до этого был охранник Джунмёна, уже ожидает Чанёль. И он смотрит так понимающе и так снисходительно, что Бэкхён подходит поближе, плюхаясь в его руки и прижимаясь щекой к его груди, да обнимает одной рукой поперёк спины под пиджаком. Хозяин вздыхает, целуя его в лоб, следом обнимает за плечи и ведёт к машине. Бэкхён всю дорогу домой молчит, пьёт свой кофе и смотрит в окно.

***

      - Сэ, ты на погоду вообще смотришь?! Хань выскакивает во двор, когда замечает через окно в гостиной Вверенного на лавочке снаружи. И хотя над той есть небольшой тент, от проливного дождя он мало спасает. Поэтому едва видит уже порядком продрогшее высокое худющее тельце, тут же двигает в прихожую, спешно хватая зонт, и выбегает к нему.       - Пошли! Не дожидаясь того, что он скажет, Хань сжимает пальцы на чужом запястье и с силой тянет на себя, без труда сдёргивая Сэхуна с лавки. Следом обхватывает за плечи, пряча под зонтом, и ведёт обратно в дом. В прихожей они оставляют зонт и обувь. Сэхуна садят на диван в гостиной и накидывают на плечи здесь же на диване рядом лежащий плед. Хозяин опускается рядом, вновь обхватывая за плечи и растирая те, чтобы немного согреть. Тонкие длинные пальцы ледяные и мелко дрожат.       - Ну чего ты? – зовёт Хань, заглядывая ему в лицо и следом ероша чуть сырую чёлку. Сэхун вздыхает, но ничего не говорит. – Иди сюда. Хань опирается о спинку дивана и тянет его за плечи к себе, не размыкая рук, следом прижимает покрепче к своей груди, понимая через мгновенье, что Сэхун поджимает под себя колени, пытаясь свернуться в калачик, и жмётся ближе, пряча продрогшие пальцы в кармане его худи на животе.       - Хань, - зовёт младший спустя несколько, как кажется, бесконечных мгновений в тепле, чувствуя, как начинает согреваться. – Знаешь, это страшно.       - О чём ты? - Хань опускает на него взгляд.       - Я понимаю хёна, - Сэхун вздыхает. – У него не было выбора. Он сделал это, потому что так нужно было. Пожертвовал собой. Отдал себя чужим людям как военный трофей, не зная, что его ждёт впереди.       - А, ты об этом, - теперь вздыхает Хань. – Разница всё же есть: за тобой стоял твой дом мафии, а тут же дом мафии стоит против.       - Разве это не страшно? – Сэхун поднимает на него взгляд.       - Сэхун-а, несмотря на твоё совершеннолетие на момент нашего посвящения, ты всё равно был ребёнком. Ты и сейчас ребёнок, - Хань чуть улыбается, щёлкая по носу. – Я уже очень хорошо это усвоил: воспитатели в Домах смирения сдувают с мальчишек пылинки, поэтому вы такие вырастаете – слегка наивные, мечтательные, верящие, что Хозяин – это ваша судьба, кем бы вы друг другу не приходились. Что он даст всё, чего у вас не было – заботу, безопасность, любовь. Поэтому да, ты был ребёнком. У тебя не было опыта, ты боялся и не знал, чего ждать. Думал, что тебя отдают врагу.       - Меня и отдали врагу, - Сэхун чуть хмурится, перебивая. – Это уже потом… - мнётся он, пряча лицо и отводя взгляд. – Это уже позже ты стал своим, когда доказал дому мафии свою верность.       - А национальный Вверенный, уже учитывая его чин, пробыл в доме мафии много лет – сначала в роли воспитанника Дома смирения, затем в роли Вверенного, и он, я уверен, понимает со всей ответственностью последствия своего решения, - убеждает Хань, кивая. – К тому же, поверь, людей, переживающих за него – достаточно. Одного Хозяина хватит заменить всех, поэтому не накручивай себя. Не сравнивай и не думай об этом – просто делай свою работу и живи, - убеждает Хозяин. – Мы не знаем, какие беды свалятся на дом мафии из-за «Утопии», а то, что это неизбежно – вполне очевидная реальность. Поэтому мы все должны быть готовы действовать быстро и слаженно, а ещё держать происходящее в тайне, как и пообещали национальному главе. Сэхун выслушивает, глядя на него снизу-вверх, пока прижимается щекой к его плечу, и коротко кивает. Повисает пауза. Хань снова ерошит его сырую чёлку и замечая, как у младшего алеют щёки, раскрывает руки, чтобы дать ему возможность отстраниться, что Сэхун и делает уже мгновенье спустя.

***

Этот день приходит довольно быстро, но Джунмён оказывается совершенно к нему не готов.       - Господин Ким, - Чондэ коротко стучится, но войти без разрешения не рискует. – Пожалуйста, спускайтесь. Шеф приехал! Джунмён садится на кровати и чуть медлит – кого он сейчас увидит? Кто ему представится или кому представят его? В прихожей во дворе лёгкая суета и голоса, встретить во двор выходит охрана – Джунмён хмыкает. Если бы охрана прибегала во двор каждый раз, когда Джонин приезжал из Центрального или из командировки, то они бы не работали, а только бегали встречать, туда-сюда. Ещё из прихожей во дворе видна машина, которая едва останавливается, когда и Джунмён выходит во двор. Чондэ шагает поближе, заметно в нетерпении, и открывает двери. Из машины показывается высокий мужчина в тёмно-синем пиджаке. Джунмён вскидывает на него взгляд в тот момент, когда он полноценно оказывается снаружи, и давится вдохом.       - Твою!... Выдыхает вслух, тут же подаваясь вперёд, намереваясь шагнуть ближе, и уже хорошенько беря разгон, занося руку, но на полпути, не позволяя шагнуть так, чтобы достать, за плечи ловят двое охранников.       - Вижу, ты так рад меня видеть! Посмеиваясь с его попытки разукрасить ему лицо, двери машины за собой закрывает никто иной как бывший министр финансов Голубого дома – Ким Донван.       - И как я, дурак, раньше не догадался! – Джунмён пару раз дёргается, но охрана держит довольно сильно.       - Но-но! – Донван снисходительно машет рукой. – Видно решил, что у меня кишка тонка – бросить вызов дому мафии.       - Ты думаешь, теперь моё мнение на этот счёт поменялось? – фыркает Джунмён ему в лицо. – Ты очень опрометчиво поступил, не находишь? Считаешь, что дом мафии тебя не раскроет?       - А я не собираюсь прятаться, Джунмён-а, - просто отзывается он. – Больше нет. Собираюсь действовать во всеуслышанье. Джунмён сверлит его взглядом, но понимает следом, что охранники вдруг отпускают его, шагая в стороны. Он трёт запястья, разворачивается на пятках и двигает прочь со двора в дом.       - С возвращением! – зовёт с улыбкой Чондэ, когда Донван поворачивается в его сторону, добродушно кивая и таким образом здороваясь.       - Чондэ-я, ты ввёл его в курс дела? – интересуется он, двигая в дом, и Чондэ направляется следом, принимая из чужих рук папку с документами, тут же открывая ту, чтобы взглянуть.       - Ввёл, шеф, - отвечает он, отставая всего на пару шагов. – И собрал данные, какие вы просили.       - И с машиной разобрались? – Донван оборачивается через плечо, пока они пересекают холл и следом гостиную на пути в кабинет.       - Разобрались. Уже у самого кабинета Донван разворачивается к нему лицом, чтобы похлопать по плечу одобрительно.       - На тебя всегда можно положиться, - хвалит он. – Позови этого упрямца к обеду вниз, сейчас пусть остынет, - раздаёт он указания. – И Чондэ-я, я бы не отказался от твоего фирменного кофе.       - Понял, шеф! Чондэ довольно кивает, вручая папку обратно в чужие руки, да идёт на кухню. Донван скрывается за дверью своего кабинета. На стене против дверей над большим кожаным креслом у стола почётное место занимает Караваджо в позолоченной раме.