Свободный

Голова гудит с такой силой, что кажется, словно закладывает уши. Джунмён кое-как разлепляет глаза и тут же закрывает опять, прячась от света. Из мансардного окна льются солнечные лучи, окутывая комнату в тепло. Застонав от боли, Джунмён зарывается лицом в подушку и несколько мгновений пытается свыкнуться с головной болью, пока сонное сознание понемногу начинает работать.       - Как самочувствие? Прикусывая щёки изнутри, Джунмён зажмуривается, отсчитывая мгновенье назад, когда раздражение немного спадёт, но вопрос повторяется вновь и Джунмён понимает, что так просто ему не скрыться.       - Чего ты хочешь от меня? – отзывается он из-под одеяла он. – Оставь меня в покое.       - Я спросил, как твоё самочувствие, – уточняет Донван. – Действие седативного уже должно было окончиться.       - И окончилось, - подтверждает Джунмён через мгновенье. – Вместо него вновь усилилось желание придушить тебя собственными руками.       - Джунмён-а, давай поговорим нормально, - Донван, слышно, устало вздыхает. – Обстоятельства не всегда складываются так, как нам угодно и…       - Обстоятельства? – Джунмён резко садится на кровати, тут же почувствовав сильную пульсирующую боль в висках. – Обстоятельства? – уточняет он снова. – Ты хотя бы осознаёшь ценность человеческой жизни? И ты мне рассказываешь, что «Утопия» лучше дома мафии? Дом мафии не экспериментирует с человеческими жизнями. Да, убирает себе неугодных и непослушных, но…       - Но – что? – Донван хмыкает горько. – Не касается обычных людей? Жителей столицы? Какие двойные стандарты! – Джунмён замолкает, опуская голову, дышит сбито несколько мгновений. – Ты обижен, потому что правду узнал. Узнал, что человек, близкий тебе человек пострадал тогда там. Каждый день эту правду узнают близкие люди тех, кого ликвидирует дом мафии. Их жизни не ценны? Они – не люди? – Донван вздыхает. – Мы говорим о двойных стандартах. Я пытаюсь объяснить тебе, что «Утопия» тоже грешна, но и дом мафии таков, а ты видишь только свой драгоценный дом мафии и, ненавидя его всем сердцем, продолжаешь его оправдывать.       - Я не…       - Мне жаль, что так вышло с твоим воспитателем. Я бы уверен, что там тогда никто не пострадал. Я знаю, что «Утопия» порою для достижения своих целей использует те же средства, что и дом мафии. Но ещё я знаю, что если прекратить это сейчас – это не продолжится. Мы на этом остановимся. А дом мафии не остановится, если его не остановить, - рассуждает Донван, следом поднимается из кресла, в котором сидел всё это время. – Чондэ заканчивает с завтраком. После мы едем на тренировку – физическая нагрузка сумеет поставить тебя на ноги. Джунмён ест неохотно, лениво, кусок в горло не лезет, но запах кофе воодушевляет и бодрит. В кухне абсолютная тишина, слышны только чирканья столовых приборов друг о друга. Чондэ тут же за столом возится с какими-то документами, просматривая те, Донван молча пьёт рядом кофе, глядя куда-то в окно. Снаружи прохладно, серо и довольно пасмурно. Прячась в капюшон своей куртки, Джунмён прикрывает глаза, чувствуя, что головная боль, наконец, проходит, и бросает короткий взгляд на Донвана.       - Куда мы едем? – интересуется он.       - Увидишь, – следует ответ. – Я так предполагаю, Хозяин тобой занимался в физическом плане.       - Интересно спросить, о чём ты спрашиваешь, - дёргает Джунмён плечом. – Трижды в неделю у меня были тренировки.       - Вот мы и посмотрим, чему ты сумел там научиться за все эти годы, – Донван кивает.       - А ты не понял ещё? – Джунмён чуть хмыкает.       - Понял я или нет – не важно. Есть такие вещи, как неожиданное нападение, как противник, который крупнее да искусней тебя. Донван просто кивает, следом отворачиваясь от него прочь к своему окну. Джунмён ловит себя на мысли, что не отказался бы размять кости. И боль, какой бы они не была, настоящая физическая боль действительно сумеет привести в чувство его эмоции и мысли. Место, куда они приезжают, оказывается обычным тренировочным залом. Джунмён видел таких не десятки и даже не сотни. В Красном доме каждый зал – похож на предыдущий. Простая обстановка, шкафчики и душевые в раздевалке, устеленный матами пол, пару рингов, тренажёры и штанги. В начале, когда он только стал Вверенным и Джонин поднатаскивал его, он обещал новый поцелуй за каждый успешный захват или подножку. Джунмён трудился с особым усердием – не потому, что не получил бы своего поцелуя, нет, как раз наоборот, а потому, что видеть гордость и улыбку в его глазах было большой наградой. Только сейчас Джунмён не учитывает одну вещь, когда впервые, после сильного захвата оказывается лежать на матах, прижимаясь к тем лопатками – несмотря на то, как искусен и силён Хозяин, он непроизвольно всё равно щадил, жалел его в силу испытуемых к нему чувств. Сейчас же об этом не идёт и речи! Не давая себе расслабиться, Джунмён поднимается на ноги после первого падения и концентрирует внимание на одном из охранников, с которым тренируется. Занимает довольно устойчивую позу и чуть наклоняется, чтобы при надобности вновь устоять на ногах, но противник активно пользуется этим. Выставляет ногу вперёд, лишая его равновесия, и следом хватает за предплечье, без особых усилий перебрасывая через своё плечо. Мгновенье – и Джунмён снова чувствует маты лопатками.       - Плохо, Джунмён-а, плохо, – подытоживает Донван. – Я уже понадеялся, что ты в состоянии защитить себя и самостоятельно, а не только заставать меня врасплох. Снова спешно вставая, Джунмён решает не ждать выпада в свою сторону, а шагает вперёд сам. Обманным путём делает подножку и готовится уже выкрутить чужие руки в сторону, чтобы завалить на маты, но вдруг чувствует ощутимый удар под дых, следом в скулу слева и на маты в очередной раз роняют именно его. Дыхание спирает и потолок перед глазами слегка кружится, что приходится закрыть глаза.       - Хозяин жалел тебя, да? – замечает Донван. – Поддавался тебе. Это заметно. Головокружение отступает также неожиданно, как и появляется. Глубоко вздыхая, Джунмён садится, следом снова поднимается на ноги, чувствуя, как заныло от удара об землю бедро. И охранник снова пытается схватить за предплечье, уронить на маты. Джунмён вырывается раз, делает подножку и ему почти удаётся поменяться местами с противником, когда от резкой боли в бедре он теряет равновесие и снова оказывается лежать. Зажмурившись, скривившись, и не распахивая глаз, ожидает, пока боль утихнет.       - На сегодня достаточно.

***

      - Господин Ким! Чондэ встречает взглядом у нижней ступеньки лестницы, рассматривая его. Джунмён не реагирует, давно привык к такой реакции на этот цвет на нём. Донван тоже тут, в прихожей, в чёрном фраке с алой розой на груди, держит в руках их маски, ожидая, и тоже не удивляется его внешнему виду. Чондэ в классическом чёрном фраке с шёлковыми лацканами и белой бабочкой выглядит также изыскано и подобающе для благотворительного бала, который предстоит всем им сегодня вечером.       - Вам так к лицу фрак, – договаривает Чондэ. – Особенно белый.       - А какого цвета, ты думаешь, у него ханбок? – хмыкает Донван, опираясь локтём о поручни лестницы, внизу которой ожидает. Лицо Чондэ меняется с восторженного на удивлённое, следом на совсем шокированное и ошарашенное.       - Белый королевский ханбок с мятными лилиями по подолу, тот, которому более семи сотен лет – ваш? – уточняет он неверяще.       - Мой, – Джунмён согласно кивает, не скрывая и не сдерживая улыбки, потому что знает – его сокровище, его принадлежность как Вверенного, его дар, полученный в день Посвящения от Хозяина, его благословение и его проклятье – дома. С ним. В чехле против кровати. Неизменно. И каждое утро Джонин просыпается, глядя на него. Это греет сильнее любой мысли о нём.       - Никогда не видел его на ком-то, – отзывается Чондэ. – Старший воспитатель лишь рассказывал о нём. Он – достояние вашего Дома смирения?       - Был, да, – Джунмён вновь согласно кивает. – Но принадлежит мне уже более 13 лет.       - Принадлежал, – уточняет Донван, многозначительно вскидывая брови.       - То, что я здесь, не отменяет того факта, что мой ханбок – это мой ханбок, – парирует Джунмён, недовольно зыркая на него.       - Но вы больше на национальный Вверенный. Разве ханбок не должен быть возвращён в Дом смирения? – уточняет с недоверием Чондэ, прищуриваясь.       - Он выкуплен, – просто отвечает Джунмён. – Больше не принадлежит Дому смирения, а только Хозяину и мне.       - Хозяин выкупил ваш ханбок? – снова охает Чондэ и Донван уже откровенно смеётся с его совсем наивной, по-детски искренней реакции. – Он дважды заплатил за него?       - Дважды, – Джунмён кивает. – Перед Посвящением первый, и второй, чтобы оставить себе.       - И какая у него цена? – тут же любопытно интересуется Чондэ следом. – Сколько миллионов вон?       - Долларов, – следует мягкое уточнение и Чондэ снова охает. – Миллионов долларов.       - Ну что, всё? – вмешивается, наконец, Донван. – Бывшие воспитанники Домов смирения, наговорились? Можем ехать? Донван отдаёт маску в его руки уже буквально у самого места проведения сегодняшнего мероприятия. Загородная вилла в викторианском стиле с высокими потолками, арками, фонтанами, колоннами, украшенными лепниной, парком в стиле французских дворцов. Везде много свечей, роскоши и пафоса. И каждый присутствующий в маске. Мероприятие, происходящее под патронатом дома мафии, официально организовано президентом, но Джунмён совершенно не удивляется, когда Донван рассказывает о нём накануне вечером и демонстрирует приглашения, присланные из Голубого дома. Ясно и так, что сам президент приглашать бы не стал. А вот дом мафии, наконец, начал понимать суть происходящего.       - Джунмён-а, мне не стоит напоминать тебе о правилах? – интересуется Донван, когда машина мягко тормозит против входа. Чондэ оборачивается со своего кресла, чтобы взглянуть на них обоих.       - Не стоит, – кивает Джунмён согласно, наконец, скрывая лицо за фигурной белоснежной маской с замысловатыми завитками, точно в цвет к его фраку. – Я буду стараться.       - Хорошо, – Донван удовлетворительно кивает. – Мне нужно встретиться с парой человек, Чондэ за тобой присмотрит. Джунмён глотает слова о том, что не ребёнок, и молча выбирается из машины.

***

      - Они здесь. Бонмин беззвучно вырастает за правым плечом, коротко информируя.       - Хозяин, можно вопрос? – интересуется следом.       - Мог не просить разрешения, - просто отзывается Джонин. - Что?       - Зачем он это делает, и зачем это делаем мы? – формулирует Бонмин. – Точнее, зачем мы – я вроде как понимаю. Наша причина – это наш Вверенный. Но они… зачем «Утопия» постоянно мозолит нам глаза?       - Кичится, – просто отзывается Джонин. – И пытается настроить мой дом мафии против меня. Бонмин вздыхает, следом чуть хмурится.       - Даже выпить захотелось, – вздыхает он следом, чем вызывает у Джонина негромкий смешок.       - Пойди, – разрешает тот. – Пока тебя не будет, со мной ничего не случится, поверь.       - Хозяин, держите себя в руках. Бонмин чуть хлопает по плечу совсем добродушно и Джонин провожает его взглядом к одному из официантов. Бонмин, не переносящий в этой жизни практически ничего кроме виски и красного вина, берёт для себя бокал шампанского, который осушивает в один глоток, и снова двигает к нему. Джонин вновь не сдерживает улыбки. Вот и расслабился немного, секунд на тридцать от силы.       - И как? Попустило? – интересуется он следом, когда Бонмин вырастает вновь за его правым плечом.       - Не очень, – честно признаёт начальник охраны, затем, замечает Джонин, кивая одному из охранников на двери, который появляется у выхода из большо зала, ища его взглядом. – Я на мгновенье. В этот раз Джонин не сводит с него взгляда. Охранник озадачен, что-то прячет за спиной. Бонмин забирает из его рук свёрнутые в трубку какие-то бумаги и снова двигает к нему. Джонин настораживается, берясь оглядываться по залу, и удивляется, обнаруживая Донвана в другом углу комнаты с таким же свёртком в руках – последний ему вручает мальчишка, Чондэ. Джунмён в это мгновенье делает вид, словно увлечён шампанским, хотя прекрасно видно Джонину, тоже стремится взглянуть на вещицу, что приносят.       - Это утренняя газета. В голосе Бонмина тревога, сожаление и разочарование. Отдавая ему свой стакан с виски, Джонин принимает свёрток из его рук, разворачивая, и действительно видит свежую утреннюю газету завтрашним числом. Полноценно раскрывая ту, он просматривает первую страницу, затем находит репортаж с кричащим заголовком внутри.       - Мне это сейчас кажется? – уточняет он на всякий случай. На одном из транспарантов, запечатлённых на центральной фотографии репортажа большими буквами, легко читается – «ПОЧЕМУ мы должны страдать от личных дел национального главы?». И весьма красноречивый заголовок, бросающийся в глаза сразу с первой страницы – «Дом мафии решает свои проблемы по средствам мирных горожан – мафия потеряла доверие народа». Пробегаясь по тексту и фотографиям взглядом, Джонин непроизвольно вскидывает взгляд, обнаруживая, что Донван также увлечён той же газетой, и что он, мгновенье спустя закрывая ту, поднимает в его сторону взгляд и следом бокал, довольно улыбаясь. Джунмён выглядит сбитым с толку, заметно, что куда-то отпрашивается, двигая из зала прочь в сторону выхода в сад.       - Хозяин, изъять тираж? – тут же уточняет Бонмин решительно, когда Джонин возвращает газету в его руки.       - Нельзя, – отрицательно качает он головой. – Это подорвёт доверие к нам ещё больше – замалчивание.       - А что тогда? – по голосу слышно – Бонмин разочарован и даже немного растерян.       - Я пойду подышать. На улице довольно свежо, но тихо, безветренно как для декабря. Огромный парк с лавками, беседками и зелёными скульптурами занимает едва ли не такую же территорию, как и особняк. Горят фонари между деревьями, чуть поодаль слышна музыка, доносятся редкие неразборчивые голоса гостей, гуляющих здесь. Джонин находит его у одной из довольно тёмных беседок, сидящим на каменном парапете у фонтана.       - Любимый, – зовёт, мягко привлекая его внимание, и Джунмён дёргается от неожиданности, тут же вскакивая на ноги, делая пару шагов прочь от него, выставляя руку перед собой так, чтобы запретить подходить поближе. Отрицательно качает головой. – Джунмён-а…       - Нет!       - Ты же видел утреннюю газету? – Джонин вздыхает, Джунмён быстро кивает. – Как ты себя чувствуешь?       - Всё хорошо. Он отзывается быстро и негромко, тут же опасливо оглядывается. Следом снимает маску, чтобы потереть глаза, и усаживается обратно на парапет. Джонин всматривается в его лицо несколько мгновений, в его движения и позу, и тут же хмурится.       - Джунмён-а…       - Джонин! – перебивает он.       - Я вижу повязку на твоём запястье и синеющую скулу, а ещё ты не можешь сесть нормально, значит беспокоит бедро. Ты говорил, он не причинит тебе вреда. Джонин сжимает кулаки, следом хмурится, вглядываясь в чужое напряжённое лицо, наблюдая, как спешно Джунмён вновь надевает маску.       - Это просто была тренировка! – он взвинчен и выходит из себя довольно быстро. Поднимается на ноги, чтобы двинуть прочь, прячет взгляд. – Пожалуйста, – роняет шёпотом, проходя мимо. – Я не хочу, чтобы кто-то снова пострадал из-за меня. И, в первую очередь, ты. Джонин уже так привычно провожает его удаляющуюся фигуру взглядом. Расстояние между ними, кажется, растёт с каждой новой встречей.

***

      - Хозяин, может поужинаете? – Бонмин смотрит так осязаемо сочувствующе, словно пытается по-дружески обнять. Джонин чувствует себя взвинченным и разбитым одновременно. Выглядит, небось, не лучше, если даже золотое терпение начальника его охраны не выдерживает. – Или я могу налить вам вина? – предлагает Бонмин следом, замечая, как Джонин вскидывает на него взгляд.       - Бонмин-а, всё в порядке, – убеждает его Джонин. – Мне ничего не нужно. Правда. Уверенно кивая, Джонин лёгким жестом позволяет закрывать на ночь да двигает в кабинете. Бонмин с прихожей наблюдает, как он наливает для себя стакан виски и подхватывая тот, уходит наверх в спальню, закрывая за собой двери туда. Бросает пиджак в кресло у стола, опуская стакан на прикроватную тумбочку, и стоит под горячим душем прямо так, в рубашке и костюмных штанах, чтобы согреться и немного прийти в себя. В спальне горит ночник, комната залита мягким желтым светом и плюхаясь на кровать после душа, Джонин тянется к жидкому золоту в стакане, чтобы сделать глоток. Ситуация приобретает новые масштабы. Теперь более это не касается только их троих. Вопрос встаёт ребром и требует мер более кардинальных, но прокручивая имеющуюся информацию в голове, Джонин постоянно ловит себя на мысли, что это только начало – лёгкая разминка, преамбула, увертюра, выстроенная, судя по всему, рукой довольно искусной. Потому, что всё верно: самый простой способ лишить дом мафии доверия его горожан – подорвать авторитет, создавая угрозы и неспособность первого защитить последних. И Джунмён. Страх, отчаянье и тревога в его глазах усилились настолько, что рассмотреть их теперь не составило никакого труда. И если ранее он так старался спрятать их за мнимым спокойствием, то сейчас все его попытки пошли прахом, даже не начавшись. Потому что он просто не позволил не то, что подойти к себе, а даже заговорить по-человечески. И Джонин сейчас прекрасно понимает – почему, но в то мгновенье не понял. Потому что расстояние между ними показалось таким бесконечно большим и бесконечно ощутимым, что, кажется, словно закружилась голова. Телефон на тумбочке у стакана виски отзывается какой-то странной мелодией и Джонин тянется за ним, чтобы взглянуть на экран, и вглядывается в тот ещё несколько мгновений прежде, чем в двери негромко стучат снаружи и в спальню заглядывает Бонмин.       - Хозяин, переадресовал вам из кабинета! – информирует он, многозначительно вскидывая брови, и Джонин кивает, понимая. Позволяет Бонмину выйти и только тогда принимает вызов.       - Джунмён-а? – зовёт тут же, отзываясь в трубку, но ответа не следует – каких-либо звуков или покашливания – ничего. Только негромкое спокойное дыхание, но подтверждений и не нужно, Джонин и так знает, что это он. – А я всё думал, позвонишь ты или нет, – вздыхает он следом, понимая, что тишину в трубке не сменит ни любимый голос, ничего другого. – Вижу, вопросы задавать бессмысленно. Поэтому я расскажу тебе кое-что, а ты послушай. Джонин замолкает на несколько мгновений, собираясь с мыслями.       - Это было в наши Чистые дни, – начинает он. – Отец приехал ко мне, как обычно, без приглашения, словно снег на голову, хотя Бонмин всегда смеялся, что ему необязательно было искать повода, чтобы приехать. Приехал не один, а с твоим старшим воспитателем. Это не удивило меня, ты знаешь, они дружили. Воспитатель Ли был спокоен, а отец, наоборот, немного встревожен, сбит с толку, что ли. И после, когда мы уселись в гостиной на диване за кофе, который сварил для нас Бонмин, отец, обращаясь ко мне довольно серьёзно, поведал о своём волнении. Он сказал, воспитатель Ли поделился с ним моим решением о твоём ханбоке, – Джонин хмыкает вслух, вспоминая с улыбкой. – Ханбок на тот момент ещё не был мною куплен, я только уточнил накануне чистых дней, висит ли в чехле на своём месте тот особенный белый, о котором говорили шёпотом и с благоговением. И твой старший воспитатель понял верно, он уже тогда знал, что я приеду за ним, когда настанет время идти в Шелковую комнату. Каждый присутствующий на тот момент в нашей гостиной прекрасно понимал об уровне ответственности, что следовала за этим ханбоком. Как сейчас помню – отец посмотрел на меня так, как умел только он – долго и внимательно, зная меня буквально и снаружи, и под кожей, и просто спросил: – Джонин-а, ты понимаешь, какой груз ты возложишь на бедного ребёнка этим ханбоком? Джонин замолкает, вздыхая, и вдруг слышит, как у Джунмёна по ту сторону телефона вдруг на мгновенье сбивается дыхание. Он тоже вздыхает.       - Он совсем не знал того, кто ты и какой ты. Не знал, что уже в то мгновенье я был по самые уши влюблён в тебя и едва сдерживался, чтобы не спугнуть тебя этим признанием. Он не считал, что не справлюсь я, или что завышаю тебе цену. Он спросил, уверен ли я, что справишься ты. Справишься с ответственностью и с тем, что получишь, когда ханбок и чин Вверенного станут твоими. И он спросил не потому, что думал, что тебе не станет сил. Нет, Джунмён-а. Во-первых, он не мог этого утверждать и знать, ибо не знал тебя. Он спросил потому, что понимал, возможно даже больше меня, что если я собрался выбрать для тебя такой особенный ханбок, значит я должен осознавать до конца, что пути назад уже не будет. В тот момент я и подумать не мог, что вспомню его слова сейчас. Сегодня. Тогда я просто уверенно кивнул, подтверждая свою уверенность, что да, я осознаю, что да, ханбок подходит тебе и что да, ты справишься. Я не сомневался в том, что из тебя выйдет достойный Вверенный. Воспитатель Ли не сомневался в этом. Отец засомневался – но не в этом, а в последствиях. Потому что он был мудрее, опытнее и старше, и потому, что был моим отцом. Он боялся ответственности на тебе не как на Вверенном, и не на мне, как на Хозяине. Задавая вопрос, он буквально прямо спросил меня: – Джонин-а, ты осознаёшь, до конца и в полной мере осознаёшь, что мир сошёлся для тебя клином на одном человеке? Что ты не сможешь уже сдать назад? Что твоя привязанность, твоя любовь, которую ты так активно продемонстрируешь всему дому мафии этим ханбоком, что бы с вами не происходило, когда-то сможет сыграть против тебя? Джонин снова замолкает. Джунмён вновь вздыхает.       - Что, собственно, сейчас и происходит, – горько усмехаясь в трубку, констатирует Джонин. – С одной стороны ты, а с другой мой чин, мои обязанности, мои полномочия и мой дом мафии. Могли ли мы когда-то знать, что всё сложится так? А если бы знали, что бы сделали? Ты бы не принял мою руку на Смотринах? Я бы выбрал для тебя другой ханбок и так не концентрировался на всём, что связано с тобой? Не позволил бы себе уйти под воду так глубоко?       - Мы бы всё равно всё сделали так же. Слыша чужой едва различимый шёпот, Джонин не сдерживает улыбки.       - Так же, – кивает он, соглашаясь, словно собеседник видит его. – Доброй ночи.