Свободный

      - Зря вы это сделали, господин Ким! Чондэ подаёт ему руку, чтобы подняться в положение сидя, но Джунмён не принимает ту, только кое-как отталкивается от кровати ладонями, чтобы сесть, и выдыхает болезненно. Кажется, ноет каждая косточка и каждая мышца, каждый сантиметр кожи и сустав. Выжидающе глядя на него, Джунмён ждёт, когда Чондэ, наконец, додумается и поставит чашку, ожидающую его, на край тумбочки. Говорить с ним не хочется, как и принимать что-то непосредственно из его рук. Когда это происходит, Джунмён тянется за ней, чувствуя согревающий аромат кофе, и тут же пьёт, уже задним числом обнаруживая знакомый привкус.       - Шеф сделал вам огромное одолжение, и будь это не финал нашего плана, вы бы не получили такой привилегии. Почему-то привычный чуть травяной привкус кофе совсем не дарит покоя. Его, кажется, ничто уже обеспечить не в силах. Игнорируя чужие попытки помочь себе, Джунмён, опять-таки, не совсем уверенно выбирается из кровати, тут же кутаясь в халат и, наконец, замечает напротив на зеркале чехол с костюмом.       - К тому же, даже после всего вами сделанного он всё равно отпускает вас на похороны. Радуйтесь, что начальник охраны не успел передать полученную от вас информацию. Да и… Джунмён опускает голову, сжимая зубы, и понимает, что больше не может этого слушать. Он собирается с последними силами и резво оборачивается к Чондэ, хватая его одной рукой за шкирку.       - Уйди с глаз. Шипит ему в лицо почти угрожающие и отпускает только тогда, когда открывает свободной рукой перед ним дверь. Когда та за ним закрывается, Джунмён валится на пол, понимая, что растратил всё накопленное во сне, потому что и не спал-то вовсе. Боль, отчаяние, страх и тревога – верные спутники, уже не делят на части, не рвутся из груди. Джунмёну кажется, что он и вовсе перестаёт чувствовать, находясь в каком-то эмоциональном вакууме. Что он то ли не достоин, то ли не способен более испытывать чувства. Потому что внутри него чёрная дыра и она впитывает в себя как губка, всё, что в нём есть или было. И эту пустоту вряд ли теперь получится чем-то закрыть. Потому что эту пустоту он поселил в своей груди собственноручно. Немного приходя в себя, Джунмён поднимается на ноги да замирает против зеркала, рассматривая своё уставшее, сутулое, хмурое отображение, следом стремится стянуть с обнажённых плеч халат и понимает, что съезжая, мягкая ткань цепляется за выпирающие кости на плечах. Сбрасывая тот на пол, Джунмён рассматривает осунувшееся лицо, торчащие ключицы и заметные под кожей рёбра. До предполагаемого финала, задуманного «Утопией», всего несколько дней. Джунмёну кажется, что они влачатся, и что влачится он. Он пропускает мимо ушей отчёты Чондэ об очередных покушениях на Вверенных, чтобы случайно не услышать там знакомых имён. Не слушает похвал Донвана о хорошо выполненной работе и каждый день просто сидит на лавке, бездумно глядя вперёд, когда Донван заставляет всех и каждого присутствующего в доме ездить едва ли не каждый день на стрельбище. Время неспокойное. Костюм, бывший до этого по размеру, сидит на нём сейчас как не вешалке и Чондэ ожидает чуть поодаль у машины. Джунмён видит отсюда не слишком хорошо, чтобы не быть замеченным из-за холма, но всё же происходящее понимает. Людей немного, всего несколько человек и все близкие. Джунмён видит любимую широкую спину в чёрном пальто и его опущенную голову и прикрывает глаза. Этот взгляд. Его взгляд, когда Бонмин рухнул между ними. Бонмин, который всегда старался быть связывающим их мостком, оказался между, как непреодолимая преграда, расстояние, что легло между с этой смертью. Джунмён прячет губы за ладонью и глотает всхлип. Настало время решать, на чьей он стороне: кому он вверен или кому предан, а может быть он просто останется свободен от чужих обязательств и обещаний, которых не давал.

***

Время, кажется, влачится, но на деле намеченный день приходит так быстро, что Джунмён успевает решить для себя едва одну единственную, пусть и саму важную вещь. Его собственное отношение к происходящему.       - Это для вас. Охранник почтенно кланяется почти в пол и Джунмён в очередной раз ловит себя на мысли, насколько каждый из присутствующих здесь в особняке человек верит в то, что жизнь без мафии – это жизнь лучшая, и что «Утопия» - чем бы она ни была, или кого бы не олицетворяла – это выход, это спасение. Спасение от чего? В кожаном мягком чехле, который приносит охранник, конечно, бронежилет. Джунмён уже видел такие. Новая усовершенствованная версия – укреплённая и усиленная, при этом довольно лёгкая и анатомическая. Такой был на нём в день зачистки Голубого дома. Джунмён обводит кончиками пальцев фиксаторы по бокам и двигает в ванную комнату, чтобы спрятать врученный жилет в комод у ванны, поглубже и подальше, где точно искать никто не додумается. Этого не нужно! Ему не нужно. Больше нет. Под рубашку отправляется толстовка, Джунмён имитирует ею жилет, чтобы рубашка выглядела на нём немного больше, чем она и он есть на самом деле. Сколько бы и чьи бы пули он сегодня грудью не поймал – разве это имеет значение? Разве теперь хоть что-то значение имеет? Имеет! Джунмён непроизвольно прикасается к монетке на цепочке под нижними слоями одежды поближе к телу, обводя контуры той пальцами. Что бы сегодня не произошло, он должен остаться стоять на ногах. Он должен остаться жить, даже если Джунмёну придётся это прекратить. Потому что взгляд его тёмных глаз тогда, в последний раз, как Джунмён видел его – был таким, каким Джунмён не видел его до этого ни разу за более, чем 13 лет. Он не кричал от немой боли, в нём не плескалось отчаяние, или обида, в нём не было слепой ярости. В нём не было ничего – пустота. Гнетущая и тяжёлая. И вместе с тем смесь и боли, и разочарования, и тоски, и ярости одновременно. И Джунмён понял в то самое мгновенье, что не хочет и не может быть, если он смотрит на него так. Что этот взгляд стоит всего на свете, самого мира только, если в нём что угодно есть, кроме пустоты. Пустоты по отношению к нему. И дело совсем не в том, что он, Джунмён, решил, словно больше никаких чувств он к нему не испытывает. Нет, чувств было столько, что ни одно из них Джунмён не смог точно идентифицировать. В его глазах было безразличие, но оно не было связано с отсутствием чувств, скорее с удушливой слабостью перед собственным обещанием – верить в него тогда, когда никто больше не хотел, или уже не мог. И от осознания этого Джунмёну показалось, нет, не показалось, что земля ушла из-под ног, как бы банально это не звучало. Гравитация, та единственная сила, олицетворённая в одном единственном человека, словно перестала держать его. Джунмён удивлён до сих пор, как не рухнул там в то же мгновенье. Наверняка только потому, что Донван держал слишком сильно, но не для того, чтобы не позволить упасть, а чтобы увести прочь. Если бы он просто сказал, что больше не любит, Джунмён бы, наверное, просто принял это. Его нелюбовь, или даже ненависть, его презрение, его разочарование, да что угодно, только не это. Не безразличие к самому факту его существованию. Нет. Донван верит, что всё решится сегодня. Особняк на ушах. Прошедшие две недели со всей страны съезжались разные люди и каждый из них, обиженный или оскорблённый мафией, с уверенностью, что без неё будет лучше. Джунмён мог бы поспорить с ними или согласиться – он не знал жизни без мафии, жизни до неё он почти не помнит, там была только боль. Донван верит, что всё решится сегодня. Джунмён проснулся утром, жадно прислушиваясь к происходящему вне. Он всю ночь ворочался и немного задремал только под утро. Спустился вниз, но не получил совершенно никаких новостей. Муниципальные Вверенные, как он и хотел, после покушений были собраны в Красном доме. «Утопия» совершенно не заморачивалась с выбором способов покушений – было уже незачем. Снайпер просто бил стёкла машин и домов, отступая сантиметров с пять, чтобы выглядело правдоподобно. И вот утром в день, когда всё решится, Джунмён с ужасом ожидает новостей, едва просыпается. Но Чондэ молчит и Донван молчит, и Джунмён не знает, что хуже, – знать или наоборот не знать. Кровь в венах стынет. Он не желает даже мысленно произносить того, как новости могли бы ему преподнести. Потому что этот день всё равно оставит глубокий след внутри и Джунмён даже просит кого-то мысленно, чтобы до вечера он уже просто забыл обо всё этом, как о страшном сне. Вовсе. Навсегда. И того, что ждёт уже в Красном доме на большом стрельбище он тоже надеется не увидеть. Джунмён искренне надеется, что этого он уже не застанет, но послушно прячет по чехлам магазины – пистолет привычно в кобуре под левой рукой – пальцы могут повторить гравировку рукоятки по памяти. Уже довольно потёртое несмотря на реставрации, железо его «Белого рыцаря» нагревается от малейшего взаимодействия с ладонью. Что вообще сегодня ждёт каждого из них? Кого он увидит сегодня? Кто вскинет руку с пистолетом против него, прицелившись? Кто не побоится выстрелить? И чью смерть сам он застанет сегодня? Свою ли? Донван в гостиной на первом этаже в бархатном кресле во главе стола, другие кресла за которым занимают прибывшие в прошедшие несколько дней люди. Джунмён некоторых из них узнаёт, других, наоборот, не знает вовсе. Он ни с кем не говорит и не здоровается, только оседает на деревянную подставку для обуви в прихожей, ожидая, да перекладывает из ладони в ладонь «Рыцаря». Ночью разбуди и спроси, что было в тот день, Джунмён расскажет, как помнит, с максимальными деталями. Детали в основном будут заключаться в том, во что он был одет в тот день, как смотрел, как улыбался, какого цвета была его рубашка и какие часы на запястье. Как была уложена его чёлка, какой рукой он открывал бархатную шкатулку, какие запонки были в его пиджаке и как звучал его голос. Как он звал по имени и насколько тёплыми были его ладони.       - Готов? Донван появляется в прихожей буквально не слышно и Джунмён вскидывает на него взгляд, молча коротко кивает.       - У меня есть вопрос, – честно признаётся он. – Я могу спросить сейчас?       - Спроси. Донван согласно кивает после, как надевает на плечи пиджак.       - Вверенные…       - По пути в Красный дом. Донвна понимает верно и даёт совершенно короткий понятный ответ. Джунмён передергивает плечами, пытаясь скрыть это, но выходит плохо.       - Ясно… – Джунмён чувствует, как глохнет голос и опускает голову на мгновенье       - О чём ты пытался предупредить Кан Бонмина? – Донван замирает напротив, интересуясь. Джунмён, вздыхая, поднимает голову.       - О Вверенных, – просто отзывается он. – Разве ребёнок в ответе за действие родителей?       - Разве Вверенные – безвинные дети? – хмыкает Донван.       - Знаешь, чем Вверенные схожи с детьми? – уточнеят он. – У них тоже не спрашивают, когда приводят в эту жизнь! Донван смотрит на него как-то выжидающе с несколько секунду, затем двигает за дверь, информируя, что ждёт в машине.       - Ты надел жилет? – уточняет он уже в машине и Джунмён понимает, что сейчас должен идеально соврать, пока голос Донвана звучит совсем серьёзно.       - Надел, – просто кивает Джунмён, показательно хлопая себя по груди. – Это тот же, какой я уже надевал?       - Да, твой размер, – с кивком соглашается Донван и машина в это мгновенье двигает из двора. Джунмён оборачивается, чтобы взглянуть, и понимает, что следом из двора так же следом выезжает машина каждого приехавшего за прошедшее время для этого финального этапа плана, который «Утопия» разрабатывала так долго, но который в итоге оказался настолько элементарным. Джунмён ждал сложных ловушек, а оказалось… Но оно и к лучшему, что оказалось так. – Джунмён-а, я попрошу тебя быть осторожным. Донван ждёт, пока на него взглянут, Джунмён слышит тревогу в его голосе.       - Как ты хочешь, чтобы я себя вёл? – устало выдыхает он.       - Чтобы не лез на рожон, – отзывается Донван. – Понимаю, толку тогда было брать тебя с собой, но теперь у дома мафии и к тебе счёты, сам знаешь. Поэтому будь осторожен.       - С какой целью я еду? – Джунмён хочет услышать конкретный ответ, которого, конечно, боится. – Ты думаешь, ты хочешь…       - Ты пытаешься спросить, против кого тебе придётся целиться? – уточняет Донван. – В кого стрелять? И заставлю ли я тебе это делать? – перебивает Донван. – Джунмён-а, дома мафии сегодня не станет, с твоей помощью или без. Отдать тебе конкретный приказ как в Голубом доме, угрожая жизни Хозяина? – уточнеят вновь Донван. – Думаю, ты не маленький мальчик, и понимаешь, что теперь это бессмысленно. Джунмён молчит, пытаясь понять, что именно является бессмысленным – принуждать его к чему-то и отдавать приказы; или угрожать Джонину, если ему в принципе угрожает весь этот день.       - Чондэ, – тем временем зовёт Донван. – Красный дом. И слыша последние слова, Джунмён зажимает себе губы ладонью и зажмуривается. Нет! Что бы дальше не произошло, он не поверит, пока не увидит своими глазами. Полностью погружаясь в себя и максимально абстрагируясь от окружающего, Джунмён старается не концентрироваться и не вслушиваться в чужие слова, но всё равно крупно вздрагивает от короткого «есть». Нет! Что бы дальше не произошло, он не поверит, пока не увидит своими глазами.       - Чондэ остаётся в машине, – раздаёт указания Донван, следом выглядывая в окно, потому что теперь Джунмён замечает тоже – до Красного дома пару километров от силы и отсюда уже виден высокий столб дыма, что валит от него в небо. – Джунмён-а, а ты выждешь пятнадцать минут и придёшь.       - Чондэ жалко? – уточняет на всякий случай Джунмён.       - Он не умеет стрелять, – отзывается Донван, отвечая своему заместителю строгим взглядом. – Поэтому он остаётся ждать до последнего. Сворачивая ещё раз, машина выезжает к воротам Красного дома и Джунмён, стараясь без особого энтузиазма выглядывать в окно, понимает, что здесь это едва ли не единственное, что осталось от него, а с другой как раз стрельбище. Машина пустеет. Джунмён чувствует, как сильно ремень безопасности придавливает его к сидению. Следом у ворот так же паркуются и другие машины – в целом Джунмён насчитывает 11. У той, где остаются они с Чондэ, снаружи ожидают два охранника и когда все прибывшие собираются возле Донвана, Джунмён чуть нервно перебирает пальцы – народу выходит немало. Он не понимает, что происходит и как происходит – Красный дом взлетел на воздух буквально десять минут назад, дым стоит столбом, а ни одной машины со знакомыми номерами, ни одного человека. Как может никто не знать о происходящем?       - Центральный далеко отсюда по расстоянию? – пытается уточнить Чондэ, и Джунмён понимает, что он тоже сомневается в чём-то.       - Прилично, – кивает Джунмён. – Через весь город.       - Сколько времени понадобилось бы представителям дома мафии, чтобы приехать?       - Час – не меньше. Чондэ кивает и, заметно по его лицу через зеркало заднего вида, успокаивается. Джунмён молчит, решая не уточнять, что час – это с учётом светофоров и правил дорожного движения, значит его смело можно делить пополам, а потому пытается скрыть удивление. Происходящее определённо ему не нравится. Попасть на стрельбище, расположенное на заднем дворе Красного дома можно двумя путями: пройти через холл насквозь, что сейчас, в силу отсутствия холла невозможно, либо же обойти вымощенной дорожкой сбоку. Чондэ, видно, нервничает, провожая двигающую по дорожке направо делегацию взглядом. Джунмён продолжает молчать. Внутри какое-то странное ощущение покоя и это настораживает. Он сидит в машине возле догорающих остатков Красного дома, где по логике, должны быть заживо погребены почти три десятка Вверенных, а он чувсвует себя довольно спокойно при мысли об этом. Не испытывает чувства тревоги и, что самое главное, вид догорающего здания не вызывает в нём паники и боли. А это может значить только одно. Когда Бэкхён ушёл из дома во время процедуры своей проверки, Джунмён не мог есть и спать, и тревога болью съедала его заживо каждый день, пока он катался неспешно по знакомым улицам с целью его обнаружить. Сейчас же, находясь в паре метров от того места, где, опять-таки, по логике вещей и подготовленному сценарию под грудой камней и дерева должно лежать обгоревшее тело лучшего друга, Джунмён не чувствует абсолютно ничего из вышеперечисленного. И это тоже может значить только одно.       - Господин Ким, – Чондэ оборачивается, чтобы взглянуть на него, пока охранники ожидают снаружи. – Вам страшно?       - Нет, – честно признаётся Джунмён, отрицательно качая головой. Есть вещи, которые он уже успел решить для себя окончательно, а потому их исход не пугает его. Потому что его намерения сильные и чёткие.       - Почему? Вы не боитесь смерти? – Чондэ звучит как перепуганный ребёнок.       - Не боюсь.       - А чего боитесь? – Чондэ даже оборачивается, чтобы уточнить.       - Потерять тех, кого люблю. Джунмён вновь отвечает абсолютно честно и с удивлением понимает, что охранники заметно напрягаются, потому что откуда-то издалека, справа вдруг слышатся редкие выстрелы и чем больше времени проходит, тем чаще они становятся. Чондэ заметно бледнеет.       - Чондэ, – зовёт по имени Джунмён, привлекая его внимание. – Сделай мне, возможно, последнее одолжение, – просит он мягко, уверенно заглядывая в чужие глаза. – Прошу тебя, ответь, – у Донвана там сейчас есть конкретная цель? Кто эта цель? Чондэ медлит с мгновенье, следом вздыхает и словно на что-то решается.       - Вы и сами знаете, – отвечает он следом и Джунмён понимает, что да, он знает. Знал всегда и был уверен пару дней назад, как окончательно принял решение. И был уверен так же сегодня утром, как оставил бронежилет под ванной. И уверен в это самое мгновенье. – Национальный глава, конечно. Джунмён молча кивает ему в ответ, лишь подтверждая свою уверенность и лишний раз убеждаясь в правильности принятого им решения. Охранники, стоящие снаружи, вдруг переглядываются, а затем один из них распахивает перед ним дверь, выпуская наружу. Джунмён двигает за ними следом, не оборачиваясь, хотя чувствует взгляд Чондэ в спину. И с каждым шагом по мере продвижения он ощущает, как замедляется сердце и стихает поодаль доносящийся гул в ушах. Джунмён дышит глубоко, медленно и размеренно, стараясь максимально настроиться на то, что увидит с минуты на минуту. Ноги уверенно шагают по знакомым плиткам. Джунмён, не поднимая глаз, мысленно прикидывает, где проходит, ну фокусируя взгляда. Красный дом, затем небольшой оружейный склад непосредственно у самого стрельбища. Тут-то уже в полной мере становится понятно, что может происходить, потому что уши закладывает от непрерывного свиста пуль. Охранники первыми шагают из-за оружейного склада, Джунмён отстаёт на полшага, двигая следом и буквально тут же отшатывается, потому что один из охранников, поймав пулю, тут же валится с ног. Буквально в последнее мгновенье отшагивая прочь, обратно за угол, Джунмён прижимается к стене лопатками, на секунду закрывая глаза, чтобы очистить сознание, собраться с мыслями и с силами да максимально сосредоточиться. У него есть конкретная цель и во что бы то ни стало – он должен её достигнуть. Любыми правдами и неправдами. Поспешно выбираясь из куртки, чтобы не сковывала движений, Джунмён, игнорируя одного оставшегося охранника, чуть пригибаясь к земле, достаёт из кобуры на груди «Рыцаря», да вышагивает прочь из-за единственного оставшегося целым на территории Красного дома здания. Суть происходящего и стоящий гул тут же накрывает волной шума и привычно глушит на несколько мгновений, а потому эти пару мгновений нужно переждать в какой-то относительной безопасности для того, чтобы не стать лёгкой мишенью. Джунмён преодолевает небольшое расстояние в пару шагов до сваленных не землю железных щитков, служивших до этого на стрельбище мишенями, чтобы перевести дух, и вдруг понимает, что двигающий за ним след в след охранник вдруг замертво валится рядом. Мелькает справа какое-то светлое пятно и за щитки рядом, утирая лоб рукой, опускается Бэкхён.       - Не благодари. Джунмён выдыхает, глядя на него, и следом прикрывает глаза, склоняя голову и тут же прижимаясь лбом к чужому, потому что видеть его, целого и невредимого – истинное облегчение. Бэкхён пропускает сквозь пальцы влажную чёлку и осторожно выглядывает в щель между щитками.       - Будь осторожен. Его голос звучит довольно звонко и громко, и прежде, чем Джунмён успевает что-то ему сказать, Бэкхён вышагивает из их убежища прочь, предварительно перезаряжая свой Браун новым магазином. В металлические щитки угождает несколько пуль – Джунмён вздрагивает неосознанно, следом так же, как и Бэкхён мгновенье назад, глядит через щель между , чтобы оценить обстановку. Мимо шныряют люди – множество щитков используются в роли прикрытия. Суета, беготня и частая череда постоянных выстрелов, что смолкает на короткое мгновенье и снова возобновляется. Джунмён замечает среди этого хаоса знакомые лица – знакомые по-хорошему и те, которые предпочёл бы не знать никогда. Накатывающий тёмными клубами дым от Красного дома лёгким серым туманом укрывает стрельбище, от этого и без того пасмурное небо кажется ещё более устрашающим да угрюмым. Замечая очередное укрытие, Джунмён перебежками выбирается из-за своего нынешнего и двигает к тому, прижимаясь пониже к земле, как может, да прикрывая голову руками, пару раз, буквально не глядя, отстреливается, пока бежит, и тут же плюхается на землю, оказываясь в пункте своего назначения. Только усаживаясь, Джунмён вдруг понимает, что отчего-то жжёт плечо и устремляя туда взгляд, замечает, что одна из пуль всё-таки царапнула. И по тому, как следом угождают пули в крепкий щиток, за которым он прячется, Джунмён понимает, что у кого-то там, вне, вполне серьёзные намерения его достать. Выдыхая, Джунмён осторожно выглядывает, находя взглядом стреляющего, и прячется снова. Тут уже просто не разбирают, кто свой, а кто чужой. Но это и на руку. Проверяя на всякий случай количество патронов в магазине, Джунмён занимает удобную позу и отстреливается, пока перезаряжается противник. И когда после третьего выстрела один из инвесторов «Утопии» валится наземь, Джунмён с облегчением выдыхает. На самом деле Вверенных тут не много – мало, сказал бы Джунмён, и думать о том, как всё сложилось, откуда они тут и почему перестрелка началась не в то время, как планировал Донван – у него нет ни времени, ни желания. Джунмён ещё пару раз меняет локацию, находя среди знакомых лиц Юна, Хозяев Минхо и Шина, и даже Чанёля, но судорожно шарит взглядом в поисках Джонина, который постоянно, почему-то, словно прячется от него. Один раз даже находится Донван и Джунмён понимает одну простую вещь: если Джонин – его мишень, то искать того нужно рядом с палачом. Поднимаясь в полный рост и больше не скрываясь, Джунмён уверенно двигает в его сторону, наконец, в полной мере имея возможность рассмотреть происходящее, и понимает, что не ошибся. Всё вокруг вмиг теряет значение. Замедленное время разваливается кусками буквально на глазах. Джунмён не видит, скорее чувствует исходящую от него агрессию, злость и ненависть. Он находит Джонина взглядом прежде, чем замечает, на кого направлена ненависть Донвана. Это не обязательно видеть, чтобы знать. Джунмён находит и двигает теперь прямиком к нему, словно мимо него никто не мечется, словно рядом не стреляют. Донван тоже находит Джонина взглядом да направляется к нему, игнорирую людей вокруг, уверенно и прямо, не сомневаясь, и Джунмён понимает, что свои буквально берут его в кольцо оцепления, защищая, а потому он может не бояться шальной пули. Джунмён, отставая на полшага, поспевает тоже, совершенно с другой стороны, надеясь, что останется для Донвана незамеченным. Но ярость в его глазах застилает весь его кругозор – его глаза буквально наливаются кровью. Приседая от пули справа чисто интуитивно, Джунмён переходит на неспешный бег, потому что Джонин отворачивается в это мгновенье спиной, отстреливаясь от кого-то и следом утирая лицо рукавом рубашки, и Джунмён понимает, что он становится открытой мишенью в спину. Донван легко снимает пиджак, избавляясь от него, и вынимает из кобуры второй свой Кольт. Перезаряжается. Джунмён пытается крикнуть, позвать по имени, но губы раскрываются в немом крике. Голос попросту отбирает от волнения, потому что Джунмён ощущает надвигающуюся на него опасность так явно, что понимает – он не сможет выстрелить в это самое мгновенье ни в кого – руки дрожат и крен, с которым Джонин так долго работал, пытаясь исправить, вновь даёт о себе знать. Донван почти поравнивается с ним, вырастая напротив, и вскидывает обе руки, целясь. И в это мгновенье Джунмён понимает, что ничего другого ему попросту не остаётся. Не остаётся, а потому едва перезаряженные пистолеты снимают с предохранителя, Джонин, словно слыша это, поворачивается на звук. Вскидывает руку в ответ, целясь, но Донван успевает выстрелить раньше. А Джунмён успевает шагнуть раньше, вырастая между ними прежде, чем каждый понимает, что происходит. За мгновенье до того, как вздрагивает от каждой полученной пули, Джунмён успевает вскинуть взгляд, встречаясь глазами с Джонином, который поражённо замирает, обнаруживая его. Вздрагивая пару раз совсем крупно, Джунмён зажмуривается, прекращая дышать на мгновенье. Время останавливается вовсе. От плеч вниз разливается острая ноющая боль. Руки Джонина, которые ловят на лету, не позволяя упасть, Джунмён не чувствует, только ощущает интуитивно. Джонин сжимает ладони на его плечах, потерянный, поражённый, удивлённо глядя в его распахнутые глаза, и Джунмён видит, как следом темнеют его глаза вовсе. Зрачок расширяется и затапливает радужку. Кое-как опуская его на землю, Джонин прочь выбрасывает пистолет и уверенным шагов двигает навстречу такому же ошалевшему на мгновенье Донвану, пользуясь этим. Одним ударом ноги выбивает пистолет из его левой руки, следом ловит пулю защищённым бронежилетом животом, выламывая чужую руку из сустава и, разворачивая к себе спиной, замечая, как редеет кольцо оцепления Донвана от метких выстрелов по периметру. И прежде, чем тот успевает угодить ему локтём куда-то, или отбиться, Джонин перехватывает поудобней и одной рукой просто выкручивает чужую голову ко всем чертям прочь, с характерным хрустом ломая шею. Тело в его руках медленно обмякает и Джонин отбрасывает его прочь, опуская голову, чтобы сделать несколько глубоких вдохов и позволить ярости отступить, когда осознание вдруг бьёт обухом по голове и он рывком оборачивается.       - Джунмён-а… Всё происходит буквально за считанные минуты. Джунмён слышит его голос, следом чьи-то крики и звонкое «Мён!» голосом Бэкхёна откуда-то издалека, словно из-под воды.       - Ты что…? – голос Джонина дрожит, вновь появляясь рядом, руки тоже. – Ты что, Мён? Что ты сделал? Джунмён чувствует, как обмякают окончательно ноги, и ощущает невесомость на несколько коротких мгновений, следом видит небо над головой и обнаруживает себя лежащим на земле на его руках. В уши врывается шум происходящего, первые несколько мгновений после болевого шока проходят, и Джунмён, наконец, осознаёт происходящее в полной мере.       - Привет… – улыбается он совсем устало и вдруг кашляет, выплёвывая кровь, едва ею не подавившись. Джонин перехватывает, чтобы приподнять и не позволить этого.       - Ты что… Ты без жилета? – задыхается он воздухом, и Джунмён чувствует, как смуглые дрожащие пальцы обнаруживают под рубашкой толстовку, а под ней только кожу. – Джунмён-а, ну сколько можно тебя учить? – интересуется он, продолжая судорожно глотать воздух, и Джунмён вдруг понимает, что его глаза стекленеют от слёз. – Любимый… – шёпотом, склоняясь к нему, чтобы прижаться носом к его лбу. Джунмён так же устало улыбается. – Зачем?       - Люблю…тебя… – Джунмён снова кашляет, чувствуя, как покалывает на кончиках пальцев, и следом тянется ими навстречу, накрывая смуглую щёку. – Ты – мой дом, – улыбается он, чувствуя, насколько тёплая у Джонина щека. – Прости меня…       - Мён-а… Его голос всё ещё дрожит.       - Я тебя люблю, – веки поднимать, моргая, становится совсем сложно. С ног вверх отчего-то поднимается холод. – Люблю тебя…слышишь?       - Слышу, любимый, – Джонин, не отстраняясь, кивает. – Я тоже люблю тебя.       - Я соскучился, – Джунмён снова кашляет, понимая, как тяжело даются слова, заплетается язык, словно очень пьян. – Ты так пахнешь, – с тихой улыбкой. – Мой единственный… – шёпотом. – Я передам от тебя привет родителям, – снова улыбается он. – Расскажу, каким ты стал, каким вырос.       - Не вздумай! – Джонин чуть отстраняется, чтобы заключить его лицо в ладони, и звучит строго. – Не вздумай прощаться со мной, Мён! Не вздумай!       - Что?... – из размытых образов вокруг появляется лицо Бэкхёна, Джунмён видит и кое-как понимает, что тот усаживается рядом, помогая Джонину держать его. Кончики его пальцев алеют. Джунмён роняет ладонь на свою грудь и чувствует алое тепло теперь на своих пальцах. – Джунмён-а, что?... Не отключайся! – Бэкхён хлопает по щекам совсем легко, но ощутимо, и Джунмён неизменно устало улыбаясь, кое-как отмахивается, но не в сторону Бэкхёна, а совсем в другую, словно не видя его. – Не отключайся! Слушай мой голос!       - Ты… – вновь не сдерживая булькающей теплоты внутри, Джунмён накрывает грудь ладонью. – Найди ему хорошего…Вверенного. Я тебе доверяю…       - Не мели ерунды! – Бэкхён фыркает, но его голос тоже дрожит. –Ты – его Вверенный, слышишь? Ты, и никто другой.       - Скорая уже рядом, – Чанёля Джунмён уже почти не видит, только узнаёт голос и с трудом поворачивает голову в его сторону, прилагая оставшиеся силы, чтобы говорить кое-как.       - Чанёль-а, присмотри… за ними обоими. Чанёль меняется в лице на мгновенье, следом плотно стискивает губы, коротко кивает.       - Присмотрю… – обещает.       - Не смей со мной прощаться! Его голос Джунмён идентифицирует лучше всего, уже не в силах отрыть глаза, продолжает, как ему кажется, улыбаться, кое-как поднимает руку, потянувшись в сторону, откуда звучит голос, и Джонин заключает его ладонь в свои обе, целует, поднося к губам. Борясь с откуда-то взявшимися накатывающими слезами, Джунмён кое-как распахивает глаза, чтобы скользнуть расфокусированным взглядом по чертам любимого лица. Вот он ловит за подбородок в Комнате ожидания на Смотринах, вот совсем открыто, искренне впервые улыбается ему. Вот удивлён после его отказа и побега. И впервые раскрывает перед ним руки, чтобы заключить в объятиях ещё болеющего. Вот его глаза близко-близко, с волос стекает вода и поцелуи на вкус как счастье. Вот на дне радужек его тёмно-карих глаз плещется любовь – Джунмён не узнал её тогда, в день их Посвящения, в момент, когда ханбок был надет на его плечи. Вот его пальцы развязывают семисотлетний пояс белоснежного индийского шёлка Малберри, который спадает с обнажённых плеч. Вот раньше, чем успевает сам Джунмён, он говорит, что любит. Вот прижимает к себе, ругаясь сквозь зубы из-за дыры в его боку. А вот Джунмён просит оставить в покое. Вот он отдаёт сувой с правилами, вот шепчет, что никогда, ни на единое мгновенье не переставал любить. Вот держит за руку, разделяя с ним каждое мгновенье боли утраты. А вот его руки пахнут кровью, а на столе пачка подписанных приказов на ликвидацию. А вот он получает просьбу не прикасаться. Вот Джунмён бьёт его в грудь, чувствуя его руки на плечах и говорит, что Вверенным быть больше не хочет. Вот рвётся сквозь двери, обнимая его за шею за мгновенье до выстрела. Вот пачкает руки в крови и позволяет ему то, что никогда не позволили бы больше никому. Вот он перестаёт ночевать дома, и они разъезжаются по разным спальням. Вот он ищет его в ком-то другом. Вот он узнаёт о Донване – в его глазах боль, предательство, ярость. Вот он бьёт словами, вот замахивается, вот Джунмён целится ему в грудь. Вот тёплое солнце Сицилии и подаренный им браслет. Вот надгробный камень Сынвона, и он разваливается на части от своей боли. Вот теперь Джунмён держит его за руку, разделяя с ним каждое мгновенье боли утраты. Вот Джунмён забирает его под Центральным, вот он звонит с тайной квартиры. Вот возвращается, складывая ладони на его плечи. Вот целует его впервые за долгое время – так, что голова кружится. А вот они отстраивают их собственный мир заново. Вот он узнаёт о новом правиле, которое выдумал Джунмён. Злится, но принимает. Вот он в круглом баре на Бали, удивлённый, но счастливый. Вот он обнимает за плечи, кутая в одеяло, едва они свалились с кровати. А вот Джунмён целует его при всех в аэропорту и говорит, что будет скучать. Вот его лицо по телевизору и его бледное лицо на больничной подушке. Вот его сжатые челюсти и каждодневные разочарования в себе и во всём мире. А вот он делает первый шаг снова, как впервые. Улыбается так, что у Джунмёна щемит в груди. А вот «Утопия» присылает первое приглашение, и он смотрит с недоверием, выслушивая. Вот день передачи – в его глазах неприкрытый страх. А вот первая встреча после передачи – его взгляд осязаем. Вот случайные прикосновения его пальцев на званном ужине. А вот, о, совпадение, встреча на СТО. Вот его взгляд после взрыва Дома смирения. А вот та пустота в его глазах, которая так пугает, и он, сидящий на земле возле тела Бонмина. И вот и его «ты без жилета?».       - Я тебя люблю…       - Я знаю, – Джонин склоняется к его лицу, сцеловывая слёзы. – Я тебя тоже.       - Я теперь… свободный…