Сломанные крылья

      Последние недели дались Йори нелегко, но совсем недавно захвативший его водоворот событий вроде утих, и мальчишка наконец вздохнул с облегчением. Он любил постоянство и предопределенность, и единственным негативным моментом было лишь то, что очищающийся от кислотной крови организм начал иногда выдавать какую-то реакцию на внешние раздражители. Слабую, едва ощутимую, но всё же периодически накатывающие намёки на эмоции каждый раз неслабо озадачивали Нашимуру. Впрочем, были и позитивные моменты. Например, когда он получил заветную стопочку книг, приобретенных на победные деньги. Он действительно испытал искреннюю радость и четверо суток почти не вылезал из комнаты, наслаждаясь десятком разнообразных произведений. Точнее, их было одиннадцать, если учитывать старенький учебник фармакологии, торжественно врученный юному бойцу миловидной докторшей. Тем не менее проблемы Стервятника всё-таки преследовали, появившись оттуда, откуда он совершенно не ждал. Например, он с удивлением обнаружил, что совершенно не умеет выбирать. Большую часть жизни он прожил в приюте, обходясь лишь скудным ассортиментом, предоставляемым государственным учреждением, так что открывшиеся перспективы ввергли его в лёгкую панику. Он два дня промучился со списком интересующей его литературы и скрепя сердце всё же выбрал десять работ из бесконечной вереницы желаемых книг. Но истинным адом для него оказался выбор одежды.       Привыкнув всегда носить лишь то, что дают, Йори растерялся, получив на руки каталог одежды. О том, чтобы устроить встречу с портным, у которого затаривался шмотками Павлин, молоденькая работница даже не заикнулась, прекрасно видя, что посетитель и так обалдевает от возможных вариантов. Со штанами и кедами Йори определился сразу же, наугад тыкнув в однотипные, по его мнению, модели, а вот с верхней частью одежды вышла заминка. Нашимура чуть не окосел, рассматривая различные рубашки, футболки, туники и прочее, чем можно было бы прикрыть его тощий торс. В итоге он всё-таки решился, выбрав самое нейтральное — чёрную футболку. Работница на него как-то странно посмотрела, но спорить не стала, послушно оформив заказ.       Он бы вообще этим всем не стал заниматься, но, поглядев на преобразившегося Жаворонка, был вынужден признать, что щеголять в робе именно здесь означало привлекать к себе даже больше внимания, чем разнаряженный Сукегава. Так что пришлось смириться. Его посетила подленькая мыслишка сходить посоветоваться с Шином, но в конце концов он всё-таки удержался, одёрнув себя тем, что сам сжёг все мосты и нечего пользоваться чужой добротой. Ведь Хираи наверняка не откажет, а послать его потом вновь будет крайне невежливо. От этого в Нашимуре проснулось что-то вроде совести, так что идею пришлось отложить, опасаясь, как бы вслед за ней не появились и остальные чувства вроде вины, свойственные всем остальным людям, не имеющим проблем с эмоциями. Однако, когда заказ пришел, Стервятник моментально пожалел о своей осторожности и наконец понял, почему оформляющая заказы девушка смотрела на него так странно. Как оказалось, минимальный размер выбранной футболки намного превышал размеры несчастного Йори, вдобавок по бокам находились крайне интригующие разрезы, словно вещицу до этого подрал какой-то тигр-перфекционист. Обречённо вздохнув, мальчишка всё же переоделся в это издевательство, хотя и выглядел теперь весьма комично, ибо рукава футболки доходили ему до локтей, а её конец находился в районе коленей. Смирившись с тем, что, видимо, у него никогда всё не будет как у людей, он критически осмотрел себя в зеркале и безнадёжно махнул рукой на собственное отражение. Хуже всё равно не будет, хуже просто уже не может быть.       Так что, утешив себя подобными мыслями, Нашимура поглядел на часы и заторопился к выходу. Каждый вечер он приходил под дверь странного парня-монаха и слушал его игру до поздней ночи, пока тот не затихал. Это было одним из самых приятных нововведений в его жизни. К счастью, потеряв ещё шестерых бойцов, патрульные его больше не трогали, сообразив, что психованный музыкант совсем не против слушателя. А вот против шума под дверью ещё как. Так что теперь Йори никто не трогал, да и вообще на это время коридор становился возмутительно пустым, что его несказанно радовало.       Однако этот день у него явно не задался. Обычно красноволосый гитарист играл минимум до часу ночи, но именно сегодня почему-то закончил всего спустя полчаса после прихода своего маленького поклонника. Немного подождав и придя к выводу, что на сегодня его персональный концерт окончен, мальчишка хотел было встать и уйти, но не смог. Дверь внезапно распахнулась, явив ему того, из-за кого он, собственно, и приходил. Тонкие брови хозяина комнаты поползли вверх, словно он совершенно не ожидал тут кого-нибудь увидеть.       — Ты чё тут делаешь? — поинтересовался он, с подозрением вглядываясь в сидящую напротив двери фигурку. Воспоминания неохотно подсказывали, что где-то он этого придурка уже видел, но запоминать кого-то, кроме своего непосредственного начальства и парочки коллег, Генкаку Азума считал ниже своего достоинства. Всё равно они все сдохнут, так зачем засорять мозг, запоминая безымянные трупы?       Йори медлил, подбирая слова для наиболее точного ответа, но произнести их так и не успел. Не любящий долгие паузы Генкаку шагнул вперёд и с разворота пнул его в челюсть, повалив на пол, и раздражённо хмыкнул.       — Я спрашиваю, чё ты тут делаешь. Глухой, что ли?       — Нет, — невнятно пробормотал Нашимура, чувствуя во рту противный металлический привкус и держась за свёрнутую челюсть. Пытаясь унять поплывшие перед глазами круги, он собрался с силами и всё же выдохнул: — Слушаю…       — Чего ты там бормочешь? — гитарист потряс пальцем в ухе, но, так и не расслышав повторённый ответ, ухватил лежащего мальчишку за ошейник, грубым рывком поставив того на ноги. Оглядев равнодушные серые глаза и стремительно опухающую челюсть, он с подозрением уточнил: — Ты говорить-то вообще можешь? Или немой?       — Мог… Минуту назад, — без тени иронии ответил Йори, стараясь вообще не шевелить губами, каждое движение которых болью отзывалось во всём черепе. Его речь, и так обычно тихая, теперь была вообще еле слышной, а вкупе с невнятностью дикции и вовсе превратилась в сложно угадываемый по смыслу набор звуков. Но Азума ждал ответа, каким-то чудом прекрасно понимая, что говорит его слегка придушенная ошейником жертва. — Я говорю, что не делал ничего плохого. Просто слушал.       — А… Понятно, — глубокомысленно произнёс Генкаку, выпустив ошейник из пальцев. Немного поразмышляв, он задумчиво уточнил: — Каждый вечер просто слушаешь?       Стервятник коротко кивнул, опасаясь, что сейчас получит ещё один пинок, но его собеседника, похоже, волновал сам факт ответа, а не то, в какой форме он был дан.       — Нравится моя музыка?       Ещё один торопливый кивок.       — И что, ты меня совсем не боишься?       Нашимура на секунду подвис, не представляя, в какую сторону мотать головой, и был вынужден признать, что без вербальной составляющей его вряд ли поймут правильно.       — Нет, — вздохнул он, пожав плечами, и зачем-то добавил: — Я не умею бояться…       — Серьёзно? — не сразу поверил ему тот, кого до смерти боялись все обитатели этого блока, включая коллег.       Их, называемых гробовщиками, обходили стороной даже военные, совершенно не желая связываться с настолько отмороженными психами. Каждого из них отбирал лично промоутер Тамаки, создав в блоке G свой личный элитный отряд из самых жестоких садистов и убийц. Тех, кто давно потерял разницу между добром и злом, перевернув с ног на голову эти понятия. Кто без малейших промедлений расчленит младенца или беззащитную старушку. Кто искренне наслаждается убийством и считает его развлечением. Чьё сознание настолько искалечено и извращено, что по сравнению с ними и смертники кажутся великими гуманистами. Даже сам Тамаки не всегда мог сдерживать этих монстров, потому что их попросту нечем было контролировать. Они ни в грош не ставили ни свою, ни чужую жизнь, но только они могли противостоять смертникам на равных, хотя и не обладали Ветвью Греха. Было довольно непросто собрать свору озверевших психов вместе, ещё и заставив их подчиняться, но промоутер всё же справился, найдя к каждому из них свой подход. Так, например, сам Генкаку, приговорённый к смерти почти сразу же после Токийского взрыва, прельстился вседозволенностью предложенной должности, единственным правилом которой было чётко исполнять приказы. Взамен он получил полную свободу действий, избавление от ошейника и вообще всё, что душе угодно, за исключением возможности покидать блок G. Оценив перспективы, неуравновешенный, но далеко не глупый парень моментально согласился, уже пару лет как являясь лидером гробовщиков и творя беспредел, вплоть до расстрела военных по причине плохого настроения его левой пятки. Смертников он трогал в разы реже, прекрасно зная, как бесится начальник из-за причиненных убытков. Впрочем, и это ему всегда сходило с рук, потому что Тамаки прекрасно знал — Азума единственный, кто никогда его не предаст. Не поведется на уговоры и посулы жаждущих сбежать, не проявит и намёка на жалость или человечность и никогда не оспорит полученный приказ, выполнив его безупречно в рекордные сроки.       И сейчас этому без сомнения самому страшному и опасному человеку в лицо заявляли, что его не боятся. Более того, этот ходячий скелетик с дебильным выражением лица и сломанной челюстью имеет наглость заявлять, что столь обожаемый лидером гробовщиков страх ему вообще неведом. А что самое противное… похоже, он не врёт.       — Ясненько, — потёр подбородок Генкаку и, больше не сказав ни слова, удалился.       Немного подумав, Йори развернулся в противоположную сторону и побрёл в лазарет. Он искренне не понимал, за что ему сломали челюсть и почему не стали убивать, хотя этот тип явно не оценил его честный ответ. Но всё это, по сути, и не имело значения. Единственное, чего он немного опасался, — это того, что, когда он завтра придёт, не услышит покорившую его музыку.       Однако то ли гробовщику пришлась по душе его честность, то ли он просто не хотел лишаться своего единственного слушателя, но следующим же вечером, придя на своё место, Йори слегка опешил. Нет, музыка всё так же звучала, однако дверь была специально приоткрыта, и в появившуюся щёлочку мальчишка даже разглядел и самого исполнителя, терзающего взвизгивающие от каждого прикосновения струны и окутанного клубами сигаретного дыма. Не став особо приглядываться, Стервятник занял свою позицию у стены, чувствуя невероятное облегчение. Раз музыкант не поленился дверь приоткрыть, значит совсем не против, чтобы он тут сидел, а это было самым важным. Несколько раз за вечер исполнитель весьма специфических мелодий прерывал процесс музицирования и отходил к стеллажу с алкоголем, дабы наполнить опустевший бокал дешевеньким, но отчего-то полюбившимся ему ромом. Вернее, это со стороны выглядело как обновление стакана, однако истинной целью этих перебежек было нечто совершенно иное. Нашимура, как обычно сидящий уткнувшись лицом в колени, и не подозревал, что каждый раз, возвращаясь на своё место, Генкаку мельком бросал взгляд за дверь, с удовлетворением подмечая, что мальчишка всё так же сидит на своём посту. Отчего-то его это жутко забавляло, вызывая странный приступ безбашенного веселья. Может, потому, что ему льстил такой интерес к его «творчеству», от которого обычно все в ужасе разбегались, зажимая уши. А может, потому, что этот малец его слегка заинтриговал. Несмотря на вагон недостатков, Азума имел и несколько весьма полезных черт характера, одной из которых было умение разбираться в людях. Он чуял чужой страх и наслаждался им. Знал, куда надо надавить, чтобы его вызвать. И только поэтому Стервятник был ещё жив да отделался сломанной челюстью. Гробовщик попросту увидел, что его бесстрашие не пустое бахвальство и не дешевые понты, а искреннее, неподдельное равнодушие. И теперь ему очень хотелось сломать этого чудика. Сначала морально, а затем и физически. А ещё лучше всё вместе и одновременно. Но для этого был нужен какой-то план, которого на данный момент, увы, не было.       Спустя полторы недели его тоже не было, так что Генкаку начал потихоньку звереть. Возможно, в тот вечер он бы уже и психанул да пристрелил раздражающего его пацана, но того спасла счастливая случайность. Азума узнал об очередном бое Стервятника почти перед самым его началом и, немного подумав, всё же решил изменить принципам. Он редко смотрел Карнавал трупов, а Шоу неудачников ещё реже просто потому, что не интересовался убийствами, сделанными чужими руками, но в этот день всё же не удержался.       — Что ты тут делаешь? — возмущённо вскинулась маленькая девочка лет шести, обернувшись на грохот открывшейся с ноги двери гостиной.       Своего начальника Хибана Дайда не любила, считая грубым мужланом и полным отморозком. И неприязнь эта была вполне взаимной, ибо Генкаку был о ней ничуть не лучшего мнения. Его вообще раздражали ханжи, а уж тот факт, что эта козявка, несмотря на свой сопливый возраст, стала гробовщиком, его и вовсе выбешивал. Однако приходилось терпеть. Несмотря на все свои стремления стать «настоящей леди», Хибана в четыре года уже распрощалась со здравым смыслом и стала убийцей. Очевидно, Тамаки это позабавило, и, как и в случае с бывшим послушником буддийского монастыря, он быстренько пригрел девчушку в Стране Чудес Смертников, сделав её гробовщиком. Благо повёрнутость малышки на дисциплине и порядке, ставшая причиной её смертного приговора, ничуть данной работе не мешала.       — Съебалась в ужасе, — недружелюбно буркнул Генкаку, выдыхая вонючий дым сигареты в сторону побледневшей Хибаны.       Замахав ручками, она скривилась и едва успела выдернуть свою тетрадку из-под тяжелых ботинок проходящего мимо лидера. Тот бы и по ней с радостью прошелся, но, увы, она была чуть в стороне от его конечного пункта назначения.       — Ты грубый и невоспитанный, — вздёрнула носик Дайда, поджимая губки и поднимаясь с пушистого ковра, на котором до этого делала домашнее задание. — Тебя надо наказывать за то, что так обращаешься с леди.       — Леди? Ты-то? — лениво хмыкнул парень, рухнув на диван перед телевизором и вытянув ноги. — У леди, чтоб ты знала, есть сиськи. Вот когда они у тебя появятся, тогда и посмотрим. А пока завали хайло и не пищи на ухо, бесишь.       Хибана пошла красными пятнами, борясь с желанием тут же наброситься на нахала и выцарапать ему глаза. Останавливали её лишь две вещи: во-первых, такое поведение недостойно и не подобает леди, а во-вторых… это ничтожество, к сожалению, намного сильнее её. По крайней мере, пока что.       — Пф, — фыркнула девочка, направляясь к выходу, и хотела было уйти, но всё же задержалась, удивлённо вскинув белёсые бровки. — Карнавал трупов? С каких пор ты его смотришь?       — Тебя ебёт? — вяло отозвался Генкаку, прицельно отправив в полёт окурок прямо в голову надоеде, но противная девчонка, привыкшая к его вывертам, ловко уклонилась.       — Надеюсь, ты сгоришь тут, — от души пожелала она, глядя, как огонёк прожигает ламинат, и выскользнула за дверь.       Азума только вздохнул, неохотно поднявшись и всё же затерев подошвой тлеющий хабарик. Злорадно показав двери оттопыренный средний палец, он уселся обратно, рассеянным взглядом уставившись в экран жизнерадостно мигающего телевизора. Представление участников уже закончилось, но одного из них гробовщик знал не первый месяц, а вот второй… Маленький Стервятник с первого взгляда вызывал скорее нервный смех и своим внешним видом с этой нелепой безразмерной футболкой, и крайне бестолковым стилем боя. Несмотря на все попытки камер запечатлеть наиболее выгодные ракурсы, на всех кадрах мальчишка выглядел полным идиотом с глуповатым, отрешенным выражением лица. И тем не менее он каким-то чудом побеждал. Кровь, которая, по идее, должна была стекать по его запястьям, словно растворялась в воздухе, и сколько бы зритель ни приглядывался, так и не понял, что же у него за оружие такое. Лишь в один момент Генкаку удивлённо присвистнул, когда буквально за секунду до того, как Стервятника должен был расплющить огромный молот противника, хрупкую фигурку словно окутало едва различимой розовой дымкой, после чего… молот просто разлетелся в пыль, будто стертый невидимым ластиком.       — Неплохо, — пробормотал Азума, потерев подбородок и невольно нахмурившись. Это действительно было очень странное сражение. Пацан словно бы и ничего не делал, но эффект от его дурацких метаний по арене был попросту ошеломительный. Но больше всего гробовщика впечатлила концовка шоу, когда Стервятник подошел к поверженному и обескровленному противнику. Генкаку чуть не взвыл от восторга, увидев, как мальчишка кладёт ладонь на лицо врага и спустя несколько секунд от того остаётся лишь оплавленный, пузырящийся кислотой череп с остатками мозгов. И как потом этот мелкий псих, легко встряхнув рукой, попросту уходит с ринга, ни разу не взглянув ни на камеры, ни на голограммы карт зрителей.       Это была чертовски странная победа, которой, судя по выкрикам, многие остались недовольны, но… бывший послушник был под таким впечатлением, что с трудом мог усидеть на месте. Он редко встречал кого-то, кто был еще более ненормален, чем он, а этот Стервятник явно был одним из таких уникумов. Безэмоциональный. Безжалостный. Безжизненный. Пустой. В чём-то он был полной противоположностью красноволосого гитариста, но в то же время был чертовски на него похож. И того это безумно манило, не предвещая объекту столь нездорового интереса ничего хорошего.       Нашимура ещё не представлял, во что ему выльются собственные особенности, поэтому, едва отмывшись и приведя себя в порядок, он, как и всегда, заторопился на излюбленное место. И слегка огорчился, когда, подойдя к двери, обнаружил её закрытой. Вернее, расстраивала не сама дверь, а возмутительная тишина, царившая и за ней, и в коридоре. Йори заколебался, пробежавшись кончиками пальцев по синяку на скуле и почувствовав лёгкую боль, почему-то помогающую ему сосредоточиться. За прошедшее время отёк почти прошел, а небольшая трещина начала заживать, но всё ещё напоминала о себе при попытках разговаривать или посмотреться в зеркало. Переливающийся от тёмно-фиолетового до жёлтого цвета синячище пёстренькой расцветки добавлял и без того специфической внешности мальчишки особый колорит. Даже Павлин сегодня не удержался на шоу от пары шуточек по этому поводу, но, к счастью, Йори было совершенно плевать и на свой вид и на чужое мнение по этому вопросу. А вот на то, что своим опозданием он, возможно, как-то задел гитариста и тот сегодня решил не играть, было не плевать. Конечно, был ещё вариант, что у того сегодня просто появились неотложные дела, но об этом думать совсем не хотелось. Ведь тогда вообще неясно, когда монах-убийца объявится и будут ли у него силы на музицирование.       Однако, словно услышав его безмолвный зов, из-за угла как раз вынырнул блаженно улыбающийся Генкаку, при виде которого Стервятник слегка воспрянул духом, облегчённо выдохнув. Он уже было собирался присесть, но Азума внезапно смерил его заинтересованным цепким взглядом и, слегка кивнув, ухмыльнулся.       — Эй!       Нашимура застыл в нелепой позе на полусогнутых ногах, удивлённо вскинув брови. Он настолько привык, что на него обращают не больше внимания, чем на какой-нибудь предмет мебели, что любые отхождения от подобной концепции вызывали у него оцепенение. Гробовщик фыркнул и, взявшись за ручку двери, небрежно бросил через плечо:       — Сегодня твой день, чёртов смертник. Так что кончай изображать срущую мышь и заходи.       Йори едва не свалился на пол, лишь чудом удержав равновесие, судорожно пытаясь просчитать причины подобного к себе отношения. За это время он уже успел примерно выяснить, кто такой Генкаку и чем он занимается, так что искренне недоумевал, что такому, как он, могло понадобиться от невзрачного, довольно посредственного смертника. Убить? Да нет, судя по слухам, когда лидер гробовщиков хочет кому-то вышибить мозги, называя убийство почему-то «спасением», делает это сразу же, не тратя времени на разговоры и не обращая внимания на свидетелей. Так почему же?..       Возможно, если бы Нашимура обладал чуть более развитой эмпатией, умел разбираться в людях или хотя бы раз прислушался к своей вяленькой, но всё же имеющейся интуиции, то вся его жизнь сложилась бы иначе. Потому что его так называемое «чувство задницы» во весь голос верещало об опасности, подстерегающей его за этой дверью. Увы, Стервятник действительно не знал, что такое страх, поэтому при всём желании не мог бы его услышать. И опрометчиво перешагнул порог, за которым ждал его многообещающе ухмыляющийся гробовщик.