Проходя в комнату Генкаку, Йори даже приблизительно понятия не имел, что конкретно его тут ждёт и зачем его вообще сюда позвали. Как и после прошлого боя, сознание было слегка затуманенным, хотя и ощущалось всё немного иначе. Он был словно слегка под кайфом, не до конца осознавая реальность. Проклятый браслет с каждым разом всё сильнее делил его жизнь на две части, спутывая сознание и будто разрывая пополам. Он с трудом мог вспомнить, что творил на арене и как добрёл до знакомой двери Гробовщика. Словно всё это делал не он, а кто-то другой. Жесткий, равнодушный и невероятно холодный. Как живой труп, живущий где-то внутри сознания подростка. Однако сам Йори ничуть не противился выбору этого «кого-то» и был даже рад, что в этот раз очнулся не в гостиной, а у знакомой двери. Хотя всё дальнейшее, включая довольно странное приглашение, надо было разгребать именно ему, а не тому, кто занимал его тело на время боя.
Комната лидера гробовщиков показалась Нашимуре… странной. Лишь спустя почти минуту осмотра он понял, что это скорее не сама комната, а гостиная, треть которой занимала внушительная барная стойка, за которой располагались полочки с многообразием видов алкоголя. Также тут находились два дивана, устроенные друг напротив друга, и низенький кофейный столик из стекла. А сама комната, скорее всего, располагалась за одной из двух неприметных дверей, но туда ему вряд ли светило когда-нибудь попасть.
— Сядь, — небрежно скомандовал Азума, кивая на один из диванчиков и направляясь за стойку.
Стервятник послушно примостился на самом краешке одного из диванов, оглядывая интерьер отрешенным взглядом и рассеянно вслушиваясь в звон доставаемых стаканов и передвигаемых бутылок. Всё происходящее казалось каким-то сюрреалистичным и неправильным, хотя с учётом места, в которое он попал, удивляться чему-то уже было довольно странно. Быть может, его ждёт персональный концерт на одного слушателя? Но он и так происходил каждый вечер, для этого Генкаку незачем было его приглашать. Или тот хочет что-то обсудить? Но тогда… Йори поёжился от этой неприятной мысли. Лидер гробовщиков нравился ему именно потому, что относился к нему именно так, как Нашимура и хотел. А если точнее, то вообще не замечал, что мальчишку вполне устраивало. И ему крайне не хотелось бы разочаровываться, выяснив, что этот ненормальный монах всего лишь обычный парень, который, упасите боги, захочет подружиться с фанатом.
— Пей, — так же отрывисто произнёс вернувшийся гробовщик, поставив перед ним рокс, наполненный кислотно-желтой жидкостью. Плюхнувшись на диван напротив, Азума с задумчивым прищуром наблюдал за мальчишкой, привычно отпивая свой обожаемый ром.
— Я… Не уверен… — начал было Стервятник, впервые в жизни повстречавшийся с алкоголем, но, поймав на себе недобрый взгляд хозяина комнаты, моментально заткнулся и потянулся к пойлу. Несмотря на имеющиеся знания по химии, неизвестная субстанция почему-то вызывала ассоциации с серной кислотой, хотя Йори прекрасно осознавал, что та не имеет столь жизнерадостного цвета и уж точно не пахнет лимоном со спиртом.
Первый глоток рухнул в пустой желудок, казалось бы, разъедая его ничуть не хуже той самой кислоты. В нос ударил терпкий аромат лимона и спирта, смешанный с чем-то ещё цитрусовым, что окосевшему после снятия первой пробы мальчишке было сложновато распознать.
— Нравится? — с садистским удовольствием уточнил Генкаку, любуясь перекошенной мордой своего «слушателя». — Аналог коктейля «Камикадзе», как по мне, для тебя самое оно и по сути, и по названию.
— С-спасибо, — хрипло поблагодарил Йори, пытаясь угомонить взбесившийся желудок и хоть раз нормально вдохнуть. Проблема была даже не в том, что организм отчаянно пытался вывернуться наизнанку, вернув этому недоброму миру не самый лёгкий для первого распития коктейль, а в том, что опрометчиво употребивший алкоголь мальчишка решил выпить на голодный желудок, лишь усугубляя свое положение.
Гробовщик не ответил, любуясь метаморфозами, происходящими на лице попавшегося в ловушку Стервятника. Бледное лицо стало и того бледнее, но почему-то это делало его лишь притягательней. Парень мужественно давился предложенным своим кумиром пойлом, отчаянно зажмурившись, стараясь не вдыхать выдыхаемое.
— Неплохо, — прокомментировал Генкаку, рассмеявшись, наблюдая, как растерянный пацан вглядывается в опустевший бокал, ко дну которого прилипли какие-то белые песчинки. — Похоже, ты и правда понятия не имеешь, что такое страх.
— А ты думал, что я вру? — бесцветным голосом поинтересовался Йори, опуская палец в стакан и собирая подушечкой корявые гранулы. — Что это? Какое-то лекарство?
— Можно сказать и так, — тонкие губы монаха расплылись в кривоватой ухмылке, а глаза заинтересованно прищурились. — Небольшая доза наркоты, решил, что тебе не помешает. Ну и облегчит процесс общения. Кто ж знал, что ты залпом выхлестаешь весь стакан за секунды.
Нашимура тупо уставился на свой палец, покрытый термоядерного цвета жидкостью с белыми вкраплениями. Наверное, ему стоило возмутиться, испугаться, хотя бы рвануться к двери, но… это был Йори. Тот самый, которому действительно были не известны такие понятия, как страх и жалость. Тот, кто не знал о вежливости и ненависти. Не потому, что был таким бесстрашным, а потому, что так и не научился что-то испытывать, хотя обхватывающий узкое запястье браслет и пытался этому поспособствовать.
Азума громко присвистнул и, откинув голову, от души расхохотался, когда этот безумный смертник, безразлично пожав плечами, невозмутимо облизал палец с остатками какой-то химической дряни, истинное предназначение которой не знал и сам гробовщик. Этот парень нравился ему с каждой секундой всё больше. Безрассудный, принимающий любое безумие как норму, совершенно индифферентный к любым вывертам судьбы. Какова вероятность, что он выдержит вообще всё, что ему может предложить Страна Чудес Смертников? Но Йори Нашимура пока держался, справляясь со всем, что ему подкидывала судьба. Да, иногда было больно, но… раз уж его окружает безумие, не проще ли стать его частью, нежели сопротивляться неизбежному?
— Чего ты этим хотел добиться? — равнодушно поинтересовался мальчишка, и так уже прекрасно зная ответ.
Мир вокруг словно плавился, превращая окружающий интерьер и лицо собеседника в восковые фигуры, оставленные на палящем солнце. Звуки померкли, доносясь будто издалека, а сердце взбесилось, гоняя кровь втрое быстрее обычного. Это было больно, но в то же время… Стервятник ощущал нечто вроде удовлетворения. Тело с каждой секундой всё больше горело, но при этом ему было хорошо. Негативные ощущения смешивались с безудержным желанием и наслаждением, которого он никогда не испытывал прежде. Он давно позабыл, что это такое, и вот… начал вспоминать. Странное чувство, отдаленно напоминающее давно покинувшие его эмоции. Быстрый и ритмичный пульс, гулким эхом отзывающийся в голове. По сравнению с беспросветной пустотой, к которой он так привык, эти чувства казались чем-то невероятным, волшебным, чудесным…
— Тебе нравится, чёртов смертник? — голос Генкаку эхом доносился будто сквозь толщу воды.
Быстро, слишком быстро. Не привыкший к любым воздействиям организм буквально на глазах ломался под безжалостным натиском кошмарной синтетики, даже малейшая доза которой считалась губительной для человеческого тела. Йори и сам не помнил, как из его ослабевших пальцев выскользнул проклятый стакан, с тихим звоном ударившись о ламинат. Как он обхватил свои плечи, вцепляясь в них тонкими пальцами и начиная ритмично покачиваться в такт играющей в его голове музыке.
— Вот срань, — сквозь зубы процедил гробовщик, отставляя свой стакан и зло смотря на совершенно невменяемого гостя. Он читал, что этот наркотик вызывает депрессию и страх, и совсем не ожидал, что обдолбавшийся парнишка выдаст прямо противоположную реакцию. А судя по безумной улыбке и тихому, хрипловатому мурчанию, тому сейчас было очень хорошо. — Эй!
Зло отшвырнув свой полупустой стакан, Азума поднялся и, перешагнув через столик, ухватил оборзевшего Стервятника за ворот футболки, встряхнув, как домохозяйка половичком.
— Ты совсем охерел? — зло процедил монах прямо в лицо тронувшемуся мальчишке, безвольно обвисшему в его руках. — Чего лыбишься?!
— Мне так… хорошо… — Йори глупо рассмеялся, бесстрашно подняв совершенно невменяемый взгляд с расширенными зрачками. Болезненно сухие губы нервно дрогнули в кривой, неестественной улыбке. — Я чувствую… И это… так хорошо…
— Хорошо? — сквозь зубы процедил Азума, рассчитывавший на совершенно иной эффект. — А это чувствуешь?
Развернувшись, лидер гробовщиков брезгливо выпустил не оправдавшего надежды парня, и тот, не удержавшись на ослабевших ногах, рухнул на спину. Генкаку с нескрываемым наслаждением наблюдал, как зазвеневшие осколки столика разлетаются мелким крошевом, оставляя лишь отлитый из стали каркас. Как у провалившегося в образовавшуюся дыру парня болезненно перехватывает дыхание, а зрачки, и так расширенные из-за препарата, заполняют всю радужку, делая бесцветно-серые глаза почти чёрными.
— Ха… Ха-ха… — завалившийся на спину Нашимура выгнулся, царапая пальцами битое стекло и даже не пытаясь подняться. Он почти не чувствовал боли, хотя остатками сознания прекрасно понимал, что она должна быть. Что вся его спина и большая часть бёдер сейчас представляет из себя огромную рану с торчащими из плоти осколками. Но вместо этого он ощущал радость и счастье. Просто из-за того факта, что он вообще что-то чувствует. На тонких губах, которые многие считали некрасивыми, играла безумная улыбка.
— Смеёшься, чёртов смертник? — Азума немного полюбовался корчащимся парнем, силуэт которого постепенно окутывал багряный ореол вытекающей крови. — Нравится боль?
Стервятник откинул голову, не расслышав вопрос и тихо застонав. Его ждало забвение, такое желанное и такое недостижимое. Боль в спине, затылке и ногах накатывала волнами, пытаясь соперничать с удовольствием и впервые в жизни нахлынувшими чувствами, но неизменно проигрывала. Несмотря на то, что он почти не мог шевелиться, он чувствовал невероятную свободу и лёгкость. Пока…
Ещё один стон, сопровождающий грубый подъём почти бессознательного тела. Безумный монах, поклоняющийся смерти и считающий её избавлением, буквально вырвал мальчишку из долгожданной эйфории. Тощее заостренное лицо с колючими глазами приблизилось вплотную, находя отражение во взгляде того, кто впервые в жизни почувствовал решимость шагнуть за Порог.
— Если ты надеялся, что на этом моя фантазия закончится, то ты сильно просчитался, сучонок, — тихо рыкнул в лицо мальчишке Генкаку, откидывая лёгкое тельце на диван.
То, что он хотел сейчас сделать, было дико и неправильно даже для него, но… очень уж его задел тот факт, что бесстрашный пацан до сих пор так и не показал ни малейшего страха. Более того, наркота, которая обычно действует на людей спустя минимум полчаса, выключила и без того не самое вменяемое сознание за считанные минуты, оставив Азуму наедине с обдолбанным мальчишкой, ловящим кайф даже с боли. Причём настолько откровенно, что в узких джинсах, и так лишь чудом держащихся на тощих бедрах, стало невероятно тесно. Это не было привычным чувством власти, нет, это было чем-то большим. Азартом, любопытством, интересом и полнейшим непониманием того, какую ещё непредсказуемую реакцию может выдать невменяемый Стервятник на вполне себе обычные вещи.
— Нет… — коротенькое слово рефлекторно сорвалось с бледных пересохших губ, когда тот, кто довёл его до такого состояния, безжалостно принялся стаскивать новенькие джинсы с возмутительно узких бёдер.
Ему не было больно и не было страшно. Пульсирующая в висках кровь не давала сосредоточиться на мысли, что всё это неправильно. Пропитанная кровью футболка липла к телу, но, задранная уверенными в своем праве пальцами, она оголила бледное тело в алых разводах. Йори буквально чувствовал, как от малейшего движения его или его мучителя, осколки стекла соскальзывают на обивку дивана, открывая кровоточащие раны. На секунду его пробил безудержный смех от осознания того, насколько же он везучий. Даже в месте, где все умирают, общаясь с тем, кто не знает жалости, он всё равно живёт. Вероятность того, что он бы погиб, упав на тот столик, была велика, и всё же. Он жив. Медленно истекает кровью из-за мелких ран в ожидании того, что ещё придумает этот безумный гробовщик. Впрочем… Тут не надо быть гением, чтобы догадаться о его задумке.
— Чёртов смертник… — этот прокуренный голос словно вбивается в мозг.
Тело невольно дёргается, пытаясь спастись от неизбежного, но мышцы не слушаются и не дают сбежать из этого кошмара. Который, однако, неотвратим, как апокалипсис. Боль играет совершенно новыми гранями. Задницу словно режут ножом, но спустя несколько секунд по бедрам начинает течь что-то липкое, слегка облегчая страдания. Совсем немного, но искаженному наркотиками и алкоголем разуму этого достаточно. Накрывающая с головой эйфория слегка отступает, сменяясь осознанием, что сейчас происходит что-то страшное. Что-то, что должно заставить его действовать. Однако желание действовать всё не приходит. Апатия, от которой он бежал последнее время, шумной лавиной накрывает Нашимуру с головой, вынуждая царапать короткими ногтями пушистый ворс дивана. Из пересохшего горла доносятся лишь сдавленные вскрики, быстро сменяющиеся сперва глухими всхлипами, а затем и вовсе едва различимыми вздохами.
Генкаку плевать хотел на то, что происходит с жертвой его интереса. Он отпустил затихшего мальчишку, лишь когда алые от размазанной крови бёдра того покрылись белыми потёками бледно-прозрачной и куда более плотной жидкостью. И тут же без малейшей жалости он спихнул едва дышащего Стервятника на усыпанный осколками пол.
— Проваливай, чёртов смертник, сегодня концерта не будет, — прерывисто сообщил Азума, застёгивая ширинку и с безумной ухмылкой смотря на лежащего у его ног почти потерявшего сознание парня. — Может… завтра?
— Тогда… — Йори с трудом приподнялся на локтях, чувствуя невероятную слабость. Вернувшееся безразличие, пришедшее на смену выбитому, а точнее, вытраханному из него красноволосым монахом счастью, вновь вернуло его в привычный мир. Боль, унижение и полнейшее равнодушие — всё это было ему столь знакомо, словно он вернулся домой после долгой поездки. С трудом поднявшись на ноги, он даже оборачиваться не стал, не желая видеть в насмешливых глазах привычное презрение. — Тогда я завтра приду…
Каждое слово огнём отпечатывалось в груди, выжигая лёгкие и пересохшую гортань. Пошатываясь, Йори с трудом поднялся и буквально вывалился за дверь, цепляясь лишь за одну мысль. Плевать на то, что сделал этот гребаный гитарист конкретно сегодня. Завтра… возможно… он будет играть. И в этот момент исчезнет вообще всё, кроме творящейся музыки. И это было самым главным.
Стервятник невольно усмехнулся, тяжело опершись на стену и расслышав хриплый, слегка безумный смех своего кумира. У него было право злиться, ненавидеть его… Да как минимум уйти и никогда не возвращаться. Однако… он хотел вернуться. Хотел вновь услышать эту сатанинскую музыку. Увидеть хищное лицо с кривой ухмылкой и зажатой в тонких губах вонючей сигаретой. И почему-то, он и сам не знал почему, всё произошедшее показалось ему мелким и несущественным в сравнении с этим желанием. Если это была цена, которую он должен был заплатить за возможность слушать музыку, то почему нет? В безумном месте, называемом Страной Чудес Смертников, где он сам творил вещи и похуже, это было лишь небольшой частью, крупицей всего, что он делал ради того, чтобы выжить. И он безропотно принимал любую цену, назначаемую другими. Вот если бы ещё было немного светлее и мир так не шатался, приняв его плату…
***
Йори открыл глаза не сразу после того, как пришел в сознание, минут десять пытаясь припомнить, что предшествовало его разбитому состоянию. Тело ныло и болело, словно перед отключением сознания попав в камнедробилку, из-за чего реальные воспоминания поначалу путались с невероятными фантазиями нереальных зверств. Тем не менее мозг потихоньку восстанавливал реальные события, что привели его к столь плачевному состоянию. Единственное, чего Нашимура не помнил наверняка, — как попал в лазарет. Впрочем, несложные логические вычисления привели его к мысли о том, что, скорее всего, он попросту потерял сознание, блуждая по коридорам, где его и подобрали патрульные. Хотя и странно, судя по прикидкам мальчишки, на тот момент он был в таком состоянии, что сам бы счел гуманнее добить самого себя, нежели откачивать.
— Очнулся наконец? — донёсся до пытающегося сфокусировать взгляд парня мелодичный голос знакомой докторши, проводившей его первое обследование. — Знаешь, я впервые вижу, чтобы смертник так сильно покалечился вне шоу, и, надо сказать, неприятно удивлена. Хотя нет… С учетом места, где тебя подобрали, не так уж и удивлена, просто… тогда я окончательно перестаю понимать логику происходящего. Как ты выжил?
— Понятия не имею, — честно признался Стервятник, приподнимаясь на койке и дотягиваясь до вожделенного стакана с водой. В данный момент думать ему было не только тошно, но ещё и больно. И это не считая того факта, что знать, о чём думал красноволосый насильник, ему было по меньшей мере неинтересно.
— Тебе правда всё равно? — слегка разочарованно протянула доктор, подъезжая к пациенту на стуле и с любопытством вглядываясь в его ещё более бесцветное, чем обычно, лицо.
— Абсолютно, — прислушавшись к ощущениям, резюмировал Йори, откидываясь обратно на подушку с тихим стоном. Это простенькое движение, которое должно было даровать долгожданное избавление от боли, возымело совершенно противоположный эффект: во всей спине, пояснице и ниже будто поворошили раскаленной кочергой. — Сколько я был без сознания?
— Четверо суток, если я правильно помню, — беззаботно отозвалась женщина, помогая пациенту перевернуться набок. — И, даже если ты вознамерился вернуться за добавкой, спешу огорчить, что раньше, чем через столько же, ты отсюда не выползешь. Генкаку, к сожалению, один из немногих, кому доверять полуживых пациентов мне не позволяет врачебная этика…
Нашимура хотел было уточнить, как врачебная этика относится к тому факту, что она приводит в исполнение приговоры «Шоу неудачников», но промолчал. Все привычные понятия, имеющие вполне ясный смысл снаружи, в Стране Чудес Смертников были довольно извращенными, и «этика» исключением не являлась. Поэтому Йори лишь терпеливо прикрыл глаза, пытаясь не стонать, когда его истерзанное тело вновь подвергли безжалостному осмотру.
***
Прошло больше недели с того момента, как Стервятник покинул комнату Азумы и больше в ней не появлялся. И с каждым днём гробовщик злился всё больше, бросая раздраженные взгляды на дверь, за которой, по его прикидкам, чёртов мальчишка уже должен был уже давно объявиться. Однако тот всё ещё не торопился возвращаться, заставляя своего кумира откровенно психовать. И дело было даже не в чувстве вины, о котором Генкаку знал лишь понаслышке, решительно не веря в его существование. Нет, его бесил тот факт, что этот серый заморыш посмел его обмануть и не явиться, хотя обещал. А уж то, что без его привычного присутствия всё казалось каким-то неправильным, и вовсе заставлял гитариста желать собственноручно убить мелкого поганца своими руками. Ведь не мог же этот мелкий крысёныш и правда сдохнуть из-за такой мелочи?
Однако, когда спустя десять дней красноволосый убийца вновь мельком заметил за дверью привычную нескладную фигурку, он почему-то испытал облегчение. И плевать, что вновь объявившийся мальчишка похож на мумию, сплошь обмотанную бинтами. Главное, что он жив, а это значит… что игра продолжается. Игра, в которой Азума хочет своими глазами увидеть долгожданный страх смерти во взгляде такого нелепого, но отчего-то совершенно непробиваемого Стервятника.
Подойдя к приоткрытой двери, Генкаку толкнул её носком ботинка, невольно задержавшись взглядом на растерянной мордашке зажмурившегося парня, явно не ожидавшего, что вскоре увидит тусклый свет ламп.
— Зайдёшь? — с издёвкой поинтересовался гробовщик, растягивая губы в многообещающей хищной улыбке.
Ему было интересно, как этот мелкий самоубийца отреагирует на его приглашение, но тот, как всегда, ухитрился его разочаровать. Несколько секунд Йори смотрел на своего кумира тяжёлым, немигающим взглядом, а затем медленно поднялся, вызвав у хозяина комнаты тихий смешок. Игра действительно продолжалась и не сулила его бессмертному гостю ничего хорошего.
