Сломанные крылья

      Лидер гробовщиков раздраженно цокнул языком и щёлкнул пультом. Огромная плазма обиженно моргнула и погасла, отражая уставившееся в неё хищное лицо с заострёнными чертами неуравновешенного зрителя. Генкаку откинул голову и выпустил струйку вонючего дыма в потолок, вовсе не желая любоваться своим своеобразным отражением. Он был зол. Нет, не просто зол, а дико взбешен и разочарован тем, что увидел всего несколько секунд назад. Чёртов смертник, чьё непробиваемое равнодушие так манило бывшего монаха, глупо и неизящно слился, всего на секунду дав себе слабину и позволив человечности высунуться из окопа. Доверившись тому, кому, судя по обрывкам услышанного диалога, когда-то можно было доверять. Вот только он не учёл, что Страна Чудес Смертников меняет людей, причем отнюдь не в лучшую сторону. И этот… Жаворонок, что ли, стал отличным подтверждением этой теории. Верить можно лишь самому себе, да и то не всегда.       Шоу неудачников Азума даже смотреть не стал, отчасти потому, что всегда презирал проигравших, отчасти из-за того, что, хоть он и всячески это отрицал, за прошедшее время слегка привык к присутствию этого мелкого камикадзе. Его забавляло бледное, вечно слегка удивлённо-рассеянное лицо мальчишки с приподнятыми бровками. Как будто он вечно пытался понять, кто он и что вокруг происходит. Нравились его пепельного цвета волосы, почти лишенные пигмента, за которые так легко можно было ухватиться и сгрести в кулак, дабы заставить покорно вскинуть голову. Нравилось тощее, но невероятно сильное тельце, которое, казалось, можно было перешибить одним плевком, но на деле сломать было не проще, чем непрошибаемое спокойствие Стервятника. Того самого, который с упорством идиота раз за разом приходил туда, где его ждала очередная порция боли и унижений, но ни разу не посмел даже вякнуть что-то против. Конечно, гробовщик не каждый раз измордовывал своего маленького слушателя до полусмерти, как в первый. Иногда просто срывал накопившееся за день раздражение на послушной кукле с непропорционально огромными светло-серыми глазами. Иногда, наоборот, только трахал, пребывая в хорошем настроении. А иной раз мог и вовсе не обращать внимания, увлёкшись своей музыкой и выпивкой. Йори никогда сам не заходил в его комнату, переступая порог только после дежурной, небрежно брошенной фразы: «Зайдёшь?». Он никогда не мог знать, когда она прозвучит, и даже примерно не догадывался, что его ждет внутри. Но неизменно молча кивал и проходил внутрь, будучи готовым абсолютно ко всему, включая собственную смерть. Однако Генкаку почему-то не торопился его убивать, предпочитая издевательства, после которых уже отработанным движением ноги спихивал мальчишку на пол, кивая в сторону выхода. И тот, покорно плетущийся к двери, на ходу натягивая футболку неловкими, скованными болью движениями, никогда не оборачивался и поэтому и не подозревал, что его спину удовлетворенно рассматривают ленивым взглядом. Азума и сам не мог сказать, почему ему так нравится смотреть на последствия своей «деятельности», но каждый синяк на теле пацана отчего-то воспринимался как его небольшое достижение. А сегодня… Сегодня, возможно, его не станет, и от этого в душе зарождалась буря, не сулившая ничего хорошего тому, кто первым встретится на его пути. Впрочем, не факт, что даже после сотого трупа эти чувства угаснут, поэтому Генкаку ничуть не завидовал тем, кто попадется ему по дороге в его комнату.       Однако… парочка ни в чём не повинных патрульных почему-то ничуть не улучшила его настроения. Наоборот, впервые в жизни это показалось ему скучным и банальным, не вызвав ни малейшего удовлетворения. Озадаченный такими мыслями, гробовщик побродил по комнате, попутно выхлестав полбутылки рома. Взял в руки гитару, но через несколько секунд раздраженно откинул, вновь потянувшись за сигаретами и взлохматив собственную алую шевелюру. Лишь спустя полчаса безуспешных попыток на что-то отвлечься он нехотя признал самому себе, что скучает по мелкому говнюку, ставшему неотъемлемой частью его жизни. Нет, раньше он тоже пропадал по нескольку дней в лазарете, но всегда возвращался на свой пост под дверью, вызывая у хозяина комнаты истерический смех. Но теперь… Теперь надо было как-то жить без его навязчивого присутствия, потому что Тамаки при прошлой их встрече упоминал, что обладателей Ветви Греха становится уж слишком много и процент выпадания «джекпотов» для неудачников надо бы увеличить. И бывший монах почти не сомневался, что ненормальному и невезучему Стервятнику, приносящему одни проблемы, обязательно выпадет какая-нибудь смертельная гадость. Конечно, можно было бы наведаться с инспекцией в лазарет и под это дело попинать труп проигравшего смертника, но… Генкаку заржал в голос, представив морду медички, когда он заявится в её владения. Эта сучка одна из немногих, кого промоутер строго-настрого запретил трогать, и она, пользуясь этим, не преминет прочитать ему лекцию о недопустимом обращении с их главным ресурсом, приносящим бешеные бабки.       Азума скривился, тряхнув головой и отказавшись от этой сумасшедшей мысли. Ему надо просто смириться с неизбежным и принять тот факт, что он больше никогда не увидит Стервятника. Впрочем, наверное, оно и к лучшему. Не хватало и правда привязаться к этому тупому ребенку. Нет, он не сожалеет о том, что тот погиб, просто… Ему была неприятна мысль, что не он подарил тому «спасение». И, к сожалению, так и не смог вызвать на этой дисгармоничной, но от этого ничуть не менее привлекательной мордашке настоящий страх.       — Надеюсь, ты сдох в страшных муках, чёртов смертник, — процедил Азума, попыхивая сигаретой и недовольно хмуря тонкие брови. Легче от этой фразы почему-то не стало.       Следующие несколько дней Генкаку честно пытался выбросить из головы доставучего засранца, но не особо в этом преуспел. Как при жизни Стервятник приходил к нему под дверь, невзирая ни на что, так и теперь с завидным упорством посещал мысли тихо сатанеющего гробовщика, жутко взбешенного этим фактом. Причем если от двери мальчишку ещё можно было отогнать или попросту запретить ему приближаться (сомнений в его послушании почему-то не возникало), то вот из головы выкинуть ну никак не получалось. Музыка всё ещё не шла, и, вернувшись в один из дней в комнату, парень принялся играть скорее по привычке, не испытывая от процесса никакого особого удовольствия. И знатно охренел, когда за приоткрытой, по обыкновению, дверью промелькнул знакомый пошатывающийся силуэт.       Решительно отложив гитару, Азума быстрым шагом дошел до двери и резко распахнул её, присвистнув от удивления.       — Живой, что ли? — хрипло поинтересовался он, вглядываясь в сгорбившегося у стены мальчишку, вскинувшего осунувшееся лицо. Это и правда был он, только словно бы еще сильнее исхудавший и потерявший вообще какое-либо сходство с живым человеком. Больше всего он был похож на наглядное пособие по анатомии в виде скелета, которое Генкаку видел при последнем посещении лазарета.       Губы на истощавшем лице слегка дрогнули, словно бы мальчишка попытался улыбнуться, но так и не смог найти на это сил. Поэтому он попросту кивнул, в один этот жест ухитрившись вложить уйму смысла, начиная от отчёта по самочувствию и заканчивая царящим у него в душе настроением.       — Зайдёшь? — прищурил глаза Генкаку, пытаясь понять, что же во всём этом нелепом образе не так. Нашимура как-то изменился внешне, и во всех его движениях словно появилось что-то неловкое, причиняющее невероятный дискомфорт. Только когда вновь кивнувший мальчишка начал подниматься, музыкант наконец понял, что же не так. — Чёртов смертник…       Шагнув вперёд, Азума рывком поднял за ошейник вяло барахтающегося парня, еще не привыкшего к протезу, и поставил на ноги, скептически осматривая с ног до головы. Удовольствовавшись результатами осмотра, он коротко кивнул и первым вернулся в комнату, прекрасно слыша, как мальчишка хромает следом.       — Прости, — тихо произнёс Йори, пристроившись на краешке дивана, как обычно, и виновато уставившись в засыпанный пеплом пол. — Я ещё не привык, да и мне сказали пока так походить, а мастер, который сможет подогнать протез по росту, только завтра сможет меня осмотреть.       — Охренеть, ты у нас, оказывается, говорящий, — тихо хмыкнул Генкаку, выуживая из-за стойки бутылку рома и пару не самых чистых стаканов. — Самое длинное предложение, которое я слышал от тебя с момента знакомства, за это надо выпить.       — П-прости, — спохватившийся Нашимура виновато склонил голову, закусив губу. Последнее время он постоянно думал, что именно скажет этому психованному гробовщику, пытался подобрать слова для оправдания своего отсутствия, но, в силу неопытности, так и не смог ничего придумать. Да и не был до конца уверен, что собеседнику действительно нужны какие-то объяснения. Впрочем, судя по реакции, он и правда зря себя накручивал.       — Ещё раз извинишься, и я тебе зубы выбью, — по-будничному предупредил Азума, плюхаясь на диван рядом с ним, и, устроив на новом столике стаканы, наполнил их жидкостью с сомнительным запахом. — Пей и не пизди.       Они выпили молча, лишь не успевший привыкнуть к выпивке Йори сдавленно закашлялся, пытаясь удержать в себе противного вкуса пойло, которое так и грозилось вырваться наружу. Глотку будто обожгло кипятком, но, слегка продышавшись и утерев выступившие на глазах слёзы, он вновь принялся исполнять указание, не высказав ничего против. Дождавшись, пока мальчишка опустошит стакан, гробовщик повторил процедуру, сопроводив её столь же ёмким комментарием и внимательно вглядываясь в лицо приперевшегося к нему пацана. Ведь и правда совершенно ненормальный смертник. На ногах стоит с трудом, от ветра шатается, а ведь всё равно припёрся, даже прекрасно зная, что его здесь ждёт. Полный псих. Генкаку в таких души не чаял, а в этом особенно.       Когда слегка окосевший мальчишка отставил опустевший стакан, хозяин комнаты вдруг обернулся к нему и, слегка склонив голову, вполне себе миролюбиво поинтересовался:       — Докуда отрезали?       Йори дёрнулся, как от удара, и дрогнувшей рукой медленно обхватил середину бедра. Шин был абсолютно прав на его счёт, пусть Нашимура и не услышал тогда его слов. Он не разозлился и не обиделся, по привычке приняв всё происходящее как данность. И даже понял, почему Жаворонок так поступил, ведь вполне логично, что он попросту не мог рисковать, поверив противнику на слово. Да и потерю свою он таковой не считал, а если бы не боль, то вообще бы не заметил. Разве что… в первые дни на него накатывало что-то вроде обиды. Не на Шина, а на всю эту ситуацию в целом. На то, что с этого момента его нескладное тело, к которому он ничего, кроме отвращения, не испытывал, уже никогда не будет прежним. И что теперь он снаружи так же искалечен, как и внутри.       — Впечатляет, — присвистнул Генкаку, задумчиво потирая подбородок. — Больно?       Стервятник неопределенно пожал плечами, не совсем зная точный ответ. Первое время было действительно жутко больно. А сейчас… скорее неприятно. Да и полученная в виде противного пойла анестезия притупила чувства. А уж в присутствии этого красноволосого садиста Йори и так уже давно приучился не обращать внимания на боль.       — Встань, — коротко скомандовал Азума, которого само присутствие мелкого засранца вштыривало покруче любой наркоты. И сейчас он хотел получить его всего. Впервые не просто нагнуть и удовлетворить собственные желания, а увидеть его лицо. Это было… интересно. — Раздевайся.       Стервятник задрожал, но ослушаться не посмел, принимаясь стаскивать очередную безразмерную футболку, скрывающую его собственное тело. И, как и его мучитель, впервые понял, что не хочет, чтобы тот его видел. Только не таким. Пусть издевается, безумно захохочет, но только не смотрит этим испытующим взглядом, внимательно рассматривая все нанесенные им же синяки, за прошедшее время приобретшие желтоватый оттенок. Пальцы поломанной месяц назад руки двигались ещё плохо, но благодаря своему проигрышу Йори и правда сумел немного регенерировать полученные до этого повреждения. И будто назло обзавёлся новым увечьем, которое совершенно не хотел никому показывать, особенно ему. Тому, кто редко удосуживался сделать что-то большее, нежели просто стянуть с него штаны и, уткнув мордой в прокуренный ворс дивана, банально отыметь, не размениваясь на такие мелочи, как смазка. Это уже потом мальчишка додумался готовить себя самостоятельно перед приходом, чтобы в случае чего больше не валяться несколько дней с порванной задницей. И его действительно устраивало, что Гробовщик никогда не пытался его поцеловать. Не смотрел на него ни в процессе, ни после, сразу же выставляя за дверь. И оказался совершенно не готов к тому, что его начнут пристально рассматривать, как дорогущую вазу на витрине.       — Ты не расслышал? Я сказал, раздевайся, — поторопил его Генкаку, когда мальчишка завис, нерешительно теребя пуговицу на джинсах. Он не хотел этого, но прекрасно понимал, что отступать уже поздно. Если он сейчас откажется, то его в лучшем случае разденут насильно, а в худшем… вышвырнут за дверь и больше никогда не пустят. И не позволят ему делать то, за чем он, собственно, сюда и приходит. Поэтому он всё же с трудом стянул оставшуюся одежду, неловко прикрывшись руками и слегка дрожа от холода и неприятных ощущений. Он знал, что видит сейчас его мучитель. Кучу бинтов, обхватывающих культю и плавно переходящих в громоздкую и неудобную металлическую конструкцию, которая отныне должна была заменять ему потерянную ногу. И совершенно не ожидал услышать раздраженный голос: — Бля, да отстегни ты её на хер, а. Всё впечатление портит.       Стервятник ненадолго подвис, пытаясь осознать тот факт, что впечатление от него реально можно ещё хоть чем-то испортить. Но всё же пожелание выполнил, слегка пошатываясь и судорожно пытаясь удержать равновесие, так как всё никак не мог привыкнуть к новому центру тяжести.       — Ты такой придурок, — расхохотался Генкаку, наблюдая за его нелепыми попытками, и вдруг, протянув руку, резко рванул мальчишку на себя, прижимая нервно подёргивающееся тельце.       Стервятник затих, довольно быстро перестав сопротивляться и впав в состояние, похожее на оцепенение. Он пытался понять свои чувства от этой неожиданной близости, которую никто и никогда к нему не проявлял. В глаза лезли выпавшие из хвостика алые волосы, нос щекотал терпкий аромат прокуренной майки, тонкие пальцы уверенно удерживали его за бёдра, что обычно вызывало инстинктивное желание отстраниться, но сейчас… ему почему-то хотелось остаться так подольше. Чувствовать на своей шее хриплое насмешливое дыхание, прижиматься к едва ли не столь же тощему, как и его, но всё же тёплому телу. Просто хоть раз не быть одному.       — Ты… — собравшись с силами, Йори всё же уперся ладонями в широкую грудь собеседника, неловко отстраняясь.       — Азума. Генкаку Азума. Повтори, — перебил его гробовщик, не протестуя, но и не собираясь так легко отпускать свою жертву.       — Хорошо… Азума, это не обязательно.       — Ты, видимо, забыл, где находишься, чёртов смертник, — ещё шире ухмыльнулся бывший монах, одной рукой стискивая всё ещё слегка воспалённую плоть под бинтами, а пальцами второй жестко вцепляясь в острый подбородок скривившегося от боли Стервятника. — Здесь только я решаю, что обязательно, а что нет. Твои желания, мысли и идеи в расчёт не принимаются. Я делаю то, что захочу, и ты делаешь всё, что я захочу. Можешь считать, что сегодня тебе выпал аттракцион невиданной щедрости за то, что выжил. Так что сейчас ты либо принимаешь эти правила, либо больше никогда не попадаешься мне на глаза.       — Хочешь сказать, что если выберу второе, то даже успею добежать до двери? — вяло поинтересовался Нашимура скорее из любопытства.       — Это уже зависит от того, насколько быстро ты бегаешь, — заржал Генкаку, довольно оскалившись. — Я не страховая, чтобы давать гарантии. Впрочем, может, ты и правда успеешь быстрее, чем я дотянусь до гитары. Ты в последнее время, похоже, слишком везучий сукин сын.       — Нет желания пробовать, — искренне признался мальчишка, коротко кивнув.       — Я почему-то так и подумал, хотя посмотреть на это не отказался бы, — хмыкнул один из самых страшных людей этой тюрьмы, по-хозяйски обхватывая его за пояс. — В таком случае пути назад уже нет…       Стервятник почувствовал, как в его губы впиваются грубым поцелуем, и тут же невольно застонал, будучи заваленным на узкий, не особо удобный диван. Он и вовсе не ждал, что Азума будет с ним нежен и ласков, и поэтому слегка удивился, когда впервые за все их встречи тот не пытался сломать его морально и физически. Нет, это был всё тот же жесткий и обожающий боль и страх Генкаку, но в то же время в этот вечер он словно бы неуловимо переменился, удерживаясь от совсем уж откровенных зверств и даже позволяя пацану себя трогать. Йори сперва побаивался касаться бледновато-желтой кожи терзающего его парня, но постепенно немного осмелел, робко скользя подушечками пальцев по широким плечам и изящной шее.       Однако, несмотря на всё это, спустя почти час он чувствовал себя совершенно измотанным. А стоило гробовщику отстраниться, как отдышавшийся мальчишка тут же скатился из-под него на пол, с трудом пытаясь подняться на подрагивающих конечностях.       — Ты дурной, что ли? — с дивана показалась взлохмаченная и крайне озадаченная башка бывшего монаха, недоумевающе разглядывающая получившуюся композицию. — Куда собрался, чёртов смертник?       — Ну… Ты обычно меня спихиваешь, и я ухожу… — слегка смущённо пробормотал Йори, начиная примерно представлять, как комично это выглядело со стороны. — Вот решил… попробовать сам.       — Реально дурной, — хрюкнул Азума, похлопав по обивке дивана. — Залазь обратно и на будущее учти — инициатива ебёт инициатора, так что даже не пытайся угадать, чего я хочу. Если понадобится, сам вышвырну. Усёк?       — Угу, — Нашимура вскарабкался на диван и тут же оказался зажат между спинкой и пребывающим в хорошем настроении Генкаку, который, лениво приобняв его, тут же закурил, беззастенчиво стряхивая пепел на волосы любовника.       — Вот и отлично, а теперь заткнись и не двигайся. Я хочу просто полежать.       Лишь спустя несколько минут Йори завозился, пытаясь хоть немного сменить позу и улечься поудобней, но тут же об этом пожалел. Плечо прожгло нестерпимой болью, но мальчишка не дёрнулся, тут же застыв и лишь сильнее стиснув зубы.       — Первое предупреждение, — не открывая глаз, прокомментировал Азума, щелчком отправляя в пепельницу затушенную сигарету и тут же доставая новую. — Есть вопросы?       — Угу. Сколько всего предупреждений? — осторожно уточнил Нашимура, опасаясь теперь вообще открывать рот.       — Пока на твоей гребаной тушке не закончится живое место, — равнодушно отозвался парень, широко зевнув. — И если не заткнёшься, то будет второе. Чёртов смертник…       Стервятник послушно замолчал, прикрывая глаза и стараясь дышать потише. Всё это, включая психованного и безжалостного Генкаку, казалось на удивление правильным, даже то, что тот с ним делал. Как будто всю жизнь он стремился именно сюда, на этот неудобный диван в прокуренной комнате в самой безумной тюрьме мира. И, что самое ужасное, ему действительно всё нравилось. Впервые в жизни он проваливался в сон, чувствуя себя почти что счастливым человеком…