надежда рождается в сердце

      Вокзалы Мишель почему-то с детства вовсе не любил, ассоциируя их с чем-то мрачным, с суровыми взглядами и монотонным шумным голосом на фоне, бесконечным потоком людей. В этот раз было особенно трудно. Осмотреться и понять, что все вещи уложены в два старых чемодана, за душой немного денег, а впереди неизвестное будущее, невыносимо тяжело. Миша идёт, часто задевая кого-то и постоянно поправляя, останавливаясь на месте, рюкзак на правом плече.       Проснулся он очень рано, позавтракал, поджав под себя ноги и оглядывая всё вокруг в последний раз. Хотелось уловить каждую деталь, сесть, как раньше, на подоконник и задуматься о чём-нибудь обычном, помечтать и заснуть с этой мыслью. Ныне всё иное.       — Аккуратнее! — крикнет мужской голос, от которого Бестужев встрепенётся, ощутив намеренный толчок в плечо, застынет на месте и задрожит, как лист осенний.       Он отвлекает себя тем, что считает в голове деньги в который раз, представляет квартиру, с арендодателем которой уже договорился наперёд. Какая, думает он, разница в том, где жить, если от этого не поменяется образ мыслей? Такими темпами можно путешествовать по миру и не найти себе место, но Петербург у него представляется в образе Ипполита: молодого, страстного, красивого и с собственной загадочной историей. Однажды он закрывал глаза и представлял их поцелуй, когда отношения, кажется, переросли во что-то новое, но ещё туманное, неясное и порой неловкое. Молчание при звонках и краснота, которая, к счастью, скрывается в ночной темноте; Ипполит, который присылает утренние фотографии себя с милыми подписями; Мишель, который начинает записывать видео в качестве ответа, а потом сбрасывает, взвизгивая, отбрасывает подушку и печатает, не находя слов о его великолепии. Как-то Ипполит отправился с семьёй, про которую не особенно любил рассказывать, в Париж. Он не рассказывал об этом Мише очень долго: беспокоился, что тот не так поймёт, ведь его жизненные обстоятельства гораздо тяжелее. Бестужев от таких слов расстроился после, говорил о том, что счастье Поля для него превыше всего.       «Куда ты пропал?»       — Под ноги смотри! — вновь раздастся грубый голос, и остановится грузный силуэт, рассматривая растрёпанного Мишу с ног до головы.       Устало Бестужев побрёл в сторону вагона, где было людей много, даже слишком, чтобы понять то, куда двигаться. Он постоянно вставал на носочки, щурился и смотрел на подъезжающие номера.       — Идиот! — женский хриплый голос доносится до суетливого Мишеля. — Я тебе сколько раз говорила не отходить от меня? Бестолочь, — Миша стоит на цыпочках и видит немного, как женщина наклоняется, по всей видимости, к своему ребёнку, — надо было не брать тебя в поездку. Одними проблемами меня наградил. Чего стоишь? Проходи, — теперь её становится видно, потому что женщина неторопливо поднимается по лестнице, предъявляя документы, — держите, пожалуйста, — вежливо она обращается к проверяющему, — иди, чего встал, — грубо отрезает сыну.       Показывается светлая макушка курчавых и пышных волос, и маленький мальчик, хватаясь белыми нежными ручками за перила, поднимается, изо всех сил волоча за собой набитый рюкзак. Он устал и очень расстроен, оглядывается на всех с опаской, но больше всего боится взглянуть в злой и чёрный взгляд исхудалой матери.       Миша вертит головой и замечает, что это нужный ему вагон, бежит, извиняясь за то, что задевает локтями людей под обидные высказывания, подходит с тяжёлым дыханием к мальчику и помогает поднять рюкзак, который не мог ребёнок дотащить прямиком в вагон.       — Спасибо, — мальчишка поднимает голову и дружелюбно смотрит на Мишу, как будто сочувствует его измученному виду и синякам под красноватыми глазами.       — Иди, — мать толкает его в спину, — а вы чего встали? — она смотрит на Михаила, но, не дождавшись никаких слов, хмурится и проходит дальше, подталкивая пятилетнего мальчика.       Миша выдыхает и смотрит проверенный билет, ищет нужную койку плацкарта и обходит людей, которые успели лечь и не давали теперь прохода без надобности.       — Простите, простите! — на Бестужева буквально падает человек, роняя на голову огромное количество бумажек, разлетающихся в коридоре.       Люди позади недовольно вздыхают, обходят и снисходительно смотрят на парочку: Миша, который медленно поднимается, чтобы не задеть по возможности чьи-то работы; незнакомец, пытающийся в постоянных извинениях всё убрать. Мишель садится на колени и поднимает бумаги, успевая вглядеться в лицо человека.       Довольно бледный, но не слишком; опрятный, однако в нём чувствуется лёгкость и некая расслабленность в каждом движении; суетливый, и в то же время гармонично владеющий этим состоянием, с нескончаемым но, к удивлению, ненавязчивым потоком извинений.       — Вы уж простите меня за неаккуратность, — поднимается с колен человек и отряхивает штаны, выпрямляясь и улыбаясь дружелюбно.       — Да ничего, с кем не бывает, — немного нервно от волнения отвечает Миша и пожимает плечами, после чего, немного переминаясь с ноги на ногу, отворачивается и идёт дальше, неловко озираясь по сторонам, чтобы не пропустить свою койку.       Когда находит нужное местоположение, то, уже зевая от усталости, бросает на пол рюкзак и начинает стелить постель, радуясь внутри, что пока что не показываются соседи. Его смущает лишь факт того, что все на него смотрят неодобрительно, впрочем, так бывает всегда.       — Какое совпадение, что я тоже еду здесь, — улыбается всё тот же человек и безмятежно подходит ближе, но уже без бумаг — видимо, убрал в рюкзак, — раз уж нам ехать вместе, то надо представиться. Кондратий Рылеев, — он протягивает Мише руку и ждёт, пока тот, положив уже готовую для сна подушку, пожмёт ладонь в ответ.       — Михаил Бестужев-Рюмин, — тихо отвечает Мишель, а Кондратий сладко улыбается, отворачиваясь и начиная раскладывать свои вещи в непрерывных разговорах пьяного мужчины с кондукторшей.       Миша снимает обувь, рубашку клетчатую и мятую, остаётся в просторной белой футболке и садится удобнее и ближе к окну, наблюдая за тем, как люди суетливо с кем-то прощаются на платформе. Видит, как разговаривают друзья, как взрослая женщина со всей любовью обнимает девушку лет восемнадцати, пока та, вытирая слёзы, смеётся и держит крепко чемодан. Он задумывается о том, как это хорошо — иметь близкого человека, готового поддержать всегда, которого любить можно бесконечно и тоже иметь возможность заботиться и отдавать всю свою жизненную энергию. Миша оборачивается на Кондратия, который, стоя около кровати, с задумчивым взглядом аккуратно достаёт каждую вещь и складывает, иногда убирая и перекладывая её на другое место. Замечая взгляд Бестужева, Рылеев смеётся негромко и садится, показывая усталость всем своим видом.       — Куда едете? — спрашивает Кондратий и внимательно изучает собеседника, улыбаясь какой-то своей мысли, недоступной Михаилу.       — В Петербург, — произносит Миша и прижимается ближе к стене, чтобы опереться на неё.       — И ведь я тоже, — продолжает Рылеев, — удивительно. Вы в порядке? — произносит он наконец, когда делает окончательный вывод об отрешённости Бестужева.       — Да, конечно, всё нормально, — Рюмин поражён и искренне удивлён такому вопросу, параллельно пытается вспомнить о том, кто вообще крайний раз интересовался его состоянием.       Рылеев отступает и кивает, решая не давить и оставить Бестужева-Рюмина в покое. Его черты весьма притягательны и добродушны: карие глаза, блестящие и горящие страстью жизни; мягкая линия подбородка и улыбка, красивая и дружелюбная. Волосы, тёмные и кудрявые, несколько взлохмачены, но в этом словно и была задумка — настолько его образ выглядит завершённым. Он облачён в голубоватый свитер, просторные белые штаны, которые удивительно хорошо на нём сидят, а в руках держит пальто. Он может показаться загадочным путешественником, невероятным богачом, удивительным образом попавшим на плацкарт, творческой личностью или вовсе самым обыкновенным человеком. Впрочем, это лишь домыслы Миши, который то и дело пользуется возможностью изучить его, чтобы знать, учитывая свою недоверчивость, с кем ехать четырнадцать часов.       — Наши места, — знакомый женский голос выбивает Бестужева из фантазии того, кем бы мог оказаться Кондратий, — не будь как девочка, — эта фраза заставляет Рюмина вздрогнуть и налиться озлобленной краской, — ты мужчина или кто? Сядь на место. Извините, — женщина оборачивается к кондукторше, которую задела плечом.       Миша ждёт, пока проводница отойдёт и видит того самого мальчика, который так мило и приветливо улыбался ему. И сейчас, только заметив Мишеля, лицо ребёнка осветилось радостью от незнакомого человека, которого он видит не иначе, как доброго. Как и многие дети, он внимательно следит за незнакомцем без каких-либо плохих мыслей, лишь из невинной любопытности смотрит на каждое движение и улыбается, когда понимает, что на него тоже обращают внимание.       — Сядь и сиди нормально, сейчас вернусь, — заканчивает женщина и оборачивается так, что теперь её можно окончательно разглядеть.       Невысокая, худощавая и немного ссутулившаяся, она не вызвала никаких положительных мыслей одними своими словами. Лицо её, подобно эмоциям, преображалось постоянно: с чужими женщина была весьма вежлива, но зависело от настроения, с ребёнком неимоверна зла и груба. Маслянистые волосы собраны в высокий пучок, обнажая острые скулы и правильные черты лица. В спокойном состоянии она казалась весьма нейтральной, но стоило ей нахмуриться, то становилось, как говорят, не по себе.       Вот и сейчас она, подобно тени, скрылась за чужими фигурами, оставив мальчика одного у окна. Миша улыбнулся ему вновь, потому что отвлёкся, а когда развернулся, то понял, что ребёнок несколько погрустнел, замечая приближающийся силуэт матери.       — Я же просила тебя сидеть спокойно, — выдыхает она и сильно одёргивает пухленькую белую руку мальчишки, — бестолковый. Сядь нормально. Нам ехать час, но я не собираюсь за тебя краснеть. Где мои очки? Я же просила ничего не трогать! Бестолочь! — она повторяет одни и те же фразы.       Миша смотрит по сторонам на людей, наблюдающих за негромкой сценой, вздыхает и поднимается в тот момент, когда Кондратий, полностью ушедший в книжный мир, не смотрит на происходящее.       — Не разговаривайте так с ребёнком, — говорит он, собрав все силы, причём довольно уверенно, что Рылеев отвлекается и убирает свой томик, — а ваши очки на вас.       — Может вы меня ещё и воспитывать ребёнка поучите? — говорит она и смеётся, пытаясь найти поддержку в хоть каком-нибудь лице из вагона. — Ты его знаешь? — она обращается к мальчику, который смотрит на Мишу с большим и заметным для всех сожалением.       — Я… — тот растерянно бегает глазами с матери на незнакомца.       — Оставьте ребёнка в покое, он прав, — Рылеев подходит сзади и держится прямо, подавая негласный пример Бестужеву, чтобы тот тоже выпрямился, — вы таким воспитанием ничего не добьётесь. Вы хотите, чтобы ваш ребёнок был закомплексованным и мечтал сбежать? Так что же, он будет.       И разворачивается, аккуратно дёрнув за руку Бестужева. Это не купе — дверь не закроешь, поэтому все взгляды после такой фразы обращены только на них. Бестужев-Рюмин расстраивается очень сильно, чувствует свою беспомощность во многих ситуациях и вспоминает себя, такого же мальчика, боящегося всего мира. Они с Кондратием сказали, но что могут сделать более? Ничего. Это и угнетает. Безусловно, Рылеев всё это видит, не знает, как правильно начать диалог, но понимает, что это необходимо, хотя бы для того, чтобы разрядить обстановку.       Бестужев дремлет, пожалуй, около часа, но весьма беспокойно. Он чувствует, как мёрзнет, но в то же мгновение что-то мягкое, шерстяное и приятное окутывает его плечи поверх футболки на голое тело. Просыпается в ужасном состоянии: он в целом днём не спит, потому что озлобленный потом ходит, голова часто кружится, в себя долго не может полностью прийти. Он сонно потирает глаза и чувствует небольшую тошноту, оглядываясь по сторонам.       — Они недавно вышли, — говорит Рылеев и смотрит куда-то вдаль в окне, — сейчас остановка. Вы как себя чувствуете?       — Нормально, — замыкается вновь Бестужев и сразу замечает огорчённое лицо Кондратия, — мы с вами можем на «ты»? — говорит он, чтобы показать свою заинтересованность.       — Конечно, — Миша угадал — Рылеев доволен и отложил книгу, — ты совсем не ел. Я брал с собой еды, хочешь?       — Нет, спасибо большое, — Мише неловко, потому что он и предложить ничего не может, у него лишь две пачки дешёвой лапши и больше ничего в запасе. Ну и бутылка воды, которую он ещё даже не открывал, — я сейчас вернусь.       Бестужев уходит за кипятком, предварительно спросив, потребуется ли он Рылееву. Кондратий в это время нарисовал для себя портрет спутника, поэтому, достав контейнер с двумя бутербродами и один с рожками, с улыбкой дожидался Михаила. Он ему весьма понравился и даже вдохновил на стихотворения, поэтому от чтения Кондратий полностью отстранился. Кондратий в целом был общительным и добрым человеком, умеющим найти подход ко многим из самых закрытых людей. Возвращается Мишель, закусив губу от того, что упаковка, которую он держит, слишком горячая, поэтому при первой возможности он ставит блюдо на столик и облегчённо трясёт руками.       — Слушай, я ведь серьёзно прошу — поешь нормально, я вот, например, сделал бутерброды. Два всего, но и поездка, впрочем, не такая уж и большая, — Кондратий описывает всё настолько вкусно, что Миша хмурится и постоянно повторяет, что не желает, благодарит и отстраняет взгляд.       — Хотел поблагодарить за плед, — Миша вспоминает и, вытаскивая его из-под себя, протягивает аккуратно через стол.       — Не стоит, не стоит, — Кондратий смеётся и забирает его обратно, оставляя подле себя, — ты в Петербург на время?       — Переезжаю, — у Миши ком в горле, поэтому говорит хрипло и весьма неуверенно.       — Чудно! Я был в небольшом, так сказать, путешествии, а сейчас возвращаюсь домой. В таких больших городах главное не потеряться, хорошо иметь знакомых каких, — Миша никак не реагирует, — если тебе потребуется помощь, то можешь позвонить всегда, — он диктует свой номер телефона, и Бестужеву ничего не остаётся, кроме того, как записывать под диктовку, — всегда обращайся, если буду нужен.       — Спасибо, — Миша поднимает глаза на него и впервые за долгое время улыбается искренне, едва не плачет, но сдерживается, а после начинается увеселительный гул уже пьяных людей в поезде.       — Если вы не успокоитесь, то я вызову транспортную полицию, мы вас высадим на ближайшей остановке, а билеты аннулируют, — грозно говорит кондукторша, после чего мужчины начинают как-то нелепо извиняться и убирать стаканы, — вот и всё.       Прибыть они должны были поздно ночью, с арендодателем квартиры Миша уже ждал возможности созвониться, потому что понимал, что скоро приедет. С Рылеевым они довольно разговорились, Кондратий больше про свою жизнь рассказывал, но и внимательно слушал, если Бестужев желал что высказать ему.       — Скоро приедем, — произносит Рылеев и встаёт, чтобы начинать убирать постель, — ну и темнота. Было приятно с тобой ехать, Миш, надеюсь, что у тебя здесь всё получится. Звони, опять же, я ведь всегда рад.       — Спасибо, Кондратий, — говорит Бестужев и встаёт, потягиваясь и следуя примеру товарища.       Поезд остановился, покачнувшись и даже свалив в коридоре двух людей друг на друга. Повеяло зимним ночным холодом. Миша дрогнул и накинул пуховик, выходил он с Рылеевым, уже прощаясь и всё же обещая друг другу как-нибудь увидеться. Петербург приветствовал небольшим снегопадом, мгновенно покрывшим беззащитные головы Кондратия и Мишеля. Первый, улыбаясь этому особенно, даже не представлял то, насколько прекрасно выглядели его тёмные волосы, контрастирующие с белыми снежинками, таявшими на кудрях. Миша потрепал чёлку и смахнул её в сторону, хмурясь и дрожа от температуры. Кондратий держался прямо, словно холод на него вовсе не действовал, обходил и касался только Бестужева, что, наверное, немного забавно с осознанием фамилии.       — И ещё раз спасибо за приятнейший разговор, — говорит, разворачиваясь к Мишелю лицом, а потом жмёт руку и безмятежно разворачивается, медленно идя и наслаждаясь ночным городом, освещённым ярким светом фонарей.       Но Мишу постепенно охватывает небольшая тревога. Арендодатель, которому он звонит, трубку не берёт, на связь вообще не выходит, хотя и договаривались, что Бестужев позвонит в позднее время. Вскоре до него доходит — обман. Кому он сдался в этом городе? Предоплата ушла, сам человек скрылся, остался только Рюмин, который уже не просто испытывает волнение, а бесконтрольно задыхается и трясётся, еле различая силуэты людей вокруг себя. Люди стали обходить Бестужева, озираясь на него, как на сумасшедшего безумца, а вскоре проявлять заинтересованность, создавая кольцо вокруг него.       — Расступитесь, господа! — слышал он потом на фоне, но сознание, однако, после этого отказалось воспринимать какую-либо информацию.