мне плевать на тебя.

Прошло три дня после того, как Бэкхён вернулся домой. И все эти дни у него не было времени встретиться с Чанёлем. Пак понимал, что отмазки Бэкхёна по типу «много домашки» или «я сегодня по делам» — просто отмазки. Мужчина чувствовал, что что-то не так. Он злился. Потому что хотел видеть Бёна в своей квартире, а не видеть его сообщения. Чанёль чувствовал себя эгоистичным подростком, который хотел себе что-то, но ему не покупали. И это бесило его ещё сильнее. Потому что он был взрослым состоятельным мужчиной, но рядом с Бэкхёном чувствовал себя моложе, будто и был самым настоящим юнцом. Они договаривались, что Чанёль будет видеть Бэкхёна тогда, когда захочет, но всё не так просто, как казалось с самого начала. С Бэкхёном вообще не просто. Позавчера было полно домашки. Вчера были дела, которые длились с самого утра до вечера. Но первую половину дня ещё можно понять — школа. А во второй половине Чанёль хотел снова съездить в магазин, купить что-нибудь Бёну, потратить на него деньги, но нет. Дела. Какие у семнадцатилетнего пацана, у которого даже нет друзей, могут быть дела? Чанёль знал, что это отмазки. Но он не собирался лезть. Просто Бэкхён должен привыкнуть к нему. Он должен знать, как вести себя в компании мужчины. И Чанёль уверен, что со временем всё изменится. Пак чувствовал себя раздражённым и весь день на работе был на взводе. Сехун пришёл в нужный момент, принося стаканчик с кофе. То, что нужно. Рабочий день почти подходил к концу. — Чанёль, что с тобой сегодня? Я тебя таким не видел уже полгода. Или даже больше. Срываешься на всех. На Чонина наорал по телефону, будто он сделал что-то пиздецовое. Кёнсу даже не хочет в твой кабинет лишний раз заходить. Чанёль устало вздыхает, выключая компьютер, который своим шумом раздражал только сильнее. — Это связано с твоим малышом? Пак поднимает взгляд на Сехуна и отпивает параллельно кофе. О изгибает бровь, принимая молчание за положительный ответ. — И что он сделал? — Он меня не слушает. — А должен? Чанёль молчит, понимая, что это его проблемы. Что это его заморочки. И Сехун в любом случае не поймёт, хотя всегда знал и знает больше, чем кто-либо. — Чанёль, он не Минкю. — Да знаю я, Сехун. — Тогда в чём дело, друг? О всегда помогал Чанёлю понять некоторые сложные для него мыслительные вещи. Наверное, Сехун единственный, кто когда-либо видел Чанёля в те моменты, когда тот был разбит или в плохом состоянии. Они вместе с тех времён, когда Пак ещё не был таким холодным и серьёзным. Он с ним с тех самых беззаботных времён, когда Чанёль умел смеяться. — Он сложный. — Чанёль, прости, конечно, но и тебя не ангел высрал. Пак стискивает зубы. Сехун всегда чётко бьёт по болючим местам, зная, как вернуть Чанёля к ясности мыслей и холодному разуму. Он знает, как завести шестерёнки в его голове, заставив их работать, и приходить к решению. — Чанёль, я думаю, что вам нужно чётко обозначить линию поведения друг друга, поговорив основательно. И ему только 17 лет. Он ещё ребёнок, особенно по сравнению с таким старым пердуном, как ты. — Сехун. Ты младше всего на 2 года. — Но младше же. Чанёль выпивает кофе залпом и встаёт с места. Сехун поднимается следом. Они вместе спускаются на парковку и всё это время Пак думает в том, что О прав. Им нужно поговорить и обозначить границы. Только так они придут к понимаю с Бэкхёном. — Поехали выпьем, Пак. А то на тебя смотреть тошно. — Иди в зад, Сех. Сехун смеётся и садится в машину Чанёля, даже не пристёгиваясь. И мужчина срывается с места, останавливаясь на парковке в своём районе, зная, что неподалеку от его дома есть прекрасный бар, в который они и направляются. И если Сехун напивается до усрачки, Чанёль выпивает совсем немного, зная, что завтра с утра на работу, а он начальник. Он сажает Сехуна в такси, когда переваливает за одиннадцать часов вечера, и направляется домой, зная, что там его снова ждёт тишина.

***

Бэкхёна никто не встретил. Дома никого не было и он был счастлив. В тот день он перемыл много посуды, убирался несколько часов и лишь потом смог принять душ, перекусить и сесть за уроки. В тот день никто даже не обратил внимания на то, что он снова дома. Чанёль писал ему на следующий день, но Бёна посадили под домашний арест, никуда не выпуская, потому что пришли друзья отца, которых он обслуживал весь вечер, принося выпивку, убирая за ними и так далее. А вчера он написал, что не может, потому что было очень много домашнего задания, ведь тогда он не смог его сделать целиком из-за попойки отца, а ещё и подготовиться к контрольной нужно было. От неё много зависело. В школе его не трогали. Сону не было эти два дня, что казалось странным, но это даже хорошо. Домой Бэкхён пришёл в два часа дня и всё оставшееся время убирался и делал уроки. Уже ночью, когда он почти уснул, — в дверь начали ломиться. И стул не помог. Бэкхён словил панику за секунды, когда дверь открылась и он увидел силуэт. Бён испугано смотрел на пьяного отца, который зашёл в его комнату, и не мог понять, что происходит даже тогда, когда его подняли за футболку вверх, заставляя встать с кровати. — Я сегодня видел новые шмотки! Откуда они у тебя, сволочь? Где деньги? Ты потратил деньги на новые шмотки? Неблагодарная мразь. Бэкхён поджал губы и в ту же секунду его наотмашь ударили по лицу. Парень отлетел назад и врезался бочиной в стену, больно ударившись через секунду головой о пол. Отец всё ещё стоял и смотрел на него сверху вниз. А потом повернул голову, и Бэкхён, проследив за взглядом, понял, что сейчас снова что-то будет. Он не убрал очки. Он не убрал эти чёртовы очки. Юноша не успел вырвать их из рук, потому что хрупкую оправу сломали за секунду. Бэкхён готов был разрыдаться, но упрямо поджимал губы, ничего не говоря. А когда попытался остановить отца — получил кулаком в скулу, тут же падая на пол снова. Его били ногами пару секунд. Но эти секунды казались адом. Завтра в школу он точно не пойдёт. Не то чтобы Бэкхёну было всё равно на побои. Но он не сопротивлялся, потому что если будет — станет хуже. Поэтому он выдержал это время, жмурив глаза при каждом ударе, а затем услышал напоследок: — Зачем ты вообще родился? Чтобы через пять минут тебя не было в этом доме. Раз ты в состоянии покупать себе такие дорогие вещи, значит и жильё найдёшь. Бэкхён понял, что мужчина ушёл, поэтому приоткрыл глаза, пытаясь не издавать стонов боли, и увидел мать в дверях. Но она лишь отвернулась и пошла следом за отцом. Только тогда Бён позволил предательским слезам скатиться по щекам. Всё тело ломило от боли, было трудно дышать, лицо кажется пульсировало, висок ныл. Бэкхён смог подняться лишь с пятого раза, тут же направляясь к вещам. Превозмогая боль — он собрал именно те вещи, которые купил Чанёль, и всё самое неоходимое, а затем напялил толстовку, шорты, кроссовки, пытаясь при этом молчать. Было трудно, но возможно. Сильно болели рёбра, по которым били с особой силой. Бэкхён просто надеется, что ему ничего не сломали. Парень нашёл свой телефон у кровати, и он оказался разбитым. Видимо он смахнул его на пол, когда поднимался, а потом упал на него, когда избивали. «Чёрт» На улицу он выходит быстро, чтобы не попасться на глаза отцу и матери. А затем бредёт к остановке, пытаясь понять, что ему делать. На ум приходит только Чанёль. Но на часах почти 12 ночи, а телефон разбит. Бэкхён достаёт из рюкзака деньги, которые успел снять во вторник. Их хватит на такси. Бён пытается поймать машину, морщась при каждом движении. Он чувствовал себя одним огромным сгустком боли. Не в первый раз уже, но больно. Он никогда не привыкнет. Такси останавливается через минут 15. И Бэкхён почти засыпает, когда его довозят до места назначения. Он отдаёт деньги, натягивая капюшон получше, чтобы таксист не смотрел на него с таким подозрением, будто он украл эти деньги или вообще является наркоманом каким-нибудь. А когда Бён останавливается около двери и вводит код — он осознаёт, что всё-таки не понимает, почему именно сюда приехал. И почему стены этого подъезда такие уютно родные? Бён не понимает, что здесь делает даже тогда, когда стоит около квартиры Чанёля и нажимает на звонок. Его начинает трясти от всего сразу. От волнения, от того, что Чанёль может разозлиться, от того, что потревожил его в такое время и из-за боли. Жуткой боли. У Бёна была такая особенность. Он давал установку своему организму — выдержать. И выдерживал каждый раз, позволяя расслабиться только тогда, когда всё плохое заканчивалось и он мог выдохнуть. Сейчас — он еле мог держаться на ногах. Мужчина открывает дверь через минуты две и с удивлением смотрит на Бэкхёна. Парень снимает капюшон и в глазах Пака Бён видит искорку недоумения со смесью раздражения. Он не знает, в чью сторону это раздражение, но меньше всего он хочет сейчас что-то решать или ругаться. — Пустите перекантоваться сегодня? Я завтра утром уйду, обещаю. Просто сейчас некуда и в первую очередь я подумал о вас. Простите, что так поздно, я просто… — Заходи. Бэкхён проходит мимо Чанёля, больше ничего не произнося, пытаясь не хромать. Каждый шаг отдавался жуткой болью в теле. Он скинул рюкзак прямо на пол и сел на стул, что за барной стойкой, поворачиваясь лицом к Паку, который остановился в метре и теперь смотрел на него. Как-то строго смотрел. Но эта строгость меркла, потому что Бэкхён чувствовал себя в безопасности. Ему было уже плевать на то, что мужчина скажет. — Что произошло? Почему ты мне не позвонил? — Телефон разбил. Простите, что не предупредил. И… очки разбил. — Что? Пак недоумевает, и Бэкхён достаёт из кармана сломанные очки, которые он взял с собой напоследок. Чанёль подходит ближе и забирает предмет из его рук, тут же направляясь на кухню и выкидывая их в урну. Бён даже сказать ничего не может, просто поджимает губы, чувствуя, как в грудной клетке что-то ноет. Мужчина возвращается к Бэкхёну уже с аптечкой и мокрой марлей. Бён берёт коробку с медикаментами из его рук и достает всё необходимое, но телом так больно двигать, что он позволяет себе зашипеть от неприятных ощущений. Пак в итоге забирает эту аптечку со словами: — Дай сюда. Я сам всё сделаю. Сиди смирно. Кивок. Бэкхён на самом деле не в силах. Чанёль достаёт какие-то таблетки и даёт одну юноше, который послушно выпивает, доверяя Паку свою жизнь. На самом деле Бэкхён знает, что Чанёль сможет ему помочь. Не станет же он его травить? Пока Бён об этом думает, мужчина встаёт ближе прямо посреди его разведённых ног и принимается проводить марлей по лицу, стирая кровь. Бэкхён щурится, но сидит ровно, совсем не обращая внимания на близость Пака. — Кто тебя так? Бён не отвечает, просто наблюдая за манипуляциям. — Родители? — Что? Чанёль останавливается на мгновение и смотрит прямо Бэкхёну в глаза. — Почему ты мне не сказал, что твой отец пьёт? — Откуда вы узнали? Голос уже совсем тихий. Бэкхён ловит себя на том, что начинает вырубаться. Да и боли становится меньше. Значит, Чанёль дал обезболивающее. Это к лучшему. Он начинает моргать глазами чаще, стараясь не заснуть прямо здесь и сейчас. Но больше его интересует то, откуда Чанёль узнал о родителях. — Я просто захотел узнать о твоих родителях, и мой хороший друг поведал о том, насколько часто твой отец попадает в обезьянник пьяным в стельку, так ещё и за избиения. Бэкхён поджимает губы, сглатывая. Он не хотел, чтобы Пак знал. «Боже, как стыдно» — думает юноша про себя, но вслух ничего не говорит. Потому что нечего сказать. Чанёль тем временем заканчивает промывать раны и приступает к обработке, смачивая ватный диск раствором. — Твои родители просто ужасны, но не мне их судить. — Не говорите так. Они мне жизнь подарили. Чанёль хмыкает, а Бэкхён щурится, когда мужчина нажимает на рану чуть сильнее, чем нужно. Пак заканчивает и выбрасывает диск. А потом наклоняется ближе к Бэкхёну и произносит: — Я знаю, что мы с тобой друг другу не братья, не друзья, не партнёры, не пара — мы с тобой друг другу никто, но послушай меня, малыш. — Бён сонными глазами смотрит на мужчину, понимая, как тот назвал его, но не стал ничего говорить, потому что уловил запах алкоголя от мужчины, не решаясь возражать, потому что именно этот запах вводил его в состояние ступора. — Ты не должен давать им так обращаться с собой. Да, они твои родители, но разве любящие родители избивают своих сыновей так, что они ходить даже нормально не могут и дышат через раз? Бэкхён сглатывает, но молчит. Возразить нечего. — Они не дают тебе учиться, а ты ведь хочешь стать кем-то в этой жизни, верно? — кивок. — Ты хотел поступить на математический или экономический, так? — снова кивок. — Почему? Бён хмурится, задумываясь, и отвечает: — Потому что люблю расчёты. Мне нравится заниматься этим. Я люблю математику, хоть и не силён в ней. Но я знаю, что если найму репетитора, то поднимусь в рейтинге. А сейчас я слишком… глуп? Наверное, именно так… Чанёль перебивает. — Нет. Ты не глуп, малыш. — Бэкхён снова решает пропустить это прозвище мимо ушей. — Ты рассеян. И тебе нужно научиться расставлять всё по полочкам в своей голове, где постоянно крутятся хаотичные мысли. Тебе нужно научиться сосредоточенности, а не отвлекаться на совершенно ненужные вещи. Понимаешь? Бэкхён кивает, смотря прямо в глаза, соглашаясь со словами мужчины, лицо которого находится в достаточной близости для того, чтобы он смог увидеть еле заметную родинку на носу. Парень сонно зевает себе в ладонь и снова морщится. Рёбра всё ещё ноют, несмотря на обезбол, который ему дал Чанёль. — Вы научите? Пак изгибает бровь и хмыкает. — Ты планируешь оставаться рядом со мной так долго? Бён кивает, отвечая совершенно тихим и уставшим голосом. — Пока не выбешу так, что сами прогоните. Чанёль пристально смотрит на парня, наблюдая за тем как тот пытается не уснуть окончательно. И коротко улыбается уголком губ, на совершенно полном серьёзе думая о том, что Бён сейчас очень милый. Даже с синяком на скуле, ободранным виском и разбитой губой. Чанёль выпил совсем немного, но ещё не успел протрезветь. Вот и лезут мысли всякие. На утро пройдёт. Он осторожно делает шаг назад и хочет уйти, но его хватают за руку и разворачивают обратно. — Вы улыбнулись. — Тебе показалось. Бэкхён правда не видел улыбку Чанёля ни разу за всё время их знакомства. А сейчас, он готов поклясться, он видел. Он видел эту полуулыбку. Юноша не успевает проконтролировать своё сознание и утыкается лбом в грудь Чанёля, проваливаясь в сон, а мужчина хмурится, зовет его и понимает только через пару секунд, что тот просто вырубился. Он подхватывает Бэкхёна на руки, чтобы отнести в гостевую, и слышит стон боли. Мужчина осторожно кладёт на кровать и хочет уйти, но задранная толстовка привлекает внимание, и Пак останавливается, смотря на багровые синяки. Он осторожно поднимает вещь наверх, отмечая, что все рёбра Бёна в синяках. И он почему-то уверен в том, что здесь замешан отец паренька. Злость. Это первая эмоция Чанёля. Разве можно так обращаться со своими детьми? Чанёль опускает толстовку обратно и выходит из комнаты, направляясь в свою спальню, где он падает в кровать и ещё полночи сверлит потолок взглядом, осознавая, что с Бэкхёном будет непросто всегда. Но мужчина не из тех, кто боится трудностей.