мне плевать на тебя.

Время до экзаменов пролетело с такой скоростью, что Бён не успел опомниться. Чанёль пропадал на работе, он уходил в учёбу, мир не стоял на месте. Они ездили в больницу ещё два раза, в один из которых Сехун заменил Чанёля из-за важного совещания. И это был самый увлекательный поход в больницу, потому что О не упускал возможности подкатить ко всем медсёстрам, предлагал им пойти на свидание и даже Доктору Киму предлагал (в шутливой форме), что было уморительнее всего… Было очень весело. Бэкхён сдавал анализы, проходил какие-то обследования, но ему было настолько плевать, что там такое с ним происходит, что даже стиснутые зубы Чанёля не замечал. А Пак стискивал зубы, думал, пёкся о нём, да и вообще — оберегал намного сильнее, чем обычно. Не то чтобы Пак не оберегал парня (он оберегал), просто по сравнению с тем, что было в их обычной повседневности, сейчас было слишком. Сегодня должны состояться первые два экзамена. Бэкхён не переживал за эти предметы, поэтому со спокойной душой садился в машину к Чанёлю, что заехал за ним ближе к обеду, чтобы отвезти к корпусу школы. Ещё в больницу ехать, чтобы узнать окончательные результаты анализов и диагноз. Бэкхён правда не вникал. Но чувствовал, что Чанёль что-то знает. И молчит. И да, он понимает, что сам же и не интересуется. Мужчина, может быть, и рассказал бы, если бы Бён изъявил желание понять, что с ним, но юноша сам не интересовался, просто делая так, как хочет Чанёль. Ему эти диагнозы и больницы… до одного места. Пак чмокнул в макушку, завёл мотор и выехал на главную дорогу. — А вы… — Да, Бэкхён всё ещё не мог отказаться от выкания. — Со мной поедете в клинику? — Да. Что за вопросы? Бён поджимает губы и с честностью выдаёт: — Я просто чувствую себя маленьким ребёнком. — Малыш, я бы не поехал с тобой, если бы был уверен, что ты выслушаешь Доктора Кима, примешь всё и будешь относиться со всей внимательностью. Бэкхён удивлённо смотрит на сосредоточенного мужчину, возмущённо восклицая: — Хотите сказать, что я не способен на это? — Бэкхён, ты не воспринимаешь всё это всерьёз. Я успел понять это, наблюдая за тобой во время посещения больницы. Ты меня не переубедишь. Дело не в том, что я считаю тебя ребёнком, дело в том, что ты обесцениваешь проблемы. Бэкхён поджимает губы, цокает и отворачивается к окну. Да, он обесценивает. Спорить нет смысла. Но ему хочется повзрослеть для того, чтобы Чанёль не носился с ним. Нужно научиться вести себя по-взрослому. Что-то внутри противится. Юноше необходимо было дать понять Чанёлю, что он может вести себя как взрослый человек. Что Пак может ему доверять. И то, что он частично доверяет, даже если до конца не осознаёт этого. Бэкхён шумно выдыхает и поворачивается обратно. — Ты считаешь меня ребёнком? Чанёль сжимает руки на руле сильнее. Но не поворачивает голову в его сторону, продолжая сосредоточенно следить за дорогой. Бён доволен реакцией. Смотрит на вены, выделяющиеся под кожей, напряжённую шею, пальцы, что сжимают руль, и доволен. Очень же по-взрослому, да? Если не сейчас, то когда? Какой же он дурак, господи. Бэкхён мысленно даёт себе по губам, но понимает, что обратной дороги нет. Он действительно осмелился и ему… нормально? — Очередная выходка? Ни раздражения, ни злости. Просто вопрос. Вполне конкретный, учитывая обстоятельства. — Нет. Я смирился с неизбежностью. — Давай не за рулём, хорошо? Мы поговорим об этом, когда вернёмся домой. После клиники. — Хорошо. Дальше едут молча. Никакого напряжения. Бён даже не успел понять, в какой момент такие разговоры между ними перестали быть чем-то слишком ужасающим, напряжённым и выбивающим из колеи. Они начинают привыкать друг к другу. Бэкхён получает быстрый поцелуй в губы, подбадривающие слова и выходит из машины, направляясь в сторону корпуса, где будет проходить экзамен. Он думал об этом так долго, готовился так усиленно, что на данный момент вообще не осознает, что время экзаменов действительно пришло. Уму непостижимо. Так быстро время летит. Он успевает прочитать пожелания удачи от Юры, улыбается и сдаёт телефон. И только стоя в очереди, Бён начал осознавать. Ладошки вспотели, паника даже начала закрадываться, но он смог себя пересилить. А когда сел за указанный стол в кабинете, взял бланк, заполнил его и приступил к работе — было не до паники. Было чёткое желание сделать как можно лучше. Показать, что он чего-то стоит. Что он умный, что он может, что он всё делает правильно. Несколько часов прошли ещё быстрее. Боже, столько ждать, ради мгновения. Бэкхён глушит воду из бутылки, выходя на жару из душного помещения. Он вышел примерно третьим. Смысла задерживаться нет. Он закончил на час раньше, поэтому написал Чанёлю, но тот не ответил. Ни через минуту, ни через 10 минут. Бэкхён вздохнул и поплёлся к лавочке для того, чтобы немного отдохнуть. Первые экзамены позади. Но расслабляться нельзя. Для Бэкхёна понятие «расслабиться» равно тому, что ничего хорошего из этого не выйдет. Вот когда всё сдаст — тогда и отдохнёт. Чанёль перезванивает через 20 минут, говорит, что была встреча, и обещает приехать через полчаса. Как раз и приём у врача. Можно даже домой не заезжать. Правда… Бэкхён выглядит, как маленький мальчик, которому явно нет восемнадцати. И вообще — Чанёль заставил его надеть белую рубашку. Спасибо, что хоть джинсы нормальные, а не брюки, которые он ненавидит. — Бэкхён? Парень слышит знакомый голос и поворачивает голову. Бэкхён хмыкает, когда понимает, что видит перед собой Сону. Какого чёрта? Он не учится здесь, ему не к кому приходить и… какого чёрта тогда? Он не изменился. Такой же надменный взгляд, пытается крутым казаться да пристально смотрит в глаза. — Ты чего здесь? — К тебе. — Бён теряется, но взгляда не отводит. — Тебя же никак не выловить, а то папик загрызёт. Юноша вздыхает и качает головой. — Уйди, а. Хватит за мной таскаться. — Ты не выполнил мою просьбу. — Это была просьба? Мне показалось, что ты мне угрожал. Разве нет? Сону стискивает зубы. Бэкхён ведь помнит всё от начала до конца. И ему сейчас так хочется, чтобы Сону свалил до приезда Чанёля. Потому что если они встретятся — станет ещё хуже. Нет, Чанёль — взрослый мужчина, и он поступит так, как нужно. Бэкхён это понимает. Но ему так не хочется напряжения и порчи настроения. Он неплохо (на свой взгляд) написал экзамены, поэтому хотелось просто съездить в клинику, приехать домой и выпить кофе, плюхнувшись на диван. — Знаешь, я думал, ты умный, Сону. Сразу отстанешь. Но теперь понимаю, что ты абсолютно не меняешься. Мне плевать, понимаешь? На твою жизнь, на жизнь твоего отца, на то, что ты сейчас пытаешься снова втереть мне какую-то бесполезную дичь. — Сону пристально смотрит ему в глаза, но это не пугает. Смешит. — Какого хера ты вообще всё ещё околачиваешься около меня? — Помнишь, что я тебе предложил? Всё просто. — Сону гаденько улыбается. Именно гаденько. По-другому не скажешь. И продолжает. — Предложение всё ещё в силе. Бэкхён осознаёт, о каком предложении речь. Внутри всё начинает скручивать от злости. Насколько же можно быть твердолобым человеком? Бён раздражённо выдыхает, а затем замечает машину Чанёля, что останавливается около ворот. Бэкхён ни черта не видит. Но щуриться не будет, потому что Сону может заметить. Бён не знает, что делает Чанёль, но он уверен, что мужчина заметил их. Юноша переводит взгляд обратно на Сону и цокает. — Ты из гомофоба в пидораса превратился? — А ты, значит, пидорас? — Нет. Я гей. И это ориентация. А вот ты — пидорас. И это — черта характера. — Зубы скрипят. А Бэкхён вдруг понимает, что принимает свою ориентацию абсолютно полностью. — Я же уже говорил, Сону. Или с памятью проблемы? Сону угрожающе надвигается на Бёна, но он успевает вскочить и быстрыми шагами направиться в сторону машины. Чанёль идёт навстречу весь такой грозный, что внутри всё переворачивается от этой мощи во взгляде. Бён врезается в его грудь, обнимая обеими руками за пояс. Боже, это его мужчина. Охренеть, да? Юноша улыбается, чмокает в щёку, совершенно не боясь, что их кто-то может увидеть, и быстро шепчет. — Не трогай его, Чанёль. Ему уже ничего не поможет. Этому человеку не вправить мозги. Чанёль выдыхает, хмурится, а потом смотрит прямо на Сону, который замер в одной позе в нескольких метрах от них. Бён так и стоит, прижавшись к груди Чанеля, зная, что за ним он как за каменой стеной. Так безопасно. Так хорошо. И так легко сейчас обращаться… к нему по имени. Бэкхёну кажется на каком-то невероятном уровне, который понимает только он, что они стали ближе. Строгий голос Чанёля, и дыхание перехватывает. — Не будь, как твой отец, Сону. Не совершай такие же ошибки. — Да что вы знаете вообще? Чанёль хмыкает и приподнимает уголок губ. — Я знаю достаточно для того, чтобы произошло что-то весьма неприятное. — Угрожаете мне? — Где ты слышал угрозу? Бэкхён, ты слышал? Бэкхён оборачивается, вопросительно смотрит на Сону и говорит абсолютно будничным голосом: — Нет. Какая угроза? Ничего такого. Сону скрипит зубами, пристально смотрит в глаза Бёна пару секунд, а затем разворачивается и уходит. Бэкхён смеётся, утыкаясь лбом в паковское плечо. Мужчина мягко приподнимает его лицо, кладя пальцы на подбородок. — Шкодливая ты моська. Он тебя не обидел? — Не успел. — Юноша выдыхает. — Спасибо. — Думаешь, обойдёшься лишь словами благодарности? Бэкхён слышит эти хриплые заигрывающие нотки и сглатывает. Чанёль смотрит так, будто прямо сейчас готов утащить его к себе в берлогу. — Мы на территории школы. Я думаю, что мы могли бы дома решить этот вопрос. Выходит весьма тихо. Голос подводит. Это Бён ещё молчит о том, что коленки как-то подкашиваются что-то. Пак улыбается, убирает руку и отходит на безопасное расстояние. Ага. Если полметра вообще можно считать безопасным расстоянием. Из корпуса начали выходить ученики, которые закончили экзамен, и им пришлось ещё немного друг от друга отойти. Но вот слов никто не отменял. Чанёль всё ещё умело выбивал почву из-под ног. — Совратишь меня? Бэкхён снова сглатывает и чувствует, как краснеют щёки. Вот же ж. Не может этот мужчина без смущающих вопросов и словечек. — Так хочешь этого? — Я бы не отказался от… — Чанёль хмыкает и заканчивает предложение. — …тебя. Глаза в глаза. Бэкхён облизывает губы, тормозит пару секунд и медленно поворачивается в сторону автомобиля. Они идут к машине молча, едут тоже молча, лишь изредка переглядываясь. На сегодня осталось ещё одно испытание для Бэкхёна. Юноша окончательно расслабляется и чуть ли не засыпает, но клиника показывается на горизонте, и приходиться как-то себя раскачивать для того, чтобы выйти из машины и направиться внутрь. Нет, он старался не думать о том, что всё может быть не очень, но всё же почему-то именно перед воротами в клинику небольшое волнение начало захватывать всё тело, начиная от макушки и заканчивая кончиками пальцев. Ноги даже стали немного ватными. Странные ощущения. Бэкхён ненавидит волноваться и переживать. Чанёль даже не смотрит в сторону стойки, у которой стоит та самая девица, и Бён победно хмыкает. А потом чувствует себя дураком. Что за ревность? Господи. Ужас какой. Неужели он настолько ревнив? Эффектный мужчина. Ага. Только вот не твой, зайка. Бён мысленно бьёт себя по лбу и сосредотачивается на Чанёле, что открывает дверь в кабинет врача. Доктор Ким встречает с улыбкой. — Ну что. Пришли все результаты. Чанёль уже в курсе частично. Бэкхён, готов слушать? Бён кивает, думая о том, что Чанёль сам втихаря узнавал и мониторил, есть ли результаты и какие они. Он на самом деле так сильно переживает? Для юноши вообще удивительно такое внимание к его здоровью, учитывая, что он вообще никогда не лечился, отпаивая себя чаем во времена простуды и гриппа, а чем-то серьёзнее он и не болел. Наверное. Он не знает. — Во-первых, у тебя был повышенный сахар и ещё парочка показателей, поэтому с помощью других докторов тебе выписали ещё анализы для уточнения и исключения определённых вариантов, но один подтвердился. — Доктор внимательно смотрит на Бэкхёна и спрашивает в лоб. — Ты знал, что у тебя сахарный диабет? Бэкхён сглатывает. Затем хмурится. Чанёль молча наблюдает за эмоциями на его лице. Всё заканчивается в итоге недоумением. Сахарный диабет? Это когда сладкого переел или что-то посерьёзнее? Он помнит, как его бабушка часто отказывалась от сладкого, потому что у неё это заболевание. Следующий вопрос не заставил себя ждать. — У твоих родственников есть это заболевание? — У мамы. И у бабушки было. Доктор кивает самому себе, отмечая что-то в карте. А Бэкхён продолжает недоумевать. — А со зрением что в итоге? — Проблемы со зрением — побочный эффект. Поэтому ты сейчас сидишь в моём кабинете. Потом пойдёте к другим докторам. Мне говорить тебе или… Бэкхён понимает, что доктор имеет ввиду. — Мне. Пак молча принимает такой ответ, легонько улыбаясь. Его мальчик взрослеет на глазах. — Есть такое заболевание — ретинопатия. Оно является следствием сахарного диабета. На основании диагноза я могу предположить, что ты не часто наблюдался у врачей. Потому что это заболевание проявляется, если сахарный диабет длится достаточно долгое время. — Бэкхён кивает, потому что не видит смысла скрывать очевидные вещи. — Поэтому, Бэкхён, отнесись со всей серьёзностью, ладно? После офтальмолога и остальных докторов Бэкхён выходит из последнего кабинета с рекомендациями, рецептами на лекарства и подпорченным настроением. Ему банально хочется домой. Чанёль останавливает за плечо и усаживает на диванчик около стены. Не то чтобы Бэкхён расстроился слишком сильно, просто он думал, что сможет избежать участи своих родственников, но нет. Не вышло. — Малыш. Бэкхён смотрит на мужчину и легонько улыбается. — Я в порядке. Это же сколько денег на лекарства уйдёт… — Это вообще не то, о чём ты должен думать. Юноша вздыхает и понимает, что единственное, чего он хочет — уткнуться в плечо Чанёля лбом и уснуть. Ну или хотя бы пару минут побыть вот в таком взвешенном состоянии покоя. Это он и делает. Утыкается лбом в плечо, только в придачу получает крепкие мужские руки, что прижимают к себе, поглаживая спину. Невероятно тепло и спокойно. Но спокойствие длится не очень долго. Домой они возвращаются в тишине. Говорить не хочется. Когда Бэкхён увидел в аптеке счёт на лекарства, ему хотелось порвать все эти рецепты и уйти из аптеки. Всё с ним нормально. Ничего с ним плохого не происходит. И чувствует он себя хорошо. В обмороки не падает. Чего так сильно обращать на это внимание? Это же не смертельный приговор в конце концов. Бэкхён принимает душ, усаживается на диван и прикрывает глаза. Чанёль приходит через минут 30 с чашками кофе в руках для них обоих. Парень принимает свой напиток, делает глоток и ставит стакан на стол. Мужчина повторяет те же действия и смотрит на Бэкхёна более пристально, чем раньше. Бён прекрасно понимает, что должен хоть что-нибудь сказать. Чанёль не давит, не заставляет говорить, но Бэкхёну хочется рассказать о том, что он чувствует. Ему хочется высказать свои мысли. — Я не знаю, что я чувствую. — Парень переводит взгляд на Пака, что внимательно смотрит в его глаза. — Для меня это не так уж и важно. Моё здоровье. Эти диагнозы… для меня ничего не значат. Я не привык, что обо мне заботятся. — Бэкхён, тебе серьёзно настолько сильно плевать на себя? Чанёль подсаживается ближе. Юноша сглатывает. — Да. Мне настолько сильно плевать. — Пойми, малыш. — Чанёль выдыхает. — Если проблемы обесцениваешь ты, то я их обесценивать не намерен. Я их намерен решать. — Но я же не прошу помощи. — Я вижу. Бэкхён поджимает губы и молчит некоторое время, пока не поступает очень необдуманно и спонтанно, хватая пальцами футболку на груди мужчины и притягивая к себе ближе. Чанёль не теряется, как Бён в таких ситуациях, а отвечает с готовностью, перетягивая юношу на свои колени, позволяя углубить поцелуй. Но на первом месте сейчас кое-что намного серьёзнее. Пак понимает, что пытается сделать Бэкхён, поэтому мягко отстраняется и спрашивает: — Что ты делаешь? Снова пытаешься отвлечь от серьёзных разговоров? — А что мне ещё остаётся делать? Чанёль хмурится, сжимая Бэкхёна в своих руках ещё крепче. Юноша знает, что мужчина проницательный. Даже слишком. Но он не был готов ответить на следующий вопрос, прозвучавший в напряжённой тишине. — Что ты на самом деле чувствуешь? Чанёль смотрит не требовательно, смотрит не со злостью. Он смотрит так, будто действительно очень сильно хочет понять Бэкхёна в этот самый момент. И юноша ведь сдаётся, произнося больше с тревожностью, чем со страхом того, что Пак воспримет в штыки. — Я чувствую вину за то, что вы переживаете за меня, тратите свои нервы и носитесь со мной, как с ребёнком, потому что я не способен сам о себе позаботиться. Потому что мне плевать на себя, на своё здоровье. — Чанёль непроницаем. А Бэкхён добивает. — Я чувствую себя виноватым за то, какой я есть. Бэкхён чувствует, как всё внутри ухает от осознания того, что только что он признался сам себе в том, что его безразличие и бездушность по отношению к себе — не просто мысли. Это не просто слова. Это его реальность. Чанёль смотрит таким непонятным взглядом, что становится страшно. А затем выдыхает, отводит взгляд и трёт виски, выпуская Бэкхёна из рук. Юноша принимает этот жест, как призыв к тому, чтобы слезть с колен мужчины, но его возвращают обратно, прижимая спиной к груди уже через секунду. Лоб Чанёля утыкается в спину. Бён смотрит куда-то в пол, чувствуя себя абсолютно разбитым сегодняшним днём. Что ему делать? Он сейчас, кажется, похерил всё. Он чувствует себя только хуже, так зачем портить жизнь Чанёля своим существованием? Сердце начинает биться быстрее. Паника подступает к горлу. Снова это происходит. Чанёль, будто чувствуя эту перемену настроения, тихо начинает говорить: — Бэкхён, я не могу понять тебя в полной мере. Я не принимаю того, что ты так к себе относишься. И никогда не приму. — Слова даются с трудом. Бэкхён замирает на месте, вслушиваясь в голос Чанёля. — Ты не умеешь себя любить. Не умеешь заботиться о себе. Не умеешь доверять. Но это не значит, что ты не можешь этому научиться. Я пытаюсь тебя понять, малыш. И я вижу, как ты пытаешься понять меня. Я вижу, как всё меняется, как мы меняемся. Как привыкаем друг к другу. Бэкхён молчит, давая Чанёлю понять, что готов выслушать его. И принять эти мысли. Даже если не понять. — Но мне иногда кажется, что моей любви на нас двоих просто не хватит. Мне кажется, что тебя катастрофически мало рядом со мной в те моменты, когда ты пытаешься закрыться. Иногда кажется, что ты равнодушен. И если ты думаешь, что я всегда знаю, как к тебе подступиться, то ты заблуждаешься. Потому что — нет. Я тоже бываю в растерянности. С твоим появлением в моей жизни всё пошло кувырком. Я никогда не чувствовал столько всего сразу. Это выбивает из колеи, поверь, но это то, через что я должен пройти. Жизнь меняется, меняюсь я, но что-то остаётся неизменным. — Бэкхён сглатывает. — Я не собираюсь мириться с тем, что ты с собой делаешь своими мыслями. Но это один вопрос. Другой вопрос в том, готов ли ты что-то с этим делать? — Ты даже не представляешь, как тебя много в моей жизни, Чанёль. — Вдох. Выдох. — Когда я закрываюсь… я, наверное, не замечаю, что становлюсь равнодушным, да? — Вопрос, скорее, в пустоту, но Чанёль сжимает пальцы чуть сильнее. И Бён продолжает. — Оправдания ни к чему. Просто я дурак. Ребёнок, который не понимает очень многого. Я это знаю, но я готов меняться. Я уже говорил об этом. Моё мнение не поменяется. Просто я постоянно ошибаюсь и спотыкаюсь. И это бесит. До жути. Голос срывается на середине. Бэкхён понимает, что начинает успокаиваться. Даже если разговор настолько напряжённый. Паника уходит. Но. Стоп. Юноша ошарашенно спрашивает, когда осознает смысл ранее сказанных слов Чанёля: — Что ты сказал? Смешок. Чанёль вздыхает, явно понимая, о чём он спрашивает. — Успокоился? — Чанёль. — Бэкхён выскальзывает из объятий и забирается на колени снова, только теперь лицом к лицу. — Что ты сказал перед этим? В самом начале? Чанёль прижимает к себе и протягивает руку для того, чтобы провести по щеке, оглаживая кожу. — Я завуалированно сказал о том, что питаю к тебе такие чувства, которые выражаются в том, что мне хочется тебя оберегать, хочется видеть тебя счастливым, здоровым, хочется заботиться о тебе… — Чанёль прикусывает губу, будто дразня. — Прикасаться к тебе, обнимать тебя, чувствовать тебя. — Издеваешься? Чанёль улыбается так, как может только он. — Издеваюсь. Бэкхён утыкается лбом в паковское плечо и не может сдержать улыбки. Парадоксально. Такие перемены настроения — это парадоксально. Он понимает, что мужчина настолько сильно может влиять на него, что вытащил из состояния паники и какого-то непонятного прилива мыслей за мгновенье. Вот же ж… Невероятный. Бэкхён резко отстраняется, понимая, что на языке прямо вертится вопрос: — Тебе правда не понравилась грудь той девицы? — Ни капельки. Я больше мужские задницы люблю, а точнее — одну. Единственную. Бэкхён цокает. А Чанёль продолжает. — Малыш, уясни одну очень важную вещь. Взгляд, дающий понять, что Бэкхён готов слушать и внимать. — Я буду любить тебя настолько сильно, что ты забудешь, что значит — жить без любви. Мне не плевать на то, что было в твоей жизни до меня. Мне не плевать на твои проблемы. И даже с твоей нелюбовью к себе я справлюсь. Но мы исправим это. Понял? — Кивок. — Я помогу тебе понять. — Что понять? Чанёль улыбается. По-своему. Снова. И всё внутри переворачивается. — Что таких, как ты больше нет. Что для меня ты настолько особенный, что я готов на всё, лишь бы ты улыбался. Я таких слов на ветер не бросаю. Бэкхён сглатывает. — Пак Чанёль ничего не делает просто так. — Именно. — Говоришь, что я особенный? Чанёль кивает. — Значит, так и есть. Пак чувственно, но коротко целует в губы. Бэкхён чувствует себя настолько счастливым сейчас, что никогда такого не ощущал. Чем он заслужил такого человека в своей жизни, как Чанёль? Он защитил планету в прошлой жизни? Чанёль спас его. Он буквально вытащил его со дна. Он дал ему веру в то, что всё получится. Он дал веру в себя. И это непередаваемое ощущение. Что-то рвётся наружу. Это похоже на восторг, на сильнейший трепет, на восхищение, на что-то запредельное. Бэкхён не может сдержать себя, да и не хочет, произнося в порыве: — Чанёль, я… люблю тебя. А Чанёль лишь улыбается, прижимает к себе, и комната погружается в тишину. Кофе давно остыл. На часах глубокий вечер. Двое не спят. Двое молчат. Но даже в этом молчании есть что-то особенное. Бэкхён уверен, что счастливее этого момента в его жизни ещё никогда не было.