***
— Никаких зацепок. Думаю, что это всё-таки стечение обстоятельств. Я всё проверил, но… Юра, это же всё странно. Я не мог… Бэкхён не слушает. Так. Сквозь шум. Потому что важнее сейчас Чанёль, который всё никак не приходил в себя. Уже неделю. За эту неделю Джэхён с Доёном пытались его растормошить, но никак не выходило. Бэкхён почти не спал, отказывался от еды и совершенно не думал об учёбе. Он знал, что Чанёля не бросит, что с места не сдвинется, пока тот не придёт в себя. За все эти дни он был у Чанёля ещё четыре раза. Он мог просто сидеть рядом, сжимать руку и молчать. А мог рассказывать об их общих моментах, которых в воспоминаниях было очень много. Он был дома каждый день, но лишь на полчаса. Максимум час. Принять душ, выпить таблетки, о которых он вспомнил на четвертые сутки пребывания в больнице всё-таки, и попытаться хоть как-то прийти в себя. Дома стало пусто. Дико пусто. У Бэкхёна просто не было сил, а в один из дней, когда Сехун привёз его домой, уезжая по делам, парень захотел убраться, но через пять минут осел на пол и разрыдался. Потому что начал убираться с мыслью о том, что Чанёль скоро придёт с работы. Ему тяжело давалось всё это. Он исправно писал матери, но хватало сил лишь на то, чтобы спросить, как дела, не углубляясь дальше. Все мысли были сосредоточены на Чанёле. Юра послала к чертям работу, сказав, что даже если её уволят, она переберётся в Сеул и найдёт, как заработать денег. Потом она призналась, что и раньше задумывалась об этом. Но Бён был бы только рад. Кёнсу с Сехуном пытались держать фирму в строю. О отлучался на работу, решал дела, успевал закидывать Бёна домой, приезжать за ним и попутно что-то там подписывать, о чём-то думать и устраивать переговоры. Кёнсу не вылезал из офиса вообще. Но через день приезжал в больницу для того, чтобы чем-то отвлечь Бёна. Они так много делали, что казалось — Бён никогда не сможет отблагодарить их. 8 сентября. Бэкхёну кажется, что ему и не нужно на учёбу. Доён с Джэ писали постоянно, даже если не всегда были рядом, но они и не обязаны. Самое главное, что не забывали. Ким был с ним в самые тяжёлые моменты, успокаивал, убаюкивал нервы. Как там говорится? И в радости и в беде? Бэкхён до момента знакомства с ними обоими не знал, что такое дружба. И не верил в неё. Теперь верит. Как не верить? Джэ заходит в палату, тихо приоткрывая дверь. Из-за его плеча выглядывает Доён, внимательно разглядывая эмоции на лице юноши. Юра и Сехун отлучились куда-то. Поэтому они были здесь одни. — Бэк, привет! Мимолётные объятия, улыбки и некое спокойствие. Хочется подольше быть в этом спокойствии. На самом деле. — В понедельник пары. По расписанию всего лишь две. Ты как? Не пойдёшь, да? Бэкхён мог бы, но почему-то не хотелось оставлять Чанёля. Да, здесь Юра, Сехун, Кёнсу, врачи в конце концов, но Бэкхёну хотелось быть тоже. Здесь. Рядом. Он понимал, что его жизнь остановилась. Но также он понимал, что без Чанёля она вперёд не пойдёт. Его будто заморозили. Он теряется в днях, ночах, просто во времени. Пьёт таблетки не только выписанные врачом из-за сахарного диабета, но и из-за головных болей. К середине разговоров ни о чём, Бён начинает понимать, что у него темнеет в глазах. Через ещё некоторое время он начинает заваливаться на Доёна, который сидит справа, а когда не остаётся сил сопротивляться состоянию, темнота поглощает стремительно. Такое же уже бывало, да? Только там был университет, не было авиакатастрофы и всё было хорошо. Юноша приходит в себя всё в той же палате. Но глаза открыть слишком сложно. Он решает, что полежит ещё немного вот так, не подавая признаков того, что он уже очнулся. Немного времени для того, чтобы подумать о том, почему всё так случилось. Да, Бэкхён не ел почти, нервничал и испытывал стресс. Его зрение резко ухудшилось, он исхудал так, что косточки торчат, да и состояние практически всегда было паршивым. Бён пришёл к неутешительному выводу о том, что не думал о себе в эти дни, а надо было. Хотя бы потому, что этого хотел бы Чанёль. Возмущений по этому поводу от Чанёля хотелось бы сейчас услышать больше всего на свете. На фоне звучали голоса. И только сейчас Бён начал прислушиваться. Юра о чём-то говорила с врачом. Сехун, кажется, тоже что-то вставлял в их разговор. А потом юноша услышал то, чего не знал. Чего ему не сказали. Почему-то. — Я думаю, что Бэкхёну не нужно знать об этом вообще. Да, он держится молодцом. Но это тяжёлый момент для него. В его состоянии, когда парень так истощён, так ещё и заболевания, стресс, всё это накапливается. Он себя не бережёт. Да, во время операции была остановка сердца, но сейчас Чанёль стабилен. Не нужно пока говорить. Об этом можно сказать потом, но лучше сейчас не рисковать его здоровьем. Как моральным, так и физическим. — Чего вы сказали сейчас? Остановка? Бэкхён пытается встать, резко распахивая глаза. Всё плывёт. В руке игла. Капельница. Он дёргается, но тут же падает обратно головой на подушку. Доктор ретируется быстро по наставлению Юры, пока юноша снова пытается хотя бы лечь так, чтобы видеть присутствующих. Сехун стискивает зубы. Потому что проебался. По полной программе. И если бы Бён мог выразиться другими словами в своей голове, он бы выразился. Но не сейчас. Не сейчас, когда Сехун смотрит на него так, будто он вообще никогда не должен был знать, что всё это происходило. Что была остановка. Что Чанёль мог, оказывается, вообще сейчас не дышать, потому что… Бён зажмуривается до боли, зубы стискивает, а затем открывает глаза и уже более ясно смотрит на Сехуна. — Почему вы мне не сказали? — Бэкхён, а что бы это изменило? Главное, что сердце смогли запустить, понимаешь? Сейчас всё в порядке. Юноша отворачивается, закрывая глаза полностью. Он понимает, что… да. Это бы ничего не изменило. Бэкхён и так понимал весь масштаб ситуации. Ему было паршиво. Да, о его здоровье позаботились, но ему не по себе лишь от того, что это скрыли. Пройдёт. Бэкхён гонит мысли о плохом так стремительно, что сам не замечает, как отходит от ситуации. И через пять минут, когда капельницу снимают, он уже спокойно может сидеть на кровати и смотреть на Юру с О. Все его мысли заняты тем, что именно сейчас (в данную секунду) жизни Чанёля ничего не угрожает. — Мне было страшно за тебя, Бэкхён. Я попросила не говорить тебе. Прости за это, я просто боялась. А сейчас ты упал в обморок… и я… Юра растерялась, но Бён быстро подхватил, перебивая: — Всё хорошо, Юра. Я понимаю. Я не маленький мальчик. Девушка даже духом воспряла, когда увидела слабую улыбку на лице юноши. Она тут же куда-то уходит, бормоча что-то про еду, но Бэкхён уже не вникает. Он смотрит на О. — Я тоже не хотел говорить, Бэк. На тебя правда было страшно смотреть. Хорошо, что Доён был с тобой в те тяжёлые моменты. Бэкхён хмурится, оглядываясь по сторонам. Он специально не акцентирует внимание на словах О о том, что произошло. — Они уже ушли? — Да, я отправил их домой. Сказал, что мы сами позаботимся, да и ты вырубился надолго. Часа на три. Бэкхён произносит короткое «оу» и тут же отвлекается на Юру, которая приносит контейнеры, кладёт на кровать, а затем двигает столик ближе и начинает эти контейнеры открывать. Сехун с улыбкой наблюдает за её манипуляциями, а Бён понимает, наконец, чего от него хотят. — Бэкхён, нужно поесть. Понимаешь? Парень лишь кивает. У него нет выбора. Нужно себя вытаскивать из состояния бессилия. Чанёль стабилен. Да, не приходит в себя, но стабилен. Поэтому Бёну остаётся лишь взять ложку из рук и попытаться собрать себя воедино. Чанёль обязательно очнётся. Обязательно придёт в себя. И Бэкхён должен быть сильным для этого. В этот день они долго разговаривают о том, что делать с учёбой. И приходят к совместному выводу о том, что Бэкхён пойдёт на пары. Хотя бы в первый день. Всё воскресенье юноша околачивается около палаты Чанёля, а вечером рассказывает ему о своих планах. Повязок уже не так много, отёки на лице начали спадать, мужчина выглядел так, будто просто спит. И Бён пытался считать, что всё именно так. Сехун отвозит его домой ближе к ночи. В пустой квартире паршиво и одиноко. Но Бэкхён убирается, приводит всё в порядок, собирает в рюкзак лишь одну тетрадь с ручкой, потому что не позаботился об этом, принимает душ и ложится спать. Уже лёжа в кровати, Бён понимает, что без Чанёля пусто. В эту ночь юноша клянётся себе в том, что это последний раз, когда он позволяет себе быть слабым. К тому же, просыпаться с опухшими глазами — не самое страшное, что может быть в жизни.***
Утро понедельника встречает солнцем. Ярким и тёплым. Бэкхён всё делал на автомате. Не мог поверить в то, что он сейчас совершенно один в этой квартире. Что здесь нет Чанёля, который сейчас точно бы стиснул в объятиях и подбросил до универа. Парень очень старается не нервничать. Даже завтракает. Но по итогу совсем квасится к моменту выхода из дома. — Малой, ты собрался пешком идти? Бэкхён оборачивается и видит машину Сехуна. Уже становится легче. Конечно же, он не мог его бросить в такой день. Машина едет медленно, но до начала первой пары ещё полчаса, поэтому нет смысла торопиться. С Джэ и Доёном они увидятся на главной дороге к корпусу, поэтому остаётся только лишь выдохнуть и попытаться прийти в себя. Вдохнуть поглубже, подумать о том, что Чанёль обязательно поправится, и просто начать воспринимать реальность такой, какая она есть. К универу в своих мыслях. Сехун интересуется самочувствием, смотрит гордо, произносит много слов поддержки и обнимает напоследок. — Ты сильнее, чем ты думаешь, малой. Удачного первого дня! Чанёль бы тебя поцеловал, но извиняй, у меня Юра. Бэкхён коротко смеётся, вылезая из машины. Идёт к дороге медленно. Совсем не замечает, что к нему кто-то приближается. И даже вздрагивает, когда на плечи ложатся ладони, приобнимая. Доён цокает, появляясь в поле зрения первым, и Бён выдыхает. Он не один. Всё будет хорошо. У него получится держать себя в руках. Получится быть сильным. Именно сегодня получится. Обязательно. Друзья не затрагивают больные темы. Пытаются рассмешить, забалтывают, незаметно флиртуют между собой, кидая взгляды. У Бэкхёна нет сил углубляться в их отношения, но что-то явно изменилось за время их знакомства. Доён всё чаще дотрагивался до Джэхёна, а сам Чон заглядывался и смотрел на Кима минутами. Это к лучшему. По крайней мере Бэкхёну хочется думать именно так. На первой паре они здороваются со всеми, кого теперь знают, болтают до звонка, а затем открывают тетради. Первое знакомство. Бэкхён всегда быстро писал и читал, поэтому погрузиться в материал не составило труда. Он даже и не заметил, как потерялся во всём этом. Утонул, забылся, пока не получил оповещение на телефон. Вибрация заставила замереть и выбраться в реальность. Стоило увидеть: «Чанёль очнулся» И дальше всё, как в тумане. Он срывается с пары под ничего не понимающие взгляды, что-то бормочет впопыхах преподавателю, слышит от Джэ, что они сами всё объяснят, и вылетает из корпуса. Он был готов бежать, но понимал, что такси — самое правильно решение. Руки тряслись, в голове было много мыслей. Теперь. Он был рад. Он был счастлив. Ему хотелось поскорее оказаться рядом с Чанёлем. И так хотелось сжать его руку. Да, он делал это миллион раз за последнюю неделю, но сейчас Чанёль будет видеть его. И чувствовать по-настоящему. Он отвечает, что едет. И пока сидит в такси, нервно просит ехать побыстрее. Ему было плевать абсолютно на всё. Бэкхён выскочил из авто и побежал в здание, пытаясь дышать ровно. Попутно залетает в их вип, чтобы оставить рюкзак. А затем быстрыми шагами идёт к той самой палате, куда ходил к Чанёлю и просил у несуществующих богов и у самого мужчины, чтобы он очнулся. Около палаты был ещё один врач. Но он разговаривал с кем-то по телефону. Бэкхён на ватных ногах шёл вперёд, думая о том, что же будет дальше. Только сейчас он понял, что от радости совершенно забыл о том, что могут быть последствия. Шаг замедлился. Он остановился на пороге и посмотрел на то, как Юра сидит на кровати и сжимает ладонь Чанёля в своей. Его пока не замечают. Один из докторов что-то записывает, попутно поглядывая на мужчину. Юноша видит, как Чанёль хмурится. Живой. Правда живой. Хлопает глазами, шевелит руками, пытается разговаривать. Вот он. Прямо перед ним. Подойди и дотронься. И Бэкхён уже хочет сделать шаг, обнять, прижаться, но слышит то, чего так боялся. В своих мыслях он допускал подобный вариант. И думал, что готов. Но парень может лишь к двери привалиться и замереть на месте, сталкиваясь взглядом с человеком, который сейчас его может даже не знать. — Ты хоть что-нибудь помнишь?