мне плевать на тебя.

Бэкхён не подбежал. Не стал подходить, когда мужчина отвёл взгляд, снова обращая внимание на Юру. Он остановился и застыл на месте. А после — окончательно вышел в коридор и сел на диванчик. Самый худший страх подтвердился. То, чего Бэкхён боялся больше всего. — Бэкхён. — Сехун подошёл настолько тихо, что парень не услышал? Или он так сильно ушёл в свои мысли и тревожность? — Он помнит Юру, помнит меня, Кёнсу, но… — Меня он не помнит, потому что только что посмотрел мне прямо в глаза и отвёл взгляд. — Бён смотрит на Сехуна, застывшего на месте. — Я знаю. Я понял. Раздражение? Нет. Бэкхён был зол. Но не мог понять, почему он чувствовал сейчас всё это. Выброс эмоций, созданный гневом, отчаянием и болью. Бэкхён давно такого не ощущал, но ему хотелось что-нибудь разбить, ударить или просто разрушить. До основания. Но он сидел, стискивал зубы и держал всё в себе, потому что не мог поддаться всему этому. Не сейчас. Точно не сейчас, когда очнувшийся Чанёль сидит буквально за стеной. Он не имеет права сдаваться просто так. Сехун садится рядом, как только Бён опускает взгляд в пол. Садится, кладёт руку на плечо и явно губы поджимает. Парень не знает, но чувствует. — Ему вкололи обезбол, потому что голова болит. Показатели в порядке, теперь ему просто нужно время на восстановление. Гипс с ноги снимут через полтора месяца, не меньше. Хорошо, что не до пояса загипсовали. Я уверен, что Чанёль не позволит за собой ухаживать. Он уже почему-то раздражённый. Он не помнит, что с ним случилось. Но мы пока не спешим рассказывать всё. Сехун говорил быстро и много всего, будто пытался заполнить эту пустоту. Между ними, в Бэкхёне, возможно, в себе. И это отвлекало. Парень сглотнул и посчитал про себя до десяти, глубоко вдыхая и выдыхая. Сехун сжал плечо пальцами чуть сильнее, выжидая. Взгляд на О. — Я думаю, что ты должен будешь с ним поговорить. Если не сейчас, то через неделю. У него пока заторможенная речь. Он не может нормально думать. И… Бэкхён, я не знаю, стоит ли тебе сейчас об этом говорить, но… Бён перебивает. — Говори. Самое страшное я уже пережил, Сехун. Голос будто не его. Взгляд будто не его. Всё это будто не он. Сехун явно замечает, хмурится, сглатывает, будто боится сказать что-то не то, но затем медленно проговаривает: — Когда мы спросили, что было последним, что он помнит, Чанёль сказал, что он только недавно расстался с Минкю. Он помнит их расставание. Помнит месяц после. И мы сделали вывод, что сейчас он в том самом поникшем состоянии. Бэкхён хмурится, кивая. Он пытается держать себя в состоянии правильной и адекватной реакции, но с каждым словом ему будто яму роют. — Что сказал доктор? Сехун ещё крепче сжимает юношеское плечо, будто пытаясь его сдержать. От чего-то. И он даже не знает, что помогает этим жестом удержать истерику внтури. — Он сказал, что всё будет понятно через сутки или двое. Если он начнёт вспоминать что-то, значит, это временная потеря памяти. Если нет, значит… — Он никогда меня не вспомнит. — Бэкхён… — Ничего, Сехун. Я в порядке. Мужчина не успевает ничего сказать, потому что из палаты выходит Юра. Она находит их взглядом и тут же подходит ближе, садясь на корточки перед Бэкхёном. Бэкхёном, который готов был сейчас сбежать отсюда и спрятаться. Лишь бы никто не понял, насколько ему хочется сейчас… — Сехун рассказал? Кивок. Девушка рывком прижимает к себе, гладит по спине, но Бэкхён сдерживает себя от проявления эмоций. Он даже улыбается (как может), а потом часто-часто моргает для того, чтобы скрыть то, насколько он разрушен всем тем, что происходит. Юра отстраняется через некоторое время и выдыхает. — Он спрашивал о том, кто ты такой. — Бён сглатывает. — Я сказала, как тебя зовут. Знаешь, что он ответил? Вопросительный взгляд. — Он сказал: а, точно. И прикрыл глаза. Сейчас он засыпает. Но одно ясно точно, Бэкхён, даже если он не помнит, то что-то явно чувствует. Я уверена. Слышишь? Бэкхён солжет, если скажет сейчас, что не почувствовал руки надежды. Потому что почувствовал. Бэкхён продолжал упрямо сидеть около палаты, не решаясь заходить внутрь. Чанёля обещали перевести в обычное отделение из реанимации. Теперь он был в безопасности. Юра рассказывала что-то ещё, но Бён был далеко в своих мыслях. Ему хотелось поговорить с мужчиной. Но не сегодня. Сегодня он уже не смог бы этого сделать. Даже просто не смог бы сказать «привет», потому что Чанёль спит. И будет спать минимум до утра. Что делать? Что вообще делать в данной ситуации? Чанёль помнит себя таким, каким он был через месяц после расставания с Минкю. А это… за примерно 4-5 месяцев до того момента, как он столкнулся тогда с Бэкхёном. Получается, он не помнит абсолютно ничего из того времени, когда они были вместе. И Бён осознаёт, насколько сильно это паршиво. Он сидит на этом диванчике, чувствует жутчайшую пустоту внутри и не может нормально дышать, потому что самый дорогой человек на всём белом свете его… не помнит. Он забыл о том, что между ними было, о том, как они менялись вместе, о том, что сделал для Бэкхёна и его жизни. Он забыл всё. Парень трёт виски пальцами и решается немного отвлечься. Сехун уехал на работу ещё в обед, Юра была в палате, а он так и сидел на диванчике. Про таблетки он забыл. Естественно. Поэтому написал Юре, что пойдёт в столовую. Ноги больше так не тряслись, но слабость давала о себе знать. Поэтому до столика в буфете он доходит быстрыми шагами после того, как берёт чай и какую-то булочку, потому что есть не хочется вовсе, но для таблеток нужно. Иначе снова грохнется в обморок, а ему этого не нужно. Абсолютно. Поедая эту самую булочку, благо, что с клубничной начинкой, Бэкхён проверяет телефон, пытаясь отвлечься всеми способами. Джэхён с Доёном даже создали отдельный чат только для них троих (так как в тот были добавлены Венди, Чондэ и Розе) и написали уже около трёх сотен сообщений, чтобы как-то поддержать юношу. Но его хватило лишь на улыбку и несколько сообщений о том, что всё будет хорошо. Что он придёт завтра в универ, отсидит пары и снова поедет в больницу. Даже если будет сидеть на диванчике около палаты. Этого он уже не написал. Но подумал. Парень выпил таблетки, вздохнул и допил чай, вставая из-за стола. Время перевалило уже за 6 часов вечера, поэтому он поднялся на нужный этаж и осторожно заглянул в палату, чтобы убедиться в том, что Юра ещё там, но её там не оказалось. Юноша взглянул на Чанёля и понял, что тот спит. Делать шаги почему-то было всё ещё страшно, но он сделал эти шаги. Сел на стул и прикрыл на секунду глаза. Теперь руку не сожмёшь, потому что мужчина в любой момент может проснуться, хоть Юра и сказала, что до утра он глаза точно не откроет. Но всё же. Теперь он был в сознании. И не помнил Бэкхёна. — Ты меня не помнишь. Вырвалось шёпотом. Бён тут же подавил в себе порыв, потому что за ту неделю, что мужчина провалялся в коме, он успел привыкнуть к их таким разговорам. Он рассматривал ссадины на бледноватом лице, повязку на верхней части головы, капельницы, катетеры. Гипс на половину ноги. Ему хотелось, чтобы Чанёлю стало лучше. Как можно скорее. Он даже не заметил, как в помещение вернулась Юра. — Солнышко? — Парень обернулся, легонько улыбаясь. — Ты здесь. Я рада. Думаю, завтра ты сможешь с ним поболтать. Немного. Бэкхён кивнул. — Ему сейчас нельзя много думать или разговаривать. Но я думаю, ничего страшного не случится, если ты будешь тоже находиться в палате, а не на диванчике в коридоре. — Бён поджимает губы. — Завтра он уже будет в другой. Я сброшу тебе номер и этаж. — Я заскочу после универа. Пока ничего особенного там нет, лекционная неделя. Практические занятия начнутся лишь со следующей, поэтому я буду приезжать каждый день. По возможности. — Но ночуй, пожалуйста, дома, ладно? Тебе тоже нужно отдыхать. Парень вздыхает, встаёт со стула и снова смотрит на Чанёля. Хмурится во сне. Так и хочется протянуть руку для того, чтобы разгладить эту складку меж бровей, но Бён сдерживает себя и идёт на выход. Они договариваются, что он приедет завтра и будет находиться в палате. А пока — ему остаётся только приехать домой, принять душ, переписать лекцию, с которой он сбежал сегодня… и лечь спать. Чтобы завтра снова пережить ещё один день, пытаясь не сорваться с цепи. Потому что эмоциональных срывов у него не было давно. Благодаря Чанёлю. А сейчас… никто его не держит. Бён разочаруется в самом себе, если позволит этому случиться. Он приезжает домой через полчаса, просит Доёна скинуть лекцию, откладывает телефон и идёт в душ. К моменту окончания написания лекции он уже хочет спать, поэтому снимает очки, трёт глаза и ложится в кровать. Засыпает он быстро. Потому что устал за эти дни. За эту неделю. Устал. Просто устал. Чертовски сильно.

***

Утро не принесло должного облегчения. Бэкхён пытался не уснуть на лекции. И он бы уснул, если бы не Доён и Джэхён, сидящие с двух сторон. Они тыкали в его бока каждый раз, когда замечали, что парень начинает заваливаться на их плечи или наклоняться вперёд, соприкасаясь лбом с тетрадью. Его мысли были в палате Чанёля. Юра отправила этаж и номер, а Сехун обещал заехать после занятий, которые вот-вот должны были закончиться. Бэкхён пообещал матери приехать, поэтому попросил Сехуна подбросить его сначала к ней, а до больницы он сам доедет. Мужчина согласился, забирая его около главного входа. — Твоя мама знает о том, что произошло? — Нет. Я не говорил ей. Но думаю, она спросит в этот раз. Я ещё не был у неё. Сехун лишь задумчиво кивнул и через пятнадцать минут доставил его к дому матери. Ключи у него были. Теперь уже. Поэтому Бён открыл дверь и поспешил пройти в зал, где обычно сидела женщина. Она была там. Как и всегда. Что-то вязала, но как только парень зашёл, тут же подняла взгляд. Бэкхён увидел что-то похожее на улыбку, поэтому даже слегка улыбнулся в ответ, проходя внутрь комнаты и садясь на диван рядом. Женщина отложила пряжу со спицами и вздохнула, задумчиво глядя на парня, что не мог найти в себе сил, чтобы начать разговор. Он боялся, что не сможет себя контролировать. — Что-то случилось? Юноша чуть ли не вздрогнул, но поднял взгляд и поджал губы, думая над тем, как ответить. Но ничего на ум не приходило, поэтому оставалась лишь правда. — Чанёль чуть больше недели назад попал в авиакатастрофу при посадке и был в коме, но вчера очнулся. — Женщина ничего не говорила. Лишь наблюдала за выражением лица. — И он не помнит меня. И может не вспомнить никогда. А я боюсь с ним разговаривать, потому что мне плохо. Плохо от мысли о том, что он меня забыл. Что он забыл всё, что между нами было. Всё, что мы построили, рухнуло. Слова лились сами. Наверное, он ждал поддержки. Наверное, он думал, что сейчас его поддержат. Но женщина сидела и молчала. По её взгляду ничего нельзя было понять. Бэкхён сглотнул. — Прости, мам. Я просто… прости, я не хотел всё это говорить. — Бэкхён. — Юноша замолчал. — Взгляни на меня. Парень и правда взглянул. Его глаза слезились настолько сильно, что ничего не было видно. Приходилось вытирать эту влагу пальцами. И в этом всём не было бы ничего такого, если бы женщина не протянула руки вперёд. И Бэкхён смотрел на эти руки, не понимая. Но как только из-за пелены в глазах не стало видно даже эти руки, поддался вперёд и почувствовал, как его обняли. Он ведь обещал себе, что больше не будет проявлять эмоции. — Поплачь, если тебе это нужно. Не держи. Я держала всё в себе многие годы, Бэкхён. И чуть ли не потеряла тебя навсегда. Я не хочу больше терять своих детей. Бэкхён отстраняется лишь на секунду, чтобы посмотреть ей в глаза. А сам не верит в то, что услышал только что. — Мам, ты меня не потеряешь. Он уткнулся ей в грудную клетку, но разрыдаться не вышло. Он был в ступоре. Да, слезились глаза, но в тот момент, как он прижался к своей матери, всё потухло. Ему хотелось лишь закрыть глаза и провалиться в сон. А женщина гладила его по спине и повторяла, что всё будет хорошо. Ему и не надо было большего. Ему казалось, что груз на его дрожащих плечах немного стал легче. Прошло минут пятнадцать. Бэкхён мягко отстранился, пошёл умылся и возвратился обратно. Они поговорили об учёбе, но совсем немного. И этого было достаточно. Бэкхён обнял её напоследок, больше не чувствуя пропасти. Он понял, что простил её за всё. Абсолютно за всё. И больше не держал никаких обид. Он, наверное, и не держал обиды вовсе. Просто сегодняшняя встреча принесла ему облегчение и понимание того, что теперь всё наладится. Между ними. Наверное, так оно и бывает. Он всегда знал, что не сможет от неё отказаться. Он всегда знал, что это выше его сил. Даже если все эти годы они потратили на ненависть друг к другу, Бэкхён никогда не ненавидел её по-настоящему. Он не рассказал ей ещё о многом, но времени у них полно. В больницу он добирается к трём часам. На нужном этаже тихо. Юра встречает его в коридоре и просит посидеть с Чанёлем, пока она отлучится на важные переговоры. И юноша сначала пугается, но как только видит, что мужчина спит, а на его голове больше нет повязки… становится значительнее легче дышать. Палата была просторная. Здесь не было никого, кроме Чанёля. Сехун постарался создать лучшие условия вместе с Юрой. И у них получилось. Около окна стоял диванчик, на котором можно было легко уместиться и даже лечь для того, чтобы поспать немного. Но Бён не стал этого делать. Он осмотрел помещение, замечая, что здесь интересно отделанные стены нежно-зелёного цвета, два больших окна и этот самый диванчик, на который он тут же сел. Парень положил свой рюкзак рядом с собой и вздохнул. Стояла дикая тишина. Поэтому Бён прикрыл глаза, откидываясь на спинку. Хотелось уснуть. Очень хотелось. Он и сам не заметил, как провалился в сон. А когда вынырнул из него, сразу же наощупь нашёл телефон и взглянул на время. Боже, он проспал два часа. — А я думал… когда же ты проснёшься? Дыхание перехватило. Бэкхён услышал знакомый до боли голос и поднял голову, натыкаясь на взгляд Чанёля. Его волосы были растрёпаны, кожа бледная, он установил на кровати режим, который позволяет сидеть и… хаотичные мысли. Юноша поднялся, прокашлялся и подошёл ближе, садясь на стул, одиноко стоящий около кровати. Было слышно, что мужчина будто подбирал слова, но нет. Ему было просто трудно разговаривать. — Меня зовут Бён Бэкхён. Ничего, что я здесь? Мужчина нахмурился, разглядывая его. Под пристальным взглядом не было неуютно, потому что это был всё ещё Чанёль. Человек, которого любит Бэкхён. И который любит… его. Вроде. Тоже. — Я помню. Но не могу понять, откуда тебя знаю. Чанёль говорил медленно, но чётко. Это уже показатель того, что он на данный момент (насколько позволяет его состояние) в норме. — Мы знакомы с конца апреля. Но ты не помнишь… вы… — Мы были на «ты»? Кивок. Бэкхён не знает, чем заполнить образовавшуюся пустоту, поэтому тут же произносит спонтанное: — Я бы сварил тебе кофе, но сейчас нельзя. Ты не проголодался? Я могу… Мужчина хмурится, тут же морщась от мимолётной боли, и сглатывает. Бэкхён подскакивает на автомате для того, чтобы принести стакан воды. Через пару секунд он слышит хриплое и немного раздражённое: — Почему ты всё это делаешь? Разве я просил, Бэкхён? Его имя из уст мужчины звучит так же, как и всегда. И становится чуточку легче. Бэкхён сморозил глупость, потому что не знает, можно ли Чанёлю вообще есть или… Боже. Это всё очень странно. Ты знаешь этого человека, но он тебя не помнит. И это паршиво. Да, Чанёль раздражён, но Бён это понимает. Пытается понять. Слышать такой тон не очень приятно, но Бэкхён хочет быть понимающим. Настолько, насколько сможет. — Я просто хочу позаботиться о тебе. — Ты не уйдёшь? Бэкхён останавливается и внимательно смотрит на мужчину. В этот момент он вдруг начинает осознавать весь масштаб ситуации. Когда понимает, что в глазах Чанёля ни капли узнавания. А вот внутри самого юноши вот это вот осознание, которое бьёт. Действительно бьёт. Юноша сглатывает, но не по-прежнему не злится. Он должен быть серьезным и ответственным. Здесь и сейчас. А за пределами палаты может случиться всё, что угодно. Внутренняя настройка на то, что всё должно измениться. Когда-нибудь. — Я не уйду. Потому что рядом с тобой сейчас никого нет. Как только кто-нибудь придёт, я уйду, если ты этого хочешь. — Хорошо. Бэкхён стоит ещё пару секунд, но затем уточняет скорее из-за того, что не знает, что ещё сказать: — В общем, я буду здесь, ладно? Чанёль кивает, наблюдая за тем, как юноша уходит на диван. Бэкхён тут же снимает очки, трёт глаза, достаёт коробочку с таблетками и выпивает их. Пак внимательно за всем наблюдает, но не комментирует. Только смотрит пристально. Будто сквозь. А затем морщится снова и переставляет режим, ложась. Больше они не разговаривают в тот день. Юра приходит через полчаса, задумчиво переводит взгляд с Чанёля на Бэкхёна, но ничего не говорит. Парень оповещает о том, что придёт завтра, прощается и уезжает домой. Но пристальный взгляд Чанёля уже не замечает. Этот разговор Бён разбирает по частям всё утро. В универе на лекциях тоже. Ему стало спокойнее? Нет. И если вчера его сердце билось слишком быстро и хаотично, причиняя дискомфорт, то сегодня Бён ехал в больницу в более или менее нормальном состоянии, но только потому что думал, что что-то может измениться. Да, было волнение от того, что он не знал, что говорить. И что было бы правильнее сказать. Но в остальном… после разговора с мамой он немного воспрял духом. Появились силы не сдаваться. Только вот то самое осознание всей ситуации он заталкивал вглубь себя, не давая прорваться наружу. И Бён понимал, что это может плохо закончиться. — Как так вышло, что мы вообще знакомы? Ты же ещё слишком молод. Тебе есть 18? Чанёль уже был жутко недовольным, когда Бэкхён зашёл в палату. Стоило ему просто начать вытаскивать конспекты из рюкзака, мужчина начал агрессировать. — Да. Есть. — Ладно. Ты можешь уйти? — Нет. Пока кто-нибудь не придёт, я не уйду, Чанёль. — Ты намного младше меня. И такой застенчивый. Как я вообще умудрился с тобой познакомиться? — У тебя будет время для того, чтобы вспомнить. Чанёль говорил так, будто был сейчас совершенно другим человеком. Бэкхён ловил каждую интонацию, каждое слово, сказанное медленно, но чётко, вслушивался и осознавал, что Чанёль пока что даже не пытается вспомнить. Разговаривает с ним, как с чужим человеком. Холодно и очень паршиво. Парень вздыхает и садится на диван, доставая конспекты лекций до конца. Если с утра он думал, что воспрял духом, то сейчас он думает о том, что ему хочется сбежать, лишь бы не слышать этого холода. — Тебя не должно быть здесь. Почему в мою палату приходят люди, которых я не желаю видеть? Расскажешь? Бэкхён бы разрыдался от обиды, но так бы сделал старый Бэкхён. Не реальный. Поэтому юноша смотрит чётко на Чанеля. Чётко в глаза. Пока моральная сторона не дает трещину, которая готова разрастись до предела, оставляя за собой слепящую боль, когда мужчина раздражённо спрашивает: — Где Минкю? Почему он не здесь? Мы же только расстались, неужели его даже на капельку не заинтересовало, как я? Внутри всё сжимается. Бэкхён внезапно понял. Он здесь и сейчас. А Чанёль всё ещё там. Что делать с этим? Если бы Бён знал, сделал бы что-нибудь. Но он ни черта не знает, кроме того, что ему жутко хочется разрыдаться прямо сейчас, наплевав на всю свою стойкость. Но реальный Бэкхён лишь спокойно смотрит в ответ, стараясь закрыть того мальчика с истериками подальше в подвале. — Вы расстались полгода назад, Чанёль. Мы с тобой начали встречаться в мае. Мужчина сначала хмурится, но затем начинает смеяться. И этот смех был ожидаем. Чанёль совсем не доверяет Бэкхену. Да даже к чёрту сейчас доверие, он его абсолютно не помнит. Вообще. — Это шантаж? Или ты просто смеёшься надо мной? Слушай, у меня много денег. Скажи, сколько тебе нужно. И проваливай. Скажешь Сехуну и… это такой высокий… — Я прекрасно знаю, кто такой Сехун. Чанёль хмурится. И в этот момент заходит Сехун, который прекрасно видит позу Бэкхёна, его выражение лица и стиснутые кулаки. Мужчина подходит ближе и становится спокойнее. На мгновенье. Потому что находиться рядом с Чанёлем, когда тот живёт своим мрачным прошлым, стало вдруг невыносимо. — Сехун, Чанёль попросил передать тебе подумать о том, сколько мне нужно денег для того, чтобы я свалил. Бён встаёт. Он собирается уйти. Ему плохо. И он знает, что не имеет права испытывать обиду на человека, который его забыл, но к чёрту ваши правила. Бэкхён просто невыносимо сильно устал. И сейчас видеть Чанеля, слышать его именно таким — выше его сил. — Чанёль, вы пара. Я тебе уже говорил об этом. Пожалуйста, будь добрее, пока не вспомнил его. — А может дело в том, что некого было забывать изначально? Рубануло. Бэкхён срывается с места. Бэкхён никогда не думал, что между ними будет такая пропасть. Сехун не останавливает. Но ловит около выхода, обнимая со спины. — Бэкхён, прости его. Он тебя не помнит. И он агрессивен. Врач сказал, что это нормально. Что так бывает. Пожалуйста, потерпи, малой. — Ничего, Сехун. Забота приятна. Сехун всегда чувствовался на уровне старшего брата. И сейчас — легче. Дышать легче. Даже если душат слёзы, которым Бэкхён волю не даёт. — Главное, что он жив. Это единственное, что имеет значение. — Ты можешь прямо сейчас зареветь? — Не думаю. Я планирую приехать в пустую квартиру и вдоволь нарыдаться там. В тишине. Возможно, буду выть в голос. Ещё не знаю. — Хорошо. Я понял. Объятия становятся немного сильнее. А затем его целуют в макушку и отпускают. — Я вызвал такси. Бэкхён уезжает через пять минут. Дома приходится хорошенько прибраться. Бён занимается многим. Убирается, чистит шкафчики на кухне, поливает цветы, превращая квартиру чуть ли не в стерильное место. Он делает это только для того, чтобы не дать себе слабину, но ему так надоело быть сильным. Сколько бы он не сидел после уборки и не смотрел в одну точку, у него не выходило выдавить из себя эмоции. Он не глушил. Он просто не мог. Он мог только сидеть сейчас и пялить в одну точку, будто это единственное, что он может. У него учёба, у него экзамены на носу, у него много дел, но пока Чанёль его не вспомнит, он не сможет нормально жить дальше и заниматься повседневными делами. Это просто невозможно. В дверь стучат неожиданно. Бён встаёт с кровати, чувствуя слабость в вымотанном после уборки и стресса теле, и открывает. На пороге стоит Кенсу. Он поджимает губы, но старается улыбаться. — Я могу войти? — Дай угадаю. — Бён пропускает парня вперёд и закрывает дверь. — Сехун? Кенсу выдыхает, больше не притворяясь. — Да. Он беспокоится о тебе. — Знаю. Они бредут на кухню в поисках чего-нибудь поесть, но ничего лучше заказа пиццы не видят. Бэкхён плохо себя чувствует в последнее время. И от чего-то ему кажется, что это из-за стресса. Усугубляются все его болячки. Очки он не носит дома, потому что глаза и так устают. А сахар в его крови… он тоже не измеряет. Пока Чанёль в прошлом, Бэкхён тоже по привычке следом за ним. Останавливать это? Нет сил. Он плюхается на диван в зале и прикрывает глаза, откидываясь на спинку. Кенсу медленно опускается рядом, повторяя его движения. — Ты как? — Херово. — Ты рыдал? — Нет. Не получается. Бэкхёна сгребают в охапку. Спонтанно. И резко. Но его руки не поднимаются в ответ для того, чтобы обнять. — Бэкхён, врачи говорят, что он вспомнит. Обязательно. Сегодня я разговаривал с ним. И мне тоже было страшно. Именно страшно, ведь я видел именно того человека, который после расставания начал терять себя, срываться на других и не мог с собой совладать, уходя в работу с головой. Клянусь, у него даже взгляд был такой же. И я не могу себе представить то, что чувствуешь ты. Но я уверен, что в глубине души он помнит тебя. Просто ему нужно время. Бэкхён сглатывает. — Он говорит о Минкю. Так, будто ждёт, что он придёт к нему. — Чёрт. Объятия становятся сильнее. Бэкхён всё же поднимает руки в ответ. Теперь и Кенсу оказывается в объятиях. В объятьях человека, который вот вот разрешит себе быть слабым. Уму непостижимо. — Бэк, я помню, когда ты только появился в его жизни. Я помню всё, что видел. Я помню, как он смотрел на тебя. Он не может тебя не вспомнить. Он просто обязан тебя вспомнить, потому что я его таким счастливым не видел ни с кем. Только с тобой. Он даже с Минкю не был таким, как с тобой. Чанёль обязательно тебя вспомнит, но я понимаю, что сейчас он может вести себя, как последняя скотина. Это ожидаемо. — Что мне делать? — Порыдай, Бэк. Давай. Легче станет. И Бэкхён зажмуривается, чувствуя, как первые капельки начинают течь по щекам. Возникает вопрос. Почему в объятиях матери он так и не смог разрыдаться? Наверное, потому что она не всё знает. Она не тот человек, которому он может излить душу, хоть уже и попытался это сделать. Кенсу надавил на нужные точки. И чуть позже Бэкхён будет благодарен ему за это. Сейчас же он пытается подавить лишние звуки, но выпускает эмоции в полную силу. В этот день его не отпускает долго. Кенсу домой не уходит. Остаётся с ним до самого утра, потому что Бён просит об этом сам. В одиночестве без Чанёля ему паршиво. И слишком одиноко. А Кенсу бережно обнимает и пытается ничего больше не говорить на болезненную тему. Этот день Бэкхён запомнит надолго. Не из-за слёз. Не из-за того, что его не помнят. Не из-за холода. А потому что он увидел прошлое любимого человека своими глазами.