мне плевать на тебя.

— Мы правда встречаемся? Бэкхён кивает. Он не появлялся в больнице почти неделю. И нет, это был не побег. Ему просто нужно было понять себя и свои эмоции. Успокоиться чуток. Но сегодня нашёл в себе силы и пришёл после пар, забивая на те слова Чанёля. Потому что слёзы иногда сильно помогают. Даже если тебе просто пусто. Лучше уж так. На данный момент. Сейчас он всё ещё тот Чанёль. Сейчас он не помнит себя прежнего. Всё в порядке. Это нормально. К тому же — Кёнсу очень сильно помог своим присутствием. Он даже сварил кофе с утра, правда, чуть ли не уронил свой стакан, бурча что-то о том, что ронять кофе — это привычка Чонина. Бён в то утро даже улыбнулся, а потом поехал на пары, пытаясь не уснуть. Лицо опухло, но патчи и прохладный душ спасали ситуацию. Доён тактично молчал, но постоянно был рядом, а ещё — давал тумаков Джэхёну, у которого язык как помело. Юноша чуть ли не засмеялся, когда на вопрос Джэ о том, всё ли у них с Чанёлем в порядке, Доён кинул на него такой взгляд, что становилось ясно — кто-то отхватит по полной программе. Но Бён не злился. Абсолютно. — Тебе сейчас 18. Но тебе было 18, когда мы начали отношения? — Да. — Значит, я не такая уж и скотина. Бён поджимает губы. Поджимает, но ничего не говорит на эту тему. Просто спрашивает: — Есть хочешь? Чанёль хмыкает, смотря настолько пристально, что жаром обдаёт. Бэкхёна отбрасывает на полгода назад. Когда Чанёль любил смотреть именно так. Особенно в их первую встречу. Особенно в том кафе. Юноша ждёт ответа, а внутри снова просыпается ощущение из того дня. Он вдруг понимает, что ему совсем не хочется больше слышать такого Чанёля, но одновременно он знает, что останется, пока кто-нибудь ещё не придёт. Чанёль проходит тяжёлые времена, но и Бэкхён тоже. Они же вместе. И Бён готов принять удар на себя. — Ты так и будешь ко мне приходить? — Да. Но заметь, меня не было почти неделю. — А если я не хочу, чтобы ты приходил? — Мне всё равно. В моих интересах, чтобы ты вспомнил меня поскорее. Если буду маячить перед глазами — что-нибудь да вспомнишь. — Я кое-что уже помню. Бэкхён поднимает взгляд. Отвлекается от дел, аккуратно, но немного резко от волнения отставляя контейнеры с едой на столик. Ему очень хочется знать, что именно он вспомнил, но почему-то страшно. Вдруг… вдруг это что-то не очень хорошее? А если это приступы гнева Бэкхёна? Вдруг это про Хичоля? Или про Сону? Сейчас негативные воспоминания ни к чему, но к сожалению, Бэкхён не может этим управлять. Как и Чанёль. — Что? Чанёль хмурится. — Я бы не хотел говорить, но после того твоего гнева и едкости в словах перед тем, как ты ушёл, я вспомнил кое-что личное. Свою белую рубашку. — Рубашку? — Да. На тебе. — О. Губы трубочкой. Бэкхён вспыхивает, как рождественская ёлка, когда гирлянда сломалась и горят только лишь красные лампочки. Почему он вспомнил именно это, чёрт возьми? Первое (возможно, нет) воспоминание решило над ними посмеяться? Боже правый. Бэкхён трёт глаза пальцами и облизывает губы, снова переводя взгляд на мужчину. Чанёль с пометкой «до» был осторожным. Но Чанёль с пометкой «после» совершенно не осторожничает и спрашивает в лоб. Оказывается, Бэкхён действительно многого ещё не знает. И не знал. Было паршиво осознавать, что его мысли по этому поводу и разговоры с Чанёлем о том, что он его совсем не знает, — это не просто подозрения или сомнения. Это правда. Бён вообще ничегошеньки не знает. По ощущениям — именно так и есть. — Не переживай, я видел лишь эпизодами. Вспышками. Вспоминать иногда больно и меня это нервирует. Но зрелище меня удивило. Ты не такой, каким кажешься на первый взгляд. — Ты же сказал, что вспомнил лишь эпизодами. — Пикантными эпизодами. — Бён поджимает губы. — Покраснел. Сейчас покраснеешь ещё больше. Бэкхён замирает на месте, пытаясь справиться со своим состоянием. Чёрт бы побрал этого Пак Чанёля. Его он забыл, а вот этот тон… это в крови. — У нас был секс? О боги. Бэкхён закатывает глаза. Да, он смущён, но сейчас ему хочется лишь одного. Чтобы Чанёль перестал разговаривать таким тоном. Издевательским. Вынуждающим закатывать глаза. Засранец. — Да. Был. Что-нибудь ещё интересно узнать? — Сколько раз? — Один. — Всего один? Если ты говоришь, что мы встречаемся с мая, то почему мы переспали всего один раз? Точно Чанёль из прошлого. Тот самый, который не ждал приглашения или согласия. Брал своё. Как ему сказать о том, что он изменился до неузнаваемости? Бён вздыхает. — Ты очень изменился в наших отношениях. Как и я. Между нами многое было. И мы через многое прошли для того, чтобы стать такими, какими мы были до… катастрофы. До того, как ты попал в больницу и потерял память. — Стоп. Бэкхён кидает вопросительный взгляд. — Катастрофа? Это была катастрофа? — Чёрт, тебе ещё не рассказали… я не буду говорить, пока доктора не решат, что на твою голову можно обрушить такую информацию. Чанёль перебивает. — А если я хочу знать? Ты же близкий человек, если это, конечно же, правда. Почему бы мне не услышать это из твоих уст? Бён поджимает губы, понимая, что Чанёль давит на больное. В его голосе есть нотки некой едкости. Неприязни даже. Может быть. Но Бёну действительно не хочется ничего рассказывать. Он не должен. Никому и ничего. Пока нельзя. Да, речь уже лучше, чем в прошлый раз, да, он выглядит бодрее, но прошло слишком мало времени. Он только очнулся. Он только пришёл в себя. Ему нельзя вставать. Ему нельзя грузить голову. Бэкхён сглатывает. — Нет, Чанёль, я не могу рассказать тебе. — Значит, проваливай. Я хочу побыть один. — Чанёль хмурится, дотрагиваясь до виска, но потом резко возвращает взгляд на Бёна и произносит так, будто забылся или что-то в этом роде. — Извини. Просто надо поспать. Голова болит. И меня жутко раздражает всё ещё замедленная речь. Хочется зарыться пальцами в волосы, прижать к себе и выдохнуть. Но Чанёль просто не позволит ему этого сделать. Хочется сесть и пялить в одну точку часами. Хочется просто вернуться в прошлое и не позволить всему этому случиться. Но Бэкхён знает, что ничего не смог бы изменить. Жизнь — череда событий, которые мы зачастую не можем предугадать, поэтому вернуться в прошлое — это ещё раз пережить всё то, что они переживают сейчас. Бён больше не хочет. Он не хочет видеть огонь, скорые, пожарные машины. Он не хочет судорожно хватать ртом воздух и каждый раз глушить в себе всё, когда на ватных ногах подходишь и читаешь список погибших, молясь всем несуществующим богам в тот момент о том, чтобы родного имени не было среди других имён. — Скоро приедет Юра. Я пока посижу на диване и почитаю лекции. Я не буду мешать, Чанёль. Если моё присутствие тебя угнетает или раздражает, представь что меня здесь нет. Тяжело ли говорить всё это? Тяжело. Бэкхён никогда не думал, что между ними будет такая пропасть. Таких огромных размеров. Тот человек, который не хотел оставлять его одного, направлял в нужное русло, спасал собой и делал всё для того, чтобы он был счастлив и здоров, — теперь его прогоняет и не хочет видеть. Чанёль раздражённо выдыхает. Бэкхён действительно углубляется в лекции. И пока он читает, пытаясь не думать об этом разговоре, проходит часа три, за которые Чанёль успевает уснуть. Юра тихо заходит в палату и опускается на диванчик рядом с юношей, целуя его в щёку. — Как он? — Злится на меня и прогоняет. Девушка поджимает губы весьма виновато, но она же ни в чём, по сути, не виновна. — Мне жаль. Но он только очнулся. И я уверена, что всё ещё изменится. — Я знаю. Просто тяжело слышать его… таким. И видеть. — Всё будет хорошо, солнышко. Чанёль засранец, но он тоже знает, что начнёт вспоминать тебя. Просто сейчас он вернулся в прошлое, по второму кругу переживая всё то, что было. И я, к сожалению, ничего не могу изменить. Это ужасно, но правда. Бэкхён менжуется, но всё же спрашивает. — Каким он тогда был? Юра вздыхает, задумывается, кривится так, будто не хочет вспоминать, но всё же отвечает на вопрос: — Он был ужасным. Нет, правда, он был просто ужасным засранцем. Первый месяц я просто хотела его придушить, но затем он полностью ушёл в работу и стало полегче. Мне тревожно видеть его таким, но доктора говорят, что такое состояние начнёт достаточно быстро проходить, потому что воспоминания могут вернуться мощным потоком, и в один момент ты просто придёшь, поговоришь с ним и поймёшь, что… — Юра вскидывает руками. — Это он. И он всё помнит. Так далеко не у всех, но доктор прогнозирует успех. Главное, не перенапрягать его информацией, потому что его голова всё ещё не в порядке в медицинском смысле. Бэкхён кивает. Улыбнуться не выходит. Даже если бы он сильно постарался, не вышло бы. Слишком сложно. — Слушай. Бэкхён. Я не могу тебе не рассказать. Но даже представить не могу твою реакцию. Бён хмурится, заглядывая ей в глаза. Он даже взгляд отводит на секунду, пытаясь ухватиться за что-нибудь в интерьере этой палаты. Чёрт. Это уже не очень хорошо. Что такого могло произойти за эти дни? Прошло слишком мало времени. Да, Чанёль мог говорить и выглядел намного лучше, но всё же. Он быстро идёт на поправку, как говорят врачи. И единственный косяк в том, что его подводит память. А потом ему нужно будет заново учиться ходить и развивать мышцы, так как он провалялся в кровати, а из-за ноги и восстановления пролежит ещё некоторое время. Мысли снова хаотичны. Бэкхён почему-то готовится к худшему. — Что произошло? — Я пришла вчера в палату и увидела Минкю. Так вот оно что. Бэкхён цокает. Затем прикрывает глаза, вздыхает и поджимает губы. Юра ждёт реакции. Но Бэкхён не способен ни на что, кроме злости, которую пытается упрямо сдержать, потому что Юра уж точно не виновата, что Чанёль такая задница. Но дело в том, что и Чанёль в этом не виноват. Все они стали заложниками обстоятельств. Ладно. Сама мысль о том, что Чанёль спустя неделю после того, как очнулся, сразу же захотел увидеть Минкю — злила. — Позже я узнала о том, что Чанёль пробил его контакты через Сехуна. Сехуну я уже дала подзатыльник, но он сказал, что совершенно не знал, кого Чанёль пытался найти. Я даже повздорила с Минкю, но успела предупредить его о том, что Чанёль потерял память и помнит момент их расставания. Так что… я не знаю, о чём они там разговаривали, но больше об этом мы не говорили. Чанёль был весьма задумчив. И спрашивал о тебе. — Обо мне? — Да. Девушка улыбается. — Он спрашивал о том, почему ты пьёшь таблетки. Наверное, Чанёль видел, как Бён выпивает таблетки. Простое любопытство, но даже это греет. — Мне кажется, Минкю сказал ему что-то хорошее. Да, я его не люблю, откровенно говоря, но после этого Чанёль будто… — Смягчился. Юра кивает. — Да. Наверное, да. Так вот почему он сегодня извинился за грубость? Из-за Минкю? Из-за того, что он сказал? Или просто из-за того, что он пришёл? Он дал ему ещё шанс? Или Чанёль решил возвратить отношения? Что, если Бён ему попросту больше не нужен? Юноша трёт виски пальцами и вздыхает. — Ладно. Я поеду. Нужно успеть отдохнуть. Завтра сложный день в универе. Спасибо, что рассказала. — Ты в порядке? — Да. Всё хорошо. Они прощаются до завтра. Но Бэкхён не приходит, потому что задерживается в университете. На следующий день он настолько сильно измотал себя, что попал домой только поздним вечером. Мысли были заняты абсолютно другим. Не было больниц, раздражения Чанёля, Минкю, запаха лекарств и собственной смысловой усталости. И Бён не чувствовал себя виноватым за то, что он не там. Не с ним. Потому что никак бы не успел. Да, сейчас он сорвался бы. Он сорвался бы в любой момент, но конечности тянули вниз. Он лежал на кровати, даже не раздевшись, и именно в этот момент все посторонние мысли улетучились, оставляя место именно тем, которые делали больно. Как же сложно понимать, что человек, который всегда протягивал тебе руку помощи сейчас сам нуждается в ней, но твою руку не принимает. Бэкхён чувствовал себя плохо. Моторчик, который он включил и не давал ему передышки целых два дня, сейчас полностью заглох и нуждается в замене или ремонте. Он не дал себе передышки. А сейчас — это сродни смерти. Он обездвижен, в нём нет сил и сердце замедляет свои удары. Он готов уснуть даже просто вот так. В одежде. На кровати. Его же никто не поднимет, не скажет идти в ванную, не поругает за то, что в уличной одежде прямо на одеяло. Дом пуст. Даже если Бэкхён в нём. Он всё равно пуст. Без Чанёля здесь тоскливо. И одиноко. Бэкхён всё же встаёт. Медленно снимает одежду, становится под душ и прислоняется лбом к кафельной стене. Думать не хочется. Но как не думать о том, что могло произойти за эти дни? Юра держала его в курсе состояния Чанёля. Прошло 10 дней, и он действительно быстро шёл на поправку. Речь уже была лучше. И он, кажется, что-то ещё вспомнил, судя по тому, что Юра видит все эти изменения и задумчивость. Именно в этот момент Бён вдруг пугается того, что может выгореть. Что не хочет в больницу. Что не хочет в ту атмосферу. Сдавило грудную клетку. Образовался ком в горле. Дыхание участилось. Бэкхён сглотнул и медленно развернулся, оседая на пол. Он обхватил колени руками и закрыл глаза, стараясь дышать умеренно. Давай, Бэкхён. Глубокий вдох, раз, два, три, четыре, пять, выдох. И снова. Давай. Стало немного легче, когда он понял, что с ним происходит. Нет, не быстро. К тому моменту он уже вышел из душа, переоделся и лёг в кровать. Не поел, но выпил таблетки, нарушая все правила. Его забота о себе всегда отходила на последний план, когда дело касалось учёбы или близких людей. Пытался ли он с этим бороться вот так, в одиночку? Нет. Даже если думал об этой борьбе. Без Чанёля он что-то слишком расквасился. И это плохо. Они же не единый организм. Бэкхён понимает, что всегда должен полагаться не только на Чанёля, но и на себя. Так из-за чего он всё-таки позволил этим мыслям затопить его голову в приступе паники? Потому что устал. Слишком просто, да? Но так и есть. Он чертовски сильно устал. Так, что ресурсов не осталось. Даже на то, чтобы скучать. Он ничего не ощущает, кроме желания хотя бы немного поспать, но это удаётся ему всё хуже и хуже. Вспышки воспоминаний в голове. Того самого дня, когда жизнь разделилась на «до» и «после». Спасительные капли не помогали. Бэкхён спал слишком мало, работал слишком много. И эта паршивая закономерность. Поспать ему так и не удалось.

***

Утро выдалось ужасным. Бэкхён чувствовал себя уставшим. Глаза болели, поэтому пришлось закапать капельками. Сосуды полопались. Ему хотелось лишь одного — лежать целый день и пытаться восполнить внутренний ресурс. А ещё — поесть. Ему однозначно нужно поесть. В холодильнике были продукты, потому что Кёнсу заботливо сходил в магазин ещё позавчера утром, заезжая для того, чтобы проведать, потому что знал, что Бэкхён этого не сделает. Продуманный. Но Бён был благодарен. Он включил кофеварку и пошёл в душ, попутно думая, что бы ему такого приготовить. На ум приходит лишь омлет. Когда Бён возвращается из ванной, кофе уже сварен. Бэкхён берёт все ингредиенты и не спеша готовит себе завтрак. Сегодня выходной. А значит, сегодня он поедет к Чанёлю. Наконец-то. Бэкхён кушает медленно, пролистывая ленту новостей, и попутно читает сообщения в чате. Джэхён снова кидает мемы, Бён коротко смеётся, закрывает чат и заходит в групповой. Ничего особенного. Лишь какое-то мероприятие на выходных. Не мудрено. Первокурсников таскают по всяким концертам и презентациям, которые, по сути, им не нужны, но это традиция. Из года в год. Если бы во время пар их забирали — тогда ещё куда ни шло, потому что на данный момент Бэкхён уже настолько устал, взяв с самого начала бешеный ритм, что иногда ему очень хочется не пойти на пары. Но нет, всё это происходит именно после занятий. Или даже на выходных! Сехун пишет о том, что заедет за ним, если нужно, но Бэкхён отказывается. Сам доедет. Сехун занят в офисе. Он заменяет Чанёля, и сейчас очень много работы, поэтому Бэкхён не хочет грузить его ещё и собой. Через пятнадцать минут Бэкхён напяливает последнюю деталь его образа. Очки. Его любимые. С круглой оправой. Он храбрится перед встречей, но когда оказывается на пороге палаты, понимает, что вчера не успел подумать о Минкю. В полной мере. Поэтому раздражение с его стороны, которое стремительно разрасталось по телу, было не удивительной реакцией его организма на эти самые мысли. Чанёль не спит. Сидит на кровати и о чём-то переговаривается с медсестрой, которая практически тут же ретируется. Ладно, раздражения становится чуть больше. Потому что так ярко улыбаться медсестре… ну это не очень. Боже, Бэкхён, угомонись! — У тебя сахарный диабет? Внезапный вопрос. Но юноша не удивлён. Юра же могла ответить на этот вопрос ещё в прошлый раз, так что удивляться нечему. Бэкхён кивает. — Как я допустил это? Что-то в этом вопросе смущало. В том смысле, что Чанёль задал его таким тоном, что это смущало. Потому что это Чанёль с пометкой «после». Бэкхён облизнул губы, нахмурившись. — Это допустил я. Не ты. — Ладно. Просто Юра сказала мне о том, что я заботливый и самый лучший парень для тебя, но я не понимаю, почему тогда ты болеешь. Чёртова прямолинейность! — Что ещё Юра тебе сказала? Чанёль изгибает бровь. А затем хмыкает и спрашивает: — Ты чего такой раздражённый? Тормоза сорвало. Чуток. Бэкхён был бы и рад себя сдержать, но он даже от этого устал. Чуть позже он уверен, вина настигнет его. — А я должен прыгать от счастья, понимая, что я не делаю тебя мягче? Счастливее? Я должен светиться, понимая, что любимый человек меня не помнит? Или я чего-то не понимаю? Чанёль опешил. Явно. Он видимо пытался понять, о чём речь, но не выходило. Поэтому последовал вполне ясный и предсказуемый вопрос: — Ты о чём? Я о первой части твоей речи. — О Минкю. Чанёль неожиданно смеётся. Но не так уж и долго. Потому что видит сосредоточенное выражение лица Бёна. — Юра доложила? — Рассказала. — Ладно, рассказала. — Да. — Подойди. — Чего? Бэкхён хмурится, но делает один шаг вперёд. Чисто машинально. Потому что это Чанёль. — Дай на ушко кое-что скажу. — Ты издеваешься? — Нет. Я действительно хочу кое-что сказать. Серьёзный вид подкупает. Во взгляде Чанёля проскальзывает что-то до боли знакомое. Бён наклоняется, чувствуя обжигающее дыхание. — Минкю сказал, что я люблю тебя больше, чем кого-либо. Больше, чем себя. Он рассказал мне всё о той вечеринке и о том, что было после неё. Бэкхён отстраняется слишком резко, делая шаг назад. Чанёль смотрит всё так же сосредоточенно, но как-то странно. Бёну всегда ведь было сложно понимать его взгляд. Минкю сказал ему… что? Боже, соберись! Юноша затормаживает даже чисто из-за того, что Минкю не мог знать, что происходило до того, как они начали отношения. Он не мог знать, что было после вечеринки. Если только… Нет. Быть этого не может. Бэкхён сглатывает, смотря на Чанёля с хмуростью. И недоумением. Чанёль моментально меняется в лице. Некое удивление. — Только не говори мне о том, что ты не в курсе, что потом мы с Минкю виделись и целовались даже. Но всё закончилось, едва начавшись, потому что цитирую: мы оба поняли, что я дурак. Бэкхён знает, что это было до того, как они начали официальные отношения. Но это было всё равно паршиво. Первая реакция — минимальная стадия шока. Вторая — осознание. Третья — обида. Чанёль не был обязан рассказывать про это вообще. Но это всё равно паршиво. И в любом приведённом в защиту аргументе всё заканчивается одной и той же фразой: это всё равно паршиво. Четвёртая и последняя реакция — понимание ситуации. Бэкхёна хватает лишь на «оу» и несколько шагов назад для того, чтобы сесть на диванчик и выдохнуть. На один секрет меньше. Они скрывали друг от друга больше, чем ожидали. — Ты расстроен. Бэкхён не видит смысла скрывать. — Да. — Тем, что не знал об этом. Утвердительно. Но Бэкхён повторяется. — Да. — Злишься? Юноша скашивает взгляд на мужчину. — Да. — Кроме этого ответа другого не существует? Юноша молчит. Чанёль ничего больше не спрашивает и не говорит. Агрессии с его стороны минимальное количество. Он действительно стал мягче, но Бэкхёну от этого явно не легче. Сехун застаёт их в таком положении. Сначала смотрит на Чанёля, потом на поникшего Бёна, но спрашивать не спешит. Лишь приветствует и уходит за врачом. Тишина разрывается через минут пять. Вздох. И вопрос. — Простишь? Бэкхён с удивлением смотрит на Чанёля, но ничего не отвечает. — Хочешь, чтобы я признал, что я мудак? — А что, если да? — Тогда признаю. Я дурак. — Ты сказал — мудак. Чанёль улыбается. Почему-то. И повторяет. — Ладно. Я мудак. И дурак. Недовольная моська довольна? Бэкхён кивает. Но больше не произносит ни слова, потому что то, что он почувствовал сейчас — слишком. С одной стороны — Минкю сказал правду. Не стал возвращать прошлое. Но с другой — то, что между ними случилось после вечеринки было тем, чего Чанёль ему так и не рассказал. Нет смысла держать обиду, но Бэкхёну было обидно. И он ничего не мог с собой поделать. Засыпал сегодня ночью он с тяжёлыми чувствами.