мне плевать на тебя.

— Красавица. Бэкхён улыбается. Юра заехала за ним примерно к десяти утра, но поехали они в колумбарий позже, пока юноша не убедился в том, что температура у Чанёля не очень высокая и он выпил микстуру от кашля, который появился сегодняшней ночью. Бён успокоился на отметке в 37 и 2, только лишь потом выходя из квартиры со странным ощущением внутри. Оно становилось глобальнее с каждым метром пути и охватывало уже всю грудную клетку к тому моменту, как они добрались до места, оставляя машину на парковке. Сегодня утром Бён думал о том, что мог бы взять с собой мать, но на его предложение женщина ответила отказом, за который Бэкхён не собирался и не собирается её винить. Он сам долгое время не мог решиться на это. Ряды с урнами были громадными, пришлось долго идти мимо, но присутствие Юры странным образом успокаивало. Даже когда они подошли к нужной, девушка минут 15 просто молчала, давая Бэкхёну время. Юноша с удивлением и неким трепетом рассматривал фото, что стояло рядом с урной. Он чувствовал себя действительно странно. Так, будто внутри было сразу много всего и ничего одновременно. Не было ярких эмоций в виде слёз или чего-то подобного. Был почему-то… тихий покой. Он просто стоял и смотрел, уже не пытаясь себя понять. — Я не думал, что кто-то решит поставить её фото. Наверное, мама. — Юноша дотрагивается пальцами до изображения сестры. — Она всегда была красавицей. — Вы безумно похожи. Бэкхён поджимает губы, кивая. — Помню, как она сравнивала наши детские фото. Если бы мы родились одновременно, нас было бы не отличить друг от друга. Нам с ней всегда казалось, что Бом — не наш брат. Потому что был абсолютно на нас не похож. Девушка кладёт подбородок на плечо неожиданно. Неожиданно приятно. Бэкхён этого ни капли не смущается. Его это греет. Они стоят так около урны ещё немного. Этого времени хватает для того, чтобы попросить прощения вслух. И мысленно тоже. И он бы остался там подольше, если бы дождь не пошел прямо по расписанию. Бён смотрел прогноз и не был уверен, что ливанёт, но ливанул. К сожалению. Поэтому они с Юрой быстро спешат к машине, залезая внутрь. Они пробыли у Хваён всего лишь минут 40, но по ощущениям юноша понял, что теперь хотел бы приезжать иногда. Ему было спокойно. И теперь он не боялся быть там в одиночестве. Юра максимально попыталась сделать обстановку комфортной, не пыталась расспрашивать, не пыталась помешать их единению с Хваён. И это было ценно. Настолько, что Бён сжал руку Юры в своей на пару секунд где-то в середине пути, когда смог, наконец, выйти из своих мыслей, в которых, если честно, начал тонуть. Когда Юра поехала на работу, высадив Бэкхёна около дома, парню хотелось только одного. Чего-то близкого, родного и тёплого. По-особенному близкого, родного и тёплого. Поэтому найти Чанёля не составило труда. Он печатал что-то в ноутбуке, сосредоточенно глядя в экран. Поджимал губы, сглатывал, даже цокнул два раза за то время, что Бён стоял и тихо наблюдал за всеми его манипуляциями, начиная осознавать, что у его эмоций срывает тормоза. — Чанёль, оторвись от компьютера, пожалуйста. Пак цокает в третий раз, даже не вздрагивая, так как слышал открывающуюся дверь, и уже хотел пошутить или как-то подколоть, но как только повернулся к Бэкхёну, губы так и не разомкнулись. Чанёль понял, что что-то не так. А Бён чувствовал, как по щекам текли слёзы. Которые не можешь сдержать. Даже если зубы стиснуты до боли. Не получается. Бэкхёна хватает лишь на тихое: — Ты мне нужен. И он слышит спасительное: — Иди ко мне, малыш. Слёзы Бэкхён вытирать не стал. Чанель убрал ноутбук подальше на столик и тут же заграбастал Бёна в свои объятия. Уткнуться в шею за секунду. Ещё пару минут на порыдать. Причём не поплакать или пустить слезу. А именно порыдать. Хорошенько. От души. За все эти годы страха перед тем фактом, что Хваён действительно не вернёшь, что она не уехала куда-то учиться или на стажировку, что она не переехала, хоть так и было легче думать, что всё это действительно случилось именно с ними когда-то в прошлом, которое уже не вернёшь. Чанёль молчит. Просто гладит по спине, прижимая к себе, и ничего не говорит. Он знал, куда они поедут. Знал, что это сложно. И был благодарен Юре за то, что она поехала с Бёном. Он даже не рассматривал свою кандидатуру для поездки, потому что думал, что парень хочет побыть один, ведь они уже обговаривали эти моменты, но он не был расстроен, что поедет не он, а Юра, потому что прекрасно понимал, кем его сестра стала для его парня. Эта прямая ассоциация вводила в ступор только сначала, когда всё закрутилось, но сейчас все эти моменты понятны. Сейчас Чанёль понимает больше, чем раньше. Сейчас он разобрался, даже если после травмы многое пришлось вспоминать. На каком-то близком уровне ему удалось понять Бэкхёна моментально. Парень отстранился первым, быстро вытер влагу с щёк и шмыгнул носом, пытаясь руками прикрыть своё лицо. Заплаканное и красное. Но Чанёль тут же стал убирать его пальцы. — Чанёль, я сейчас очень хреново выгляжу. Пак хмыкает, заключает его руки в плен своих и мягко улыбается, глядя теперь ещё и на возмущённого юношу. — Ты красивый всегда. Не говори ерунды. — Ты так говоришь, потому что любишь меня. — Я так говорю, не только потому что люблю тебя, а потому что так и есть, Бэкхён. Бён поджимает губы, явно не согласившись с утверждением. Но Чанёль в ответ целует в кончик покрасневшего носа и пересаживает юношу со своих колен на диван для того, чтобы взять трость и пойти на кухню сварить кофе. Бён сглатывает, решает, что нужно срочно принять душ и переодеться, идёт в спальню и уже через пятнадцать минут смывает с себя все эмоции и усталость. Ещё только два часа дня, а он уже опустошён и не способен даже на то, чтобы кофе сварить. Чанёль всё делает за него. Юноша осторожно заходит на кухню и обнимает мужчину, стоящего около стола, со спины, крепко замыкая руки в замок. — Как температура? — В норме. Парень шумно дышит куда-то в лопатки. — Тебе лучше? — Не знаю. Вроде. Мужчина разворачивается в кольце его рук и мягко прижимает к себе. — Хочешь поговорить об этом? Пальцы в чёлку, пятёрней назад, убирая с глаз. Бэкхён легонько улыбается с этого заботливого действия и отходит чуть назад, садясь на стул. Чанёль опускается напротив, захватывая чашки с кофе с соседнего стола. Бён только хочет выпить таблетки, как голос Пака останавливает. — На голодный желудок, ещё и кофе запивать собрался. — Не бурчи. Чанёль снова идёт к холодильнику для того, чтобы достать что-то из еды, пока Бён наблюдает за ним, осознавая одну очень важную деталь. — Чанёль, почему ты передвигаешься без трости? — Зачем мне на кухне трость? — Ты уверен, что тебе она здесь не нужна? Чанёль быстро открывает контейнеры, делая бутерброды, которые тут же ставит в микроволновку, а затем поворачивается и уверенно кивает, смотря на Бёна с полуулыбкой. У парня попросту нет сил возмущаться, но Чанёль и так знает, что парня волнует эта тема. У них понимание без слов. Не всегда, но почти. Пак ставит перед ним тарелку, забирая один из бутербродов себе. Они уже и забыли, как вчера уплетали пиццу с лимонадом, но это не делало ситуацию хуже. Когда твой любимый человек на эмоциональном спаде, хочется сделать так, чтобы максимально подарить ему уют и покой. Даже если бутерброды с маслом, колбасой и сыром, а они на здоровом питании. Вроде как. Чанёль садится обратно на свой стул и смотрит на юношу, который уплетает половину порции за считанные секунды. Вот тебе и эмоциональный спад, который ты пытаешься заесть. Бён понимает, поэтому себе не запрещает. Надо — так надо. А затем запивает кофе и поднимает взгляд на мужчину, откидываясь на спинку стула. Пару секунд для того, чтобы прокрутить в голове все, что он видел и чувствовал в тот момент, когда оказался в колумбарии. — Там фото стоит, представляешь? — Удивлён? Бэкхён кивает. — Да. Мне кажется, это мама. Никто больше не мог. Да и такой фотографии больше ни у кого и не было. Юноша вздыхает. Что-то утаивать или скрывать истинные чувства он не будет. Это не имеет смысла. Он просто расскажет всё, как было. Потому что знает — Чанёль выслушает. Не станет судить. — Я ничего не чувствовал. Вообще. Это нормально? Я же должен скучать. Я должен тосковать, но вместо этого я пусто смотрел на фотографию и ничего не чувствовал. Только если… трепет, потому что снова увидел её лицо. Но больше ничего. Я даже сейчас выплеснул эмоции только потому, что был в таком угнетающем месте. Чанёль хмурится. — Это нормально. И ты не должен, Бэкхён. Не должен чувствовать того, чего нет. Её уже нет много лет, малыш. — Но я же её брат. Бэкхён смотрит с таким чувством вины, что мужчина спешит остановить этот поток в его голове. Если сможет словами утихомирить — будет легче справиться. — Люди не могут тосковать вечно. Время пролетает и становится легче. Даже если всё это херня собачья, потому что воспоминания могут в любой момент настигнуть тебя вместе с эмоциями и будет так же больно, как и когда-то в прошлом при потере, но всё же — время латает эти раны. И это не значит, что ты перестал любить её. Это не делает тебя плохим. — Но я чувствую такую вину, Чанёль. — Ты не должен чувствовать себя виноватым за то, что научился жить дальше без неё. И в этот момент отпускает. Резко, быстро и внезапно. Бэкхён смотрит на Чанёля, обдумывая его последнюю фразу, и понимает, что так и есть. — Ты просто идёшь дальше. Ты нашёл в себе силы это сделать, Бэкхён. Думаешь, она хотела бы для тебя худшего? Мужчина снова говорит очевидные и правильные вещи, которых Бён часто просто не замечает или не хочет замечать, потому что ему проще винить себя, как в старые добрые времена, когда они ещё не были в отношениях. И это просто… пиздец? — Я возвращаюсь к тому, что было. Боже, это ужасно. Бэкхён утыкается лицом в ладони на пару секунд. А затем поднимает взгляд на Чанёля и понимает, что тот тоже проследил вполне очевидную (опять же) закономерность. — Врач что-нибудь говорил по этому поводу? Бён задумывается. — Мы сократили наши встречи из-за моей загруженности сейчас, но об этом я ещё не говорил. Мы всё ещё прорабатываем мои сны и бессонницу. Да, они почти не разговаривают на эту тему, потому что Бён обозначил позицию, где чётко указал, что это его личное, но эти границы потихоньку смягчаются. Пак вздыхает, смотря на свой остывший бутерброд, но не спешит его есть по-прежнему. Бён же смотрит на него. Что там в этом взгляде — не совсем понятно. Проницаемость нулевая. — Тебя это злит? — Пак поднимает на него задумчивый взгляд. — Что я похерил весь прогресс и начал снова слишком много думать? Мужчина смотрит пару секунд молча, но затем наклоняется и задаёт понятный вопрос: — Ты серьёзно думаешь, что меня это может злить? — Кивок. Мужчина вздыхает. — Бэкхён, почему я должен чувствовать злость, если знаю, по какой причине всё это происходит? Это не повод для моей злости или подобных негативных эмоций. Я лишь переживаю за тебя, вот и всё. Парень поджимает губы, берёт чашку в руки и делает парочку больших глотков. Снова он странно себя чувствует. И даже не знает, в хорошем ли смысле, потому что речь о прошлом. О том самом, в которое не очень хочется возвращаться. Именно в эмоциональное прошлое. Где покоя не было практически никогда. Стоит только вспомнить его приступы агрессии или перепады настроения в бешеном ритме. Взгляд резко падает на бутерброд, который мужчина так и не тронул. Пак даёт немое согласие, мол, ешь, я всё равно не буду, и Бэкхён под короткий смех своего мужчины притягивает тарелку к себе. Ему почему-то необходимо сейчас забить желудок до отказа, компенсируя опустошённость таким вот неверным образом. И уже после того, как последний кусочек оказывается в желудке, хочется одного — лечь и не вставать с постели, пока снова не появятся силы идти дальше. — Когда всё наладится, Чанёль? Бэкхён знает, что это сложный вопрос, но ему слишком сильно хотелось задать его. Потому что сам он ответа не знает. И Чанёль может не знать. Да никто не знает этого ответа, но всё же. Мужчина задумывается. — Когда я увезу тебя отсюда, всё наладится. Бэкхён устало улыбается, вставая для того, чтобы убрать тарелки и чашки. — До этого ещё целая зачётная неделя. Тарелки помыты. Чашки тоже. Бэкхён сразу же направляется в спальню, уводя за собой и Чанёля, который бурчит что-то про работу, но это так не важно, когда юноша утягивает в короткий, но чувственный поцелуй прямо перед тем, как упасть в кровать. Все мысли о работе пропадают, стоит Паку лечь рядом. Конечностями переплелись, прижались намертво друг к другу. На смену «ничего внутри» приходит покой. — Юра в порядке? Юноша раскрывает глаза, улыбаясь. — Да. Хорошо, что она была со мной там. Мужчина смотрит странно, но затем тоже улыбается. — Я рад, что она может о тебе позаботиться, когда я не могу быть рядом или моё присутствие не имеет необходимости. Это предложение смущает. В плохом смысле. Бэкхён хмурится, отодвигаясь на пару сантиметров. — О чём ты? — Я? — Бён кивает на этот риторический вопрос. — Я просто много думал над тем, что случилось. И пришёл к выводу, что рядом с тобой всегда есть и будут люди, которые смогут о тебе позаботиться, если я не смогу. После травмы и всего того, что случилось — я стал больше задумываться о близких. Бэкхёну физически больно от этих слов. Не потому что Чанёль говорит о таком, а от того, что он думал об этом. От того, что снова ставит своих близких на первое место. От того, что вообще допустил мысль о том, что может оставить Бэкхёна без себя. — Ты от меня не отделаешься, Чанёль. Бэкхён вжимается собой в Пака, чувствуя необходимость быть как можно ближе. — Эй, ты чего? Мне кажется, все люди думают о таком, когда случается то, что случилось и со мной. Переосмысление и всё такое. — Я знаю. Просто это прозвучало очень паршиво и страшно. Чанёль приподнимает за подбородок, касается губами лба и прижимается своим к бёновскому, чтобы затем поцеловать в губы. Мягко, коротко, но с определённым посылом, который понятен только им двоим. Бэкхён чувствует сонливость с такой силой, что не собирается ей противиться, поэтому когда Чанёль снова прижимает его к себе, позволяя уткнуться куда-то в грудную клетку, юноша закрывает глаза, собираясь полностью отключить голову. Но вдруг резко вспоминает то, о чём хотел спросить ещё утром перед тем, как уехать, но забыл. Пока не спросит — не позволит себе окунуться в царство Морфея. — Что мне приготовить? Чанёль хмурится, но потом доходит. Ухмылка его эта… ни с чем не сравнится. Бён уже готов закатывать глаза, потому что примерно знает, что может услышать в ответ на этот вопрос. — Себя. Что Бэкхён делает? Закатывает глаза. — Я серьёзно. — Я тоже. — Пак Чанёль. — Бён Бэкхён. — Издеваешься? Мужчина смеётся, чмокает в нос и снова притягивает к себе. — Всё, что захочешь. Не принципиально. Сехун всеядный. Насчёт этого не переживай. Юра поможет. Так что… готовь всё, что твоей душе угодно. — Бэкхён кивает, снова расслабляясь. — Но себя в первую очередь. Занавес. Бэкхён больно кусается, оставляя след на мужской шее, но Чанёль лишь хохочет. Неисправимый.