Эта ночь была особенно черная: темные тучи заволокли все небо, не оставив свободного клочка ни яркой луне, ни маленькой звезде — ночь посеяла непроглядную тьму над всем островом.
Однако в лагере Вааса никто на это не обращал внимания, так как вся главная площадь давно была освещена лампочками и переливалась бликами цветных прожекторов, да и пиратам было не до этого: судя по звукам, у них была очередная мозговыносящая попойка, хрен знает, в честь чего или кого устроенная. Ублюдки отрывались словно в первый и последний раз в жизни: на всю возможную громкость врубили дабстеп, от чего тот бил по ушам и бит его доходил до всех уголков лагеря, сами пираты бухали и громко выкрикивали несвязные речи, как какие-то орангутанги.
Меня же благополучно кинули в клетку по приказу Монтенегро. Это был очередной задний двор за высоким разукрашенным в граффити зданием, где источником света оставались только блики, еле достающие с площади до входа на задний двор. Здесь, в полнейшей обособленности, «складировали» клетки с пленниками, так как никто из пиратов не хотел наблюдать их перекошенные, мокрые от слез лица лишнюю минуту. Отовсюду слышались жалобные всхлипы и плач туземцев, периодически они успокаивались и обменивались несколькими словами, но вскоре вновь поджимали ноги к груди, чтобы уткнуться носом в колени и продолжить вздрагивать всем телом.
И я не особо-то отличалась от всех этих людей: такая же пленница, чья судьба уже давно предрешена ублюдком, что насильно удерживает всех нас здесь, на своем острове, я так же отчаянна, так же сломлена, так же ментально убита. Единственное, что отличало меня от пленных — это причина моих бегущих ручьем слез.
Ева.
Она заняла все мои мысли. Я не могла думать о чем-то постороннем и не хотела. Мысли о побеге ушли на дальний план, словно где-то внутри от моего сердца оторвали ту часть, что еще хотела бороться, которая не собиралась сдаваться, не была сломлена. Сейчас же очередная попытка сбежать рассматривалась мной как что-то бесполезное и ненужное, что-то, что не принесет успеха, скорее, принесет только новую порцию физической боли. Я не сопротивлялась ни когда меня грубо схватили за руки двое конвоиров, ни когда они толкнули меня в клетку и бросили мне в спину издевательскую насмешку. Больше я не хваталась за прутья, не пинала их и не пыталась проделать манипуляции с замком. Опираясь на ватные дрожащие ладони, я отсела в дальний угол клетки, прячась в тени, куда не доставал свет из окна бетонного здания, и спрятала лицо в грязные ладони.
Окончательно осознание того, что Евы больше нет в моей жизни, пришло именно сейчас, тогда, когда никого, кто мог бы поддержать или утешить, не оказалось. Теперь, находясь не только в моральном, но и в физическом одиночестве, я очень быстро впала в состояние истерики. Я не могла даже вздохнуть полной грудью: дыхание сбивалось от горячих слез, сердце бешено колотилось от страха перед этой пустотой, которая подстерегала меня впереди.
— Прошу, соберись… — шептала я себе под нос, хватаясь рукой за вздымающуюся грудь, когда воздуха совсем не хватало. — Прошу, не сдавайся…
Мой тихий плач сорвался на жалобный стон, который моментами вырывался наружу, и я не могла ему препятствовать, и ни один пленник не обернулся в мою сторону, ведь такие всхлипы здесь доносились чуть ли не из каждой клетки…
Меня захлестнуло отчаянье: я вспоминала счастливые моменты с подругой, и от этого становилось только хуже. Я решилась поднять покрасневшие глаза, бросив безнадежный взгляд на черную пелену неба.
Ева точно находилась где-то там…
— Иди! — процедила я небу, сжав кулаки. — Вали давай!
В моем голосе сквозила обида. Обида на подругу. Обида за то, что она бросила меня здесь, с этими людьми, на этом острове. И в то же время я невероятно скучала по ней: по ее улыбке и поддержке — и не могла злиться за ее слабость.
— Почему ты не забрала меня…
Сквозь черную облачную пелену, которая заволокла все небо, вдруг пробилась маленькая яркая звездочка — она сверкнула белым бликом и скрылась во тьме так же быстро, как и появилась. Я завороженно уставилась на нее, чуть приоткрыв рот и ловя на опаленном жаром лице прохладный сквозняк. Его свист заправил мои выбившиеся пряди и разнесся по всему двору, заставив пленных вжаться в три погибели.
Опустившийся на остров ночной холод вернул мне способность трезво мыслить. Но, к сожалению, не смог излечить ту глубокую рану, что навечно останется кровоточить в моем сердце…
Рядом послышалась возня: в соседней клетке проснулся мужчина. Я глянула в его сторону и невольно задержала на нем недоверчивый взгляд — длинноволосый бугай выглядел знакомо. Он промычал что-то нечленораздельное, потер затылок ослабшим движением и кое-как принял сидячее положение, шипя ругательства себе под нос. Почувствовав на себе взгляд, мужчина раздраженно вздохнул, обернулся и… Замер. Я замерла точно так же, и глаза мои наполнились недоумением, смешанным с лютой разгорающейся ненавистью.
Клетку сбоку все это время занимал ублюдок Оливер. Значит, все эти дни этот урод проводил здесь: валялся на заднем дворе, как никому не сдавшаяся рухлять. С разбитым ебалом и отстреленным членом, на котором, в теории, должны были быть небрежно наложены швы — иначе объяснить, почему этот человек до сих пор не сдох от потери крови, было невозможно. Да и сам пират стонал при малейшем телодвижении, как побитая шавка.
Теперь, спустя несколько мучительных дней, за которые я прошла все эти гребаные стадии восстановления после той ночи, начиная с осознания и заканчивая принятием, мы вновь встретились в этом блядском лагере. А ведь я мечтала больше никогда его не увидеть. А если и увидеть, то в вырытой на скорую руку могиле…
— Ты…
Мурашки прошли по моему телу, стоило до ушей донестись этому знакомому противному голосу.
— ТЫ! ЭТО ТЫ, СУКА! Из-за тебя я сижу в этой дыре!
Оливер, словно бешеный шакал, вцепился в прутья клетки и стал забрызгивать слюной все, что находилось вблизи от него.
— Если бы не ты и эта белобрысая шлюшка Вааса, меня бы здесь не было блять! Надо было грохнуть тебя еще тогда, в клубе Фостер!
Он с силой ударил мощным кулаком по клетке, но ему не хватило силы даже на то, чтобы та пошатнулась. Возможно, его просто морили голодом: он успел заметно «высохнуть» и теперь не казался таким мускулистым и коренастым, как прежде.
— Если бы не эта ебучая клетка, я бы с таким удовольствием свернул твою шейку, птичка…
Его губы расплылись в нездоровой ухмылке, а меня тем временем передернуло от этого прозвища. Только этот ублюдок называл меня так.
«Я больше не хочу этого слышать. Не хочу вообще слышать какие-то прозвища в свой адрес. Мне не нужен хозяин. Я хочу быть свободной. Хочу жить и радоваться жизни, жить, если не ради себя, то ради Евы, ради ее жертвы. Я знаю, она хотела бы этого для меня. И я буду. Буду жить. Я найду выход отсюда. Я не позволю Ваасу продать меня. Не позволю ни одному ублюдку вроде Оливера и других пиратов, вроде Монтенегро или его босса (как его там, Хойта?) использовать меня и решать, как мне жить!»
Я продолжала сидеть боком посреди просторной клетки, поджав колени к груди и скептически разглядывая пирата — потное лицо, чьи черты были в моих глазах расплывчаты из-за темноты, его голый торс был покрыт бурыми глубокими полосами, наверное, на нем отыгрались веревкой или даже плетью, на роже все так же выделялись крупные синяки, оставленные Ваасом и его людьми. Я обратила внимание на то, что на мужчине не осталось ни единого пиратского знака, ни единого клочка красной ткани…
Значит ли это, что он больше не пират и умрет, по сути, никем?
— …Так что молись, тварь! Молись, чтобы не попасться мне на глаза вне этих ебаных клеток!
— Знаешь, что? — перебила его я, слегка прищурившись, а затем наклонилась в его сторону. — Пошел нахуй… — выплюнула я и безмятежно отвернулась, словно не человек был возле меня, а мусор.
Тут же сбоку зашатались бамбуковые прутья и раздались громкие ругательства, но я, сжав кулаки и поджав губы, продолжала смотреть вперед, не отвлекаясь на шум справа от себя. Хотя по голой коже продолжали бегать мурашки в паническом страхе того, что ублюдку каким-то образом удастся выбраться из клетки. Пленники уже давно косо посматривали в нашу сторону, они перешептывались и отползали в глубь своих клеток от греха подальше. К счастью, долго терпеть этого барана не пришлось. Из-за угла послышались шаги, и на задний двор зашла пара пиратов, которые без лишних слов выволокли брыкающегося Оливера, попытавшегося добраться до моей клетки, стоило ему оказаться на свободе, и увели его в неизвестном направлении.
Я вздохнула с облегчением…
Около получаса я билась в попытках найти выход наружу, судорожно расшатывая дверцу бамбуковой клетки. В голове вертелась лишь одна мысль:
«
Ты потеряла столько времени. Действуй! Давай же!»
Казалось, Фортуна играет против меня… Пока с площади вновь не послышались приближающиеся ко двору шаги.
Издалека я узнала Крис. Блондинка была вусмерть пьяна и символично держала в наманикюренной руке стеклянную, почти пустую бутыль. Одета девушка была в привычной манере: никакой футболки или майки, только красный лифчик, короткие джинсовые шорты, а на тощих ногах — кожаная портупея, из ремешка которой небрежно торчала рукоять небольшого ножа. Распущенные длинные волосы были измазаны в непонятной цветной смеси, словно эта непутевая пролила на них то ли фруктовый сок, то ли что-то покрепче, и прилипли к смазливому лицу, испачканному косметикой и потекшей тушью.
Шатаясь из стороны в сторону, она не могла даже нормально устоять на двух ногах, ее коленки предательски подгибались. Блондинка побрела шаркающими шажками вдоль ряда клеток, нелепо прищуриваясь и что-то недовольно бормоча под нос. И даже в пьяном угаре она старалась держаться так, словно она здесь богиня, богиня всего этого свинарника. И ключевое слово здесь — «старалась».
Я внимательно следила за поведением Фостер в ожидании, когда она перестанет глазеть на боковые клетки и посмотрит на мою, единственную, стоящую в конце этого «коридора». Но Крис вдруг остановилась, продолжив пошатываться — ее лицо от непонимания превратилось в сморщенный изюм, и она, не заметив меня, вдруг выкрикнула:
— РОБИ!
Из-за угла показался какой-то пират с автоматом наперевес. Выглядел он более-менее трезво, скорее всего, в эту ночь была его патрульная смена, и по его, пускай и трезвой, но пиздецки недовольной роже это было прекрасно видно.
— Ну? — на отвали бросил он, с нескрываемым отвращением наблюдая за состоянием блондинки.
Пират уже заранее знал, что бухой подстилке его босса не понадобится что-то серьезное, и нет причины для беспокойства.
— А пф… — язык девушки заплетался, от чего ее вид еще больше вызывал отторжение. — А я не поняла… А… А где та русская дрянь? А?
Она нелепо обвела рукой вдоль ряда клеток, словно спрашивая, мол: «И где блять?»
Я напряглась всем телом.
Названный Роби небрежно кивнул ей за спину, тобишь, в сторону моей клетки, и попросил девушку отъебаться и больше не беспокоить его, а затем скрылся за углом разрисованного здания. Крис впилась в меня глазами, словно пытаясь разглядеть в темноте ненавистные ей черты моего лица, и, подойдя к моей клетке, присела на корты.
— Как тебе здесь? — пропела она, невинно улыбнувшись. — Хорошо?
Внутри зародился комок злости при виде этой лицемерной усмешки. И я улыбнулась в ответ. Защитная реакция. Должно быть, в ночной тени этот жест выглядел куда более устрашающим, нежели показушность Фостер. Да и моя улыбка была искренней, ведь то, что я ответила девушке в следующую секунду, заставило ее побледнеть на глазах.
— Хорошо… Но не так хорошо, как в комнате Вааса, — широкий оскал, несвойственный мне.
«
— Я смотрю на тебя и вижу себя.»
Глаза психопатки в миг налились кровью, и она рывком просунула руку в клетку в попытке схватить мое лицо своими когтями, при этом издав нечленораздельный рык. Но у меня уже давно выработался рефлекс на такие резкие выпады в мой адрес, и я ловко отстранилась.
— МРАЗЬ! ТЕБЕ ЗДЕСЬ САМОЕ МЕСТО! Послушные овцы проживают свои никчемные жизни у хозяев, а упертые и жалкие, как ты — в клетках!
— То-то я и смотрю, ты своего хозяина уже нашла, послушная овечка, — очередной смешок сорвался с моих губ сам собой.
Лицо блондинки вновь опалило прилившей к ушам кровью.
— Мой… Как ты говоришь, «хозяин…» Дорожит мной, идиотка. А пф… А твой… вернее, твои… Будут тебя трахать и унижать, шлюшка, — заплетающимся голосом процедила она.
Блондинка смотрела на меня, слегка скосив взгляд. Видимо, я двоилась в ее глазах. В ответ на ее детский лепет я лишь сдержанно улыбнулась, прикрывая ладонью рот, и с иронией вспомнила о нашем с Ваасом разговоре этим вечером…
Да никого эта бездушная скотина не любит.
Даже самого себя.
— Чего скалишься?
— Ничего, — бросила я, не желая продолжать этот тупой диалог.
— ВРЕШЬ, СУКА! — взбесилась Фостер, ударив по клетке. — За дуру меня держишь! Слушай блять сюда, русская шлюха. Я слишком долго зарабатывала его расположение и доверие. Сколько боли мне пришлось перенести, чтобы выжить и занять положение здесь. Я единственная девушка здесь, которая смогла стать пираткой. А ты приперлась на этот остров и решила, что так легко избавишься от меня? Думаешь, что сможешь забрать у меня Вааса и занять мое место?! Да что такая тупая малолетка, как ты, может сделать мне, а?!
— У тебя нет других интересов, кроме твоего ебыря? — перебила я девушку, искренне поинтересовавшись такой одержимостью.
— Тебя ебет?
Блондинка пафосно изогнула бровь и смерила меня взглядом с ног до головы, словно я выглядела дерьмом в ее глазах.
— Все, что тебе нужно усвоить, моя хорошая, что он — мой, ясно тебе?
— Я открою тебе тайну, «моя хорошая», — передразнила я слова Фостер. — Мне насрать, окей?
— Врешь… Врешь, гадина! — Крис вновь завела пьяную шарманку, ударив по клетке, и я устало вздохнула.
Этот разговор мне порядком надоел, и я просто отвела взгляд, чтобы вслушаться в шелест листьев, а невнятные бредни этой ненормальной отодвинуть на задний план своих мыслей…
Наконец поняв, что никакой реакции с моей стороны нет, Крис, вновь издав непонятный рык, поднялась на подкошенные ноги, слегка пошатнувшись на высоких каблуках, и схватилась за прутья, чтобы не упасть во все это дерьмо своей нафуфыренной мордой.
— Пф… Че молчишь? Сказать нечего? А?
— Я же сказала, мне насрать. Отъебись от меня и иди подыши перегаром на кого-нибудь в другом месте, — раздраженно бросила я, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Но мой ответ не устроил блондинку, ведь пьяной бабе очень хотелось повыяснять отношения. Она вдруг достала из кармана связку ключей и гаденько ухмыльнулась.
— Значит, так, да? Ну-у не-ет… Пф хах… Сейчас мы разберемся с твоей наглой рожей, русская блядь…
Мое сердце забилось чаще при виде того, как Фостер пытается вставить ключ в замок и тот, мать его, предательски щелкнул. Открыв бамбуковую дверцу, Крис, не дав и опомниться, грубо схватила меня за волосы и вытащила наружу, бросая в паре метров от клетки — я сдавленно зашипела, быстро поднимаясь с земли.
— Неадекватная мразь, — хватаясь за волосы, процедила я.
— Ничего, моя хорошая. Ты мне за все ответишь. А за «мразь» — сейчас же!
Крис сильнее вцепилась в горлышко бутылки, что покоилась в ее руке, и ударила ей об бетонную стену. Десятки осколков тут же разлетелись, заставляя пленников вскрикнуть и отпрянуть в разные углы, но звук разбившегося стекла был слишком незначительным по-сравнению с играющим в лагере дабстепом.
— Розочка? Серьезно? — скептически произнесла я, кивнув на оставшееся в ладони блондинки горлышко от бутылки.
Внешне я изображала полнейшее безразличие и готовность к любому пиздецу, что устроит эта ненормальная, но внутри меня все клокотало и теперь, при виде острия в руке девушки, клокотало особенно неприятно.
— А что? Возьму тебя окровавленной. Люблю мясо с кровью, — рассмеялась девушка.
Фостер с диким воплем подбежала ко мне, замахнувшись острым горлышком. Я отступила на шаг и схватила ее руку, которой девушка держала бутыль, и ее вторая рука тут же вцепилась в мое горло. Блондинка то и дело сжимала и расжимала пальцы, чтобы сдавить мне глотку, но ей мешал мой вздернутый локоть.
На мою удачу, бухая Крис туго соображала, а потому следующий ход был за мной — не дав времени противнице, я вскинула ногу и с силой ударила девушку по колену. Крис, и так плохо стоящая на двух ногах, подкосилась на каблуках и приземлилась на задницу. Усевшись на ее бедра, я так и продолжила фиксировать ее руки над головой, так как осколок от бутылки в ее руке все еще выглядел слишком опасно. Фостер шипела ругательства в мою сторону и извивалась, пытаясь выбраться из-под моих ног, сжимающих ее бедра. Я автоматом оглянулась вокруг в поисках чего-то, чем можно было бы защититься. И я нашла.
Решившись встать на ноги, я не дала подняться блондинке, без сожаления зарядив ногой по ее солнечному сплетению, от чего та предсказуемо закашлялась, обмякнув на земле и выронив осколок. У меня появились считанные секунды — я подбежала к куче какого-то хлама и схватила первый попавшийся кусок арматуры, вцепившись в него, как в спасательный круг. Тяжело дыша, я обернулась к блондинке — шаг, второй, третий. Замах — ее глаза ошарашенно впиваются в мои. Удар. Фостер тут же обмякла на сырой земле.
— Fenita la comédia… — процедила я сквозь зубы, с отвращением смотря на тело перед собой, и отбросила железяку в сторону, сдунув прядь волос со лба.
Девушка была жива. Это хорошо было видно по ее вздымающейся груди. А жаль, я бы обрадовалась, будь это наша последняя встреча. Но добивать эту суку чертова совесть не позволила: слишком уж во мне развито чувство гребаной справедливости, чтобы нападать на беззащитного. А потому действовать нужно было быстро.
«Но сначала небольшой подарочек от меня этим ублюдкам…»
Схватив упавшую связку ключей, я кинулась открывать все клетки, что находились на этом дворе. От такого поворота глаза повстанцев загорелись в ночном мраке, а рты пооткрывались, чтобы захлопать, как у рыб, выброшенных на берег.
— Я хочу помочь вам.
Я не знала, поймут ли повстанцы английский, но русский бы они точно не поняли. Однако женщина, которой я сказала это, облегченно улыбнулась, кивнула, хватаясь за грудь, и переглянулась с другими пленниками, которые томились в следующих клетках. Они, к слову, уже вцепились в бамбуковые прутья, в нетерпении дожидаясь своей очереди на свободу, прося и умоляя выпустить их.
Наконец все клетки были открыты. Это заняло не больше минуты. Я стояла как вкопанная, судорожно соображая, что делать дальше и как сбежать из лагеря.
— Так, окей… Ух ты ж, Господи!
Я вздрогнула, когда обернулась и увидела толпу из нескольких повстанцев за спиной, выжидающе рассматривающих меня.
— Оу, типа… Мне и вывести вас отсюда нужно?
Из толпы вышел мужчина лет сорока, с густой неопрятной бородой, крепкого телосложения. На его руках и лице красовались кровоподтеки, а сам мужчина выглядел ослабшим и измотанным. Еще бы, сколько их здесь держали?
— Спасибо тебе за помощь, — раздался его басистый охрипший голос. — Не стоит медлить, нужно уводить женщин, пока это возможно. Все за мной…
Мужчина махнул рукой остальным и быстрым шагом направился к проходу, откуда недавно выходила Фостер, что лежала сейчас на земле. Проходя мимо, мужчина скривился в недовольной гримасе и сплюнул прямо возле ее лица — я бросила невозмутимый взгляд на ее обмякшую тушу и скептически выгнула бровь.
— Неплохо, — бросил мне он.
Я злорадно ухмыльнулась, в последний раз глянув на блондинку.
— Может, поищем… Не знаю, дыру в заборе? Или попробуем перелезть через стены? — спросила я повстанца, поравнявшись с ним впереди толпы. — Обязательно так рисковать, идя через лагерь?
— На поиски уйдет много времени. А перелезть будет еще сложнее: у нас много раненых и оголодавших. Есть один выход. Меня и моих людей привели сюда через соседние ворота. Пиратов там должно быть немного, судя по тому, что за пир они устроили здесь, так что, если удастся отвлечь охрану — все будет кончено. Мы окажемся на свободе, — кивнул он сам себе.
— Пираты… — цокнула я, бросая взгляд на мельтешащие тени за зданием.
От нервов даже губу прикусила.
— Они мало соображают, особенно когда пьяны.
— А музыка скроет весь кипиш, угадала? — хмыкнула я.
— И ночной мрак нам в помощь. Так что да, угадала… А теперь притухни и следуй за мной, — беззлобно шикнул бородач и, скомандовав всем присесть на корточки и не издавать ни звука, двинулся вдоль бетонной стены на выход с заднего двора.
От творящегося в лагере мурашки пробегали по коже. Посреди главной площади пылал огромный высокий костер, на фоне которого шатались десятки темных пьяных фигур, которые сливались воедино. И это были далеко не только пираты. Там были и пленники — они кричали и молили отпустить их, но пираты лишь безумно смеялись и хватали рабов за шкирки, чтобы с удовольствием подставить лица беззащитных людей к самому пламяни, после чего даже сквозь громкие биты из колонок можно было услышать вопль мученников, словно здесь вершился Люцеферовский суд. Их доставали из огня и отбрасывали, как мусор, и даже в темноте и издалека было отчетливо видно, как лопается обуглевшаяся кожа на лицах пленников.
Пираты беззаботно подливали бензин в костер, не давая тому потухнуть: в пьяном угаре они и не соображали, сколько уже легковоспламеняющейся жидкости вылилось из канистр мимо огнива и что одно неверное движение — все здесь вспыхнет к чертовой матери. А неверных движений здесь дожидаться не приходилось. Пираты не видели дальше своего носа, сталкивались друг с другом, тут же начинали быковать, а затем — драться, бутылки разбивались об столы и об головы, алкоголь из них разлетался в разные стороны, в том числе и в костер, заставляя того пылать еще ярче. Мне казалось, что я заново пересматриваю сцену пира опричников из фильма про Ивана Грозного. Так же страшно, так же завораживающе, так же психоделично…
Музыкальная станция сменилась и весь народ одобрительно заголосил, заставляя питбулей раздраженно разлаяться на такое обилие шума.
— Эй, девчонка! Не отставай!
Услышав голос повстанца, я быстрым шагом последовала за удаляющейся толпой спасенных, которые уже двигались вдоль разложенных ящиков. Я не знала об этой части лагеря ровным счетом ничего, поэтому мне оставалось только довериться бородатому лидеру.
— Вы ракъят? — нагнав мужчину, негромко спросила я.
— Нет. Обычный повстанец.
— Вы знаете, где ближайшая деревня?
— На севере. Сначала нужно покинуть остров этого ублюдка. Там, если будем двигаться без остановок, сможем добраться уже к утру. Хотя… Женщины и старик вряд ли осилят такой опасный путь без передышки.
— Да, вы правы, но…
— Стоять! — повстанец резко вскинул руку, преграждая мне путь.
Я опешила, впившись в него глазами, и только теперь заметила яркий свет от прожектора в полуметре от нас, который мог выдать меня с потрохами.
— Не спи, бестолочь! — процедил лидер.
Я кивнула, и он дал знак идущим за нами людям остановиться. Затем он вновь обратился ко мне.
— Видала? — присвистнул он, впившись озлобленным взглядом в дальнюю точку.
Я проследила за его взглядом, и мое сердце невольно забилось чаще от жгучих воспоминаний.
Монтенегро.
Главарь пиратов стоял на эшафоте, находящемся в полусотне метрах от нас, на холме. Вместе с тремя приближенными, словно гребаный Люцифер, он восседал на ободранном вдоль и поперек диване, наблюдая за страшной картиной творящегося в его лагере хаоса. За спинами ублюдков в ряд были поставлены на колени несколько напуганных повстанцев…
Внезапно Ваасу срывает бошку. Что было тому причиной, понять я не успела, так как не сумела разглядеть случившееся в мелькающем свете прожекторов. Еще несколько секунд я толком не могла рассмотреть происходящее — когда же неоновые блики сменили направление, я вновь увидела главаря пиратов, уже нависнувшего над женщиной-малазийкой, что-то яростно орущего и пропихивающего свой кольт той в глотку. От этого зрелища захотелось выблевать собственный желудок, и мне пришлось на время отвернуться, скривившись от омерзения.
Получив тычок локтем от повстанца, я неохотно вернулась к этой картине. Теперь Ваас смотрел куда-то себе за спину. Смотрел хищно, азартно, слегка удивленно, но в то же время с неподдельным интересом. Сощурившись, я кое как разглядела в темноте черты… Ребенка. Чертова ребенка…
«Нет… Нет, только блять не это…»
С нескрываемым отвращением оттолкнув пленную, от чего та моментально рухнула лицом в грязь, Монтенегро медленно, словно хищный зверь, подкрался ко вжавшемуся в самого себя мальчику. В руке главаря под неоновыми бликами поблескивал его любимый глок. Он присел напротив ребенка и мягко улыбнулся, что-то проговорив, после чего мальчик напуганно потупил взгляд. И это разозлило пирата — внезапно он что-то рявкнул, брезгливо хлопнув мальчишку по подбородку, после чего тот покорно поднял мокрые глаза. Он продолжил через силу держать этот зрительный контакт, даже когда Ваас медленно поднялся на ноги и направил к его переносице дуло пистолета, продолжив что-то тихо говорить…
Мое сердце остановилось при виде того,
как этот ребенок смотрел на Монтенегро: со страхом, с лютейшим страхом, но, сука, без этой гребаной покорности. Да этот маленький ребенок был достоин жить куда больше каждого из нас! Но Ваас уже все решил. Он уже снял пистолет с предохранителя…
— Все, идем! — как-то заботливо произнес мужчина, торопливо пихнув меня в плечо, словно не хотел, чтобы я досмотрела эту сцену до конца.
Мы быстрым шагом забежали за угол какого-то здания, и тут же за нашими спинами раздался звук выстрела, а после — душераздирающий крик матери.
«Как… Как я могла столько дней находиться рядом с этим человеком? С угрозой смотреть ему в глаза? Перечить и огрызаться? Жить с ним в одной комнате? Спокойно делить с ним одну кровать? Есть то, чем он кормил меня? Верить во все то, что он говорил? Как… Как я могла стать похожей на него…»
Мы зашли в какую-то забытую богом часть лагеря. Всего две небольшие хижины, между которыми находились приоткрытые металлические ворота, ведущие во тьму затуманенных джунглей, на свободу. До сюда почти не доставали блики прожекторов и шум и гам с главной площади. Это место охранялось всего лишь двумя пиратами — мужчины беззаботно рубились в карты, сидя за небольшим круглым столом. Путь к опьяняющей свободе был так близко, оставалось только решить вопрос, что делать с пиратами: нападать рискованно, ведь они были вооружены.
— Девчонка, — шепотом позвал меня повстанец. — Ты их отвлечешь, — скорее утвердил, нежели спросил мужчина, от чего все мое недоумение отразилось на лице.
— Что, простите?! — шикнула я.
Я забегала глазами по лицам пленников в поисках поддержки, но что им было дело до меня — повстанцы понурили головы и смущенно опустили глаза в пол, избегая моего вопрошающего взгляда.
— В хижине есть вход с обратной стороны. Я спрячусь там. Твоя задача всего лишь навести шуму, чтобы отвлечь их, — мужчина кивнул в сторону двух пиратов. — Примани этих свиней ко мне и считай, что они уже отбивные.
Я увидела, как забавно дернулись густые усы повстанца, когда тот усмехнулся. И, обреченно вздохнув, согласилась на рискованную авантюру. Оставалось надеяться, что меня просто в наглую не используют, как приманку, ради того, чтобы сбежать…
Я проскользнула за угол одной из хижин, присев в густую листву и выглянув из-за ржавой бочки — как и пообещал лидер, он уже оказался внутри хижины напротив и рукой дал мне знак, что можно начинать. Если бы я только знала, каким образом привлечь внимание пиратов. Возможно, я вполне бы могла наделать шуму внутри помещения, например застучать по стенам или свалить металлическую посуду…
Но от растерянности я не придумала ничего лучше, чем выпасть из-за угла хижины невдалеке от играющих в карты пиратов. Да, я просто упала на землю, даже сама не зная, кем притворяясь: мертвой или без сознания. Ориентироваться на то, что происходит вокруг, теперь приходилось с закрытыми глазами. Мое сердце бешено колотилось, и я боялась, что моя грудь вздымается слишком активно, и это выдаст меня с потрохами.
Реакция пиратов последовала незамедлительно — схватившись за винтовки, они резко поднялись с насиженных мест и встали как вкопанные. Затем они непонимающим тоном обменялись парочкой фраз на испанском и направились ко мне, с каждым шагом заставляя мои конечности бороться с появлением судороги, вызванной стрессом. Когда шаги стали настолько громкими, а неприятная вибрация земли под ними дошла до моего мокрого от холодного пота виска, в голове все запульсировало и пронеслась безнадежная мысль.
«Вот и конец…»
Послышалась возня, сопровождающаяся звуком глухого удара и падающего на землю грузного тела.
— Какого… — не успел и спохватиться пират, что стоял уже надо мной, когда раздался очередной удар, и возле меня рухнуло его тело.
Я распахнула глаза, ошарашенно посмотрев перед собой — рядом лежал мертвый мужчина в красной майке, и под его головой медленно растекалась лужа крови. Я отпрянула, скривившись в гримасе отвращения, и быстро поднялась на ноги, оттряхиваясь и быстро переступая через труп. Повстанец бросил на меня оценивающий взгляд и усмехнулся, что я предпочла проигнорировать, так как все мое нутро уже рвалось к воротам, ведущим на свободу.
Мы вышли за пределы лагеря, аккуратно прикрыв скрипящие ворота. На берегу, где обычно высаживались пираты, перекачивались на морских неспокойных волнах моторные лодки. Всемером мы запрыгнули в одну из них и уплыли с острова Вааса.
Чем дальше мы отплывали от этого места, тем больше мне не верилось, что этот кошмар наконец-то закончился. До самого берега я не отводила взгляд от причала, с которого мы только что покинули остров: сердце внутри сковал страх, пожирающий страх, страх того, что наш побег уже обнаружили, что сейчас на пирсе покажутся шестерки Вааса, они запрыгнут в лодки и каким-то чудом умудряться догнать нас, они повяжут нас и привезут обратно в этот ад, где их босс уже давно дожидается нас и придумал самое что ни на есть «приятное» наказание сбежавшим пленникам, которых он так презирает и всей душой ненавидит, а уже через пару часов в лагере приземлится вертолет, из которого выйдет мой гребаный покупатель и…
— Эй, девчонка.
Погруженная в свои мысли я вздрогнула, когда лидер легонько толкнул меня в плечо локтем. Сфокусировав взгляд на действительности, я, все еще не веря своим глазам, наблюдала за тем, как повстанцы покидают лодку, ступают по мягкому холодному песку, затем останавливаются в ожидании остальных.
Я судорожно перевела взгляд на остров Вааса и никого не увидела, вздохнув так тяжело и одновременно облегченно, что вызвала понимающие взгляды окружающих. Сейчас из-за расстояния и ночной мглы остров Вааса казался таким маленьким. Он был словно одна горящая точка во всем океане за счет света от большого костра и бликов прожекторов. И ничего больше. Однако теперь и я знала, что один такой язычок пламени посреди всего океана способен воссоздать ад на земле.
— Выгружаемся, — скомандовал мне мужчина и протянул мощную ладонь.
Я поспешно приняла его руку и спрыгнула на берег, почувствовав, как намокают кроссовки в морской волне. Мы быстрым шагом направились в джунгли вслед за лидером, и подходя к густой листве, я невольно замедлила шаг, хватаясь за толстый ствол пальмы. Что-то заставило меня остановится, непонятное, неприятное чувство…
«
— Ты облажалась, hermana…»
Я в последний раз бросила взгляд за спину, на остров, светящийся посреди моря. Хриплый голос Вааса, его чертовы слова не выходили из моей головы, заставляя вздрагивать при каждом разе, когда пират всплывал в моих мыслях. Любое воспоминание о нем вызывало холод по всему телу, и я не могла это остановить…
Однако неизвестные даже мне сомнения, которые наполнили радужку моих глаз, испарились так же быстро, как и появились, когда в голове пронеслись воспоминания той боли, что принес мне этот остров и его хозяин.
Я знала, что мне нужно делать. Куда мне нужно идти.
К кому.
Я знала, кем должна стать, чтобы спасти друзей и отомстить за подругу.
Я знала, кто друг, а кто враг. А враги на этом клочке земли — все. Просто кто-то действует в твоих интересах, чтобы получить выгоду, а кто-то вступает с тобой в открытую войну.
Я знала слабые места Монтенегро.
И знала, что путь воина больше неизбежен…
***
Группа безостановочно двигалась, огибая толстые ветки, вьющиеся лианы, тугие сухие корни, торчащие над поверхностью земли. Начинало светать. Ночная чернота медленно испарялась, а погруженные во мрак джунгли стали приобретать свои привычные краски, на листве уже появились первые тусклые блики восходящего солнца. Утомленные и молчаливые лица повстанцев отливали завораживающим голубо-рыжим оттенком, а капельки пота на их лбах и над верхней губой поблескивали под лучами восхода.
В воздухе все еще витала прохлада после холодной ночи, однако солнечный жар уже дотрагивался своими теплыми пальцами до кожи. Запела первая райская птица: я с легкостью разглядела ее алое оперение среди густой верхушки дерева. Запрокинув голову, я перестала обращать внимание на то, что уже в который раз спотыкаюсь об непонятные кочки и корни деревьев: я просто была счастлива и улыбалась как идиотка, с удовольствием подставляя нос и щеки солнечному теплу, стройными яркими линиями проникающему в глубокие джунгли…
Наша группа двигалась около двух часов и без остановки — сзади уже отчетливо слышалось тяжелое дыхание обессилевших повстанцев, но они продолжали двигаться, еле перебирая исхудалыми ногами, ведь они знали, чего мог бы стоить им этот шанс оказаться на свободе…
Позади послышался голос одной из женщин — лидер, что шел впереди нас, участливо обернулся, выслушивая короткую фразу на их туземском языке. Я заинтересованно проследила взглядами за обоими, какими-то телепатическими способностями пытаясь прочесть на их лицах, о чем те говорят. Женщина попутно удерживала под локоть пожилого мужчину, морщинистого старика со смуглой кожей и яркими мешками под глазами. Я поняла, в чем дело, когда лидер слегка замешкался, но все же вздохнул и понимающе кивнул. Женщина помогла присесть старику на землю, заботливо поглаживая его по плечу. Остальные спасенные так же расселись, со стоном удовольствия вытянув затекшие ноги.
— Привал, — бросил лидер, проходя мимо меня.
Я пыталась отдышаться, всем духом борясь с желанием прямо здесь упасть на землю и погрузиться в царство Морфея. Обессиленные условиями пиратского лагеря мышцы нещадно болели при малейших телодвижениях, а после этого ночного маршброска мне стало, откровенно говоря, херово. Единственное придавало мне сил — возвращение к мысли о том, что я больше не в лагере Вааса, я на свободе. И я должна ценить такой подарок Фортуны.
«И у меня остались незавершенные дела…»
— Мне надо идти, — устало бросила я и было направилась в ту сторону, куда вел нас наш лидер, но его голос заставил меня остановиться.
— Девчонке опасно гулять в одиночку по джунглям. Динго, тигры, медведи… Пираты, в конце концов, — незаинтересованно бросил он вслед, даже не обернувшись ко мне.
— Далеко до ближайшей деревни? — проигнорировав замечание повстанца, уточнила я, давая понять, что все равно не собираюсь медлить.
Мужчина выдержал паузу, что-то обдумывая. Наконец он вздохнул и поднялся с земли, подходя ко мне и беря за плечо, чтобы отвести в сторону.
— Все же уходишь?
— Глупый вопрос.
— Куда ты спешишь, девчонка? — недоверчиво спросил мужчина, понизив голос, словно мы обсуждали план по порабощению всего человечества. — Ты можешь доверять нам. Мы обязаны тебе жизнью и…
— Мне нужно найти одного человека. Вот и спешу, — попыталась отморозиться я, но эффекта это не возымело.
Наоборот, только зажгло интерес в карих глазах повстанца, и тот невольно сжал мое плечо сильнее, заглядывая мне в глаза.
— Что за человек? — заинтересованный голос, смешанный с ехидной усмешкой, донесся из его густой бороды.
Я чувствовала, как начинаю закипать. Все нутро уже рвалось в путь, желало найти ракъят.
— Деннис, — быстро бросила я, пожав плечами, чтобы побыстрее закончить этот разговор. — Деннис Роджерс.
Мужчина нахмурился, сведя густые брови.
— Зачем тебе этот человек? — басистый голос показался мне слишком настороженным, но я не придала этому значения.
— Он поможет мне покинуть остров, — соврала я, посмотрев в глаза лидера, который несколько секунд недоверчиво рассматривал меня.
Но мое, пускай и галимое, актерское мастерство, на удивление, меня еще не подводило…
— Двигайся туда, — он указал пальцем направление. — Дойдешь до водопада — увидишь в зарослях узкую тропу — двигайся по ней. Выйдешь на дорогу — по правую сторону будет мост, а там уже и деревню увидишь.
— Спасибо, — благодарно кивнула я.
Я было развернулась к густым джунглям, когда мужчина вновь призывно сжал мое плечо сильнее обычного, заставляя обратить на него внимание.
— Будь осторожна, девчонка. И… — он тяжело вздохнул, обращая взор к спасенным повстанцам. — Эти люди будут вечность тебе благодарны.
И правда — сидевшие на зеленой траве люди благодарно провожали меня взглядом, и я неловко улыбнулась, кивнув непонятно чему. Наконец мужчина отпустил меня и приглашающим жестом руки указал на джунгли.
***
Bryan Tyler — Call of the Wild
Солнце наконец взошло. Птицы запели несколькими разноголосыми высокими хорами. Остров ожил.
Я бежала сквозь дикие джунгли, отгоняя надоедливых насекомых и молясь не напороться на местных хищников. Поток ветра приятно холодил кожу, что царапалась об тонкие острые ветки.
Я уже совсем запыхалась, когда наконец-то добралась до заветного водопада. Это был мощный поток воды, падающий с небольшой высоты, прозрачный и чистый, разливающийся в неширокую, но бурную горную реку. Жар огненного шара уже проник в джунгли, и дышать становилось все тяжелее — я буквально упала на колени перед бурным течением реки, погружая ладони в холодную чистую воду, чтобы утолить жажду, омыть лицо и привести мысли в порядок. Сердце бешено колотилось от очередного маршброска, в висках пульсировало от низкого давления, такого свойственного мне, по покрасневшему лицу скатывались капельки пота, неприятно прилипая к волосам и шее, а пустой желудок сводило от голода. Голова кружилась. Было херово, реально херово.
«А если бы я не смогла убежать? Если бы я сейчас все еще сидела в той клетке? Неужели я уже сейчас была бы продана в рабство и с мешком на голове летела бы в неизвестном направлении, вслушиваясь в обманчиво-ласковый голос своего покупателя и трели вертолета?»
Толпы мурашек пробежали по моей коже. Жар вдруг сменился ознобом, и я вздрогнула всем телом, отползая от реки на пару метров. В глазах потемнело — я потерла переносицу, пытаясь сфокусировать взгляд хотя бы на чем-нибудь. Но все уже было размыленным. На глаза навалился туман, веки приняли необычайную тяжесть. Попытка подняться не увенчалась успехом.
«Еще не время… Еще не время…» — твердила я себе, пытаясь прийти в себя.
Я схватилась пальцами за мокрую траву. Локти подогнулись, а мышцы рук предательски ослабли — я упала на бок и медленно стала погружаться во тьму.
Последнее, что я увидела, было еле заметное движение в листве напротив. Движение чего-то мокрого, неторопливого и… Чешуйчатого?
***
— Джунгли говорят через война…
Шум в голове стал затихать. Сквозь сон я услышала отголоски реальности, но не могла пока осознать это до конца.
— Путь ведет в сердце джунглей…
Я чувствую запах огнива и слышу треск небольшого пламени, вроде бы… От факела. Я ощущаю свои конечности, но все еще не могу пошевелиться… Не могу открыть глаза…
— Следуй по пути…
Реальность проясняется все лучше. Я слышу слова, знаю, кто их произносит. Эхо раздается в ушах и быстро испаряется в уголках моего сознания…
— И найдешь ответ…
Я чувствую тупую прерывающуюся боль на левой руке, на тыльной стороне предплечья, и слышу глухой звук бьющихся друг об друга деревяшек. Человеческий голос, до этого звучащий, как сквозь морскую пучину, внезапно отдал по ушам громким четким произношением, сопровождающимся до боли знакомой усмешкой.
— Плавать в бурю — храбрость. Но загорать на пляже с пиратами — безумие!
Я разлепила веки — передо мной сидел Деннис Роджерс. Проследив за его взглядом, я посмотрела на свою руку и с удивлением заметила какие-то рисунки, напоминающие татуировку. Я не сразу сообразила, что вообще произошло: в джунглях мне стало плохо, я потеряла сознание… Теперь я здесь. Но как так вышло?
— Д-Деннис? — не веря своему счастью, произнесла я.
Я хотела присесть, но мужчина остановил меня, придержав за плечи.
— Ты проснулась. Впрочем, не полностью: рука обездвижена, чтобы сделать татау…
Он вернулся к своему делу, продолжив еще с минуту набивать узоры на моей руке, которую я, к слову, почти не чувствовала и не могла ей пошевелить. Темнокожий заботливо оглаживал результат своей работы, напевая себе под нос какое-то этническое песнопение, почти не шевеля полузакрытыми толстыми губами. Ден выглядел абсолютно спокойным, словно был не удивлен моему возвращению: это не только смутило меня, но и заставило что-то кольнуть в сердце, что-то, напоминающее обиду.
—
Ван га у… Ла-ба ла-ба… Цапля, акула и паук. Я знаю, кто ты, Mary. Ты воин. А татау… Поможет тебе раскрыть твою суть, — обрушил на меня поток информации мужчина, откинувшись на спинку стула.
Я еще раз попыталась пошевелить рукой, и, о чудо, у меня получилось приподнять ее, после чего тупая боль пронзила сгиб локтя. Я завороженно рассматривала татау, пока были силы держать руку на весу: цапля, акула и паук. Их силуэты были выведены черной краской… Выглядело очень изящно, но… Незаконченно?
Я перевела непонимающий взгляд на Роджерса.
— Зачем оно мне? То есть… Я же еще не воин, разве нет?
— Татау раскрывает суть воина, его предназначение. Его носят только великие воины, — пояснил мужчина и добавил, но уже тише. — Алан был последним нашим воином, который погиб, неся на своей руке силу татау. На его место пришел новый воин…
Многозначительный взгляд мужчины не вызывал сомнений, кого именно он имел в виду. И я замешкалась.
— Ты ведь… Ты ведь помнишь, ради чего я это делаю? Я лишь хочу спасти друзей и покинуть этот остров… — растерянно пожав плечами, произнесла я.
Но во взгляде Денниса ничего не поменялось, словно он ожидал именно такого ответа.
— Без татау тебе не спасти друзей, — пояснил он, плавно жестикулируя ладонью в воздухе, а его голос наполнился заразительной уверенностью и воодушевлением, словно мы говорили о чем-то великом. — Ракъят хотят подарить тебе эту силу, потому что верят в тебя. В твое предназначение. В справедливость твоих намерений и твоего желания мести. Ракъят верят в твою любовь к ним. Они верят, что ты станешь великим воином, который избавит их от диктатуры Вааса и его людей.
Деннис вдруг резко поднялся с насиженного места, все так же хитро улыбаясь, и приглашающим жестом махнул в сторону двери.
— Идем.
— Где мы? — спросила я, когда мы вышли из хижины.
Я не узнавала этих мест. Слишком «дико» здесь все выглядело, словно не повстанцы жили здесь, а какие-то аборигены. Если бы не бродящие по территории люди, я бы с уверенностью сказала, что эта деревня заброшена. Крышы домов здесь совсем осыпались, никаких лавок с продовольствием, какие были в Аманаке, здесь не было. Не было и других вещей, напоминающих что-то цивилизованное: например, в других деревнях мне не раз доводилось лицезреть радио, смартфоны и даже телевизоры (хотя их было сложно назвать так, скорее, это были простые говорящие коробки с воткнутыми в них антеннами). Здесь даже такого не нашлось.
Откровенно говоря, я чувствовала себя здесь некомфортно: мало того, что местность выглядела абсолютно не освоенной, а люди смотрели на меня исподлобья, чересчур недоверчиво, словно готовы были в ту же секунду наброситься и вцепиться мне в шею зубами, так еще и само поселение находилось на вершине горы. Я бросила взгляд к горизонту и с ужасом поняла, что ничего, кроме синего неба и моря вдалеке я не вижу, а значит, подножие очень и очень низко…
Какие там страхи заложены человеку эволюцией? Страх темноты, глубины, высоты… Я боялась высоты. Да, очень боялась. Нет, меня не коробило от полетов в самолетах или же проведения времени на крыше.
Меня пугал край.
Стоило мне только представить, что я стою на краю крыши, или вершины горы, или еще где-то — колени подкашивались, а голова начинала кружиться. Я боялась не столько смерти, сколько самого полета, боялась тех чувств, что я испытаю, сорвавшись вниз. Я уверена, что секунды падения для человека тянутся, как часы. Что за это время ты уже сто раз захочешь жить, несмотря на всю жестокость и несправедливость жизни, обдумаешь все то, что не успел сделать, кому не успел признаться в чувствах, перед кем извиниться, или напомнить, что очень любишь своих близких. Что ты полетишь и подумаешь о том, как же больно тебе будет, когда ты упадешь. Как в ушах раздастся громкий треск твоих сломанных костей, как твоя шея и конечности вывернутся в неестественном положении. Какая гримаса ужаса отразится на твоем лице, и вместе с этим выражением тебя положат в могилу. Как твои внутренности разлетятся к чертям, и их сожрут бродячие псы или склюют всеядные черные вороны. А затем под тобой растечется лужа темно-алой крови, вытекаемой из твоей раздробленной головы, и в конце-концов она замарает все твое испуганное лицо, затечет в глазные яблоки, в твой рот, испачкает отколовшиеся зубы. И ты останешься так лежать. Останешься до тех пор, пока кто-нибудь не решится подойти поближе…
Я вышла из ступора, мотнув головой.
— Давай уйдем, а… — нервно буркнула себе под нос, быстрым шагом обходя удивленного, но пожавшего плечами Денниса, который последовал за мной. — Что это за деревня?
— «Ou hut» — произнес Ден, пряча руки в карманы. — «Старая хижина», если понятней.
— А как я здесь оказалась?
— Ты была без сознания, лежала недалеко от пиратской патрульной дороги. Жители Ou hut нашли тебя там. Не знали, что делать. Но один повстанец узнал тебя.
Роджерс обогнал меня на пару шагов и обернулся с усмешкой на губах, проходя какое-то расстояние спиной вперед.
— Сразу доложил благую весть о твоем возвращении.
— Судя по их лицам, не похоже, что они очень-то мне рады, — неуверенно усмехнулась я.
— Эти селяне не доверяют никому, Mary. Как бы тебе объяснить… Эта зона изолирована, скажем так. Никто не хочет строить тут поселения из-за глубоких джунглей и большого количества диких животных. Как минимум — это не выгодно, как максимум — опасно, — пожал плечами мужчина, все так же размахивая руками. — Даже Ваас это понимает. Его людей здесь немного встретишь: одни патрульные, которых мы периодически вырезаем.
Мы подошли к большому джипу цвета хаки — Ден занял место водителя, я же уселась подле него, пристегнувшись.
— Здесь небезопасно для чужаков, Mary. Я отвезу тебя в Аманаке. Там-то народ будет рад твоему возвращению, будь уверена, — усмехнулся лидер, ловко раскручивая кожаный руль.
Мы выехали на главную дорогу. По одну сторону от нас находился крутой обвал с водопадом, на дне которого разлилась чистая, как слеза, река, возле которой меня и нашли. И мурашки забегали по моей коже, когда недалеко от этого места я разглядела на берегу двух пригревшихся на солнце крокодилов.
«Если бы меня не нашли так быстро, скорее всего, не нашли бы никогда. От меня бы даже костей не осталось…»
По другую же сторону была песчаная насыпь, закрывающая нас от палящего солнца.
— Знаешь, где я была все это время?
Мой тон вышел грубее, чем мне того бы хотелось, и я нервно забила пальцами по исцарапанной коленке.
— Знаешь, что я пережила? — поджав голову в плечи, я слегка развернулась к водителю.
Мое выражение лица олицетворяло искреннее недоумение. Неужели они не предпринимали хоть каких-нибудь попыток отыскать меня, спасти? Тогда в чем был смысл всех этих восхвалений в мою сторону, всех этих сказок про великих воинов и силу?
«Я еще не стала воином, а меня уже заживо похоронили, как Алана?»
— Мы искали тебя, — вздохнул мужчина, но его беспокойство в глазах быстро сменилось умиротворением.
Мое сердце забилось от подступающего гнева. Я отвернулась, тяжело вздохнув.
— И это все? Все, что ты скажешь? — продолжила я, метая искры в сторону Роджерса. — То есть за всю неделю у вас и мысли не возникло, что я могла оказаться в лапах Вааса?
— Это первое, о чем мы забеспокоились, Mary. Наши люди начали поиски, но где бы они не искали — все оказалось тщетно. Даже пленные пираты ничего не знали о тебе, и тогда мы стали догадываться: раз никто на острове не видел тебя, значит, ты находишься на острове Вааса. Это место охраняется как Храм Господня — отправиться туда, чтобы проверить нашу догадку, было бы осознанным убийством наших людей. А вчера утром пришел деревенский, откуда-то с западных холмов, ну там, ближе к Алеку Эрнхардту, — он махнул рукой. — Сказал, что видел тебя. И вот тогда он развеял все наши сомнения.
Я недоверчиво покосилась на Роджерса.
«Где этот повстанец мог видеть меня, если все это время я была в плену у пиратов? Если только, когда…»
— Ваас куда-то вез тебя. Повстанец видел вас в одной машине.
Я промолчала, отвернувшись к виду из окна внедорожника. В груди все еще таилась скрытая обида, но поделать я ничего с ней не могла. Она никого не волновала, а потому нужно было лишь запихнуть ее куда подальше и вновь начать изображать доверие к этим людям… А еще подавить эту жгучую боль от тяжелых воспоминаний о вчерашнем дне, смерти Евы и ссоры с Ваасом.
«Всю эту боль нужно направить в другое русло. Не знаю, правильное ли оно, но я не вижу больше выхода для себя…»
Роджерс напряженно выдохнул, пуская воздух надутыми губами, но уже в следующую секунду его голос принял умиротворение.
— Теперь ты свободна. Теперь у тебя будет время все нам рассказать.
Я провела пальцами по татау, что не укрылось от внимания Денниса.
— Ты снова с ракъят.
Я почувствавала, как он улыбается, бросая на меня продолжительный взгляд в ожидании, что я отвечу на него, но я не могла отвести нечитаемого взгляда от цапли, акулы и паука.
— Ракъят всегда тебя примут.
«Не уверена, что я готова их принять…» — подумала я, прищурившись от выглянувшего солнца.
***
Я провела в Аманаке почти весь день: утолила голод, отмылась от грязи и от всего, что занимало мысли, затем мои раны обработали «лекари», если их можно было так назвать, ибо их знания в медицине ограничивались лишь прикладыванием к ранам местного «подорожника» и спирта. Это заняло у меня около часа, оставшееся время я проспала без задних ног — упала на свою кровать и тут же вырубилась, не ощущая всю жесткость постели и наплевав на специфический запах ладана. Даже моему мозгу уже не хватало сил, чтобы спроецировать для меня какой-нибудь сон или кошмар. Только пустота. И долгожданная тишина. Никаких голосов прошлого…
Покинула я хижину к тому времени, когда небо окрасилось в ярко-оранжевые тона, солнце уже коснулось нижним основанием горизонта, жара отступила, и на ее место пришел прохладный ветер, развивающий большие пальмовые листья над головой. Я покинула Аманаке с целью побыстрее добраться до особняка Доктора Эрнхардта.
«Бедный старик, наверное, уже похоронил меня…» — думала я, вспоминая наш последний, очень тяжелый разговор…
Путь до особняка занял не более получаса. Подходя к зеленой оранжерее по узкой песчаной дорожке, я по привычке вслушивалась в металлический скрип крутящегося флюгера, пока мой слух не уловил посторонние голоса, доносящиеся с первого этажа дома. Это были мужские, грубые, прокуренные и нахальные голоса. Я встала как вкопанная, прислушиваясь к контексту, чтобы определить, кем могли быть эти люди. И догадаться оказалось несложно.
«Пираты…»
— Блять! — тихо ругнулась я и на цыпочках забежала за особняк, присаживаясь под открытой форточкой и вслушиваясь в то, что происходит в доме.
— …Он так сказал нам! Не обессудь, док!
— Йоу, Клейтон, сколько дури в тебя вместится?!
— Заткнись блять, — гадко усмехнулся один из пиратов. — Надо напороться про запас. Таких вечеринок, как вчера, походу, теперь нет смысла ожидать.
— Сучка сбежала, сверкая пятками! — повысил голос второй, хотя их разговор и так шел на повышенных тонах. — Ну а Ваас всех на уши поставил. От этой девочнки столько проблем, а отдуваться как всегда нам!
— Кто сбежал? — вдруг послышался безмятежный голос Доктора Эрнхардта, который явно растягивал губы в легкой улыбке.
«Слава Богу, с доком все в порядке…» — пронеслось в голове.
— Товар Вааса. Русская пленница, — ответил первый, по имени Клейтон. — За ее задницу таких бабок обещали, а в итоге что? Глаз да глаз за этой сукой нужен.
Пират прервался, чтобы щелкнуть зажигалкой и закурить.
— Ты свидетель, Джон? Скажи, малая не от мира сего! Сколько раз ей уже удалось избежать гнева босса? И бляха сбежала же в итоге!
Я не смогла сдержать лезущий вверх уголок губ. Больно мне льстил этот недоумевающий и недовольный тон, с которым пираты отзывались обо мне.
— И где же пленница Вааса сейчас? — все также улыбаясь, уточнил док, судя по звуку, наливая в стакан воды.
Он был рад новости о моем спасении и даже не скрывал этого, однако шестерки Вааса не зря славились своей тупостью.
— Я еще раз объясняю тебе, мужик: по этому вопросу мы и здесь, — в угрожающе ехидном тоне ответил Джон, громко выпуская сигаретный дым изо рта.
Затем он принялся растягивать слова, чтобы воспроизвести атмосферу напряженности.
— В чем соль. Босс тут приказал наведаться к тебе, старик, мол, ты та еще лживая падаль, — он усмехнулся и, по-видимому, спрыгнул с кухонного стола, на котором вальяжно рассиживался. — Сказал, ты можешь прятать девку у себя… Так что давай решим это дело мирно, мужик, и не будем ляпать эти и так обшарпанные обои кровью, мм?
— Почему же Ваас решил, что его товар у меня?
Я уже успела напрячься всем телом, в то время как док был все так же абсолютно спокоен, словно не верил в угрозы пирата или не боялся их.
— Ко мне за последние три года никто кроме ваших людей не заходил.
— Он нам не отчитывается блять, — бросил Джон, но его тут же перебил более мирно настроенный Клейтон.
— Да хуй его знает, док! Ваас думает, вы давно знакомы с этой потаскушкой. И всего-то.
Я автоматом прикоснулась к ожогу на ребре, вспоминая допрос Монтенегро. И по телу пробежала дрожь от осознания того, что пират так и не поверил в мои слова.
«Он перевернул все наоборот. Не я обманула его, а он меня. Ваас все это время строил из себя наивного идиота, но ради чего? Почему сделал вид, что поверил в мою ложь?»
В раздумьях я невольно упустила часть разговора.
— …Там наверху никого.
Green House проверили от и до. Ему больше негде ее прятать, Джон.
Судя по звуку, Клейтон неспешно спускался со второго этажа, так как его голос звучал уже отдаленнее.
— Хэй, док, у меня швы походу разошлись, сделай с этим что-нибудь, а! — обратился он к алхимику.
— Ла-адно… — снисходительно усмехнулся Джон, но, скорее всего, смена его настроения была связана с принятием наркотика. — Я вижу, ты честный мужик. По глазам вижу…
Послышалось недовольное шипение Клейтона, когда Эрнхардт принялся по-новому зашивать его рану. На время в комнате повисло молчание, прерываемое кашлем Джона и шипением Клейтона.
— Как на поминках, мужики! — вдруг бросил Джон, азартно хлопнув в ладоши. — Давайте, раз уж сидим, скоротаем время охуительной историей, а?
— Расскажи-ка доку, что было утром.
— Бля, после вчерашнего движа проснулся — рожа опухшая, в горле, как кошки нассали, голова раскалывается и…
— Про покупателя, идиот!
— Твою же мать, точно! Окей, док, вот тебе охуительная история.
Я тоже с интересом прислушалась, рухнув задницей на землю и расслабленно припав лопатками к стене.
— Этим утром за сбежавшей сучкой должен был явиться покупатель. Вернее, его шестерка, чтобы забрать товар. Однако эти ебланы приперлись за пару часов до назначенного срока, а все наши после вчерашнего лежали в отрубе и нам с похмелья было откровенно похуй, че нужно этим хуям с материка. Ну да ладно… Босс тоже был не в настроении, отрывался вчера похлеще многих, столько «возвратов» полегло, мы эти кишки никогда не отмоем… Короче этот мудила разбудил всех гулом своего сраного вертолета. Ваас тоже встал не с той ноги, а когда вышел на площадь и узнал о прилете этого пидорка с континента, был уже готов прострелить ему бошку. Вышел, главное, и такой:
— Хули так рано, amigo? Твой босс не знает о такой хуйне, как часы, или это ты такой непунктуальный блять?
— Точняк! Мы тогда все как один охуели и аж протрезвели на месте, — усмехнулся Клейтон и пояснил. — Ну знаешь, босс никогда за все то время, по крайней мере, что я знаю его, не хамил клиентам. Похуй, что шестерке, но все же ебучему клиенту!
— Да дальше еще круче, — продолжил Джон. — Они там обменялись парой фраз, и босс какого-то хуя достал глок и приставил его к обосравшейся роже парня! А через секунду пацан уже стоял на коленях, а Ваас ему че-то пытался вдолбить в голову, как он это умеет делать…
— Этот мужик умеет надавить… У меня лично от него мурашки по коже, — недовольно буркнул Клейтон.
— Заткнись. Прикол в том, док, что парнишка еще пытался объясниться с боссом, но Ваас от этого взбесился, схватил мудака за грудки и выкрикнул тому в лицо что-то по типу:
— Меня не ебет, чего хочет твой ебучий босс, hermano! От меня он получит только хуй и пулю в голову, а не гребаную девчонку, окей, amigo?!
— А потом он застрелил этого посредника к хуям собачим! — заржал Джон, и его омерзительный смех подхватил Клейтон, чей смех был высоким и скрипучим.
— Помнишь, что он сказал? — сквозь смех, спросил Клейтон.
— Это мой остров! Мои ебучие правила, парни! Мой чертов товар! А вы блять мои люди! Так что пошли эти материковые крысы нахуй, когда пытаются лезть в мою, сука, империю!
— Не, ну боссу респект, — отсмеявшись, продолжил Джон. — Умеет он на хую вертеть этих богатых свиней…
Слушая все это, я медленно, но верно онемевала, как физически, так и морально.
«Ваас застрелил человека моего покупателя еще до того, как узнал, что я сбежала? То есть осознанно. То есть намеренно. Но к-как… Как такое возможно? Все это время он так рьяно вбивал в мою голову мысль о том, что продаст меня, что часики тикают и уже совсем скоро приедет покупатель. Даже в нашу последнюю встречу это были его последние слова! В его голосе звучала такая искренняя ненависть… Тогда зачем? Тогда зачем это все?! Неужели его не страшат последствия такой выходки? Или… Он передумал? Тогда когда? В какой момент это произошло? И как на самом деле долго он жил с этой мыслью?..»
«
— Запомни, Mary, твоя жизнь всегда была моей…»
Опять его гребаный голос!
«
— Смирись нахуй и перестань бороться! »
Его крик каждый раз отзывается эхом, давя на виски.
«
— Как бы ты не старалась помочь себе — это тщетно, пока существую я, окей?»
Только слыша один его голос изо дня в день я словно подвергалась насилию. Даже осознавая, что все его слова сейчас являются лишь отголосками моих воспоминаний, я все равно не могла избавиться от эффекта присутствия,
его присутствия, чувствуя, как он морально добивает меня, находясь при этом очень и очень далеко.
«
— И я продам тебя блять. Утром же. Так что смирись, сука. Смирись!»
Что изменилось за одну эту ночь? Не алкоголь же, не наркотики ударили в голову Вааса, заставив его так внезапно изменить свое решение, свой план, который он вынашивал с нашей первой встречи, свое предвкушение куша, который он получил бы за меня? Я думала, что Ваас больше не удивит меня, но этот псих оказался еще более непредсказуемым.
«
— …От меня он получит только хуй и пулю в голову, а не гребаную девчонку, окей, amigo?!»
«Чертов псих…»
Я просто отказывалась верить во все это, приложив ладонь к лицу, до боли сжимая ей губы и нос, и отрешенно смотря в сторону.
Просто… Какого черта?
